«Противоречивый» Жан де Ланнуа: взгляд со стороны и

Ю.П. Крылова
(ИВИ РАН)
«Противоречивый» Жан де Ланнуа:
взгляд со стороны и саморепрезентация
Для исследователя средневековой дидактики представляется
привычным идеализированный автопортрет автора поучительного
сочинения. Он либо вовсе умалчивает о себе, либо наставляет читателей с высоты своего авторитета, что подразумевает его высоконравственное поведение. Мало кто находит в себе смелость заявить о своих жизненных промахах и тем более грехах. В лучшем
случае, автор обронит слово «мы», говоря о моральном обнищании
современного ему общества. И лишь в редчайших случаях нам
удается обнаружить дополнительные источники, характеризующие
личность автора и, возможно, подтверждающие его высокий морально-нравственный облик 1.
К концу эпохи Средневековья источников становится больше,
лучше их сохранность, а потому появляется шанс встретить более
разнообразные свидетельства о самих сочинителях. Представляется особенно интересным, когда эти сведения противоречат саморепрезентации автора-моралиста. Возникает соблазн собрать сохранившиеся осколки ушедшей реальности и попытаться ее реконструировать в надежде приблизиться к пониманию личности интересующего нас человека. Некоторые тексты предоставляют нам
такую возможность.
Материалы, сохранившиеся о бургундском придворном, советнике герцога Филиппа Доброго, Жане де Ланнуа (1410–1493), позволяют взглянуть на него под разными углами зрения. О его жизни
имеются свидетельства самого разного толка – от собственных
размышлений до высказываний его недоброжелателей. Мы располагаем собственноручно написанным им текстом поучения новорожденному сыну, а также некоторым количеством разнообразных, хотя
и довольно отрывочных, документов: хрониками, письмами и т.д.
Поучение Жан де Ланнуа начал писать как только получил известие, что у него родился наследник, т.е. в октябре 1464 г., и заВ пример можно привести короля Людовика Святого, автора поучений
сыну и дочери. См., в частности, о его воспитательных приемах у Жуанвиля: Жуанвиль Ж. де. Книга благочестивых речений и добрых деяний
нашего святого короля Людовика. СПб., 2007. С. 162.
1
116
кончил его 3 мая следующего года. В этом тексте, согласно традиции, он старался, осознанно или нет, показать себя олицетворением нравственности на фоне чужих грехов. Тем более, что он, видимо, вполне мог себе это позволить, учитывая его уже достаточно
солидный возраст и опыт: на момент рождения сына Жану де Ланнуа исполнилось 54 года. Своей книгой он подводил своеобразный
жизненный итог: размышлял о вечном и преходящем, о пороках и
добродетелях своих современников, делая значительный акцент на
придворном обществе, давал практические советы. В целом, его
сочинение вполне вписывалось в привычные рамки дидактического жанра, и в нем автор рисовал себя с самой выгодной позиции.
Однако, как свидетельствуют источники, в жизни бургундского
придворного было не все так однозначно, как он пытался представить в своем произведении.
Жан де Ланнуа был важной политической фигурой своего времени. Его имя упоминается во многих источниках, большей частью вместе с именами могущественных родственников – братьев
его матери Антуана и Жана де Круи 2. В сохранившихся документах Ланнуа показан не всегда в лучшем свете, а его поступки нередко кажутся противоречащими его собственным наставлениям
сыну. Для того чтобы осмыслить существующие в источниках расхождения, необходимо не только разобраться в политических событиях того времени, в которых был замешан Жан де Ланнуа, но и
попытаться понять суть имеющихся разногласий.
Время жизни нашего героя пришлось большей частью на
нескончаемую череду противоречий между Францией и Англией, в
которую оказались втянуты Бургундия и другие окружающие их
территории, чьи интересы были затронуты в этом конфликте. Род
Жана де Ланнуа происходил из Фландрии (терр. совр. Франции).
Он родился в 1410 г. Когда ему было пять лет, в битве при Азенкуре погиб его отец. Мальчика воспитали дяди: Антуан де Круи,
граф де Порсеан, камергер герцога Бургундского, прозванный
«Великим Круи», и Жан де Круи, граф де Шимей, крупные политические деятели эпохи, ближайшие советники Филиппа Доброго,
рыцари Ордена Золотого Руна, с которыми оказалась связана практически вся жизнь Жана де Ланнуа. В 1430 г. за доблесть, проявленную в битве с льежцами, он был посвящен в рыцари. К моменту заключения Аррасского соглашения в 1435 г. он уже находился
В отечественной историографии принято написание их имени как
«Круа», что является неверным, поскольку семейное имя Croÿ происходит
от названия пикардийской деревни Crouy-Saint-Pierre. В мировой историографии, равно как и в изданных в разное время источниках, встречаются
все три варианта написания: Croy, Croÿ и Crouy.
2
117
в свите герцога и получил должность ловчего в лесах Турнеам,
Боло и др. 3 В последующие годы он участвовал в различных военных кампаниях герцога, который в 1448 г. назначил его статхаудером в провинциях Голландия, Зеландия и Фрисландия. Эта должность была одной из наиболее важных и престижных в бургундском государственном аппарате 4. Ланнуа замещал герцога в его
северных землях: был главой Совета, высшей судебной и административной инстанцией графства, а также исполнял воинские обязанности, защищая территорию от возможных вражеских атак,
становясь во главе армии. Статхаудер хранил печать и играл важную роль в переговорах с представителями Штатов, в частности, в
вопросах налогообложения 5. Должность имела свои неудобства –
вроде необходимого пребывания в холодном климате – но при
этом щедро вознаграждалась. Статхаудеры Голландии и Зеландии
получали самое большое жалование среди всех региональных чиновников, не считая специальных выплат на зимнюю одежду 6.
