ПРОТИВ БИХЕВИОРИЗМА. - Русское Физическое Общество
реклама
ПРОТИВ БИХЕВИОРИЗМА. Обзор книги Б. Ф. Скиннера «О бихевиоризме» Томас Сас Одно из отличий человека от животного в том, что он не может жить «просто так»: человеку нужна причина для существования или хотя бы представление о том, что она существует. Иными словами, мужчинам, женщинам и детям необходимо иметь в жизни смысл. Лишившись его, они погибают. Вот почему я думаю, что тот, кто крадѐт у людей смысл и значимость, которые они вкладывают в свои жизни – убивает их, и его следует считать убийцей, по меньшей мере метафорически. Б. Ф. Скиннер – именно такой убийца. Подобно всем массовым убийцам, он очаровывает, и в особенности – тех, кого наметил себе в жертвы. Возразят – Скиннер не располагает политической или военной властью. Как он может принести человечеству столь значительный ущерб? Ответ прост, как прост сам образ мыслей Скиннера: как организм, человек – это животное. Чтобы погубить его, нужно разрушить тело. Как личность, человек – это животное, пользующееся языком. Чтобы погубить его, нужно разрушить его язык. Мне представляется, что именно эту задачу Скиннер и старается выполнить. Пожалуй, «О бихевиоризме» делает это очевидным в большей степени, чем любая из его более ранних книг. В действительности, это вовсе не книга, а словарь: она даѐт нам скиннеровские эквиваленты обычных английских слов. Проще говоря, то, что Скиннер намерен сделать – это разрушить обыкновенный язык и заменить его своим собственным. Своего рода попытка создать эсперанто одного человека. Вот как это излагает он сам: «Я рассматриваю десятки, если не сотни, менталистических употреблений [слов]. Они взяты из текущих публикаций, но я не цитировал источники… многие из этих выражений я транслировал в поведение. Что ж, книга и впрямь об этом – о переводе понятий из обычного языка – в «поведение». Любопытно, что Скиннер гордится своим цитированием других людей, чьих имѐн он не называет. «Я не спорю с авторами», – объясняет такую позицию, как если бы ссылка на источник служила единственной цели обозначить противника. Мне кажется, его умолчание в отношении имѐн согласуется с главным тезисом Скиннера – о том, что индивидов нет, и быть не должно. Книги без авторов – это просто часть великого скиннеровского замысла о поступках без действующих лиц, его версии покорения мира. Что сказать, в таком случае, о поступках самого Скиннера, его выступлениях и публикациях? Является ли сам он автором и действующим лицом? На самом деле нет, заявляет Скиннер. Он «...проявляет вербальное поведение», указывается в главе «Причины поведения». Так, он отрицает письменное сообщение на обычном языке, представляющее собой утверждение лжи, или обладание стилем, представляющее собой утверждение истины. Вместо этого, говорит Скиннер, он проявляет физиологическое поведение. Казалось бы, глупейший редукционизм. Но Скиннер поддерживает именно это: «В целях казуального дискурса, я не вижу причин избегать такого выражения как «я предпочѐл обсудить …(хоть я и оспариваю возможность свободного выбора)… когда становится важным проявить ясность в этом вопросе, достаточно будет технического словаря. Такой приѐм часто будет казаться вынужденным или иносказательным. Старые способы высказываться с сожалением отброшены, новые неудобны и грубы, но – придѐтся делать выбор». В пользу чего? В пользу скиннерийского. Зачем? Чтобы возвеличить Скиннера. НЕЗНАНИЕ ИСТОЧНИКОВ И КРИТИКОВ Вот другой пример того, как Скиннер видит мир и предлагает его объяснять: «Небольшая часть Вселенной заключена под кожей каждого из нас. Нет причин наделять еѐ каким-то особым физическим статусом вследствие того, что она лежит в этих границах, и постепенно мы получим, в рамках анатомии и физиологии, полный отчѐт о ней». Итак, что ещѐ здесь нового? Физикализм, биологизм, редукционизм, сциентизм – каждое из этих направлений имеет более красноречивых ораторов, чем Скиннер. Откуда, в таком случае, вокруг него столько шума? Пожалуй, потому что он – профессор Гарвардского университета, не знакомый как с источниками своей доктрины (такими как Огюст Конт) так и со многими важными критиками сциентизма (от Джона Стюарта Милля до Фридриха фон Хайека), так что для миллионов людей становится не только приемлемым, но и респектабельным полагать, будто околесица, заключѐнная под обложкой его книги – нечто новое и добротное. Скиннер любит анатомию и физиологию, невзирая на то, что, как я могу понять, не знает ни одной, ни другой. Возможно, это позволяет ему полагать, будто эти «дисциплины» способны каким-то образом объяснить всѐ оставшееся. Как иначе можно прийти к утверждениям вроде следующего: «Человеческий род, подобно всем другим видам, – продукт естественного отбора. Каждый из его представителей является чрезвычайно сложным организмом, живой системой, субъектом анатомии и физиологии». Это выдержка из лекции по биологии для второкурсников? Нет, вступление Скиннера в его объяснение «внутреннего поведения», лишь небольшой пример его подхода. Вот ещѐ тезис: «Но то, что ощущается или наблюдается ретроспективно, не является важной частью физиологии, заполняющей временный провал в историческом анализе. Экспериментальное исследование поведения – это скрупулѐзная, обширная и быстро развивающаяся отрасль биологии…» РЕДУЦИРОВАНИЕ Далее мы подходим к ключевым концептам Скиннера: «оперантному поведению» и «подкреплению». «Позитивное подкрепление, – объясняет Скиннер, – усиливает любые виды поведения, которые его вызывают: стакан воды служит позитивным подкреплением, когда мы испытываем жажду, так что если мы наливаем и выпиваем стакан воды, в дальнейшем в сходных обстоятельствах мы будем более склонны поступить точно также. Негативное подкрепление усиливает любое поведение, которое ослабляет его или прекращает: если мы стаскиваем тесную туфлю, ослабление давления исполняет негативное подкрепление, и мы более склонны поступить подобным образом, когда туфли жмут». Что ж, этого я просто не понимаю, но может быть, потому, что не ухватил тонкостей скиннеровского наречия; прошу прощения – «вербального поведения». Вода утоляет жажду. Стаскивание жмущей туфли облегчает боль. Чего ради называть одно – «позитивным подкреплением», а второе – «негативным подкреплением»? У меня нет удовлетворительного ответа на этот вопрос. Скиннер полагает, что у него такой ответ имеется, так что остаѐтся его процитировать: «Тот факт, что оперантное обусловливание, подобно всем физиологическим процессам, является продуктом естественного отбора, проливает свет на вопрос о том, какого рода последствия исполняют функцию подкрепления, и почему. Высказывания «Я люблю Брамса», «Мне нравится Брамс» и «Брамс доставляет мне наслаждение» можно с лѐгкостью принять за обозначение чувств, но их также можно воспринять как утверждения того, что музыка Брамса осуществляет подкрепление». Ну что ж, мне нравится Брамс, но не нравится Скиннер. Однако не ошибитесь: это ни выражение моих дурных ощущений по отношению к Скиннеру, ни критика его работы. Плохие чувства, как пояснил только что сам Скиннер, не существуют. Так что я просто воспринимаю Скиннера в качестве негативного подкрепления. А если учесть определение Скиннером «силового воздействия», мои высказывания определѐнно не являются критикой. «Лишать человека чего-то, в чѐм он нуждается или чего он желает – это не силовое воздействие», утверждает он, не углубляясь в детали. Таким образом, лишить человека свободы, собственности или даже воздуха – это не силовые воздействия. Скиннер не сообщает нам, что является, в таком случае, силовым воздействием. Хотя, возможно, сила не является сильным местом Скиннера, он весьма уверен в своей способности объяснить, почему люди играют, забираются на горы или делают изобретения: «Все игровые системы основаны на режимах подкрепления с вариативным соотношением, хотя их результаты обычно относят за счѐт ощущений... Один и тот же план подкрепления с вариативным соотношением воздействует на тех, кто открывает, ведѐт разведку, изобретает, проводит научное исследование и создаѐт предметы искусства, музыку, или литературу...». Ирония всего этого заключена в том, что Скиннер противопоставляет себя Фрейду, которого он напоминает и которому подражает в этих вопросах. Фрейд относил творческие способности за счет подавления и сублимирования всякого рода «мерзких побуждений», от анальности до гомосексуальности. Скиннер относит их за счѐт «режимов подкрепления». Сгодится всѐ, что позволяет низвести художника до уровня робота или крысы. КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК – ОБЪЕКТ ПОД КОНТРОЛЕМ По мере того, как симпатия Скиннера к его предмету возрастает, он всѐ откровеннее и откровеннее