НиколаевВладимир Метеосводка ВладимирНиколаев ВладимирНиколаевичНИКОЛАЕВ МЕТЕОСВОДКА После нескольких разломов льдина сильно уменьшилась, и на зиму решено было оставить лишь половину экипажа дрейфующей станции - ровно столько, сколько нужно было для выполнения основных разделов научной программы. Работы каждому прибавилось,иответственностьвозросла.Новодномотношениисталолегче-полярники моглитеперьсвободнееразместиться. Домики на льдине стояли маленькие, похожие внутри на вагонные купе с крошечным тамбуром-прихожей,гдехранилсянебольшойзапасугля,частьоборудованияиможнобыло повесить одежду. Жили в них по два человека, а в некоторых даже и по одному. Но в комнатах все равно тесно: два стола, две кровати, поставленные по-казарменному одна на другую, в углу круглая печурка, экономная и жаркая, скамейка перед ней. Вот и все убранство,аповернутьсянегде. В таком домике и жили четвертый месяц гидролог Валя Изюмов и синоптик Толя Фонарев, люди очень разные и по характеру, и по опыту полярных мытарств. Последнее обстоятельство и принимало более всего в расчет руководство станции - начальник и парторг, когда заново распределяли жилье: новичка обязательно поселить с опытным полярником. Так надежнее. У Фонарева позади три зимовки, две высокоширотные экспедициивприполюсномрайоне.Арктикузнает,всякоговнейнагляделсяивпереплетах разных бывал. Пускай молодой гидролог учится. Изюмов и учился, старательно перенимая хватку бывалого Фонарева. Правда, временами ему все-таки приходилось тяжеловато со своимсоседом,человекомнеразговорчивым,оченьсосредоточеннымистраннорассеянным всвоейсосредоточенности. Закончив наблюдения и выключив аппаратуру, Изюмов прилег на нижнюю койку, принадлежавшуюсиноптику,благоТоляникогдапротивэтогоневозражал.КойкаФонареву пока не нужна. Когда гидролог заканчивает свои наблюдения, у синоптика приходит срок сниматьпоказанияприборовиготовитьметеосводку. Валя лежал, с удовольствием вытянувшись во всю длину кровати, и смотрел на жарко топившуюся печь. Ему хотелось видеть веселую пляску огня, но пламя загораживала широченнаяспинасиноптика. АФонаревсосредоточенноиупорностругалдощечку.Будтоэтобылоегоединственноев жизни занятие. Дощечку требовалось выстругать ровно, гладко, и сделать это ножом вовсе нетакпросто,какможетпоказаться.ОднаждыИзюмовпопробовалпомочьему,ноизэтого ровноничегонеполучилось, Казалосьбы,великолидело-обстругатьдощечку!Носкольконистарался,поверхность получалась бугристой. Он сопел, пыхтел, но ничего не выходило. Когда Изюмов протянул Толе дощечку перед самым его выходом на метеоплощадку, тот провел по ней широкой ладонью,укоризненновзглянулнатоварищаисокрушенновздохнул: -Эх,ты... Фонарев не отличался разговорчивостью. Такого молчуна, может быть, не встречалось нинаоднойдрейфующейстанции.Толиномолчаниестановилосьособеннотягостно,когда тоскасжималасердце.Втакуюпоруоченьхочетсяотвестидушувоткровенномдружеском разговоре,асФонаревымнебольно-топоболтаешь.Тольковкают-компании,когдавокруг стоитвеселыйгомон,шуткисыплютсяотовсюду,немногоиотойдешь. Но в кают-компании подолгу не засиживались - каждого ждала работа, у каждого свои сроки, то и дело приходилось поглядывать на часы: все сутки расписаны. Кино и то не каждыйразвсевместесмотрели.Правда,особенножалетьобэтомнеприходилось-загод дрейфакаждуюкартинупочтинаизустьвыучивали,крутилиразподвадцать,потридцать,а тоибольше,потомучтоновыесюда,наполюс,доставлялиредко. Очередной приступ тоски крепко схватил Изюмова, вот тогда-то ему и не понравилась тяжелая крутая спина синоптика. Он ощутил вдруг - тягостное молчание исходит от этой могучейспины,словно,будьуФонаревадругаяспина,унегоихарактербылбыиным. Последние недели в районе дрейфующей станции стояла скверная погода. Морозное безветрие, когда ртуть в термометре опускалась ниже пятидесяти, сменилось снежной пургой,атемператураповысиласьтолькодосорокатрех.