ФИЛОЛОГИЯ 121 К. А. Мнацаканян (ПСТГУ) «A MAN WITHOUT FAULT»: ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБРАЗА «ИДЕАЛЬНОГО ДЖЕНТЛЬМЕНА» В ТВОРЧЕСТВЕ ДЖ. ОСТЕН XVIII столетие в английской словесности проходит под знаком пристального изучения человеческой природы, ее достоинств и недостатков. Категории «порядочности» и «безупречности», оставаясь на протяжении всего века в фокусе внимания философов и публицистов, постепенно находили все более четкое и оформленное выражение и в художественной литературе. Первым в галерее «безупречных джентльменов» английской литературы XVIII столетия по праву считается сэр Чарльз Грандисон, герой последнего романа С. Ричардсона «История сэра Чарльза Грандисона» (1753–1754). После успеха первых двух романов, в центре которых находились «идеальные» женские характеры, Ричардсон представил читающей публике и образец мужской добродетели. Эпистолярная форма романа позволяет показывать персонаж с различных точек зрения, неоднозначных и подчас противоположных, и Ричардсон обычно пользуется богатыми полифоническими возможностями этого жанра; однако в отношении главного героя среди всех корреспондентов наблюдается редкостное единодушие: сэр Чарльз, его внешность, манеры, поступки и суждения неизменно вызывают всеобщее восхищение, граничащее с благоговением. Знатное происхождение, влиятельное положение в свете и огромное богатство дают сэру Чарльзу практически неограниченные возможности для демонстрации своих христианских добродетелей в лучших традициях шефтсберианского альтруизма, чем он и занимается на протяжении всех семи книг романа: спасает похищаемых девиц, устраивает браки, помогает бедным родственникам и т.д. Сэра Чарльза можно классифицировать как героя-патриарха, или героя «патрицианского типа», по определению К. Молера1. Главная героиня, мисс Харриет Байрон, влюбляется в него без памяти, а ее соперница, итальянская красавица Клементина, на почве любви так и вовсе временно лишается рассудка. Все женщины в романе относятся к сэру Чарльзу с благоговением и смотрят на него снизу вверх, обращаясь к нему за советом и наставлением. Харриет Байрон восклицает: «Teach me, sir, to be good, to be generous, to be forgiving — like you! — Bid me do what you think proper for me to do»2. Очевидно, что в качестве идеальной модели семейных отношений Ричардсону видится союз, в котором мужчина является для женщины безусловным моральным авторитетом и наставником; в ее отношении нему нет ни тени критики, ни малейшей претензии на равноправное партнерство. Это скорее отношение почтительной дочери к любимому отцу или младшей сестры — к боготворимому старшему брату. Положительный идеал, выдвинутый в романах Ричардсона, как в его женском, так и в мужском воплощении, вызвал в литературных кругах целый ряд довольно едких пародий, наиболее известные из которых принадлежат перу Г. Филдинга. Не останавливаясь подробно на анализе пародийной техники Филдинга, отметим, что один из основных пародийных приемов, которые он использует для усиления эффекта абсурдности — перемена гендерных ролей. Филдинг также активно пользуется методом контрастных характеристик, строя интригу на противостоянии персонажей в соответствии с одной из актуальнейших оппозиций того времени: «быть» или «казаться». С развитием жанра сентименталистского, а затем и готического романа «слезливый», вздыхающий и чувствительный мужской персонаж, склонный к несколько аффектированному и гипертрофированному выражению эмоций, вплоть до обыкновения то и дело вздыхать, проливать слезы, заламывать руки, а при сильных душевных потрясениях — падать в обморок, делается фигурой все более частой и типической; в готическом романе такой герой выгодно оттеняет своей теплотой и сострадательностью холодность, мрачность и инфернальную сущность главного злодея. Между