Предшественник Жана де Ланнуа на этом посту стал причиной
скандала, после чего был казнен, а потому, как полагают исследователи, герцог должен был выбрать «человека особенного, которого бы уважали во всех слоях населения и который мог бы заменить
властителя во всех отношениях» 7.
В 1451 г. Жану де Ланнуа была оказана особая честь: он был
принят в Орден Золотого Руна. В феврале 1454 г. в Лилле герцог
Филипп Добрый устроил грандиозный праздник – «Банкета Фазана», посвященный провозглашению нового Крестового похода
против турок, взявших за год до того Константинополь. Жан де
Ланнуа значился одним из организаторов знаменитого празднества: Оливье де Ла Марш сообщает в своих мемуарах, что описание событий он отдал на проверку «монсеньору де Ланнуа и Жану
де Будо, главным организаторам этих торжеств» 8. Наряду с другими придворными Ланнуа произнес обет отправиться в Святую
Землю, «если так будет угодно его сеньору». Этот текст сохранил3
Lannoy В. de, Dansaert G. Jean de Lannoy le Batîsseur. 1410–1493. P.Bruxelles, 1937. P. 20.
4
Damen M. Linking Court and Counties. The Governors and Stadholders of
Holland and Zeeland in the Fifteenth Century // Francia. Forschungen zur
westeuropäischen Geschichte. Mittelalter – Moyen Age. 2002. № 29. T. 1. S.
257, 266.
5
Ibid. S. 257–261.
6
Ibid. S. 266.
7
Ibid. S. 260.
8
Les Voeux du Faisan // Splendeurs de la cour de Bourgogne. Récits et
chroniques / Ed. D. Régnier-Bohler. P., 1995. P. 1156.
118
ся в передаче другого хрониста – Матье д’Эскуши 9.
В 1462 г. Ланнуа оставил пост статхаудера и отправился в так
называемую валлонскую Фландрию (терр. совр. Франции), куда
герцог назначил его наместником. В 1440-е – начале 1460-х гг. его
карьера достигла своего пика. Он стал советником герцога Филиппа Доброго, который доверял ему многочисленные дипломатические миссии, в частности, переговоры с королями Людовиком XI и
Эдуардом IV. Начав свою карьеру под покровительством дяди Антуана де Круи, достигшего в это время величайшего могущества 10,
Жан де Ланнуа дальше уже своими силами продолжал начатое.
Его способности были оценены по достоинству не только бургундским герцогом и французским королем, но и английским монархом, который жаждал, чтобы Жан де Ланнуа остался у него на
службе. В эти же годы Ланнуа отстроил большой укрепленный
замок на месте «скромной башни» 11, принадлежавшей его роду.
Однако длительная безоблачная карьера не стала уделом Жана
де Ланнуа. При дворе у всех были свои недоброжелатели, а у фаворитов правителя тем более. У могущественных де Круи и их
племянника нашелся самый высокопоставленный завистник – сын
и наследник Филиппа Доброго, граф де Шароле, будущий Карл
Смелый. Его недовольство зрело еще с 1456 г., когда в замке Женапп по приглашению бургундского герцога обосновался дофин
Людовик, бежавший от гнева своего отца, Карла VII 12. Графа
оскорбляла та услужливость, которую придворные проявляли по
отношению к будущему королю Франции 13 и которой, возможно,
лишали его, юного наследника герцогства Бургундского. Все годы
вплоть до смерти отца в 1467 г. Карла мучительно беспокоило воз9
Escouchy M. d’. Chronique / Ed. G. de Fresne de Beaucourt. P., 1863. T. 2.
P. 177–178.
10
Его считали «серым кардиналом», говорили, что это он управляет Бургундией. Первый камергер, действительно, был самой влиятельной фигурой при дворе. См. подробнее: Носова Е.И. Бургундский двор XV века:
структура, организация, социальный состав. СПб., 2011. С. 102–103 (на
правах рукописи).
11
Oeuvres de Georges Chastellain / Ed. K. de Lettenhove. Bruxelles, 1864.
T. 5. Р. 179.
12
П. Кендалл без ссылки цитирует некую хронику, в которой говорилось,
что «после прибытия Дофина никогда больше не было мира между знатью
при дворе герцога Филиппа. С самого начала говорили, что его приезд
был дурным предзнаменованием, так оно и случилось» (Kendall P.M. Louis XI. L., 1974. Р. 113).
13
[Reiffenberg F.de.] Des mémoires de Jacques Du Clercq et du fruit qu`on en
peut tirer // Mémoires de J. Du Clercq / Ed. F. de. Reiffenberg. T. 1. Bruxelles,
1823. P. 58.
119
растающее влияние де Круи при дворе. Он искал поводов обвинить их в тайном желании узурпировать власть или в шпионаже в
пользу Франции. Одним из таких поводов стал выкуп в 1463 г.
Людовиком XI городов на Сомме, которые Бургундия получила по
Аррасскому договору 1435 г. Несмотря на то, что подобный выкуп
предусматривался в самом договоре, Карл увидел в нем расхищение своего наследства, совершенное по тайному заговору де Круи,
тем более что Людовик XI передал все полномочия в этих городах
Жану де Ланнуа 14.