Передсномприходилосьдокрасна раскаливатьпечурку,акподъемутепловыдувалоивдомикестановилосьтакхолодно,что поверх одеяла нужно было натягивать теплую робу на цигейке, а ноги прятать в меховые носки унтята. Но холод все равно пробирался к телу. Ежились, ворочались, старательно подтыкалиподсебяодеялоикуртку,ибылоуженедосна... Топлива не жалели. Фонарев сидел у жаркого огня, наслаждался блаженным теплом, словнозапасалсяимвпрок,иобстоятельнообстругивалдощечку.Онработалоднимитолько кистями, большими и ловкими. На пол падали белым дождем мелкие стружки, падали на унты,застреваливихкороткоммеху,летелинакоричневыекожаныебрюки. Изюмовсмотрелнанеподвижнуюспинутоварищаисглухимраздражениемдумал:"Не спина,аплита,медведюподстатьтакая.Вот,чертило,достругаетсвоюдеревяннуютетрадь, амусорзасобойнизачтонеприберет". Деревянная тетрадь - это изобретение Фонарева. В пятидесягиградусные морозы на бумаге писать невозможно - она становится хрупкой, рвется под нажимом жесткого химическогокарандаша,которымполагаетсяделатьзаписипоказанийнаплощадке,потому чтополагатьсянапамятькатегорическизапрещается. Толяснекоторыхпорделаетсвоизаписинагладкообструганныхдощечках.Надеревоне действуютнимороз,ниветер,ниснег. Перед выходом Фонарев выводит на дощечке дату и время очередного срока, а на площадкезаписываетпоказанияприборов.Вернувшись,онтутжепереноситсвоизаписив журнал.Вовсем,чтокасаетсяисполненияслужебногодолга,унеговсегдавсеважуре. Вот и сейчас Фонарев весь поглощен своей работой - легкие стружечки так и порхают из-подегоножа.Изюмовсмотритнасиноптика:"Неподметет,чертовпедант,неподметет. Ниразуснимэтогонеслучалось!" Так и есть! Фонарев взглядывает на часы, поднимается как ни в чем не бывало, небрежным жестом стряхивает стружки и неторопливо направляется к вешалке. На ходу привычнымдвижениемподтягивает"молнию"кожанойкурткидосамогоподбородкаиеще раз бросает взгляд на часы - в самый раз поднялся! После этого принимается наматывать длинный шерстяной шарф, которого хватает закутать шею и все лицо до самых глаз. Затем натягивает меховую робу, нахлобучивает ушанку из росомахи - знаменитая ушанка с пушистой оторочкой сверкающего меха, ни у кого во всем экипаже нет такой, - туго завязываеттесемкиуподбородка,поднимаетворотник,проверяетфонарикикарандаш-все наместе!-инаправляетсякдвери. Изюмов вскакивает с кровати и в тот момент, когда Фонарев кладет руку на скобу, кричит,нестараясьсдержатьбешеногонегодования: -Чтожты,принцСавойский,засобойнеубираешь?.. Фонаревгрузноповорачиваетсяимолчит. -Мыполярныеволки,королиАрктики,-продолжаетИзюмов,-намвсепозволено... Изюмовждетотпора,этотакестественно.АФонаревпродолжаетсмотретьироничнои снисходительно.Этоещебольшебесит,иВалькавыпаливаетужевспинутолкающемудверь Фонареву: - Слуг, знаешь, нет. И королей тоже. Они ликвидированы в одна тысяча девятьсот семнадцатомгоду!.. Глупее ничего нельзя сказать. Но Фонарев и на это не отвечает, не обернувшись, решительно толкает дверь. На мгновение в домашнее тепло тесного домика врывается колючийхолод.Дверьтяжелоухает,ивдомикеделаетсятихо-тихо.Слышнолишь,какгде-то совсемрядомпоскуливаетпродрогшийветердаяростногудитвпечипламя. В обступившей со всех сторон тишине Изюмов разом остывает. С тяжелым чувством сознания вины опускается на лавку, смотрит на мечущийся огонь, но не замечает его. Он думаетоФонареве,ушедшемвночьихолод.Ещенеделюназадсветилалуна,мертвыймир ледяных окрестностей был хорошо виден. Гигантскими кристаллами с лимонными искристыми отблесками на изломах выглядели ближние гряды торосов, далеко просматриваласьледянаядолина.