Н.А. Власова, Воронеж. ОБ ОСМЫСЛЕНИИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ

ОБ ОСМЫСЛЕНИИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ
А. ПЛАТОНОВА (НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТИ «КОТЛОВАН»)
Н.А. Власова
Военный авиационный инженерный университет, Воронеж
Заявленная в названии нашей статьи проблема попала в поле зрения исследователей и критиков сразу же после того, как увидели свет повести и романы писателя, не одно десятилетие пролежавшие под спудом. Так, в статье
1987 года «Чевенгур и окрестности» Б. Парамонов, пытаясь объяснить феномен
А. Платонова, вырабатывает емкую формулу: «Платонов − медиум коммунизма»1. Несколькими годами ранее в «Послесловии к «Котловану» Андрея Платонова» 1973 года И. Бродский утверждал, что язык писателя − это язык самой
советской действительности, не столько индивидуальный авторский стиль,
сколько попытка «говорения» языком самой советской культуры2.
Современные исследователи, объявляя несомненным внимание
А. Платонова к повседневности 1920-1930 г.г., по-разному отвечают на вопрос
о решаемой в результате такого обращения художественной задаче. С. Гусев,
анализируя ранние фантастические и публицистические произведения
А. Платонова, приходит к выводу о том, что «Платонов первым в литературе
создал художественный прообраз научной картины мира, прообраз массового
познания» (курсив автора. − Н.В.)3. Н. Полтавцева констатирует, что «Платонов
занимается метафизикой повседневности и исследует мир обыденного сознания
в его процессуальности»4.
Очевидно, что перед исследователем, занимающимся проблемой отражения повседневности в художественном произведении, встают несколько основных вопросов. Во-первых, что подразумевается под понятием «повседневность». Как рабочее мы принимаем определение В.Д. Лелеко: «Повседневность
− это: установка сознания на принятие действительности как данности; психическое (душевное) здоровье и взрослость (зрелость) как условие, обеспечивающее возможность такой установки сознания; земной, посюсторонний статус реальности повседневной жизни; практический характер повседневной деятельности и обусловленные им конкретность и прагматизм целей, которые ставит и
решает "повседневный деятель"»5. В понятии «повседневность» можно выделить два уровня смыслов. Первый фиксирует суточный ритм повторяющихся в
Парамонов Б. Чевенгур и окрестности // Континент. 1987. №54. С. 333-372.
Бродский И. «Пик, с которого шагнуть некуда» // Литературная газета. 1989. №244. 1 сентября.
3
Гусев С. Апология массового познания и целостная картина творчества Андрея Платонова // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 4. Юбилейный. М., ИМЛИ РАН, «Наследие», 2000.
С. 265.
4
Полтавцева Н. Тема «обыденного сознания» и его интерпретация в творчестве Платонова» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 4. Юбилейный. М., ИМЛИ РАН, «Наследие», 2000.
С. 273.
5
Лелеко В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре. СПб., Санкт-Петербургский гос. ун-т
культуры и искусств. СПб., 2002. − С. 104.
1
2
жизни человека процессов и событий, выявляет определенную статистическую
закономерность. Это объективная, онтологическая сторона повседневности.
Другая, субъективная, психологическая и аксиологическая ее сторона запечатлевает эмоциональную реакцию на это повторение и его оценку.
Второй вопрос, который должен заинтересовать исследователя: что
именно из всего массива событий и переживаний, составляющих повседневность, и почему находит отражение в художественном произведении. Ответ на
этот вопрос применительно к платоновской повести «Котлован» содержится в
статье Н. Дужиной6, на обстоятельный и подробный комментарий которой мы
опирались при написании настоящей работы.
Наконец, следующие два вопроса: как, какими средствами представлена
повседневность в художественном произведении и каким образом она оценивается − являются предметом анализа в предлагаемой статье. Объектом исследования мы избрали повесть А. Платонова «Котлован», по всеобщему признанию,
одно из «вершинных» произведений писателя. Представим, по необходимости,
кратко, результаты наших наблюдений.
Прежде всего отметим, что в платоновской повести повседневность 19291930-х гг. явлена не только на уровне событий и персонажей. На этом уровне
каждый из героев «Котлована» представляет собой определенный социальный
тип, а в целом они моделируют советское общество «года великого перелома»7.