Активно действовать граф де Шароле начал во время тяжелой
болезни отца в марте 1465 г. Он лишил Ланнуа должностей и вынудил его бежать из своего замка и искать приют у Людовика XI.
Именно в это время Ланнуа заканчивал свое поучение новорожденному сыну. Через 3 года, на первом после смерти Филиппа
Доброго заседании капитула Ордена Золотого Руна, злопамятный
Карл выдвинул перечень серьезных обвинений против сеньоров де
Круи и де Ланнуа, что, однако, не помешало ему простить их всего
через два месяца, после более чем десяти лет вражды. До самой
смерти Жан де Ланнуа оставался на почетных должностях, он
успел послужить и Карлу Смелому, и Марии Бургундской, и Максимилиану Австрийскому. При последнем он пережил еще одну
волну придворных интриг, направленных против него, когда ему
пришлось оправдываться перед своим государем. Однако под конец жизни он продолжал пользоваться доверием римского короля
и заслужил высоких похвал, о чем свидетельствуют документы
последнего в его жизни капитула Ордена Золотого Руна 1491 г. 15
Жан де Ланнуа писал поучение сыну в сложный для себя период преследований со стороны наследника герцогства. О своем положении он не говорил прямо, упоминая лишь, что многое пережил и познал цену дружбы в этом году 16. Впрочем, самое тяжелое – опала, бегство из своего замка, потеря имущества и должностей – было еще впереди. До того момента его, видимо, тревожили
лишь сплетни и отношение к нему части придворных, сторонников
графа де Шароле. Пока же он с гордостью сообщал, что французский король и герцог Бургундский оказали честь быть крестными
его новорожденного сына 17. В целом же автопортрет Жана де ЛанОб упреке герцога в ответ на это назначение, а также о смущении и извинениях Ланнуа см.: Oeuvres de Georges Chastellain. Т. 4. Р. 396–397.
15
Reiffenberg F. de. Histoire de l`Ordre de la Toison d`Or. Bruxelles, 1830.
P. 194, 208.
16
Coppie des lettres envoyés par Jehan seigneur de Lannoy à Loÿs son fils //
Lannoy В. de, Dansaert G. Op. cit. P. 150, 151.
17
Coppie des lettres. P. 123.
14
120
нуа в его трактате получался близким к идеальному, и можно было
бы лишь пожалеть, что фортуна так неожиданно и незаслуженно
от него отвернулась.
Столь же достойный образ автора мы находим и в его обете
Фазану, который был составлен в рамках дискурса безусловной
рыцарской верности сюзерену. Впрочем, идейно его речь не слишком отличалась от остальных обетов 18. Противоречили созданному
им образу лишь три приписываемые ему истории из «Ста новых
новелл» 19. Не слишком благочестивые, они, тем не менее, полностью вписывались в общую интонацию развлекательного сборника
историй, рассказанных в мужской компании. Прочие же сохранившиеся документы свидетельствовали зачастую против автораморалиста, подтверждая, что его дела, похоже, расходились со
словами, и рисуя иной образ Жана де Ланнуа. Рассмотрим несколько примеров из документов и попытаемся сопоставить их с
«показаниями» самого Жана де Ланнуа.
Одной из важных тем поучения, на которой хотелось бы остановиться, являлось образование, знания и последующее применение их в жизни. Автор был убежден, что тот, кто хорошо учился и
многое запомнил, непременно добьется больших благ, почестей и
богатства. Сам же Ланнуа сознавал свою простоту и необразованность, поскольку никогда не ходил в школу и ничего не знал. Особенно его удручала необходимость выступать в совете при короле
и герцоге или на переговорах, где нужно было высказывать свое
мнение. Он же мог лишь повторить чужую речь, если был с ней
согласен. Он не умел ни систематизировать свои мысли, ни достойно изложить их, что приводило его в крайнее замешательство,
смущение и стыд 20…
Подобные высказывания автора вызывают, без сомнения, двойственные чувства. Сама книга далеко не последнего автора, цитирующего Аристотеля, Цицерона, Сенеку, Оригена, Августина,
Григория Великого и других писателей древности, свидетельствует, что Ланнуа был не так прост, как он желал это показать. Самоуничижение, безусловно, являлось излюбленным средневековым
мотивом христианской этики, но в книге мирянина XV в., в эпоху
гуманизма, этот прием мог показаться несколько архаичным. Для
сравнения стоит вспомнить жившего еще в XII в. Абеляра, явно не
страдавшего комплексом неполноценности по отношению к до-
18
Escouchy M. d’. Op. cit. P. 177–178.
Cent nouvelles nouvelles / Ed. T. Wright. P., 1858. T. 1. Ch. 6; T. 2. Ch. 82, 97.
20
Coppie des lettres. P. 120–121, 139.
19
121
стоинствам окружавших его людей 21. Кроме того, приступ самоуничижения настиг нашего автора лишь в размышлениях о своем
недостаточном, с его точки зрения, образовании. В целом, ему не
были свойственны тяжкие покаянные мысли о греховности автобиографизма, что выглядело бы в это время уже несколько странно, пусть даже дело происходило не в ренессансной Италии, а в
Бургундии. Почему же он выделил именно сферу знаний, чтобы
оплакивать свою недостаточность в этом вопросе? Почему мысль о
том, что знания и желание учиться приводят к почитанию и богатству, пришла в голову «богатому сверх меры», по выражению хрониста Жоржа Шатлена, и знатному придворному, достигшему высот карьеры? Что еще могли дать недополученные им в юности
знания, если он уже имел все, чего можно было желать?