раскрывает свою волю разделаться – в науке, и пожалуй, где угодно ещѐ – с индивидами в качестве действующих лиц. «В бихевиоральном анализе, – указывает он, – личность – это организм, член человеческого вида, который обладает приобретѐнным репертуаром поведения». Одним словом – животное. Он продолжает: «Человек, утверждающий свою свободу словами «Я решил, что мне делать дальше», говорит о свободе в рамках или свободе от данной ситуации: «я», у которого, как представляется таким образом, имеется выбор – это продукт истории, от которой оно не свободно, и которая, в действительности, определяет, что оно теперь сделает». Что ж, этим охватывается моя личная ответственность за написание данного обзора. Я не писал его; это сделал «локус». Я в это не верю, но Скиннер знает, о чѐм говорит: «Индивид – не порождающий фактор; он локус, точка, в которой множество генетических условий и обстоятельств окружения соединяются в совместном действии». Скиннер охвачен безграничной любовью к идее о том, что не бывает ни индивидов, ни действующих лиц – а только животные организмы: «Научный анализ поведения контролируется его генетической историей и историей его окружения, а не самим индивидом как инициирующим действия, творческим агентом». Такой взгляд неизбежно приводит его к флирту с представлением каждого человеческого существа в виде контролируемого объекта, так что не остаѐтся ни места, ни слов ни для контроля над другими (то есть, тирании), ни для контроля над собой (то есть, самодисциплины). «Чувство» свободы создаѐт для этой схемы определѐнные трудности, но Скиннер выкручивается из этого тупика, по крайней мере, так, чтобы успокоить самого себя. Он поясняет: «Важный факт заключается в том, что мы чувствуем себя свободными, когда мы подверглись позитивному подкреплению, но не склоняемся к тому, чтобы избежать его или контратаковать (курсив Скиннера) Ощущение свободы – важный показатель контроля, подчѐркнутый тем фактом, что он не порождает встречного контроля». Именно в главе, озаглавленной «Вопрос контроля», Скиннер объясняет, как же он вообще представляет себе мир, в котором каждый будет под контролем, каждый будет чувствовать себя свободным и – mirabile visu 1 – контролировать не будет никто! Поскольку это – краеугольный камень в триумфальной арке, ведущей в его Утопию, я процитирую Скиннера, вместо того, чтобы излагать его высказывания – в конце концов, изложению он почти не поддается. «План человеческого поведения, конечно же, подразумевает контроль, и пожалуй, вопрос, который бихевиористам задают чаще всего, таков: кто будет контролировать? Вопрос представляет многовековую ошибку, когда рассматривают индивида, а не тот мир, в котором он живѐт. Ни милосердный диктатор, ни сострадательный терапевт, ни преданный учитель, ни вдохновлѐнный общественными интересами промышленник не будут теми, кто разработает образ жизни, который будет в интересах каждого. Вместо этого, нам следует рассмотреть условия, в которых люди теми или иными способами правят, оказывают помощь, обучают, организуют системы мотивации. Иными словами, нам следует рассмотреть культуру как социальное окружение. Возникнет ли культура, в которой никто не будет способен аккумулировать огромную власть и использовать еѐ ради собственного возвеличивания так, что это принесѐт ущерб другим? Разовьется ли культура, в которой отдельные лица будут не настолько озабочены своей собственной актуализацией и реализацией, чтобы не уделять внимания будущему культуры? Именно эти вопросы, и многие другие им подобные, следует ставить, вместо того, чтобы решать – кто будет контролировать и с какой целью. Никто не выходит из каузального потока. Никто, в действительности, [в него] не вмешивается». Никто «не вмешивается». Аминь. НАМЕРЕННОЕ РАЗРУШЕНИЕ ЯЗЫКА Ну, достаточно на этом. Этот обзор я начал с замечания о том, что люди не могут жить без смысла. Они или создают смысл, или разрушают его. И, на мой взгляд, Скиннер стал, или надеется стать одним из величайших разрушителей смысла, а, следовательно, – человека. Я хотел бы теперь подробнее остановиться на этом доводе и закончить на этом. Хотя, как отмечал в «Language and Silence» Джордж Штайнер, языки «...обладают великими запасами жизни», эти запасы не беспредельны: «...