тем и герой ричардсоновского типа — молодой аристократ, соединяющий в себе всевозможные достоинства, во всяком случае, в глазах самого автора и влюбленной героини — остается достаточно популярной и востребованной романной фигурой вплоть до рубежа веков. У таких романистов, как Ф. Берни, Ш. Смит, Т. Халл и др., мы можем встретить похожий тип отношений между главными персонажами: благородный, богатый и знатный герой и благоговеющая перед ним героиня, стоящая, как правило, на более низкой ступеньке социальной лестницы. Когда герой, наконец, снисходит до того, чтобы сделать героине предложение, ту переполняют восторг и благодарность. «To be loved by Lord Orville, — пишет Эвелина из одноименного романа Ф. Берни, — to be the honoured choice of his noble heart, — my happiness seemed too infinite to be borne, and I wept, even bitterly I wept, from the excess of joy which overpowered me»3. 1 Moler, Kenneth L. Jane Austen’s Art of Allusion. Lincoln, 1968. Р. 76. Richardson, Samuel. The History of Sir Charles Grandison / The Novels of Samuel Richardson. London, 1902. Vol. VI. P. 206. 3 Burney, Frances. Evelina: Or the History of a Young Lady’s Entrance into the World. Oxford, 1993. P. 383. 2 122 XIX ЕЖЕГОДНАЯ БОГОСЛОВСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «Pictures of perfection … make me sick and wicked»4, — писала в последний год своей жизни Джейн Остен. Брат писательницы, Генри, в небольшом биографическом предисловии к посмертной публикации ее романов, упоминая о круге ее чтения, пишет: «она знала произведения Ричардсона так хорошо, как немногие», и отмечает, что Джейн прекрасно помнила все изложенные там события и повороты сюжета: «каждый персонаж был ей знаком, как близкий друг»5. Генри, заботясь о респектабельности образа покойной сестры, счел нужным отметить, что она «предпочитала Ричардсона Филдингу», ибо «ей претило все грубое», но из писем Остен мы знаем, что она с удовольствием читала «Тома Джонса». Среди ее ранних юношеских произведений (т.н. «Ювенилий») есть в том числе и беспощадно злой шарж на «картину мужского совершенства», явленную в романе Ричардсона, то есть на сэра Чарльза Грандисона. В бурлеске «Джек и Элис» представлен герой по имени Чарльз Адамс — «an amiable, accomplished, & bewitching young Man; of so dazzling a Beauty that none but Eagles could look him in the Face»6. Аллюзии с солнцем здесь не случайны; в романе Ричардсона «солнечные» эпитеты в отношении главного героя употребляются с завидным постоянством. Его красота и достоинство подобны дневному светилу, у него «блистающий взор», от которого Харриет в смущении уклоняется, и т.д. Юная Остен доводит эту метафору до абсурда, употребляя ее в буквальном значении: в первой же сцене, когда Чарльз Адамс появляется на маскараде, он блеском своих сияющих глаз в прямом смысле слова ослепляет всех присутствующих. Чарльз Адамс представляет собой столь идеальный образчик мужской природы, что на него идет настоящая охота среди всех окрестных девиц, которые жаждут заполучить его себе в мужья, отчего Чарльз Адамс вынужден скрываться в своем поместье; но даже расставленные в парке капканы не останавливают девушек, которые готовы добиваться его расположения, подвергаясь риску переломать себе ноги. Главная героиня, Элис Джонсон, даже посылает своего отца сделать ему предложение, но Чарльз отказывает, аргументируя это следующим образом: «I look upon myself to be, Sir, a perfect Beauty — where would you see a finer figure or a more charming face. Then, sir, I imagine my Manners & Address to be of the most polished kind; there is certain elegance, a peculiar sweetness in them that I never saw equalled & cannot describe. ... My temper is even, my virtues innumerable, my self unparalleled. …Your daughter sir, is neither sufficiently beautiful, sufficiently