С одной стороны, ответ может лежать на поверхности. Автор
искренне сожалел, что, достигнув высокого положения при дворе,
он не был слишком красноречив, как это требовалось на дипломатическом поприще. С другой стороны, почему он об этом стал сожалеть лишь на шестом десятке, то есть в очень зрелом для эпохи
Средневековья возрасте, а не раньше? Только потому, что появился повод – рождение наследника? Как мне представляется, загадка,
заданная нам автором, имеет другое объяснение и его следует искать в особенностях функционирования придворного общества и,
возможно, не только в Бургундии, но и повсюду, где Ланнуа бывал
с дипломатическими миссиями.
В тот момент, когда у него родился сын, и он принялся за книгу, двор разделился на два лагеря: сторонников будущего герцога
Бургундского и людей, поддерживающих многочисленный клан де
Круи с их родственниками. Время, когда при любом недостаточно
куртуазном взгляде могли схватиться за шпагу, было еще далеко, и
вражда выражалась в сплетнях и разговорах, которые, видимо, не
особенно скрывали и которые любили приводить в своих трудах
бургундские хронисты. Жак дю Клерк, например, описывал, как
граф де Шароле «жаловался» своим приближенным, что сир де
Круи, завидев его, говорил: «Посмотрите, вот идет великий дьявол; пока он жив, нам не ждать добра при дворе» 22. Полагаю, обе
стороны не оставались в долгу во время взаимных перепалок. Жан
де Ланнуа сетовал, что всегда терялся, когда находился в скоплении людей, где необходимо было держать речь, особенно в приЗарецкий Ю.П. Автобиографические «Я» от Августина до Аввакума:
Очерки истории самосознания европейского индивида. М., 2002. С. 12–13.
22
“Veés ichy ce grand diable qui vient, tant qu`il vive nous n`aurons biens a la
cour” (Mémoires de J. Du Clercq. T. 4. P. 30).
21
122
сутствии королей и принцев 23. Возможно, что на остроумные
насмешки или ядовитую иронию ему было ответить не легче. В
отсутствии таланта молниеносно парировать он мог винить свое
недостаточное образование. Его самоуничижение касалось лишь
этой сферы, не затрагивая других, так что о средневековых покаянных клише здесь не могла идти речь 24.
Любопытно, что если Ланнуа и не учился в школе, то он мог
бывать в университете. Во всяком случае, он числился среди обучающихся в Лувенском университете в 1432 г. 25 Известно, что с
1440-х гг. значительное число сыновей аристократов в бургундских Нидерландах зачислялось в университет в Лувене, даже если
их ждала не церковная, а придворная или военная карьера. Среди
студентов значились представители самых знатных семейств, в
том числе один из бастардов Филиппа Доброго 26. Так что Жан де
Ланнуа был туда записан не случайно и, возможно, даже посещал
какие-то из занятий.
«Адвокатом дьявола» против «необразованного» Жана де Ланнуа выступал придворный хронист Жорж Шатлен. Рассказывая о
дипломатической миссии Ланнуа в Англию, он называл того
«мудрым и прекрасным оратором». Предполагаю, что в данном
случае нам стоит довериться суждению Шатлена. Видимо, это было общее мнение современников. Необходимость придумывать
подобные свидетельства представляется сомнительной. Ведь если
бы Жан де Ланнуа был таким невеждой, каким он пытался себя
представить в поучении, его вряд ли бы ценили сразу три государя,
пытаясь привлечь к себе на службу 27.
23
Coppie des lettres. P. 120–121.
Любопытный пример самоуничижения как риторический прием, используемый спикерами в английском Парламенте XVI в., рассматривает
О.В. Дмитриева: Дмитриева О.В. Парламент и политическая культура в
Англии второй половины XVI – начала XVII в. М., 2011. Гл. 2. § II (на
правах рукописи). Речи Жана де Ланнуа удивительно созвучны тому, что
произносилось английскими спикерами XVI в. при вступлении в должность. Но, насколько можно судить по сохранившимся источникам, наш
автор сокрушался о своей необразованности в иных жизненных обстоятельствах, и это не было для него изощренной риторической игрой с заранее известным результатом. Пытаться увидеть в его риторике дополнительные политические коннотации представляется, на мой взгляд, избыточным. Я благодарю А.Ю. Серегину за указание на данный сюжет.
25
Reusens E. Matricule de l’Université de Louvain. Bruxelles, 1903. T. 1.
P. 111. Цит. по: Lannoy В. de, Dansaert G. Op. cit. P. 17–18.
26
Armstrong C.A.J. The Golden Age of Burgundy. Dukes that outdid Kings //
The Courts of Europe. L., 1977. P. 71.
