Еще один монолог о диалоге (и полилоге)

62
лингвистик Л
Научный сотрудник
Института
русского языка
им. А, С■ Пушкина
канд. филол. наук
А. Р. Балаян
Еще один монолог
о диалоге
(и полилоге)
I
В лингвистике сейчас в разгаре эпоха так
называемого «функционализма». При всем
разнообразии воззрений на природу лингви­
стической функциональности существует, ви­
димо, некоторая общая платформа, на которой
сходятся все лингвисты, декларирующие
«функциональный» подход. Она такова: в
отличие от изучения формально-структурных
свойств и реляционного каркаса языка —
системы (или наряду с ним), функциональный
подход стремится изучать язык с точки зрения
выполнения им основных функций (коммуни­
кативной, накопления информации, эстетиче­
ской и т. д.). Хотя лингвистика всегда была и
является функциональной, безусловно, что
большее, чем раньше, внимание лингвистов к
деятельностной стороне языка уже принесло
многочисленные интересные результаты.
Язык-система и его функционирование на­
ходятся в отношениях сложного диалектиче­
ского взаимопроникновения. Одно из направ­
лений этих отношений — от системы к узусу.
Чем более «периферийным» является пласт
языковой структуры, тем более содержатель­
ными являются единицы данного пласта.
Если структура — это «относительно устой­
чивое единство элементов, их отношений к
целостности объекта, инвариантный аспект си­
стемы» [1, с. 140], то свойства инвариантной
структурности обнаруживают не только глу­
бинные уровни языка-системы — фонология,
морфология, конструктивный синтаксис — с
их
относительной
независимостью
от
функциональной нагрузки [2], но и главные
схемы речевого общения, например основные
фигуры диалога.
Итак, на периферии языка-системы суще­
ствуют особые образования языковой формы,
безусловно входящие в эту систему, со своей
внутренней структурной инвариантностью,
устойчивостью. Их можно назвать коммуника­
тивными стереотипами. Уровень коммуника­
тивных стереотипов является, вероятно, одним
из главных механизмов «выхода» языка-си­
стемы в коммуникацию, взаимного их «при­
способления», и мы (сначала бессознательно, а
потом сознательно), овладевая родным язы­
ком, обучаемся этим стереотипам как структу­
рам языка точно так же, как и парадигмам
грамматики. Когда мы сознательно учимся
составлять деловые выступления, во многом
бессознательно иронизировать в споре или уж
совсем бессознательно «подлаживаться» к
симпатичному нам собеседнику — чем, одна­
ко, потом вполне сознательно пользуемся
(сравните, например, «диалог-унисон»), мы
овладеваем особым уровнем языковой формы.
Попробуем предположить, какие механизмы
опосредствуют отношения уровня коммуника­
тивных стереотипов с более привычной нам
областью языковой формы.
Это — усиленно исследуемые в последние
годы механизмы «функционального синтакси­
са». Последние работы в этой области убе­
ждают в том, что речь должна идти не о
едином, одноплановом синтаксисе, а о
нескольких каналах организации коммуника­
тивной динамики высказывания. Сколько этих
каналов? Если помнить старый закон научного
исследования — не умножать без нужды сущ­
ностей, то можно выделить по крайней мере
три: то, что можно назвать смысловым, акту­
альным и модально-диктальным синтаксисом,
т. е. каналами последовательного развертыва­
ния абстрактно-языковых смыслов в их акту­
альной ситуативной динамике с выражением
«своего к этому отношения» со стороны гово­
рящего.
II
Действительно, что мы знаем о диалоге?
