Риск создания газового картеля есть, но его имеет смысл принять

Интервью главного экономиста BP Кристофа Рюля газете «Московские
новости»
«Риск создания газового картеля есть, но его имеет
смысл принять»
Британская компания ВР привезла в Россию свой очередной, 60-й по счету отчет по
мировой энергетике. Главный экономист и вице-президент компании Кристоф Рюль по
сложившейся уже традиции приезжает в Москву, чтобы сделать несколько презентаций
BP Statistical Energy Review, а также провести эксклюзивные мероприятия для российских
чиновников и корпораций. В его напряженном графике нашлось время для «Московских
новостей». О том, что происходит с ценами на нефть и почему потребителям не следует
бояться создания газового картеля, Кристоф Рюль рассказал в интервью обозревателю
«МН».
— ВР— единственная нефтегазовая компания, публикующая статистический отчет
по мировой энергетике. С какой целью вы это делаете?
— В этом году исполнилось 60 лет с момента, когда ВР, выпуская годовой статистический
обзор, начала снабжать рынок данными о развитии мировой энергетики. Другие
энергетические компании представляют свои взгляды на будущее, сценарии развития
отрасли на 20 лет вперед. Но реальные цифры, представление о том, как развивается
рынок, на мой взгляд, более полезны его участникам, чем любые прогнозы. Поэтому наши
статистические доклады традиционно пользуются большой популярностью в отрасли и
среди общественности. Энергетика чрезвычайно важная часть мировой экономики, но до
сих пор мы имеем дефицит открытых оперативных данных о том, как она развивается. В
результате масса дискуссий ведется без адекватной информации о ситуации.
— Тем не менее вы пошли вслед за трендом и в этом году впервые выпустили свои
сценарии развития энергетики до 2030 года.
— В компании мы начали готовить такие долгосрочные сценарии чуть раньше, полтора
года назад. И очень быстро раскрыли свое видение рынку. При этом мы не просто
представили наши прогнозы развития энергетики, но и сделали публичными подробные
расчеты, на которых эти прогнозы базируются, чего другие компании не делают. На наш
взгляд, ценность для отрасли представляет не столько сам наш прогноз, сколько эти
подробные данные, которые все желающие могут использовать для разработки
собственных альтернативных сценариев. Наш подход к прогнозированию, мне кажется,
более прозрачен, более содержателен и честен.
— Почему именно сейчас появился прогноз ВР? Какова выгода от него
коммерческой компании ВР?
— Мы искренне хотим улучшить качество обсуждения сценариев развития мировой
энергетики. Мы считаем, что получение рынком более полной и достоверной информации
повысит уровень дискуссий. И это в конечном счете пойдет на пользу бизнесу ВР.
— Что вы думаете о последствиях аварии на АЭС в Японии? Станет ли она
фактором развития энергетики в глобальном масштабе?
— Смотря что считать глобальным эффектом. С одной стороны, японская ситуация уже
повлияла на отказ Германии от атомной энергетики. С другой— я считаю, что
«Фукусима» будет иметь в большей степени региональный и среднесрочный эффект, но
не станет долгосрочным драйвером для мировой энергетики.
— Входе презентации статистического отчета вы сказали, что не даете прогнозов по
цене на нефть даже своему боссу. Почему?
— Экономисты могут оценить условия, при которых цены изменяются, или описать
пограничные ситуации, когда цены могут меняться очень быстро. Но они не могут и не
должны называть точные цифры. Если кто-то вам будет говорить, что нефть будет стоить
столько, то следует относиться к таким людям с осторожностью. Мы не делаем прогнозов,
а даем оценки развития рынков. Что касается цен, то наша команда дает руководству
предположения об их уровне, коридор, у которого дистанция между нижней и верхней
границей довольно существенная.
— На днях страны-члены ОЭСР приняли решение выпустить на рынок часть нефти
из стратегических резервов. Как вы оцениваете этот шаг?
