масленичный карнавал в «балаганчике

ACTA SLAVICA ESTONICA VII
Блоковский сборник XIX.
Александр Блок и русская литература Серебряного века.
Тарту, 2015
ОШИБКА ПРОФЕССОРА И. ШЛЯПКИНА:
МАСЛЕНИЧНЫЙ КАРНАВАЛ
В «БАЛАГАНЧИКЕ» А. БЛОКА1
ДИНА МАГОМЕДОВА
Масленичные мотивы в лирической драме Блока «Балаганчик» кажутся
настолько очевидными, что парадоксальным образом не получают должного внимания ни в специальных работах о пьесе, ни в комментарии, даже и
в последнем научном издании (см.: [Блок 1997: 633–635; Блок 2013: 441–
469]). Перечислим наиболее важные мотивы и образы, отсылающие к масленичной семантике.
Прежде всего — само название пьесы. Балаганы появлялись в русских
городах дважды в год: на Масленицу и на Пасху (см.: [Конечный: 5–21]).
Как явствует из письма Блока Белому от 24 января 1906 г., постановку первоначально и собирались к Масленице приурочить: «Написал Балаган для
Факелов, кажется, его будут играть на масленице» [Переписка: 273]. Пьеро, Арлекин и Коломбина — персонажи commedia dell’arte — как будто
пришли из другой культурной традиции, однако, как показывают современные исследования, в первую очередь, работы А. М. Конечного, они были неотъемлемой частью балаганного театра начиная с 1830-х гг. и до второй половины XIX в. Жанр, который Блок именует «балаганом», более
известен под названием «арлекинады». Приведем описание этого жанра,
сделанное автором, режиссером и участником балаганных пьес А. Я. Алексеевым-Яковлевым: «Арлекина преследуют за любовь к Коломбине. Арлекину его недоброжелатели придумывают разные наказания, но он успевает
ловко избавиться от них. Под конец <…> влюбленные Арлекин и Коломбина соединяются и празднуют свою свадьбу» [Алексеев-Яковлев: 82]. Исследователь истории балаганного театра А. П. Кулиш справедливо утвер1
Исследование выполнено в ИМЛИ РАН за счет гранта Российского научного фонда (проект
№ 14-18-02709).
Масленичный карнавал в «Балаганчике» А. Блока
37
ждает, что «арлекинада явилась своего рода драматургической моделью, на
которую ориентировался балаганный театр. Именно арлекинада, с ее стремительно развивающимся сюжетом, многообразными превращениями героев, метаморфозами мест действия, сочетанием акробатических трюков
с приемами фокусников-иллюзионистов, танцевальными номерами, панорамической, движущейся декорацией, вбирая в себя многоликие зрелищные
формы, разбросанные по разным концам праздничной площадки, диктовала
законы драматургической конструкции» [Кулиш: 142]. Нетрудно увидеть
ряд соответствий между этим описанием и поэтикой блоковской пьесы.
К масленичным мотивам, несомненно, следует отнести мотив катания
в санях (самый важный масленичный ритуал): Арлекин, перехвативший
у Пьеро Коломбину, немедленно сажает ее в сани:
Ах, тогда в извозчичьи сани
Он подругу мою усадил!
Я бродил в морозном тумане,
Издали за ними следил.
Ах, сетями ее он опутал
И, смеясь, звенел бубенцом.
Но когда он ее закутал, —
Ах, подруга свалилась ничком! [Блок 2013: 15]
Превращение Коломбины в картонную куклу и ее омертвение на снегу
отсылает к обряду катания соломенной куклы-масленицы и ее похорон
в финале празднества — к обряду похорон зимы. С этим мотивом связана
и настойчивая тема весны в монологе Арлекина в финале пьесы — «Здесь
никто понять не смеет, / Что весна плывет в вышине. <…> Здравствуй,
мир! Ты вновь со мною! Твоя душа близка мне давно! / Иду дышать твоей
весною / В твое золотое окно!» [Там же: 19]: масленица — это еще и пря
зимы и весны с непременной весенней победой.
Все перечисленные мотивы в «Балаганчике» восходят прежде всего
к реалиям петербургских масленичных гуляний. Но чтобы судить о роли
непосредственных впечатлений от масленичных балаганов в творческой
истории «Балаганчика», необходимо учесть, что арлекинады к последней
трети XIX в. были вытеснены на периферию балаганного репертуара пьесами, эксплуатирующими сюжеты русской истории и даже классической
русской литературы, а сами гуляния в 1898 г. были выселены из центра Петербурга (с Марсова поля и Адмиралтейской набережной) ближе к окраине,
на Семеновский плац, что заметно снизило его популярность у массовой
публики. Сын А. Я. Алексеева в своих воспоминаниях горестно замечал, что
38
Д. МАГОМЕДОВА
«перенесенное на грязный захолустный Семеновский плац масленичное
гулянье зачахло в первый же год новоселья» [Алексеев: 98].