27
Английский король Эдуард IV высоко его ценил («le prisa et honnora») и
24
123
В то же время текст Жоржа Шатлена представляется своеобразным «индикатором» отношения двора к Ланнуа и де Круи. Поначалу хронист был весьма щедр на похвалы Жану де Ланнуа, но
по мере нарастания конфликта между графом де Шароле и семейством де Круи, а также их сторонниками и противниками, его мнение, видимо, во вполне придворном духе, изменилось. Он передавал слухи и сплетни, о чем «шептались» при дворе, поскольку
публично не осмеливались пойти против могущественного Антуана де Круи 28. От Шатлена мы узнаем, что у «де Круи и его ближнего круга» была не слишком хорошая репутация, даже герцог стал
подозревать их в коррупционных действиях и интригах в пользу
французского короля 29. Однако, очевидно, что хронист не задумывался о предвзятости своих суждений. Он передавал то, что слышал со всех сторон, но надо отдавать себе отчет, что Филипп Добрый продолжал пользоваться услугами семьи де Круи, а весь двор
не мог быть настроен против своего герцога. И он сам знал, что
источник всей придворной смуты – его сын 30. К сожалению, документы, где бы содержалось описание событий 1460-х гг. с точки
зрения партии, поддерживающей де Круи и его окружение, отсутствуют 31. Оправдывают действия братьев де Круи и их племянника
Ланнуа лишь непризнание своей вины, скорое «прощение» Карла,
ставшего герцогом Бургундским после смерти отца, и отчасти книга поучений Жана де Ланнуа.
Во время постепенного нагнетания придворного конфликта
Жан де Ланнуа писал сыну: «Остерегайся поступать плохо…помни, что репутация хорошая или плохая распространяется
быстро…Следуй за теми, о ком, как ты слышал, хорошо говорят, и
кто повсюду имеет добрую репутацию, и возьми на себя труд жить
и поступать так же. И никогда не иди с теми, о ком плохо говорят,
на этом пути ты потеряешься и кончишь <жизнь> постыдным образом» 32. В момент написания этих строк добрая репутация Ланхотел перекупить за большую цену. См.: Oeuvres de Georges Chastellain.
T. 4. P. 340.
28
“Murmurer contre eux et dire diverses choses en couvert; car en public nul
n`eust osé” (Ibid. Р. 348).
29
Ibid. P. 151–153, 397–398 и др.
30
Филипп де Коммин периодически ссылался на недалекий ум Карла
Смелого и подчеркивал, что при принятии решений Господь временами
отнимал у него рассудок: Малинин Ю.П. Филипп де Коммин и его «Мемуары» // Филипп де Коммин. Мемуары. М., 1986. С. 436.
31
Leuridan Th de. Précis de l`histoire de Lannoy. Lille, 1868. P. 277; Lannoy В. de, Dansaert G. Op. cit. P. 84.
32
Coppie des lettres. P. 142–143.
124
нуа и его влиятельных родственников уже ушла в прошлое. Общественное мнение склонялось в пользу их противников. Сплетни
вышли за пределы двора. Другие моралисты могли предостерегать
читателей от людей, подобных Ланнуа и де Круи, в то время как
наш автор будто бы не обращал внимания на происходящее. Благодаря Жоржу Шатлену мы знаем, что двор бурлил, обсуждая перипетии конфликта. «Шептались по всем городам и землям герцога», – писал хронист 33. Интересно в этой связи привести фразу о
репутации семьи де Круи из разговора, который передавал Шатлен. В этой беседе Филипп По, сеньор де Ла Рош, из самых, видимо, доброжелательных намерений, уведомлял Антуана де Круи,
что о нем говорят в придворных кулуарах. «Вы пропащий человек», – говорил он, – «человек, окруженный тысячью опасностей,
чей конец – смерть… Все протестуют против вас, всякие уста вас
проклинают и не перестают шептаться о ваших поступках» 34. Причем, все, что касалось Антуана де Круи как главы клана (в это время ему было около 60 лет 35), обычно относилось в передаче Шатлена и ко всему семейству в целом. Образ «серого кардинала» при
герцоге Филиппе Добром в передаче хрониста оказывался весьма
далек от того идеала, к которому призывал стремиться своего сына
Жан де Ланнуа. Но Шатлен и его самого представлял не столь
добродетельным, каким тот показывал себя в поучительном тексте.
В одной из глав хронист сообщал, что Ланнуа являлся правой рукой Антуана де Круи и, как и он, был повинен в гордыне. Шатлен
обвинял Ланнуа в том, что, разбогатев сверх меры в Голландии,
где тот был наместником, он отстроил на месте скромной башни
огромный замок, вокруг которого вместо бедной деревушки вырос
Oeuvres de Georges Chastellain. Т. 5. Р. 151.
Ibid. Р. 157.
35
В литературе датой рождения Антуана де Круи обычно считают 1385–
1390 гг. P. de Win называет 1402 г. См.: Les Chevaliers de l’Ordre de la Toison d’or au XVe siècle. Notices bio-bibliographiques / Sous la dir. de R.
De Smedt. Frankfourt, 2000. P. 34. Между тем, М.Р. Тильман в довольно
старой работе приводит следующее обоснование даты рождения Антуана
де Круи и его брата: их отец «Жан де Круи погиб в 1415 г. в битве при
Азенкуре. В акте раздела его имущества от 1418 г. говорится, что после
его смерти его жена Маргарита де Краон взяла на себя опеку над несовершеннолетними детьми, среди которых были Антуан и Жан. Т.е. в
1415 г. им еще не было 15 лет, поскольку кутюмы Амьена фиксируют
совершеннолетний возраст для мальчиков 15 годами. Действительно, активная политическая жизнь Антуана начинается ок. 1430 г., а апогей –
между 1456 и 1465 гг.». Thielemans M.R. Les Croÿ, conseillers des ducs de
Bourgogne: Documents extraits de leurs archives familiales, 1357–1487 //
Bulletin de la commission royale d'histoire. 1959. №124. P. 9.