amiable, sufficiently witty, nor sufficiently rich for me. — I expect nothing more in my wife than my wife will find in me — Perfection». Этот автопанегирик занятен еще и тем, что все те характеристики, которые в романе Ричардсона дают герою другие персонажи, здесь он дает себе сам. Кроме того Остен, как и Филдинг, активно пользуется приемом перемены гендерных ролей: девушка делает предложение молодому человеку, а не наоборот, да и в наборе недостатков, которыми обладает Элис, преобладают пороки, традиционно считающиеся мужскими: «слишком красное лицо» и «некоторое пристрастие к Бутылке и Азарту». Чарльз Адамс, напротив, подчеркнуто утончен, изыскан и женственен. Несмотря на эту озорную и язвительную сатиру, в творчестве самой Остен можно встретить характеры, которым присущи определенные черты героев «патрицианского типа» и которые заставляют нас вспомнить о предложенном Ричардсоном образчике «идеального джентльмена», хотя ее художественный метод отличается не только большей лаконичностью, но и куда меньшей однозначностью в оценках. В то же время нельзя не заметить, что раскрытие характеров у Остен подчас не в меньшей степени, чем у Филдинга, строится на приеме контрастных характеристик. Так, оппозицию Уикхем — Дарси в романе «Гордость и предубеждение» можно считать в какой-то степени антитетичной филдинговским и шеридановским парам воплощенных представителей оппозиции «быть» или «казаться». Чопорность и серьезность, присущие Дарси, на первый взгляд могут вызвать ассоциации с Блайфилом и Джозефом Сeрфесом, тогда как приветливость, любезность, «открытое выражение лица» и кажущаяся «искренность манер», которые очаровывают Элизабет в Уикхеме, скорее сродни натуре Тома Джонса и Чарльза Серфеса — с той только разницей, что здесь эти подкупающие черты оказываются фальшью и ловушкой. Остен исследует те опасные грани, с которыми граничат любезность, обходительность, приятность в общении. Отсутствие же этих черт или неумение ими правильно пользоваться вызывают в обществе реакцию отторжения. Ни героиня, ни ее окружение не приходят от героя в восторг и относятся к нему весьма критически, с предубеждением — впрочем, вполне заслуженным и взаимным. Единственный женский персонаж, который в первой части романа восторгается мистером Дарси и расточает ему комплименты, отказываясь видеть в нем какие-либо недостатки, это меркантильная мисс Бингли, которая мечтает составить себе хорошую партию, и ни у читателей, ни у героини, ни у самого героя нет никаких оснований всерьез верить ее словам. Искренность и лицемерие — тема, часто находившаяся в эпоху Просвещения в центре внимания и обсуждения. 4 Austen, Jane. Jane Austen’s Letters. New Edition / Collected and edited by Deirdre Le Faye. Oxford, 1995. P. 587. Austen, Henry. Biographical Notice of the Author // J. E. Austen-Leigh. A Memoir of Jane Austen and Other Family Recollections. Oxford, 2002. P. 141. 6 Здесь и далее цит. по : Austen, Jane. Jack & Alice. / Jane Austen’s Catharine and other Writings. Oxford, 1993. P. 11–27. 5 ФИЛОЛОГИЯ 123 Где проходит грань между обычной вежливостью, непременным атрибутом всякого хорошо воспитанного джентльмена, и намеренным умалчиванием, лестью? О том, что далеко не все свои мысли следует озвучивать, а чувства выставлять напоказ, в XVIII столетии говорилось неоднократно и по разным поводам. К примеру, леди Монтэгю в одном из своих писем, говоря о Харриет Байрон, пишет: «Она следует той же максиме, что и Кларисса: говорить все, что думает, в лицо всем, кого встречает, не считаясь с тем, что в нашем смертном состоянии несовершенства фиговые листки так же необходимы для ума, как и для тела»7. Герой Остен ведет себя в этом отношении подобно ричардсоновским героиням: правда, он, в отличие от них, крайне немногословен, но зато когда говорит, то говорит