Если ограничиться только тем, что Блок мог непосредственно видеть
в праздничные дни, начиная с детских лет, то, как явствует из перечня пьес,
ставившихся в конце XIX в. в петербургских балаганах, в 1893 г. в балаганном театре В. М. Малафеева была поставлена пьеса «Волшебные блины,
или Проказы Арлекина на масленице», а в 1895 г. — «Чудеса забытой арлекинады» (см. перечень пьес, поставленных между 1880–1898 гг. на Масленицу и на Пасху в Петербурге [Лейферт: 51–58]). Все мемуаристы и исследователи пишут о непременных катаниях на «вейках» (санях с финскими возницами, наводнявших Петербург в праздничные дни) [Там же: 108]:
«В программу масленичного праздника входило обязательное пользование
ими, хоть прогулка на их низких санках представляла и некоторый риск.
С мрачным юмором чухонец норовил подкатить под самые колеса огромных тогдашних четырехместных карет, и нередко бывало, что санки перекувыркивались на крутом повороте со скатом» [Бенуа: 290].
Однако все приведенные описания масленичных гуляний показывают,
что катания и балаганные постановки — это два параллельных, не пересекающихся компонента масленичных гуляний. Персонажи commedia dell’arte
обитают в балаганных шатрах и не участвуют в катаниях. В блоковской же
пьесе в извозчичьи сани садится Арлекин, а масленичной куклой становится
Коломбина. Такого совмещения и метаморфозы оригинальные балаганные
пьесы не содержали.
Конечно, можно предположить, что Блок внес произвольные изменения в привычные масленичные сюжеты и ритуалы. Действительно, в любовном треугольнике блоковской арлекинады грустный Пьеро, оплакивающий смерть «картонной» невесты, едва ли не важнее торжествующего
Арлекина, который тоже в финале оказывается во власти иллюзии (весенняя даль за окном, куда Арлекин выпрыгивает, нарисована на бумаге). Такая трактовка любовного треугольника впоследствии оказала влияние на
сюжет балета И. Стравинского «Петрушка».
Однако столь же вероятным выглядит предположение, что Блок при
написании «Балаганчика» опирался не только на непосредственные впечатления от масленичных гуляний в Петербурге, но и на круг источников,
естественный для студента историко-филологического факультета: на университетские курсы и рекомендованные в них академические источники
по фольклору. Прежде всего необходимо назвать курс лекций по истории
русской литературы профессора Ильи Александровича Шляпкина. Блок
Масленичный карнавал в «Балаганчике» А. Блока
39
не только слушал у Шляпкина этот курс, но и писал у него кандидатское сочинение «Болотов и Новиков».
В 1903–1904 гг. был издан литографированный курс лекций И. А. Шляпкина «Лекции по истории русской литературы» [Шляпкин], читавшийся
в С.-Петербургском университете. Масленичные празднества в разделе
«Фольклор» описаны подробно, при этом И. А. Шляпкин в качестве источника сведений привлекает известную в то время лекцию Вс. Ф. Миллера
«Русская масляница и западно-европейский карнавал», изданную в 1884 г.
отдельной брошюрой. Вслед за Вс. Миллером он отмечает общие древние
корни западноевропейского карнавала и русской масленицы:
В обоих видно световое начало, остатки солнечного культа в виде круговых катаний взад и вперед, т. е. в виде растянутого круга: колесо, укрепленное на высокой палке — солнце на небе с его лучами, по традиции уцелевшее в лубочных
картинках; блины с легендой о печении их на плеши старика переодетого
солнца, с другой стороны замечен и культ умерших. Масляница — марена в виде соломенной куклы, которую сжигают, напоминает смерть на соломе, обрядовое употребление соломы при мытье умершего, сжигание трупа; блины как
поминальное кушанье и их разбрасыванье птицам душам умерших, возвращение умерших переодетыми — их не узнают — обычай переряживания [Шляпкин: 210].
