О. Э. Терехов Феномен «консервативной революции» в

Министерство образования Российской Федерации
Федеральное государственное
бюджетное образовательное учреждение
высшего профессионального образования
«Кемеровский государственный университет»
О. Э. Терехов
Феномен «консервативной революции»
в Веймарской республике
в историографии ФРГ: основные концепции
и проблемы интерпретации
Кемерово 2011
УДК 930(430)’’195/201’’:94(430).085
ББК Т3(4Гем)6-4г
Т 35
Печатается по решению редакционно-издательского совета
ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет»
Рецензенты:
доктор исторических наук, профессор В. Н. Ерохин
доктор политических наук, профессор С. В. Бирюков
Научный редактор
доктор исторических наук, профессор Л. Н. Корнева
Терехов, О. Э.
Т 35
Феномен «консервативной революции» в историографии ФРГ:
основные концепции и проблемы интерпретации / О. Э. Терехов,
Кемеровский государственный университет. – Кемерово, 2011. – 192 с.
ISBN
В монографии рассматриваются основные концепции и проблемы интерпретации
феномена «консервативной революции» в историографии ФРГ. Автор характеризует теоретико-методологические подходы западногерманских авторов теме и выделяет основные
проблемные поля в исследовании «консервативной революции» в историографии ФРГ.
Книга предназначена для преподавателей, аспирантов и студентов, занимающихся
историей Германии.
ISBN
ББК Т3(4Гем)6-4г
© Терехов О.Э., 2011
© Кемеровский государственный
университет, 2011
© ООО ПК «Офсет», 2011
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава 1. «Консервативная революция» как предмет исследования
1.1. Изучение «консервативной революции» в рамках концепции «преодоления прошлого» в 1950 – 1980-е гг.
1.2. «Консервативная революция» в современной германской историографии: от концепции «преодоления прошлого к попытке
деконструкции феномена
Глава 2. Оценка феномена «консервативной революции» в контексте
интеллектуальной традиции немецкого консерватизма и правого радикализма
2.1. Идейные предпосылки «консервативной революции»
2.2. Идейно-политические течения «консервативной революции»
2.3. Политические идеи «революционного консерватизма»
2.4. «Консервативная революция» и национал-социализм
Глава 3. Историография идейно-теоретического наследия ведущих
представителей «консервативной революции»: младоконсерватизм
3.1. О. Шпенглер: от метафизики истории к метафизики политики
3.2. Младоконсерватизм А. Мёллера ван ден Брука
3.3. Неоаристократизм Э. Ю. Юнга
3.4. «Тат-крайз»: «национальный социализм» для среднего класса
Глава 4. Историография идейно-теоретического наследия ведущих
представителей «консервативной революции» Э. Юнгер, К. Шмитт, Э.
Никиш
4.1. Революционный национализм Э. Юнгера.
4.2. Концепция «тотального государства» К. Шмитта
Национал-большевизм Э. Никиша
Заключение
3
4
17
17
36
53
53
70
79
96
109
109
120
132
150
150
163
174
181
Памяти моих учителей
Елены Алексеевны Ибрагимовой и
Юрия Владимировича Галактионова
посвящаю
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность данной монографии обусловлена тем, что в последние 10
– 15 лет на русском языке были опубликованы важнейшие работы идеологов
немецкой «консервативной революции» периода Веймарской республики в
Германии 1. Тема «консервативной революции», которая в советской гуманитарной мысли не получила должного освещения, нашла свое частичное отражение в современной отечественной историографии 2. Интерес к идейному
наследию немецкой «консервативной революции» также обусловлен определенным общественно-политическим резонансом в современном российском
обществе, вызванным пропагандой рядом радикально настроенных деятелей
1
Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 1. Гештальт и действительность /
Пер. с нем. М., 1993; Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 2. Всемирноисторические перспективы / Пер. с нем. М., 1998; Шпенглер О. Пруссачество и социализм / Пер. с нем. М.,
2002; Шпенглер О. Годы решений / Пер. с нем. М., 2006; Шмитт К. Политическая теология. Сборник / Пер. с
нем. М., 2000; Шмитт К. Диктатура. От истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой
борьбы / Пер. с нем. СПб., 2005; Шмитт К. Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса. СПб., 2006;
Шмитт К. Государство и политическая форма / Пер. с нем. М., 2010; Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт; Тотальная мобилизация; О боли. / Пер. с нем. СПб., 2000; Юнгер Э. Националистическая революция.