Формальная сторона русского диалога (в тра­
диционном понимании формы) была хорошо
изучена уже к началу 70-х годов1. Обозначив­
шийся затем поворот исследовательского ин1 Х орош ее представление о состоянии разработки
проблемы в советском языкознании мож но получить из
обзор а 3 . В. Валюсинской [3]. И з иностранных авторов
следует указать работы Д. Д ж аф ф и, С. Клеммера,
Г. Глекнера, Л. Рейманковой, И. Цамутали, Т. Олаха и
Др.
i
диалог
и полилог
тереса в сторону «функциональных» свойств
диалога оформился в виде трех подходов:
— со стороны социально-психологических
и частично психолингвистических категорий;
лингвистическая интерпретация результатов,
добытых этим подходом, все еще, однако, ждет
своего часа;
— со стороны наиболее, вероятно, популяр­
ного аспекта «функционального» синтакси­
са — актуального членения (или функцио­
нальной перспективы) предложения/выска­
зывания, а также некоторых категорий «линг­
вистики текста»;
— со стороны так называемого модальнодиктального подхода. Прежде чем перейти к
его описанию, сделаем ряд замечаний.
В диалоге коммуникативные стереотипы
предстают в форме диалогических тактик.
Диалогическая тактика — это конкретно­
действенная программа реплицирования, кото­
рую говорящий избирает на основе контекста
и конситуации общения для реализации той
или иной коммуникативной установки. Так­
тика принципиально учитывает наличие собе­
седника.
Введение понятия диалогической тактики,
как, впрочем, и сам модально-диктальный под­
ход, понадобились для того, чтобы преодолеть
определенное противоречие, возникшее к на­
чалу 70-х годов в исследованиях по диалогу.
Тогда выяснилось, что диалог обладает столь
же ярко выраженной асимметрией формы и
функции, как и остальные лингвистические
явления. В диалоге (в том числе русском)
широкий спектр коммуникативных задач ре­
шается довольно скудным набором формаль­
ных средств. Изоморфного «разнесения по
клеточкам» при этом явно не получалось, и
единственным, как нам кажется, путем преодо­
ления как простого формального каталогизаторства, так и отвлеченных рассуждений о
«функциональных» категориях было нахожде­
ние такого языка описания, который был бы
одинаково «открыт» в плане содержания и
выражения, давал бы возможность лингвисти­
ческого описания диалога, но описания объяс­
няющего, а не только фиксирующего.
При формулировке нашего подхода мы,
основываясь на идеях Ш. Балли, С. Карцевского, Н. Д. Арутюновой, предположили тя­
готение всего спектра диалогических тактик к
двум полюсам — к диктальности (т. е. уста­
новке на сообщение, когда говорящему пред­
стоит проинформировать слушающего о са­
мом факте) и модальности в самом широком
смысле (т. е. установке на личное отношение к
реплике собеседника и к конситуации2).
Сходные идеи применительно не только к
диалогу, но и к любому тексту, рассматрива­
емому с точки зрения его коммуникативной
деятельностной интегральности, высказывали
такие разные по своим интересам лингвисты,
как Я, Мукаржовский, Ч. Фриз, Л. Якубинский,
А. Волошинов,
К. Кожевникова,
О. Кафкова, М. К. Соловьева, А. Н. Алисо­
ва.
О том, как широко должна пониматься
модальность при изучении речевого общения,
писал Н. И. Жинкин, отмечавший, что «лишь
при наличии модальности речь обрастает
живой плотью и кровью убеждения, призна­
ния, отклонения, надежды, сомнения, опасе­
ния» [9, с. 32].
Попытаемся проследить функционирование
одной из диалогических тактик при решении
различных коммуникативных задач в доста­
точно широком спектре — от относительно
простого диктального вопроса до иронии.
Назовем эту тактику «тактикой выяснения и
уточнения»3.
Вот эта тактика в простом вопросе, ориенти­
рованном на диктум реплики-стимула, а также
в невопросительной реплике:
— Кто заинтересован?
— Алымов.
(1) — Алымов? Это кто же?
(В. Кетлинская)
— Ну, а как она?
(2) — Она? Кто она?
(В. Панова)
— Что-то я не помню, чтобы сегодня
стреляли.