Однажды наступает точка перелома. Используйте язык для того, чтобы замышлять, организовывать и оправдывать Бельзен; используйте его, чтобы составлять спецификации для газовых печей; используйте его для обесчеловечивания людей на протяжении двенадцати лет рассчитанного зверства. ...С языком что-то произойдѐт. Что-то от лжи и садизма поселится в самой сердцевине языка». Другие авторы – к примеру, Оруэлл, – предполагали, что перемена, произошедшая с немецким языком под влиянием нацизма, имела место с другими современными языками вследствие бюрократизации, коллективизации и технизации. Соответственно, скиннеровский – просто одна из дегуманизированных, сциентистких идиом нашего времени, член семейства языков, служащих ненависти к человеку и его уничтожению. Что выделяет скиннеровский среди родственных ему наречий – языка юристов, медикализированного языка и психоаналитического жаргона – так это наивный, но заразный энтузиазм его создателя в деле разрушения мира посредством сознательного и намеренного разрушения языка. Скиннер посвятил языку целый раздел в «О бихевиоризме». С прицельной точностью озаглавленная «Вербальное поведение», эта глава посвящена разрушению самой идеи языка. «Довольно поздно в своей истории, – начинает Скиннер, – человеческий вид подвергся замечательному изменению: его вокальная мускулатура оказалась под воздействием оперантного контроля». Затем Скиннер объясняет, почему он стремится отделаться от слова «язык». «Само различие между «языком» и «вербальным поведением» служит примером слова, нуждающегося в «менталистическом пояснении». Язык наделѐн характером предмета, чем-то таким, что человек осваивает и чем обладает … гораздо продуктивнее подход, согласно которому вербальное поведение – это поведение. У него особенный характер только потому, что оно подкрепляется своим воздействием на людей...». Перевод: не говорите «язык», если хотите, чтобы получать от Скиннера только позитивное подкрепление. Пожалуй, понимая, что большая часть того, что он говорит – это попытка вытеснить общепринятые метафоры метафорами его собственного выбора, Скиннер переистолковывает и саму метафору: «В вербальном поведении один и тот же вид ответа, вызванный просто сходными стимулами, называется метафорой» Очевидно, он предпочитает такое определение определению Аристотеля, согласно которому мы используем метафору, когда даѐм чему-то название, которое принадлежит другому предмету. Наконец, Скиннер переопределяет и понятие «истины». Это определение настолько откровенно, оно настолько отталкивающее – по крайней мере, для меня – что им я и закончу эту серию цитат: «Истина утверждения ограничена источниками поведения говорящего, контролем, который осуществляет текущее окружение, воздействием сходных обстоятельств в прошлом, воздействиями на слушателей, ведущими к уточнению или преувеличению, фальсификации и так далее». Воистину, именно это Скиннер называет правдой. Он не говорит, что есть ложь. Или что есть отвод глаз. Ему и не нужно: он их проявляет. РАБЫ БЕЗ ХОЗЯЕВ Таковы причины, по которым я считаю Скиннера очередным мегаломаниакальным разрушителем, или возможным разрушителем, человечества – одним среди многих, от Платона до Тимоти Лири. В этой компании, однако, Скиннера отличает запредельная бесхитростность. Он отстаивает политическую систему, до которой прежде не додумался никто: а именно, такая, в которой каждым правят, но не правит никто! Платон воображал утопию, в которой людьми превосходным образом будут управлять превосходные царифилософы: здесь же в качестве личности или действующего лица был бы уничтожен каждый – за исключением правителей. Ленин, Сталин и Гитлер – каждый из них обладал своей версией утопии: подобно платоновской, их утопиям было присуще уничтожение, действительное или метафоричное, больших групп человечества; однако некоторые индивиды по–прежнему оставались действующими лицами. Скиннер их всех превзошѐл ещѐ одной, более глубокой версией утопии. Он сконструировал мир поступков без действующих лиц, мир дрессировки без дрессировщиков, рабов без хозяев, политиков без политики, хорошей жизни без этики, человека без языка. Надо полагать, такое достижение стоит титула профессора Гарвардского университета. Томас Сас, 1974. (1) mirabile visu (Лат.) чудное зрелище! Опубликовано в русском переводе с разрешения автора. Цитирование или перепечатка приветствуются при условии ссылки на источник. Автор: CCHR на 7:34 0 коммент.
