правильное определение направления судьбы, освященная

Филология, история, востоковедение
правильное определение направления судьбы,
освященная ткань, письма Богу, «хий морин
сулдэ» – дух-покровитель.
Резюмируя результаты проведенного
исследования, отмечаем, что мы выявили тенденции проявления национальнокультурной специфики вербальных ассоциаций в языковом сознании бурят, в частно-
сти, мы выявили наиболее распространенные речевые стереотипы в ассоциативном
поле, связанном со словами – стимулами
религиозного характера. Таким образом,
проанализированные слова-стимулы, являясь национально-культурными словамиобразами репрезентируют этноментальные
модели лингвокультурного мира бурят.
Список литературы
1. Залевская А. А. Свободные ассоциации в трех языках // Cемантическая структура слова: психолингвистические исследования. М., 1971. С. 178–194.
2. Прохоров Ю. Е., Стернин И. А. Русские : коммуникативное поведение. М. : Наука, 2006.
328 с.
3. Прохоров Ю. Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их
роль в обучении русскому языку иностранцев. М. : Изд-во ЛКИ, 2008. C. 88.
4. Рыжков В. А. Национально-культурные аспекты ассоциативного значения интернациональных стереотипов : автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1983. 22 с.
5. Фесенко Т. А. Этноментальный мир человека : опыт концептуального моделирования:
дис. … д-ра филол. наук. М., 1999. С. 41.
6. Уфимцева Н. В. Русские: опыт еще одного самопознания // Этнокультурная специфика
языкового сознания. М. : ИЯ РАН, 1996. С. 139–162.
УДК 418.2 + 8.08
ББК 81.07 + 83.011.7
А. В. Иванова
Языковые средства создания образа рассказчика в художественном тексте
(на материале романа Д. Бортникова «Спящая красавица»)
В предлагаемой статье рассматривается образ рассказчика в романе Дмитрия Бортникова «Спящая красавица». Автор исследует языковые средства создания образа рассказчика, а также элементы
модификации, характерные для современной прозы в целом и обнаруженные в тексте данного писателя. Отмечается, что образ рассказчика в романе Д. Бортникова проявляется на фонетическом,
лексическом и грамматическом уровнях текста. Статья выполнена в рамках стилистики текста, перспективного направления в филологии.
Ключевые слова: образ рассказчика, языковые средства, элементы модификации.
A. V. Ivanova
Linguistic means of narrator’s image creation in the fictin text
(on the example of D. Bortnilov’s novel «The sleeping beauty»)
The article is devoted to narrator’s image in Dmitry Bortnikov’s novel «The sleeping beauty». The author
analyses the linguistic means of narrator’s image creation and also modification elements of modern prose
noticed in the text. It is emphasized that narrator’s image of Dmitry Bortnikov’s novel is revealed on the
phonetic, lexical and grammar levels of the text. The article is written according to the text stylictics which
is progressive in philological science.
Keywords: narrator’s image, linguistic means, modificatin elements.
В настоящее время многие ученые, философы, деятели культуры и искусства отмечают, что разнообразие окружающей реальности дается современному человеку не
в виде непосредственно воспринимаемой
картины, а опосредованно, в преломлении
через тысячелетний опыт человечества, в
том числе и в преломлении через языковую
традицию конкретного народа. Язык рассматривается не только как универсальное
171
Ученые записки ЗабГГПУ
средство общения, накопления и хранения
информации, но и как особый культурный
код нации, механизм моделирования национального сознания, ментальности, способ
структурирования человеческого бытия. В
таком случае любые изменения языковой
традиции, моделей употребления языка
сигнализируют о важных, зачастую концептуальных изменениях народного сознания.
Подобные модификации отражают активные процессы в современном русском
языке, что отмечается рядом исследователей.
Например, в работе Н. С. Валгиной «Активные процессы в современном русском языке» названы следующие аспекты языкового
развития: изменения в произношении и
ударении, лексические и фразеологические
преобразования, словообразовательные и
морфологические преобразования, переосмысление синтаксических явлений [4].