При этом в изложении И. А. Шляпкина масленичные катания объединены
с западноевропейскими карнавальными обычаями, и к ним присоединяются образы Арлекина и даже Пьеро без всякого разграничения русских и
западноевропейских ритуалов:
Обычаи катанья, обрядовые кони параллельно итальянскому corso — бегу лошадей в карнавале, это остатки эквирий (equus), посвященных богу Марсу,
превратились в потехи. Но это превращение серьезного в потешное обычно
при смене старых верований. Души умерших, первоначально изображавшиеся
посредством черных одежд, заменились пестрым костюмом арлекина, у которого, однако, лицо в черной полумаске, саван принял шутовской характер
у пьерро; торжественное шествие превратилось в беготню и вся таинственность призраков — в комические превращения и провалы [Там же: 11].
Картина масленичных катаний в изложении Шляпкина неожиданно оказывается прообразом ситуации в блоковском «Балаганчике». Мотив «культа
умерших» в сниженном виде проходит через всю пьесу: сначала мистики
принимают Коломбину за явившуюся в их собрание Смерть, затем Коломбина оказывается мертвой картонной куклой, потом появляется перед
Пьеро в образе Смерти «в длинных белых пеленах, с матовым женским
40
Д. МАГОМЕДОВА
лицом и с косой на плече», а с восходом солнца вновь превращается в живую Коломбину, — ср. у Шляпкина о возвращении мертвых переодетыми! — перед тем, как все декорации и участники маскарада «взвиваются
и улетают вверх» [Блок 2013: 20]. Упоминание Масляницы-Марены как
мертвой и как соломенной куклы вполне соответствует превращению Коломбины в картонную куклу во время катания в санях и ее возвращению
сначала в виде Смерти с косой. Фраза же в лекции Шляпкина о «превращении серьезного в потешное при смене старых верований» соответствует концепции всей пьесы, и не случайно она подверглась жесткой критике
и обвинениям в «кощунстве» со стороны «соловьевцев», недавних единомышленников Блока2, прежде всего — Андрея Белого.
Можно с достаточной уверенностью утверждать, что картина масленичных карнавальных празднеств, нарисованная в лекциях И. А. Шляпкина, где
персонажи commedia dell’arte оказываются участниками катаний, как и общее осмысление события смерти-воскресения не только в контексте мифологических представлений о смене времен года, но и в контексте метафизическом, оказалась для Блока одним из важных источников «Балаганчика».
Однако в лекции И. А. Шляпкина упоминания о работе Вс. Ф. Миллера
не сопровождаются ссылками на определенные ее страницы, нет у Шляпкина и точных цитат. Можно предположить, что в лекции он пользовался
лишь конспектом этой брошюры или излагал ее по памяти.
Предположение кажется весьма вероятным, потому что у Вс. Ф. Миллера
участие Арлекина в масленичных катаниях привязано к одному-единственному событию: празднование Масленицы в Москве при Петре I в 1722 г.
после заключения Ништадского мира:
…Сухопутный флот, на полозьях и колесах, потянулся длинной вереницей
от Всехсвятского к Тверским Триумфальным воротам. Шествие открывал арлекин, ехавший на больших санях, в которые впряжены были гуськом шесть
лошадей, украшенных бубенчиками и побрякушками. <…> Наконец, появилась громада, 88-пушечный корабль, построенный совершенно по образцу корабля Фридемакера <…> На этом корабле, везенном 16 лошадьми, сидел сам
государь в одежде флотского капитана [Миллер: 29].
О Пьеро в связи с русской Масленицей и обычаями катаний не упоминается вообще, а о соломенной кукле Маслянице-Марене говорится в другом
разделе брошюры.
2
См. обзор критических откликов о пьесе и ее постановке в театре В. Ф. Комиссаржевской: [Блок 2014: 445–462].
Масленичный карнавал в «Балаганчике» А. Блока
41
Приходится признать, что факты, приведенные в брошюре Вс. Миллера,
изложены в лекции Шляпкина некорректно. То, что было единичным казусом в масленичных празднествах, обрело в его лекции статус типового ритуала, европейские и русские ритуалы оказались не только генетически
родственны, но и почти неотличимы в реальном бытовании. Однако это
некорректное, ошибочное описание масленичных празднеств оказалось
для Блока одним из творческих импульсов при написании «Балаганчика».
В порядке юмористического допущения можно сказать, что основное событие драмы — катание Арлекина на санях, омертвение невесты и превращение высокого сюжета в карнавально сниженный — происходит
в лекции Шляпкина.