все, что думает, считая умалчивание лицемерием. В своем первом предложении руки и сердца, в отдельных моментах подозрительно напоминающем речь Чарльза Адамса, высказывая героине неприятные и даже оскорбительные вещи, мистер Дарси оправдывает их именно желанием всегда говорить правду: «… disguise of every sort is my abhorrence»8. При ближайшем рассмотрении остеновский мистер Дарси оказывается не так уж далек от ричардсоновского «патрицианского героя». Помимо внешних атрибутов — красив, знатен, очень богат — его роднит с Грандисоном и функция благодетеля: он спасает репутацию девицы, улаживает скандал, предотвращает побег собственной сестры, проявляет щедрость, достойную сэра Чарльза, соединяет своего друга с сестрой героини, то есть в конечном итоге также проявляет себя как всеобщий патрон и заступник. Но способ подачи этой информации читателю в повествовательной манере Остен радикально отличается от ричардсоновой. К примеру, вместо того, чтобы приводить подробный перечень добрых дел главного героя, как это делает в своих письмах Харриет Байрон, повествователь в «Гордости и предубеждении» ограничивается лишь одним небольшим пассажем: «As a brother, a landlord, a master, she considered how many people’s happiness were in his guardianship! — how much of pleasure or pain was it in his power to bestow! — how much of good or evil must be done by him!»9 Все детали и подробности остаются за пределами текста, и читателю предлагается самому представить себе этот круг повседневных обязанностей; при этом не остается сомнений в том, что герой справляется с ними достойно и безупречно. Таким образом, мы видим, что Остен не только пародирует, но и использует в своем творчестве черты ричардсоновского «идеального» героя, соединяя их с филдинговской традицией раскрытия характеров через противопоставление, и показывает образ в развитии, а не статичную «картину совершенства». Ее «патрицианский герой» изначально наделен целым рядом пороков (гордость, высокомерие, замкнутость, снобизм и т. д.), но к концу романа, постепенно раскрывая достоинства его характера, автор дает понять, что все эти малоприятные черты при желании и, что немаловажно — при правильном женском влиянии — герой постепенно сумеет в себе побороть. Ибо Остен, в отличие от Ричардсона, видит модель гармоничного брака прежде всего в равноправном союзе, где супруги дополняют и совершенствуют один другого. Н. А. Мороз, к. ф. н. (МГУ им. М. В. Ломоносова) ПОВЕСТЬ МАРКА ТВЕНА «ПУТЕШЕСТВИЕ КАПИТАНА СТОРМФИЛДА В РАЙ»: ТРАДИЦИИ И «ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ТАЛАНТ» В советском литературоведении и читательском восприятии за Марком Твеном прочно утвердилась слава атеиста. Интересно, что эта репутация сложилась задолго до перевода и публикации в 1963 году «Писем с Земли» и других поздних произведений, в которых негативное отношение Твена к Библии и церкви становится более резким и отчетливым. В 1920–1950-е годы в СССР основным атеистическим манифестом Твена считалась неоконченная повесть «Путешествие капитана Стормфилда в рай» (Captain Stormfield’s Visit to Heaven), созданная в 1868 и частично опубликованная в США в 1907–1908 годах (книжное издание вышло в 1909 г.). Именно этот текст мы и будем рассматривать. Описание рая в повести строится как разоблачение несостоятельных представлений Стормфилда о загробной жизни. Твен избирает традиционную дидактическую форму — диалог с наставником. Да и весь рассказ — это обращение Стормфилда к его собственному слушателю: капитан, избавившийся от предрассудков, беседует с приятелем, находящимся в плену тех же ложных земных представлений. 7 Lady Montagu, Mary Wartley. The Letters and Works / In 2 Vol. Paris, 1837. Vol. II. P. 105. Austen, Jane. Pride and Prejudice. London, Signet Classic, 1996. P. 163. 9 Ibid. P. 208. 8