Сейчаснето:всескрытотьмойивьюгой. Дажедобратьсядометеоплощадкинетакоепростоедело:можнопройтимимо,сбиться спутиипроплутатьктознаетскольковременивстороне.НоФонаревнепромахнется!Он определит, откуда ветер, глянет на черный полог неба, поднимет повыше правое плечо, чтобызагородитьлицо,ирешительнодвинетсянавстречуледянымструям,высекающимиз глазслезы. Тропу, конечно, замело, брести придется, утопая в сухом, сыпучем, как песок, снегу. Непривычномучеловекунепройти.НоТоляФонаревпройдет!Инепотому,чтоемулегче, чем другим, - ему, как и всем, тяжело. Но он пройдет! Как медведь пролезет, оставляя за собойглубокиеследы.Испаринойпокроетсяегомогучаяспина,рубашкавзмокнет,алицои рукибудетхвататьзлоймороз.Ноонпробьется. Терпеливо обойдет Фонарев все приборы, высветит каждую шкалу, запишет на свою дощечку все до одного показания. Спина начнет остывать. Неприятный холод поползет по позвоночнику... Ему и в голову не придет, что он делает нечто необычное, требующее особых усилий. Нет,длянего,какидлядругихполярников,этообычнаяработа.Одинденьполегче,другой потруднее, но такая уж здесь служба, никуда от нее не денешься. И во всех случаях полагаетсяделатьвсенасовесть.Этоглавное.Иэтотвердознаешьтыизнаютте,кторядом стобой. И все же, когда ты сидишь в тепле, а твой товарищ работает почти на космическом холодеивкромешнойтьме,оченьхочется,чтобыонпоскореевернулся.Оченьхочетсяэтого и Вальке Изюмову. Ему становится не по себе оттого, что несколько минут назад так разошелся. Изюмов поднимается, подбирает все до одной стружки и бросает в печурку. Пламя тольколизнулоих-иникакогоследа... Торопливо стучит на столе будильник. Пламя так и ревет в печи, повизгивает снаружи поземка, тревожно стукает что-то о стенку - должно быть, пожарный инвентарь не очень хорошо закреплен. Но какое все это имеет значение! Важно, чтобы Фонарев поскорее вернулся. В Арктике по-всякому бывает. Изюмову приходит на память дикий случай, которыйпроизошелнедавнонаоднойзимовке.Вышлавпургуповарихавыплеснутьпомоии всего-то ступила шажок с крыльца, ее подхватило снежным вихрем - и все. Нет с тех пор поварихи... Изюмов садится возле печки, смотрит в огонь, он так и бушует, так и завивается косматыми оранжевыми языками. Хороша тяга в печи! О разном думается. Но не идет из головыповариха.Тревожноделаетсянадуше. Валя поднимается со скамейки и неожиданно замечает - ах ты черт! Фонарев забыл невероятнаявещь!-дощечку. Вот так штука! Изюмова охватывает волнение, он начинает торопливо соображать. Выходит,зряпошелвтакуюпогоду... Надочто-тоделать.Хорошо,еслиТоляхватитсясвоейдощечкипопути...Но,видно,не хватился.Прошлостольковремени,чтоможнобысходитьдометеоплощадкиивернуться.А еговсенет... "Даиочемтутраздумывать?Надоодеватьсяиспешить". Онтакиделает.Торопливонаматываетшарф,досамыхглаззакрываетлицо,натягивает робуиушанку,суетвкармандощечкуиплечомподдаеттугуюдверь.Пургасовсегоразмаха бросаетвлицогорстьколючегоснега.Забиваетнетолькоглаза,ноигорло.Дышатьсовсем нечем.Приходитсяповернутьсяспинойкветру,чтобыперевестидыхание. Больно в груди, больно глазам. Но это скоро проходит. Теперь уже осторожно, подняв повышеправоеплечоивоинственновыставиввпередлокоть,Изюмовделаетшагнавстречу ветру. Ноги вязнут в рыхлом снегу, в белесой мути ничего нельзя разглядеть. Еще какихнибудьполторачасаназад,когдашлинаужин,пургатакнебесновалась. "Самоеважное-несбитьсяспути,неупасть",-соображаетИзюмов.Онвглядываетсяв небо:чтобывыйтинаметеоплощадку,надоидтипрямонасозвездиеАрктура.Нозвезднет, инебанет-всескрытометельнойвьюгой.Чутьзазевавшись,Валентиннеожиданнотеряет равновесиеипадает.Онспешитподняться,ноторопливостьтолькомешает.