Политические статьи 1923 – 1933.// Пер. с нем. М., 2008; Фрайер Х. Революция справа / Пер. с нем. М., 2008;
Мёллер ван ден Брук А. Третья империя // А. Мёллер ван ден Брук, А. Васильченко. Миф о вечной империи
и Третий рейх. М., 2009 и др.
2
Алленов С.Г. «Консервативная революция» в Германии 1920-х – начала 1930-х годов. Проблема интерпретации // Политические исследования. 2003. №4. С. 94 – 107; Алленов С. Г.Русские истоки немецкой «консервативной революции»: Артур Мёллер ван ден Брук // Политические исследования. 2001. №3. С. 123 –
138; Артамошин С. В. Идейные истоки национал-социализма. Брянск, 2002; Артамошин С. В. Понятия и
позиции консервативной революции: интеллектуальное течение «консервативной революции» в политической жизни Веймарской республики. Брянск, 2011; Артамошин С. В. Интеллектуальное течение «консервативной революции» в политической жизни Веймарской республики. Автореф. дис… докт. ист. наук.
Брянск, 2011; Афанасьев В. В. Философия политики Освальда Шпенглера. Автореф. дис… докт. политических наук. М., 2007; Афанасьев В. В. Либеральное и консервативное // О. Шпенглер. Политические произведения. М., 2009. С. 223 – 526; Горшенёва И. Б. Отмар Шпанн как идеолог «консервативной революции» Автореф. дис… канд. ист. наук Тамбов, 2008; Гузикова М .О. «Тотальная мобилизация» Эрнста Юнгера как
проект модерности: историческая реконструкция и интерпретация. Автореф. дис… канд. ист. наук. Екатеринбург, 2004; Михайловский А. В. Борьба за Карла Шмитта. О рецепции и актуальности понятия политического // Вопросы философии. 2008. № 9. С. 158 – 171; Михайловский А.В. Консервативная революция:
апология господства. // Концепт «Революция» в современном политическом дискурсе. СПб., 2008. C. 264 –
283; Михайловский А.В. Политическая публицистика Эрнста Юнгера в интеллектуальной истории Веймарской Германии // Юнгер Э. Националистическая революция. Политические статьи 1923 – 1933. М.:, 2008. –
С. 317 – 362. Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и
нацизм. СПб., 1997; Рахшмир П. Ю. Политическая теология Карла Шмитта // Рахшмир П. Ю. Идеи и люди:
политическая мысль первой половины XX века. Пермь, 1998. С. 166-198; Руткевич А. М. Прусский социализм и консервативная революция // Шпенглер О. Пруссачество и социализм. М., 2002. С. 187 – 228; Филиппов А. Ф. Карл Шмитт. Расцвет и катастрофа // Шмитт К. Политическая теология. Сборник. М.:, 2000. С.
259 – 314; Филиппов А. Ф. Ханс Фрайер: социология радикального консерватизма // Фрайер Х. Революция
справа. М., 2008. С. 99 – 143 и др.
4
идеи национального и исторического своеобразия России. В этой перспективе идеология немецкой «консервативной революции» во многом рассматривается в качестве эталона и образца для подражания, например в работах
видного идеолога современного русского национализма А. Дугина 3.
Феномен «консервативной революции» присутствовал в духовной и
политической, и научной жизни послевоенной Европы. Вклад её видных
представителей в различные сферы западной культуры настолько весом, что,
занимаясь проблемами новейшей истории идей, истории философии ХХ столетия, политологии и т. д., невозможно игнорировать их труды. Такие произведения как «Закат Европы» О. Шпенглера, «Рабочий» Э. Юнгера, «Понятие
политического» К. Шмитта вызвали не только общественно-политический
резонанс, но и широкую научную дискуссию. После Второй мировой войны
в политическом отношении идеологемы «консервативной революции» подпитывали правоконсервативные силы в ФРГ, «новых правых» во Франции,
итальянских неофашистов.
Феномен «консервативной революции» возник в Германии на пике общественно-политического кризиса 1918 – 1919 гг. Поражение Германии в
Первой мировой войне, Ноябрьская революция, учреждение демократической Веймарской республики, Версальский мирный договор нарушили устоявшийся жизненный уклад немецкого общества и перевернули общественные
представления немцев. В условиях краха идеологии германского консерватизма предвоенной эпохи начинается раскол среди германских консерваторов. Представители молодого и частично среднего поколения немецких консерваторов выступили против возвращения к традиционной консервативной
идеологии и политике кайзеровского толка, что привело к возникновению
идеологии «консервативной революции», идейные предпосылки которой
формировались еще до войны.