Кроме того, среди лексических изменений
наиболее продуктивными оказались так называемые стилистические преобразования:
стилистическая нейтрализация лексики,
стилистическое перераспределение в лексической системе и повышенная метафоричность лексики [4]. Названные и многие
другие явления характерны для современной русской прозы, поскольку, несмотря на
явную преемственность литературных традиций, наблюдаемую в произведениях конца XX – начала XXI веков, для современных
художественных текстов характерен ряд активных процессов, которые привели к модификации повествования. Данные процессы
касаются звуковой и графической сторон
текста, некоторых изменений в грамматике,
усиления метафорической стороны повествования.
Следует отметить, что в данной статье рассматриваются явления модификации в художественных текстах, поскольку именно текст
является единственной объективно данной
исследователю реализацией языка. Изучению
специфики прозы конца XX–XXI вв. также посвящен ряд исследовательских работ.
Например, А. С. Георгиевский отмечает
следующие черты времени, характерные
для современной литературы: углубленный анализ внутреннего мира человека, его
духовной эволюции через иносказание, аллюзию, умолчание; «откровенный диалог»
с читателем посредством инвективы, порой
172
натурализм, игровое начало, эстетику шока
и постмодернистскую эстетику; возвращение к традициям русской реалистической
литературы и усиление лиризма в прозе
[5, с. 7]. В его работе также указывается на
изменения структуры повествования, при
которых способ повествования колеблется
от прямого обращения к читателю до подчеркнутого отстранения [5, с. 30].
Изучение модификационных изменений
в современной прозе представляет перспективное направление в науке о языке. Анализ этих процессов представлен в работах
Г. Д. Ахметовой, которая впервые отмечает
такие явления современной прозы, как «уход
в метафору», условность грамматического лица, наличие графического словесного
ряда, наличие грамматических сдвигов [2].
Роман современного писателя Дмитрия
Бортникова «Спящая красавица» представляет собой повествование от первого лица.
Текстовая реальность предстает перед читателем сквозь призму восприятия героярассказчика, мальчика из бедной деревенской семьи, по мере взросления которого
модифицируется манера изложения. Например, начало романа отражает взгляд совсем маленького ребенка:
Хач-хач… Мать рубит кролика. Оц-оц…
Она перерубает кости, как спички. Да. Капельки подскакивают. Волоконца мяса прыгают ей в
лицо. Мы ждем гостей. Готовим пир. Они – из
города. У нас есть глубокие тарелки для супа. И
мелкие для второго. Так что – нам не стыдно…
Мать рубит и улыбается. Ее лоб и щеки блестят [3, с. 7].
В выбранном контексте особый интерес,
на наш взгляд, представляет синтаксическое оформление повествования. Короткие,
отрывистые предложения сигнализируют
о том, что образ рассказчика реализуется
в детской ипостаси, отражает непосредственное, во многом обрывочное восприятие. Фрагментарность воссоздаваемой в
сознании ребенка картины усиливают нетипичные звукоподражательные элементы,
придуманные самим автором (Хач-хач…
Оц-оц…). Эти звукоподражания указывают
на «детскость» мировосприятия, попытку
мальчика звуковой палитрой обозначить
мир вокруг. Повествование в данном случае
напоминает покадровую киносъемку, поскольку «рубленые», часто нераспростра-
Филология, история, востоковедение
ненные предложения передают движение
от общего плана (Мать рубит кролика) к более детальным действиям (перерубает кости,
как спички, Капельки подскакивают, Мать
рубит и улыбается, Ее лоб и щеки блестят).
Кроме того, предложения-кадры отражают
четкую хронологическую последовательность воссоздаваемого события: перерубает
кости, как спички – Капельки подскакивают –
Волоконца мяса прыгают ей в лицо.