Онспотыкается ещераз."Такнегодится",-говоритсебеИзюмов. Поднимаясь, он набирает в рукавицы снегу, но в горячке не замечает этого. Самое главное сейчас - правильно ориентироваться. Если оставить кают-компанию слева и взять чуть наискосок от нее, то как раз и выйдешь на метеоплощадку. Некоторое время Изюмов стоит, стараясь точнее определить, где кают-компания. В разных местах сквозь плотную завесу пурги пробиваются неверно светящиеся окна поселка. В кают-компании сейчас не должнобытьсвета,лишьувходаможетгоретьлампочка,ноеевтакуюнепогодьизаметить трудно. Значит, в цепи светящихся окон должен быть темный провал. На него и надо держать. Изюмов отыскивает глазами этот темный провал, снова определяет направление ветра, вобрав голову в плечи, боком бредет в нужную сторону. Идет неторопливо, делая каждый шаграсчетливо.Втакойслепящеймутиничегонестоитразойтись,незаметивдругдругана расстоянии двух шагов. Хорошо бы подать голос, но кто услышит в диком хохоте, свисте и вое пурги? Да и рот раскрыть рискованно - сразу забьет дыхание. Изюмов мычит, тяжело сопитиупрямобредет. Мороз больно хватает за щеки, режет глаза, ноги тоже начинают чувствовать холод, только спина влажная. Но самое главное - справиться с дыханием. Все остальное пока терпимо. И очень важно, важнее всего, не сбиться с пути. Добраться до кают-компании, а тамвзятьнемноговправо,итогдавседолжнобытьвпорядке. Кают-компаниячерездвадома.ОдинИзюмоввродебыпрошел,потомучтоегосейчас обступила полная тьма, будто он уже миновал поселок. А может, так оно и есть? Покачиваясьподбешенымиударамипурги,Изюмовприостанавливаетсяирешаетвзятьчуть правее-тамсквозьснежнуюмутьвродепробиваютсяогни. Хорошо бы попасть в следы Фонарева, но об этом и думать нечего. Домов не видно, о какихследахречь?Толькобынесбиться. У Изюмова нет с собой даже фонаря, нет ракетницы, хотя зачем все это в такой круговерти? Ведь ему все равно нет нужды делать записи или разглядывать показания приборов.Апочемубыинет?Неужелиэтоттяжелый,изматывающийпутьстоитпроделать длятоготолько,чтобыпередатьстругануюдощечку?Чтоэто,эстафетнаяпалочка?"Да,не стал я еще, как видно, полярником", - самокритично думает Изюмов. Такого промаха ни одиннастоящийполярникнесделает. Вотондоберетсядометеоплощадки-поскореебы!-иневстретиттамсиноптика,аэто болеечемвероятно,и,сталобыть,поворачивайназаднисчем."Анеповернутьлисейчас?.. Ведьэтотрусость!Причемтуттрусость?Простонадозахватитьфонарьиракетницу,чтобы сделатьзаписии,когдабудетсовсемтуго,датьсигналтревоги...Какаячепуха,фонарьестьу Толи, а ракетница в такую пургу не поможет - никто не услышит и не увидит, хоть из винтовкипали,анеточтоизракетницы.Такчтонеподдавайся,друг,шкурноеэточувство, вотчто.Неподдавайся!"-решительноприказываетсебеИзюмов.Иупрямошагаетдальше. Изюмов представляет себе широкую могучую спину синоптика. Хорошо иметь такую спину, хорошо быть опытным и сильным, как Фонарев. Скверно, что на такого парня набросился.Даещеиз-запустяков.Ноэтозабудется.Аможет,инет.Чертсним,тамвидно будет.Сейчасважнодругое. ВдругпочтинадсамымухомИзюмовслышиттонкоепениескрипки-чтозачертовщина! Он останавливается, внимательно прислушивается - голос скрипки сменяется протяжным звоном. Откуда это, что за наваждение? Валька протягивает руку в темноту и нащупывает нечтотяжелоеитвердое.Даэтожеподвешенныйувходавкают-компаниюобрубокрельса. Воткакжалуетсянасвоюсудьбупромерзшийнабешеномветруметалл!Значит,несбился, вышелккают-компании.Теперьвсамыйразвзятьрезковправо,искоро,совсемскоробудет метеоплощадка. КогдаИзюмовнатыкаетсянапервыйприборнаметеоплощадке,онготовобнятьегона радостях.Теперьвсе,чтотворитсявокруг,некажетсяемустрашным.