Напомню, что весна и осень 1905 – зима 1906 гг. у Блока были временем интенсивных занятий в университете и подготовки к государственным
экзаменам. В письмах к родным он упоминает о своей зачетной работе
у Шляпкина (письмо отцу 25 марта 1905 г.), затем о курсовом экзамене
у него (письмо к матери 3 сентября 1905 г.), о беседе с ним («Был у Шляпкина, и слышал от него много интересного, он только что из-за границы,
расскажу. Говорил ему о Достоевском, Иване-Царевиче и пр. Он соглашался» [Письма: 145]), о неудачно сданном экзамене (письмо к отцу
25 апреля 1906 г.: «Проф. Шляпкин удивлялся, что я, написав хорошее сочинение, отвечаю плохо — и хотел приписать это дождливой погоде, но
я не подтвердил его предположений» [Там же: 153–154]). Параллельно
с занятиями, экзаменами, неформальным общением с проф. Шляпкиным
Блок именно в этот период задумывает и пишет «Балаганчик».
И здесь мы неизбежно подходим к вопросу о тех обязательных областях
фоновых знаний человека рубежа XIX–XX вв., из которых вырастают образы и сюжеты, формирующие художественный мир литературы и культуры
русского модернизма. Помимо детского чтения, гимназической программы по русской словесности, латинских и греческих авторов, учебников истории, необходимо учитывать, что многие писатели-модернисты, среди
которых был и Блок, получили университетское филологическое образование. Университетский период в жизни каждого из поэтов-символистов
требует внимательного изучения. Пока эта работа ведется только в отношении Вяч. Иванова и Александра Блока (работы М. Вахтеля, К. А. Кумпан
и А. М. Конечного, Н. В. Скворцовой, И. В. Душечкиной, М. Альтшуллера,
Л. А. Иезуитовой, а также автора настоящей статьи).
Последняя треть XIX – начало XX вв. — начало подлинного расцвета
русских научных филологических школ. Имена А. Н. Веселовского и его
учеников, А. А. Потебни, А. Н. Афанасьева, С. А. Венгерова, Вс. Миллера,
42
Д. МАГОМЕДОВА
И. А. Шляпкина, филологов-классиков, прежде всего — Ф. Ф. Зелинского — это научная среда для всех, кто учился в Петербургском и Московском университетах, будь то живые лекции или труды, рекомендованные
в программах университетских курсов.
Взаимодействие филологической науки и творчества писателей-символистов прослеживается на разных уровнях. Первым делом речь может пойти об учебных филологических работах, начиная со студенческих рефератов и заканчивая кандидатскими сочинениями.
Теории символа и мифа, развиваемые в работах Андрея Белого,
Вяч. Иванова, Д. С. Мережковского, также имеют не только философские,
но и филологические корни, и не случайно символистская теория дает
начало как формальной школе в лице В. М. Жирмунского, Ю. Н. Тынянова,
Б. Эйхенбаума, так и бахтинской эстетике словесного творчества. Однако
наиболее сложный и интересный аспект этой проблемы — непосредственное влияние филологической науки на художественное творчество писателей-символистов.
Проведенный анализ филологических источников драмы «Балаганчик»
демонстрирует необходимость тщательного изучения университетских
курсов, прослушанных Блоком — Зелинского, Шляпкина, Варнеке, Придика и др. Эти курсы — потенциальный источник образов и сюжетов,
текст-посредник, благодаря которому мифопоэтический комментарий
к блоковским текстам обретает надежную верифицированность.
Литература
Алексеев: Алексеев А. А. Воспоминания // Петербургские балаганы. СПб., 2000.
Алексеев-Яковлев: Русские народные гуляния по рассказам А. Я. Алексеева-Яковлева в записи и обработке Е. Кузнецова. Л.; М., 1948.
Бенуа: Бенуа А. Мои воспоминания. М., 1980. Т. 1.
Блок 1997: Блок А. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 1997. Т. 2.
Блок 2013: Блок А. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 2013. Т 6 (1).
Блок 2014: Блок А. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 2014. Т. 6.
Конечный: Конечный А. М. Петербургские балаганщики // Петербургские балаганы. СПб.,
2000.
Кулиш: Кулиш А. П. Избранные пьесы А. Я. Алексеева // Петербургские балаганы. СПб.,
2000.
Лейферт: Лейферт А. Балаганы // Петербургские балаганы. СПб., 2000.
Масленичный карнавал в «Балаганчике» А. Блока
43
Миллер: Миллер Вс. Ф. Русская масляница и западно-европейский карнавал. М., 1884.
Переписка: Андрей Белый и Александр Блок. Переписка 1903–1919. М., 2001.
Письма: Письма Александра Блока к родным. Л., 1927.
Шляпкин: Шляпкин И. А. Лекции по истории русской литературы пр. Шляпкина. СПб.,
1903–1904.