(3) — А вчера вечером? Или ночью?
. (А. и Б. Стругацкие)
Как видно, тактика диктального уточнения и
выяснения оформляется в наших примерах
обычным в диалоге приемом — переспросом
(1 и 2), причем продолжение реплики после
переспроса может быть различным -— в зави­
симости от того, насколько понят диктум сти­
мула. При этом переспрос может также содер­
жать скрытый намек на явно невыраженную
информацию.
17]. Ссылка на С. Карцевского в этом контексте может
показаться неожиданной, но следует заметить, что в ста*
тье Sur le parataxe et syntaxe en russe он писал, что «ка­
жется возможным выделить две значительные разно­
видности диалога. Одна разновидность, назовем ее
„оппозитивной“, заставляет думать о своего роли дуэли... Другая разновидность представляет как бы обмен
вопросами и ответами; цель ее — информация» |8,
с- 36].
3
Следует заметить, что при более тщательном ана­
2 См. наши публикации [4, 5, 6], а также изложение лизе следовало бы «выяснение» и «уточнение» рассма­
тривать как две различные тактики.
модально-диктального подхода Н. Д. Арутюновой в
64
ЛИН ГВИ С ТИ К А
Говорящий может ориентироваться либо на
рему, либо на тему (3) стимула, причем иногда
материал стимула используется, а в (3) — нет,
но в обоих последних случаях тактика оформ­
ляется приемом антиципации — предвосхище­
ния возможной информации.
Любопытным примером тактики полемиче­
ского, модального уточнения и выяснения
является тактическая схема, которую можно
условно назвать «Да, но...» (притворное согла­
сие, «заманивание» оппонента 4- возражение,
полемика). Эта схема интересна тем, что ее
структурный инвариант всегда проступает до­
статочно четко:
— Но разве можно, чтоб в вашем воз­
расте — ... такие записки!
(12) — А с какого возраста можно любить
другого человека?
(Д. Павлова)
— А куда же я пошел?
— Прямо на завод! И даже... к станку...
(6) — Но с каким прицелом?
(В. Кетлинская)
— Тебя, может, побили?
— До синяков.
(13) — Ладно, не расстраивайся.
(А. и Б. Стругацкие)
— Но ведь все понимают, что это твоих
рук дело.
(7) — Пускай понимают. А как докажут?
Понимать мало, надо доказать.
(Ф. Вигдорова)
— Я лучше с крокодилами буду плясать,
чем с этими.
— Напрасно. Ребята как ребята.
(14) — Да, каждый в отдельности. И днем.
(А. и Б. Стругацкие)
При этом, как и в немодальной тактике,
здесь можно начинать либо с «отраженной»
речи (7), либо с эстафетной антиципации (8),
где как бы предвидятся возможные возраже­
ния оппонента. В полемике, однако, в тактике
полемического модального выяснения и уточ­
нения отраженная речь, перенесение в реак­
цию материала из стимула используется чаще,
особенно в невопросительных репликах:
— Ты останешься здесь!
— Почему?
(8) — Без «почему». Останешься.
(Д. Павлова)
— От меня теперь ваша зачетка не зави­
сит.
(9) — Но мои знания зависят...
(Н. Анчаров)
— Не вижу натюрморта.
(10) — А я так вижу.
(В. Тендряков)
Любопытно, что при этом (как можно
частично видеть и из приведенного материала)
отношение между темой и ремой реакции и
стимула оказывается достаточно безразличным
к этим изменениям, обнаруживая относитель­
ную независимость от «функциональной» на­
грузки. (Вот еще один пример асимметрии
формы и функции в диалоге!)
Никаких особых технических и формальных
новинок не обнаруживается и в иронии. Разбе­
рем несколько образцов тактики иронического
уточнения и выяснения, оформленных как
вопросительные, так и невопросительные ре­
плики:
— Сейчас подадут свежее пиво. Только
что завезли! И раков заменят.