33
34
125
укрепленный город, что было, видимо, лишь следствием его желания «привести свой дом и репутацию к состоянию, которым фортуна их не наделила» 36. О богатстве и влиятельности Жана де Ланнуа свидетельствовал и хронист Жак дю Клерк 37.
Что же пытался возражать на это сам Жан де Ланнуа? Его речь
столь же соответствовала морализаторскому сочинению, сколь
противоречила мнению о нем хронистов. Гордыня традиционно
считалась истоком всех смертных грехов. Так же изначально считал и Ланнуа. Однако после некоторых размышлений, как сообщал
автор, он решил скорректировать привычное представление: «Думаю, что существует одна вещь, более желаемая и любимая <всеми>, нежели гордыня… это богатство, которое, как мне кажется,
должно и может быть названо матерью гордыни. Ибо никогда не
видел <я>, чтобы гордыня не брала свое начало в богатых домах и
не селилась более охотно в местах богатых и влиятельных, нежели
в бедных» 38. Создается впечатление, что Жан де Ланнуа совсем не
считал себя или своих родственников богатыми и как будто порицал невидимого врага: «Богатство…желаемо многими…но я считаю, что те, кто так его вожделеет – преисполнены дьяволом…богатство может увести ее <душу – Ю.К.> в ад» 39. Возвращаясь в традиционное морализаторское русло, автор заключал:
«Остерегайся этого греха, так ненавидимого Богом и добрыми
<людьми> и избегай его, или ты проживешь в великой печали и
закончишь скверно свои дни, на радость окружающим» 40. Надо
отметить, что пожелание Ланнуа было бы банально для средневекового поучительного трактата, если бы не последняя оговорка. С
его точки зрения, людей всегда радовали печали соседа, особенно,
если его жизнь заканчивалась не лучшим образом. Автор намекал
на отнюдь не христианские чувства по отношению к ближнему,
наблюдаемые им во всей красе, скорее всего, при дворе «великих
герцогов Запада».
Эту мысль мы находим примерно в середине его труда. Неизвестно, с какой скоростью Жан де Ланнуа создавал свой труд. Как
часто такой активный и занятой человек находил свободное время
для сочинительства? Однако по мере того, как граф де Шароле
предпринимал все новые и новые действия против его семьи и чем
громче становился придворный шепот, тем заметнее менялся и тон
автора. Еще в середине трактата он абстрактно размышлял о том,
Ibid. Р. 179.
Mémoires de J. Du Clercq. P. 14.
38
Coppie des lettres. P. 153–154.
39
Ibid. P. 155.
40
Ibid. P. 167.
36
37
126
что все в этом мире преходяще и не следует привязываться к вещам и гордиться их приобретением. Судьба внезапно забирает то,
что дала. Не нужно из-за них терять доброе имя 41. По приблизительным расчетам, если считать, что он писал не время от времени,
а относительно регулярно, то середины трактата он должен был
достигнуть в конце января или начале февраля 1465 г. Действительно, основные события стали разворачиваться чуть позднее. В
марте 1465 г., воспользовавшись болезнью герцога, граф де Шароле предпринял попытку конфисковать имущество Ланнуа. Однако,
несмотря на провозглашенные им в трактате идеи, сам Ланнуа не
думал так просто сдаваться. Он забаррикадировался в своем детище – только что отстроенном замке. Снаряженное войско, посланное Карлом де Шароле, во главе с троюродным братом Ланнуа,
взяло замок, но уже без хозяина, поскольку Жан, предупрежденный о приближении противника, бежал, как пишет хронист дю
Клерк, захватив жену, детей, золото, серебро и драгоценности 42. Он
перебрался во Францию, где был милостиво принят Людовиком XI.
Ближе к концу сочинения, а закончил он его в мае того же
1465 г., он уже развивал мысль о тщете всего сущего, и на этот раз
его размышления были эмоционально окрашены, они приобрели
реальные очертания, похожие на воспоминания человека, пережившего то, о чем он писал: «Великое безумие расходовать свое
сердце, заботу, любовь и время на преходящие вещи. Ничто того
не стоит – ни укрепленные города, ни крепости, ни сундуки, ибо
по воле более сильного, чем ты, или из-за войны, или огня или по суду или твоими детьми ты будешь лишен своих мирских привязанностей – твоих домов и владений, твоей мебели и твоих сокровищ»43.
Если бы судьба Жана де Ланнуа не складывалась так, как она
сложилась в 1460-е гг., мы бы, наверное, не увидели его поучения
сыну. Представляется очевидным, что поводом для написания
трактата было именно враждебное отношение двора к Ланнуа и
его родственникам. Иначе трудно объяснить тот критический тон,
которого придерживался в отношении двора автор – богатый и
влиятельный придворный, политик, советник герцога, исполняющий множество должностей и миссий – именно при дворе и по
милости герцога, как свидетельствует хронист дю Клерк, получивший все, что имел 44. Ланнуа считал, что «при больших дворах
<творятся> большие дела. С трудом найдется малый грех или мел41
Ibid. P. 151–152.
Mémoires de J. Du Clercq. Т. 4. P. 111–112.
43
Coppie des lettres. P. 196–197.
44
Mémoires de J. Du Clercq. T. 4. P. 14.