Следует отметить, что в этом контексте
происходит чередование предложенийкадров, «рисующих» непосредственные
впечатления мальчика, и высказываний,
которые можно назвать его попыткой обобщить, оценить, систематизировать окружающую реальность, найти ее причинноследственные связи (см.: Мы ждем гостей. Готовим пир. Они – из города. У нас есть глубокие
тарелки для супа. И мелкие для второго. Так
что – нам не стыдно…). Такое чередование
сигнализирует о движении образа рассказчика, о его связующей роли в тексте.
Автор намеренно отказывается от привычной логики повествования, подчеркивая детскую, еще не тронутую навязанными извне условностями непосредственность
восприятия рассказчика. Например:
…Это он! Да. Ее маленький большой палец.
Такой маленький большой пальчик… Не мизинец, нет! Именно этот большой пальчик. Черт!
Что я говорю?!.. [3, с. 8].
Алогичность изложения, создаваемая с
помощью дефразеологизации устойчивого
сочетания большой палец и намеренно оксюморонного соединения определений маленький большой, вместе с синтаксической отрывистостью контекста, характерной и для романа в целом, создает эффект спонтанности
повествования, некой цепи непосредственных реакций чистого сознания на внезапные
перемены в окружающей реальности. Этот
эффект усиливается за счет сегментации
синтаксических конструкций. Например:
Сколько ей было? В то время… Три года, четыре. Да. Что-то такое… Она уже была «чистая». Она уже давно «просилась».
Я ничего не понял. На сытый желудок – это
трудно. Мне – точно [3, с. 8].
Намеренное разбиение фразы на несколько коротких создает впечатление
хаотичности детского мышления, резкого,
неструктурированного «выброса» мысле-
чувственных реакций (Сколько ей было? В
то время… Три года, четыре. Да. Что-то такое…). Поэтому чуждыми и непонятными
становятся в данном контексте выделенные
с помощью кавычек слова, явно услышанные мальчиком от взрослых в момент «знакомства» с маленькой девочкой, настолько
поразившей его воображение. Эту чуждость
подчеркивает сам рассказчик (Я ничего не
понял). Синтаксическая однотипность конструкций (Она уже была «чистая». Она уже
давно «просилась») и динамизм, достигаемый
за счет использования тире, усиливают неупорядоченность изложения. Следует отметить, что в тексте особую значимость приобретают знаки препинания. Например:
Я спрашиваю себя – как она ходила? Как? Ходила она вообще?! Ее носили на плечах? Кто?
А может, она и вовсе не ходила?! Не двигалась?
Всегда лежала?! Или – всегда спала?! Такая неподвижность… Да. Такая нетронутость… [3, с. 8].
Как видим, пунктуационное оформление данного контекста характеризуется наличием тире, согласно правилам пунктуации, не обязательных в подобных конструкциях, а также обилием восклицательных и
вопросительных предложений, неполных
и односоставных предложений, создающих
эффект спонтанной эмоциональности, некоторой неподготовленности рассказчикаребенка к тем впечатлениям, которые вызвали столь бурную реакцию. Сочетание
подобных синтаксических конструкций с
сегментированными, прямыми лексическими повторами, уточнениями, словамипредложениями усиливает создаваемое
впечатление. Например:
Так ее выход меня поразил. Вернее внос.
Этот носочек и маленький большой палец.
Голая ножка. Носок потом сняли. И вот. Да.
Я увидел ее пальчики. Ее ножку. Ее маленький
большой палец. О-о-о… Оттопыренный, да,
такой кругленький пальчик. Отставленный во
сне большой пальчик!.. Это он свел меня с ума.
Да. Именно он. Я на него уставился и никак не
мог отвести глаза. Этот пальчик на ножке…
Пальчик… Пальчик… [3, с. 8–9].
Им было не до нас. Нет. Я тоже не смотрел
в их сторону. Все равно… Что они, как они…
Только то, что касалось девочки. Это совсем
другое. Совсем-совсем! Абсолютно! На меня надели волшебную шапку. Да. И я ничего не видел
из-под нее, кроме девочки. Никого. Кроме этой
173
Ученые записки ЗабГГПУ
маленькой кудрявой нимфы… Все вокруг исчезло. Только она. Только она и все. Ничего больше.