(11) — Их только что поймали?
(Э. Брагинский и Э. Рязанов)
— Ученый умрет, а мозг будет продол­
жать жить, творить.
(15) — Читать лекции, слушать музыку, ру­
гать сотрудников за нерадение.
(Н. Анчаров)
Внешне, кажется, все, как было: отраженная
речь (11) и (12), эстафетное продолжение (14),
(15) и вторая реплика в (13), привычный ход
актуального членения. Но есть одна важная
особенность: тактика иронического уточнения,
т. е. тактика модальная раг ехсеИапсе, строит­
ся, как оказывается, по принципу псевдодиктальности, т. е. диалогическая реакция в этом
случае притворно ориентируется только на
диктум стимула,4 Это особенно наглядно про­
является при использовании приема эстафет­
ного продолжения, антиципации, который в
тактике иронического уточнения и выяснения
всегда является доведением тезиса оппонента
до абсурда — появление совершенно невероят­
ной информации (11) и (15). Не чужд ирони­
ческой тактике и прием строго информатив­
ного эстафетного намека на неизвестные (или
известные) оппоненту обстоятельства (14),
(16), (17):
— Наши отношения касаются только нас с
мужем.
— И Арефьевой.
(16) — Что вы хотите этим сказать?!
(Д. Павлова)
4
Н едаром ведь Дж . Вико называл иронию «ложью
которая силой рефлексии надевает на себя маску исти
ны» [10, с. 149].
Диалог и полилог
— А в музеи ходят, я смотрю, одни тури­
сты.
(17) — И похитители картин.
(Э. Брагинский и Э. Рязанов)
При таком подходе ирония обнаруживает
значительную тактическую упорядоченность:
описанная здесь тактика — одна из девяти
тактических схем, в которые укладывается вся
ирония в русском диалоге!
Теперь некоторые предварительные сообра­
жения о полилоге и возможностях его изуче­
ния и описания.
Полилогу в лингвистике «повезло» гораздо
меньше диалога, а точнее сказать, вообще не
повезло5. До сих пор нет даже твердого пред­
ставления о том, имеется ли в полилоге новое
лингвистическое качество по сравнению с диа­
логом, либо с языковой точки зрения поли­
лог — это просто сложная сумма составля­
ющих его микродиалогов.
Мы не собираемся здесь высказывать какихлибо окончательных соображений по этому
поводу, ограничимся лишь выдвижением двух
предварительных тезисов, кажущихся a priori
очевидными.
При исследовании полилога необходим го­
раздо больший, чем при изучении диалога,
выход в сферу социолингвистики и психоло­
гии общения. Как минимум, должны учиты­
ваться следующие факторы: 1) общая ситуация
общения, 2) его формальный или неформаль­
ный характер, 3) иерархичность или неиерархичность общения, 4) возможность организа­
ции в ходе общения «коалиционных игр».
Как это, однако, сделать, оставаясь в рамках
лингвистики и помня незыблемую истину
нашей науки о том, что «лингвист не должен
читать в душах людей»? Необходимость даль­
нейшего серьезного расширения метаязыка,
языка описания становится очевидной.
Если подходить к полилогу с точки зрения
коммуникативных стереотипов, то они в поли­
логе, кажется, должны отличаться от диалоги­
ческих тактик, хотя могут базироваться (и,
вероятно, базируются) на последних. Предста­
вим себе два полилога — неформальную
беседу в кулуарах, непринужденную болтовню
«о том, о сем» (рис. 1) и пусть тоже нефор­
мальное обсуждение научной проблемы в
научном отделе (рис. 2):
1 Опыт изучения полилога в ф орм е работ по так
называемому «общению в малых группах» накоплен у
социологов и социопсихологов.
Нетрудно представить, что первая ситуация
будет, в основном, «бросанием в круг, в костер
разговора» каких-либо тем, соображений, вы­
сказываний, хотя это отнюдь не исключает и
возникновения по ходу беседы микродиалогов.