— Такое решение принято всего третий раз в истории организации. Первые два раза ОЭСР
реагировала на катаклизмы, которые приводили к краткосрочным сбоям поставок нефти
после вторжения в Ирак и после урагана «Катрина». Сейчас, на мой взгляд, это
стратегическое решение, направленное на балансировку рынка в среднесрочной
перспективе. В2011 году наблюдаются самые высокие в номинальных долларах средние
цены на нефть. Тем не менее на последней встрече ОПЕК не было принято решения
увеличить уровень добычи. В условиях роста спроса на нефть, потери ливийской добычи
и снижения добычи в странах, не входящих в картель экспортеров, стало понятно, что
высокие цены— это результат реального дефицита сырья. ОЭСР пытается его сократить,
остановить дальнейший рост цен и в то же время надавить на те страны ОПЕК, которые
отказываются наращивать добычу.
— А какие у ОПЕК есть свободные мощности по добыче?
— Этого никто достоверно не знает, но они есть. Их достаточно, чтобы сбалансировать
рынок при растущем спросе. То есть сегодняшний дефицит создан искусственно. По
нашим оценкам, страны ОПЕК могут увеличить добычу примерно на 4,5 млн. баррелей в
сутки.
— Какой же должна быть справедливая цена на нефть? И каков порог цены, при
котором экономики развитых стран не способны производить добавленную
стоимость?
— Не существует справедливых цен, есть рыночные и нерыночные. Предельный уровень
цен для каждой страны разный. К примеру, американская экономика более чувствительна
к росту цен на нефть, чем европейская. И как правило, мы понимаем предел, когда
экономика начинает страдать от нефтяного ралли. Большинство экономистов согласится,
что 100 за баррель и выше— слишком дорого, чтобы поддерживать восстановление
экономики США. А когда в прошлом году цены длительное время держались в районе 70,
никто не возмущался. По-видимому, в этом диапазоне— между 70 и 100— сегодня
находится приемлемый для развития стран-импортеров уровень цен.
— Как долго ОЭСР может использовать стратегические резервы для
балансирования рынка?
— По действующим правилам члены организации должны иметь запасы нефти,
полностью покрывающие их импортные потребности в течение 90 дней. Сейчас принято
решение выпускать на рынок 2 млн баррелей в день в течение 30 дней. Теоретически
запасов при таком их использовании хватит на два года. Но, конечно, никто не собирается
опустошить стратегические резервы полностью.
— Вы говорите, что высокие цены на нефть— следствие искусственно созданного
членами ОПЕК дефицита. Производители со своей стороны винят в этом рыночных
спекулянтов. Кто прав?
— Влияние финансовых инвесторов на нефтяной рынок очень ограничено, оно
незначительно для того, чтобы повлиять на направление движения цен. Они могут
ускорить движение цен, но не способны изменить тренд. Например, на угольном рынке
финансовых инвесторов гораздо меньше, чем в нефти, но колебания цен там более
сильные.
— В начале июня Международное энергетическое агентство (МЭА) выпустило
новый прогноз под заголовком «золотой век газа» со знаком вопроса. Что вы думаете
об этом?
— История этого доклада сама по себе интересна. Он появился в дополнение к основному
прошлогоднему прогнозу МЭА, в котором перспективы роста потребления газа толком не
были описаны. Умногих это вызвало удивление, и у агентства стали спрашивать, почему
оно игнорирует роль газа в энергобалансе будущего. Вответ на эту критику МЭА
пришлось подготовить дополнительное исследование. Что касается содержания нового
газового доклада и выводов агентства, то они во многом схожи с нашей точкой зрения.
Роль газа в мировом балансе будет увеличиваться. Рост потребления газа будет опережать
рост спроса на другие виды ископаемых энергоносителей. Эта тенденция будет
поддерживаться развитием технологий добычи и транспортировки газа, а также
энергетической политикой стран.
— Давайте поговорим о ценах на газ.
— Их сложно предсказать (смеется).