Не менее важно, что повседневность того времени присутствует в платоновской повести на уровне языковых структур, делая А. Платонова действительно
фактом советской культуры, предъявленном ей на ее же языке (по меткому замечанию И. Бродского в упоминавшейся нами работе). Уже первые два предложения «Котлована»: «В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчет с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего
существования. В увольнительном документе ему написали, что он устраняется
с производства вследствие роста слабосильности в нем и задумчивости среди
общего темпа труда»8 дают пищу для размышлений о специфике использования
А. Платоновым характерных речевых примет эпохи. В процитированных нами
предложениях обращают на себя внимание речевые клише «личная жизнь» и
«темп труда», а также конструкция с предлогом «вследствие», характерная для
канцелярского стиля. Словосочетание «личная жизнь» является типичным примером «новояза». В привычном современном читателю значении «частная, семейная жизнь данного лица» мы находим его уже в известном 4-х томном словаре под ред. Д. Н. Ушакова, издававшемся с 1935 г. по 1940 г. Нетрудно заметить, насколько редуцированным оказывается значение слова «жизнь» в сочетании с прилагательным «личная». Автор «Котлована» явно игнорировал треДужина Н. Строители «общепролетарского дома» в контексте политической повседневности 1929-1930-х г.г.
// «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 6. М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 461-470.
7
Подобная мысль содержится и в уже упоминавшейся нами работе Н. Дужиной, и в: Харитонов А. Способы
выражения авторской позиции в повести Андрея Платонова «Котлован»: Дисс. …канд. филол. наук. СПб., 1993.
С. 195.
8
Платонов Андрей. Котлован: Текст, материалы творческой истории. СПб.: Наука, 2000. С. 21. Здесь и далее
повесть А. Платонова цитируется по данному изданию с указанием страниц в тексте статьи.
6
бования литературной нормы, согласной которой нужно было бы написать «В
день тридцатилетия…». Платоновское же «в день тридцатилетия личной
жизни» (курсив наш. − Н.В.) возвращает слову «жизнь» полновесный смысл и
исконную ценность. Тридцатилетие предстает долгим периодом, заполненным
жизнью. В платоновском тексте определение «личная» призвано не редуцировать, а, напротив, усилить звучание слова «жизнь» и обнаруживает горькую
иронию автора: размышления Вощева о насущнейшей для человека проблеме −
смысле жизни − оказываются именно «частным делом данного лица» и не востребованы эпохой. Как видим, А. Платонов не воспроизводит, а разрушает речевое клише, осуществляя сложную игру смыслами. Такой прием использования элементов «новояза», основанный на восстановлении внутренней формы
слов, вообще характерен для стиля А. Платонова.
Повседневность, в которую погружены платоновские герои, можно условно назвать онтологической: это не повседневность дома, а повседневность Космоса. Это порочный круг рождений и смертей, «таинственная жизнь», в которой платоновский герой «безжалостно родился» (с. 43) и от которой «все умирают» (с. 109). Не имеющий смысла жизни человек испытывает мучение, стыд
и скуку (эти слова являются одними из наиболее частотных в повести). Существование, в которое погружены человек и окружающий его мир, лишено
смысла и надежды и не несет в себе ничего, кроме гибели. При этом «смертельность» существования − удел не только человека, но и животных, и растений, и даже явлений неживой природы. То есть явление повседневности и ее
переживание распространяется на все существующее, на Вселенную: «скучно
собаке, она живет благодаря одному рождению…» (с. 22), «пролетариат живет
один…в этой скучной пустоте» (с. 35), «поле… скучно лежит» (с. 42), «скука
самых далеких звезд» (с. 104).
Платоновские герои вообще обитают именно в пространстве Космоса. Человек и Космос оказываются настолько тесно связанными между собой, что человек открывает дверь не иначе как «в пространство» (с. 111), а мир, в свою
очередь, «должен быть нежен и тих, чтобы она [Настя − Н.В.] была жива»
(с. 107). Всю повесть на языковом и содержательном уровнях пронизывает
тщетная попытка выхода за рамки невыносимой эмпирической реальности.
Тщетность попыток придать существованию смысл и обрести надежду придает
платоновской повести безусловный трагический характер.
Сказанное нами, разумеется, не исчерпывает всех особенностей отражения
повседневности в повести А. Платонова «Котлован». Затронутая нами проблема требует дальнейших исследований.