Ни меньше, ни больше! Только она и ее пальчик… [3, с. 9–10].
С помощью перечислений в парцеллированных конструкциях автор создает эффект нагнетания эмоций, их возрастания
до эмоционального взрыва. Например:
И запахи. Еще – это. Они принесли другие
запахи. Совсем другие, совсем-совсем другие. Я
сидел неподвижно, уставясь в пол! Как перед побегом! Да! Точно! Как перед прыжком! Запахи,
запахи, запахи… Во мне все металось! Запахи…
Я их сразу почуял! Сразу! Как только девочка
и мать вошли! Совсем другие! Я повторяю –
совсем другие запахи! Что?! Что это было?!
Цветы?! Духи?! Их тела?! Подмышки?! Шея?!
Шоколад?! Ладони?! Их рты?! Карамель?! Хлопок на солнце?! Запах пыли? Запах чего?! Город?
Бензин? Пот? Усталость? Нет? Тогда что?!
Кожаные сандалии молодой женщины?! Губная
помада? Чем пахли эти женщины? Мать и
дочь. Чем? [3, с. 10].
Постоянный повтор-рефрен (запахи, другие запахи, совсем другие, совсем-совсем другие,
запахи, запахи, запахи и др.) сочетается с восклицательной интонацией, постоянными
односложными уточнениями (Да! Точно!).
Усиление эмоций отражает намеренно алогичный перечислительный ряд, оформленный в виде парцеллированных вопросоввосклицаний, что придает повествованию
диалогический характер, делает его похожим на отчаянный выкрик. Такая манера
(проза-крик, повествование «взахлеб», требовательное вопрошание) в полной мере
воплощает образ рассказчика-ребенка.
Следовательно, в романе Д. Бортникова
«Спящая красавица» наблюдаются элементы
модификации, затрагивающие, главным образом, синтаксический строй текста, такие, как
сочетание парцеллированных конструкций
со словами-предложениями, немотивированная пунктуация, нанизывание восклицанийперечислений и др., при этом указанные явления моделируют образ рассказчика.
Список литературы
1. Ахметова Г. Д. Языковая композиция художественного текста (проблемы теоретической
феноменализации, структурной модификации и эволюции на материале русской прозы
80–90-х годов XX в.). М. ; Чита : Изд-во ЗабГПУ, 2002. 264 с.
2. Ахметова Г. Д. Языковые процессы в русской прозе конца XX – начала XXI вв. // Гуманитарные науки 2006. Вызовы и достижения : материалы Междунар. симп. (7–9 сентября 2006 г.). Scientific articles. Humanities 2006. (www.sciencebg.net www.ejournalnet.com) –
4 International symposium. September 7–9, Sunny Beach, Bulgaria (ISBN 954–9368–17–3). – P. 39–56.
3. Бортников Д. Спящая красавица. М. : РИПОЛ классик : Престиж книга, 2005. 448 с.
3. Валгина Н. С. Активные процессы в современном русском языке : учеб. пособие для вузов / Н. С. Валгина. М. : Логос, 2001. 303 с.
4. Георгиевский А. С. Русская поэтика малых форм последней трети XX века: духовный
поиск, поэтика, творческие индивидуальности : учеб. пособие по спецкурсу / А. С. Георгиевский. М. : Альфа, 1999. 192 с.
УДК 82.09
ББК 83
М. Г. Куликова
С. В. Плевако
Критик как трикстер: способ предъявления субъекта в критическом дискурсе
В основе данной статьи идея о том, что литературная критика обладает художественной (творческой) самостоятельностью, и это дает возможность моделировать внутренний мир критического
текста. Суть данного типа художественности и дискурсивности, с точки зрения авторов, зиждется на
специфической форме авторского самовыражения: Критик как проявление авторской субъективности, носитель критического сознания является стержнем и основой дискурса. Ключевая ипостась
автора-критика – трикстер.
Ключевые слова: критический дискурс, критический субъект, авторская субъективность в критике, Критик как трикстер.
174