— Сейчас в Европе много говорят о необходимости убрать из долгосрочных газовых
контрактов нефтяную привязку. Не приведет ли это к созданию в газовой отрасли
газового картеля, который из-за небольшого числа участников сможет диктовать
свои условия потребителям?
— Уход от привязки газовых цен к нефтяным и ценообразование на основе спроса и
предложения выгодны потребителям. Цены, возможно, станут более волатильными, но в
долгосрочном плане они будут ниже, чем при сохранении существующего механизма. По
сути, потребители газа уже сейчас (пусть и опосредованно) зависят от решений нефтяного
картеля. Риск создания газового картеля после того, как газовые цены будут отвязаны от
нефтяных котировок, есть, но его имеет смысл принять.
— Влияние ОПЕК на газовый рынок все же опосредованное. А для работы
эффективного газового картеля достаточно будет двух-трех участников— России,
Катара и, может быть, Алжира.
— Я считаю, что любые картели вредны. И с ними нужно бороться. Но я не понимаю
логику, когда говорят, давайте оставим все, как есть и не будем противостоять
существующему картелю только потому, что на его место может прийти другой. Нельзя
исключить, что при отсутствии нефтяного индексирования могут возникнуть новые
проблемы, о которых мы пока не догадываемся, но сегодняшняя ситуация сама по себе
плоха, чтобы согласиться на ее сохранение. Рынок газа быстро развивается, хотя он все
еще сильно сегментирован. Новые технологии добычи, рост производства сжиженного
газа и расширение его географии способствуют рыночной диверсификации. В условиях
диверсификации нескольким поставщикам будет не так просто договориться о
манипулировании рынком. В то же время история глобализации мировой торговли— это
история создания и разрушения разных картелей.
— А как быть с огромными инвестициями в добычу и транспортную
инфраструктуру, которые требуются в газовом бизнесе? Кто их будет гарантировать
при отсутствии привязки цен к нефти?
— Пример США, где функционирует ликвидный газовый рынок, показывает, что
инвестировать в добычу газа можно и не имея привязки к нефтяным ценам. Более того,
уход от нефтяной привязки— необходимое условие создания нормального газового
рынка. Сейчас его нет. Инвестиции можно и нужно обосновывать, оценивая потребности
рынка в газе и готовность потребителей платить за него. Цены на нефть тоже сложно
предсказать, и нет никаких гарантий, что они не упадут в будущем. Это задача банкиров и
нефтегазовых компаний— правильно оценить условия прибыльной продажи газа. Сейчас
газовые проекты приходится рассматривать в контексте ситуации на рынке нефти, что
усложняет процесс их планирования и оценки. Газовый рынок должен развиваться по
своим закономерностям.
— Все больше говорят о необходимости разрабатывать нефтяные запасы в Арктике,
развивать глубоководное бурение. Но опыт ВР свидетельствует, что риски—
экологические, технологические и финансовые— здесь слишком велики. Есть ли
реальная потребность спешить с разработкой таких сложных и дорогих запасов?
— Я согласен с тем, что это очень сложные задачи. Но нужно учиться их решать, если мы
хотим гарантированно обеспечивать человечество энергоносителями. В мире еще много
легко извлекаемой нефти, но, к сожалению, эти ресурсы труднодоступны с политической
точки зрения. Поэтому компании вынуждены браться за новые более рискованные
проекты, заниматься глубоководным бурением, разрабатывать Арктику и так далее. И нам
предстоит научиться управлять всеми возникающими здесь рисками.
— При каких ценах на нефть арктические проекты станут экономически
привлекательными?
— Это трудно оценить: цены на нефть и затраты на разработку не являются независимыми
друг от друга. Многие дорогостоящие шельфовые проекты начинались при цене 20 за
баррель, и в тот момент они были эффективны. Но по мере роста цен на нефть
увеличивались и аппетиты сервисной индустрии. Случилось то, что называется
инфляцией издержек. В то же время я считаю, что совершенствование технологий на
горизонте 2030 лет сделает арктическую добычу привлекательной. Однако если не начать
заниматься этим сейчас, то будущий технологический прорыв отложится.