ТольковотФонарева тут нет. Может быть, вернулся, а возможно, бродит поблизости. Изюмов поворачивается спинойкветру,садитсяпрямовснегисоображает,чтоемутеперьделать.Посленекоторого раздумьяоттягиваетотлицашарфвледянойкоркеикричит: -Толя-а-а! Но вьюга тут же подхватывает это короткое слово, безжалостно мнет его и тушит так быстро,чтоИзюмовустановитсяясно:кричатьбесполезно. Отдохнув немного, он поднимается, падает - ноги как-то вдруг одеревенели, да и сил, видимо,поубавилось,-сноваподнимается,ещенекотороевремякружитвозлеприборови, наконец,понимает,чтонадопускатьсявобратныйпуть. Обратно идти еще тяжелее. И спина вдруг похолодела, по ней прокатывается липкая, неприятнаяструя.Шарфоттянутинетакхорошозащищаетлицо. То и дело на пути попадаются, словно откуда-то нарочно бросаются под ноги, высокие сугробы, и на них приходится карабкаться, как на гору. Все чаще и чаще Изюмов присаживаетсяотдохнуть. СначалаВалькаподбадриваетсебя:ничего,домой-неиздому.Онбарахтаетсявснегу уже порядочное время, а до поселка никак не может добраться. И огней не видно. Тут он снова вспоминает о несчастной поварихе, которую закружила и уволокла такая же пурга. Где она теперь, повариха? Неужели ее так и не отыскали? Как же это может быть, чтобы человек бесследно пропал и его нельзя было найти? А что в этом удивительного, ведь Арктика. "Без вести пропавший в Арктике" - таких бумаг, наверное, никто еще не получал. А почему?Здесьитакоеслучается.Идажезапросто... Изюмовсидитвснегу,егозаноситметель,ноемупочему-тохорошо,дажеприятно.Да, приятно... И вдруг, поняв, как страшно все, что происходит с ним, и ужаснувшись, он отчаяннымрывкомзаставляетсебяподняться.Сделатьэтооченьтрудно,онпокачивается,а оторвать тела не может, словно цепкая рука удерживает его в проклятом сугробе. Но он дергается еще и еще раз и с неожиданной легкостью оказывается на ногах, будто кто его выволокизсугроба. Илишькогдавсамоелицоначинаетсветитьрадужныйпучоксвета,Изюмовпонимает, чтоемуивсамомделепомоглиподняться. -Ты?..-доноситсядонегоглухойголосФонарева.-Живой?! Валькапытаетсяулыбнуться.Нопучоксветамгновенноисчезает,иемусновастановится страшно, что все это лишь привиделось, что никого рядом нет... Он начинает отчаянно торопиться,карабкатьсяввязкомснегу. -Даподождиты,-кричитемувсамоелицоФонарев,-сейчас... НаэтотраздоИзюмовадоходит,чтооннеодин,чтогибельемунегрозит,иотэтоговсе егосуществовнезапноохватываетслабость.Онсновавизнеможенииопускаетсянаснег,но Фонаревподнимаетегорезкимрывкомиспрашивает: -Ногамиработатьможешь?.. ...ВременамиИзюмовукажется,чтоонибредутнетуда,кудаследует,потомучтоимне попадаютсянидома,ниосвещенныеокна,вокругтолькохороводитвьюга,опутывающаяих бесконечнойбелойпряжей.Инипорватьэтупряжу,нивыбратьсяизнадоедливогоклубка никакнеудается. Икогдаонинаконецоказываютсявсвоемдомике,Изюмовнесразуэтопонимает. -Замерз,чтоли?-тормошитегоулыбающийсяФонарев.Онужеуспелраздеться,нанем дажекурткарасстегнута,из-поднеевыглядываеткоричневыйсвитер. -Нет,-слабоулыбаетсяИзюмови,тяжелодыша,начинаетнеловкорасстегиватьробу. Фонаревпомогаетемураздеться,тянеткпечке,вкоторойпо-прежнемубушуетогонь,и ониобаопускаютсяналавку. -Дощечкатвоя...вкарманеуменя... -Ладно,-успокаиваетегоФонарев. -Азаписи?-превозмогаясонливость,запинаясьспрашиваетобессиленныйИзюмов. -Порядок,уменязапаснаявкармане. Вальканичегонеслышит,онплотнееприваливаетсякплечутоварищаизасыпает. 1980г. FB2documentinfo DocumentID:fb2-98659daa-b2fc-8e3c-457c-90df3cac6a4f Documentversion:1.01 Documentcreationdate:2013-06-10 Createdusing:LibRusEckitsoftware Documentauthors: rusec About ThisbookwasgeneratedbyLordKiRon'sFB2EPUBconverterversion1.0.28.0. Эта книга создана при помощи конвертера FB2EPUB версии 1.0.28.0 написанного Lord KiRon