Напротив, беседа во второй ситуации, даже
при отсутствии формального лидера (скажем,
заведующего сектором, кафедрой), будет все
равно более упорядоченной хотя бы по причи­
нам тематической определенности. В чем бу­
дет тактическая разница? Выяснение этого
требует специальных исследований.
Развертывать эти исследования необходимо.
Общение в малых группах в условиях совре­
менного человеческого общения занимает едва
ли меньше места, чем диалогическое общение.
Специальные исследования на материале
устной речи различных жанров показывают,
что даже на поверхностном уровне получаемый
в этом типе общения «знаковый продукт»
отличается от того, что мы имеем в случае диа­
лога. Всесторонние исследования полилога
могут иметь ценные следствия не только чисто
научного, но и прикладного, в частности линг­
вострановедческого, характера. И к тому же
не выяснится ли, что и диалог является част­
ным случаем полилога (так как хотя и говорят
двое, но ощущается незримое присутствие, по
выражению социологов, «референтной груп­
пы»)?
Но это уже тема другой статьи.
65
6 6
Л И ТЕРАТУ РА
1
Ф илософская энциклопедия, т. V .— М.. 1970;
2
Серебренников Б. А.
0 6 относительной самостоятельности развития системы
языка. — М., 1968;
Материалы
и
сообщения
3
Валюсинская 3. В.
Вопросы изучения диалога в работах советских лингви­
с т о в .— В кн.: Синтаксис текста. М., 1979;
4
Балаян А. Р,
О выделении плана непосредственных коммуникатив­
ных действий как необходим ого аспекта речевой д ея ­
тельности. — В кн.: Материалы IV В сесою зного сим­
позиума по психолингвистике и теории коммуникации.
М., 1972;
5
Балаян А. Р.
Коммуникативная деятельность как иерархия клише и
психолингвистика текста. — В кн.: Материалы V В се­
сою зного симпозиума по психолингвистике и теории
коммуникации, ч. I. М., 1975;
Зав, кафедрой
русского языка
факультета
повышения
квалификации
зарубежных
преп одава телей
Института
русского языка
им. А. С. Пушкина
канд. филол. наук-
6
Балаян А. Р.
К проблеме функционально-лингвистического изучения
диалога. — Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. 1971, вып.
4. т. XXX;
7
Арутюнова И. Д.
Некоторые типы диалогических реакций и «почему»реплики в русском языке. — Ф илологические науки,
1970, № 3;
8
Karcevskij S.
Sur !е parataxe et syntaxe
F. de Saussure. Genève, 1948;
9
en
ruse.
—
En:
Cahiers
Жинкин H. И.
Вопрос о вопросительном предложении. —
языкознания, 1955, № 3;
10
Вико Дж.
Основания новой науки, — Л„ 1940.
А. А. Акишина
Интенсивный курс
русского
речевого
поведения
Вопросы
Перед курсами повышения квалификации
зарубежных преподавателей русского языка
стоят широкие и разноплановые задачи: это и
увеличение страноведческих знаний, и знаком­
ство с актуальными проблемами русистики,
литературоведения и методики, новыми учеб­
никами и приемами работы с »ими, и, конечно,
совершенствование навыков устной и пись­
менной русской речи.
Кафедра русского языка факультета повы­
шения квалификации зарубежных преподава­
телей (ФПК) Института русского языка
им. А. С. Пушкина решает задачу совершен­
ствования речевых навыков аспектным пре­
подаванием русского языка. Обучение начина­
ется с вводного практического курса русского
речевого поведения, проводимого на основе
интенсивной методики суггестопедии и релаксопедии, в течение 2— 3 недель.
Какие же задачи ставятся перед этим курсом
и как они решаются?
Задачи курса — быстрое развитие слуховых
навыков и навыков говорения на разговорнобытовые и профессиональные (лингвистика,
методика, литературоведение) темы.