42
127
кий грешник при большом дворе». Ланнуа подробно перечислял
все пороки, которым предавались в его время при дворе. Эта тема
настолько его захватила, что он в какой-то момент просто забыл,
что изначально обращался к собственному сыну, в творческом порыве перейдя со второго лица единственного числа на множественное число: «А вожделение…знаете ли вы <кого-нибудь>, кто
ест без него и спит без него? Если и есть, то очень мало». «Все
грехи, – продолжал Ланнуа, – «больше проявляются при дворах,
чем где-либо еще» 45. Создается впечатление, что автор и не подозревал, что все написанное им могут отнести и к нему самому, как
к придворному. Вряд ли в тот момент он собирался навсегда покинуть двор – бургундский, французский или даже английский. Видимо, больше в нем говорила обида на сплетников, которых он
некогда считал друзьями. Именно переживание им враждебного
отношения придворного общества вылилось на страницы морализаторского сочинения.
Любопытно в этой связи остановиться на гневных размышлениях о грехе распутства, описанию которого автор отвел несколько
страниц. «Ему предаются не тайно, а совершенно открыто, – возмущался Ланнуа, – «почти без стыда, в комнатах стариков, так же
как молодых, да и в других местах, о которых лучше помалкивать», «нет более отвратительного и животного греха» 46. Подобные высказывания были вполне традиционны для трактата средневекового моралиста, но, как мне кажется, не для придворного Филиппа Доброго. Герцог с тремя десятками его бастардов вряд ли
оценил бы подобный пассаж своего ближайшего советника, попади трактат ему в руки 47. Думал ли автор о своих политически некорректных высказываниях по отношению к сеньору? Не могло ли
это быть своеобразной местью герцогу 48? Конечно, не сам герцог
начал войну против Ланнуа и его родных, чтобы мстить ему за
обиду, однако, досталось и ему. Вместе с тем, еще в Прологе автор
оговаривался, что не хотел бы, чтобы считали, что он обращается в
книге к кому-то еще кроме своего сына 49. Такой подход был нередок в морализаторских трудах. Авторы, желая высказать все, что
45
Coppie des lettres. P. 173.
Ibid. P. 173, 161.
47
И, наверное, не он один. XV век называют «временем бастардов». См.:
Harsgor M. L'essor des bâtards nobles au XVe siècle // Revue historique. 1975.
T. 253, Fasc. 2 (514). Р. 319–354.
48
В данном случае высказывания Ланнуа были вполне в духе графа де
Шароле, который, как считается, отличался добродетельностью:
Vaughan R. Charles The Bold. Woodbridge, 2004. P. 159.
49
Coppie des lettres. P. 121.
46
128
они думают, пытались заранее обезопасить себя от неудовольствия
высокопоставленных читателей, которым могли быть свойственны
многие из грехов, описываемых и порицаемых в трудах моралистов. Вероятно, Ланнуа выплеснул на страницы своей книги накопившиеся эмоции, подразумевая лишь придворную клаку, обезопасив себя Прологом от гнева самого герцога.
В книге поучений содержалось немало и других полезных советов Жана де Ланнуа, при ближайшем рассмотрении совершенно
расходившихся с его собственным опытом. Так, Ланнуа, как один
из авторов «Ста новых новел», рекомендовал своим читателям не
терять время, «читая о лживых вещах; или эти книги, полные чепухи, которых много, но читай и вели читать тебе о вещах истинных и проверенных» 50. Сборник новелл был составлен при бургундском дворе, как полагают, в конце 1450 – начале 1460-х гг.
Существуют разные гипотезы, коллективный ли это труд или индивидуальный. В нем множество рассказчиков, каждому из которых принадлежит по нескольку историй. Три из них приписываются Жану де Ланнуа. Повода сомневаться в его авторстве нет, но
очевидно, что они не были записаны им самим. Рассказанные в
покоях герцога в мужской компании после ужина, эти истории,
скорее всего, не предполагалось фиксировать письменно. Возможно даже, они были записаны без ведома авторов. Язык историй Жана де Ланнуа из сборника существенно отличается от языка поучения, даже если принять в расчет особую жанровую стилистику каждого сочинения. Ланнуа мог не слишком обрадоваться идее считаться автором опрометчиво рассказанных в веселой компании историй,
а потому он рекомендовал сыну читать не современные россказни, а
античных авторов и книги, которые он ему оставит в наследство 51.
Завершая анализ высказываний Жана де Ланнуа, противоречивших обстоятельствам его жизни, можно дополнить картину его
советом сыну выбирать жену подходящего возраста. Ланнуа женился во второй раз в 50 лет (1460 г.). Его женой стала Жанна де
Линь. Дату ее рождения обнаружить не удалось, но, судя по тому,
что ее родители поженились в 1434 г. и у нее было два старших
брата, родиться ранее 1437 г. она не могла. Кроме того, их младший сын (по крайней мере, из выживших) Шарль де Ланнуа, известный в будущем военачальник и придворный Максимилиана I и
Карла V, родился в 1487 г. То есть весьма маловероятно, чтобы
Жанна де Линь родилась раньше 1442–1445 гг. Следовательно, по
самым приблизительным подсчетам, Жанна де Линь была моложе
50
51
Ibid. P. 196.
Ibid. P. 145, 154, 164, 188.
129
мужа больше, чем на 30 лет.
Таким образом, перед нами предстают два различных портрета
одного и того же человека: его автопортрет и образ, созданный
хронистами и свидетельствами документов. Все основные этапы
своей жизни Жан де Ланнуа изложил в длинной эпитафии, дошедшей до нас, благодаря записи XVI в. 52. События оказались переданы в ней настолько подробно, насколько это было возможно в
подобном жанре. «Описание» прожитой жизни, хотя и включало
высокопарные фразы «с королями и принцами был на равных»,
«обладал такой властью, что никто не видел большей» 53, однако,
не содержало оценок или намеков на прошлые обиды. Ланнуа
смотрел на пройденный им путь как бы со стороны, глазами человека, отходящего в вечность. Он был благодарен сеньорам за оказанные милости и честь, но в печальных обстоятельствах не винил
никого кроме переменчивой фортуны. Таким образом, эпитафия
перекликалась с поучительным трактатом Ланнуа, поскольку оба
текста изображали автора человеком, размышляющим над обстоятельствами своей жизни.
В этой связи возникает вопрос: что стало с поучением Жана де
Ланнуа, поскольку мы знаем, что его адресат умер раньше отца?
Был ли текст известен в более широком читательском кругу? По
всей видимости, нет. На сегодняшний день известно лишь четыре
списка этого сочинения 54, и оно ни разу не издавалось вплоть до
XIX в. На трех рукописях имеются владельческие подписи представителей семейства Ланнуа-Круи. Брюссельская рукопись 2152121531 принадлежала некогда родственной ветви семьи Жана де
Ланнуа. На л. 57 значится запись «Philippe de Lannoy, souffriray-je
toujours, Lannoy. 1552, 1 Décembre» 55. Судя по всему, ее оставил
правнук известного советника Филиппа Доброго Бодуэна де Ланнуа (1388–1474), чей портрет кисти Яна Ван Эйка, хранится сейчас
в Берлине. Реймский манускрипт XV в. мог много лет передаваться в семье из поколения в поколение, поскольку на нем сохранилась запись XVIII в. «Ch. de Croÿ» и ниже «Croÿ» (л.1) 56. Рукопись
Leuridan Th de. Op. cit. P. 288–289. Он был похоронен в монастыре,
основанном им в Ланнуа и разрушенном во время революции 1789 г.
53
Ibid. P. 288, строки 6 и 24 соотв.
54
Bibliothèque Royale de Belgique, Ms. 21521-21531; Bibliothèque municipale de Valenciennes, Ms. 304 (294); Bibliothèque municipale de Reims, Ms.
918 (nouveaux fonds); Gottingen, Bibl. Univ. Philos. 98.
55
Lannoy В. de, Dansaert G. Op. cit. P. 117. Рукопись не датирована. Судя
по почерку и декору, ее создание можно отнести к XV в. См.: Ibid. Р. 120–
121 (цветная вклейка).
56
Ibid. Р. 118.
52
130
из Валансьена XV в. на первом листе также содержит подпись
«Croÿ» 57. Можно заключить, что написанный Жаном де Ланнуа
текст многие годы циркулировал среди родственников и не выходил за пределы семейного круга. Видимо, сам автор не способствовал распространению своего труда, чьими адресатами стали
его близкие. В чем же была цель поучения новорожденному сыну?
Представленные в книге советы и тонкости придворного выживания он смог бы понять лишь лет через пятнадцать. Зачем Жану де
Ланнуа потребовалось создавать текст «по горячим следам», пока
не прошла обида на недоброжелателей? В этой связи интересно
привести суждение Данте, оставленное им на полтора века ранее.
В трактате «Пир», размышляя о допустимости автобиографизма,
он говорил о двух возможных на то причинах. В первом случае –
«когда, не говоря о самом себе, невозможно избежать великого
позора»58. В пример он приводил Боэция, который «под предлогом
утешения оправдывал постоянный стыд своего изгнания, доказывая его несправедливость, так как никто другой в его защиту не
поднимался» 59. Во втором – «когда разговор о самом себе приносит как наставление величайшую пользу другим» 60. Подтверждала
этот его тезис «Исповедь» Августина. Думается, в случае с Жаном
де Ланнуа совпали обе причины. И в этом тоже проявилась возможная двойственность его натуры. С одной стороны, он хотел
наставить своим опытом сына, рассчитывая, что это принесет ему
существенную пользу. С другой – его мучила потребность смыть
оскорбление, несправедливо нанесенное обидчиками при дворе герцога и рассказать «правду», если не всем, то хотя бы своими потомкам.
Таков был Жан де Ланнуа. Благодаря его активной политической и интеллектуальной деятельности, сохранилось довольно
много источников, по которым можно составить представление об
этом человеке. Собранные воедино, своей противоречивостью они,
скорее, дополняют друг друга. Благодаря хронистам мы понимаем,
что автор морализаторского трактата зачастую оказывался не так
идеален, каким он представал в своем собственном сочинении, а
добавив к изучению документов и хроник изучение авторских реIbid. Авторы датируют рукопись XVI в., а Ж. Манжар – столетием
раньше: Catalogue descriptif et raisonné des manuscrits de la bibliothèque de
Valenciennes / Ed. J. Mangeart. P.-Valenciennes, 1860. P. 309.
58
Данте Алигьери. Пир // Данте Алигьери. Малые произведения. / Под
ред. И.Н. Голенищева-Кутузова. М., 1968. С.115. См. об этом: Зарецкий Ю.П. Указ. соч. С. 14.
59
Там же. С. 115.
60
Там же.
57
131
флексий в наставлении, мы корректируем образ зарвавшегося коррумпированного придворного, предающего своего сеньора. Именно такой, на мой взгляд, подход к источникам позволяет нам приблизиться к пониманию личности бургундского придворного Жана
де Ланнуа.
132