«Консервативная революция» была попыткой создания нового немецкого консерватизма и национализма радикального характера. Четко очертить
ее идейные и политические границы едва ли представляется возможным, так
как она не обладала программным и политическим единством. Ее деятели
стремились обновить германский консерватизм и придать ему современный
и динамичный характер. К числу характерных черт «консервативной революции» обычно относят: национализм, антилиберализм, противопоставление
немецкого народного духа и немецкой культуры ценностям западной цивилизации, поиск особого пути исторического развития Германии в русле «немецкого (прусского) социализма», идею корпоративного государства, бескомпромиссную борьбу против Веймарской республики. Эти черты делали
«консервативную революцию» родственной национал-социализму – другому,
3
Дугин А. Г. Консервативная Революция. М., 1994. См. также: Сендеров В. Консервативная революция в
постсоветском изводе: краткий очерк основных идей // Форум новейшей восточноевропейской истории и
культуры. 2009. №2. С. 41 – 62.
5
более радикальному течению германского консерватизма периода Веймарской республики в Германии.
«Консервативные революционеры» отвергали парламентский путь достижения своих целей и считали, что они могут быть достигнуты только революционным способом. Ее сторонникам грезилась новая, истинно «немецкая
революция», которая возродит Германию. Иными словами, «консервативная
революция» представляла собой довольно причудливую смесь из национальных мифов, острой критики буржуазно-либерального общества, витализма и
иррационализма, культурпессимизма и политического романтизма и в то же
время обладала ясным пониманием невозможности удержать традицию в
рамках добуржуазных общественных и экономических структур. Образно говоря, «консервативная революция осталась в истории последним ярким явлением немецкого романтизма» 4. К числу видных протагонистов «консервативной революции» относят: Артура Мёллера ван ден Брука, Освальда
Шпенглера, Эрнста Юнгера, Карла Шмитта, Эдгара Юлиуса Юнга, Ганса
Церера Эрнста Никиша и ряд других деятелей немецкого консерватизма в
Веймарской республике.
Выражение «консервативная революция» встречается в публицистике
самих «консервативных революционеров» в годы Веймарской республики,
прекрасно осознававших свои идейные отличия от представителей довоенного немецкого консерватизма. В научный и общественно-политический дискурс понятие «консервативная революция» было введено в 1950 году немецко-швейцарским историком и политологом Армином Молером, защитившим
в 1949 году, под руководством К. Ясперса, в Базельском университете первую диссертацию по этой проблематике, которую и опубликовал годом позже в виде монографии 5. Молер преследовал одну цель. Как один из видных
идеологов будущих «новых правых» в ФРГ и на Западе он пытался разграничить представителей «истинного» консерватизма от национал-социалистов и
тем самым вызвать к жизни волну правоконсервативного движения в «ранней» ФРГ. На роль идейного вождя «новых консерваторов» предполагался Э.
Юнгер, у которого Молер в то время работал личным секретарем, и который,
учитывая свой неудачный политический опыт, приобретенный в Веймарской
республике, наотрез отказался быть духовным вождем новой правой оппозиции в ФРГ.
Если в идеологическом и общественно-политическом смысле попытка
Молера закончилась в целом неудачно: в ФРГ образца 1950-х гг. даже в условиях консервативной «эры Аденауэра» не было предпосылок для формирования «новых правых» в их современном виде, то в научном плане понятие
«консервативная революция» неожиданно к началу 1960-х гг. постепенно
входит в поле интеллектуального дискурса и в конечном итоге становиться
4
Сендеров В. Кризис современного консерватизма // Новый мир. 2007. №1. С. 133.
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 - 1932 : Grundriss ihrer Weltanschauungen. Stuttgart, 1950.
5
6
важнейшей теоретико-методологической характеристикой одного из направлений немецкого консерватизма первой половины XX столетия, несмотря на
изначальное логическое и смысловое противоречие которое оно содержало в
себе. Во всяком случае проблема правомерности использования термина
«консервативная революция» вызывала не меньше дискуссий, чем сам феномен 6. Один из ведущих специалистов по истории «консервативной революции» Штефан Бройер писал: «Понятие «консервативная революция» успешное творение новой историографии идей» 7.
Историография немецкой «консервативной революции» насчитывает
значительный корпус работ на различных европейских языках. В силу объективных и субъективных обстоятельств долгое время приоритет принадлежит
западногерманской гуманитарной мысли. В теоретико-методологическом и
общественно-политическом отношении западногерманская историография
«консервативной революции» является лидером и задает тон в западном обществознании в изучении этой проблематики.
К настоящему времени западногерманская историография «консервативной революции» стала одним из важных направлений так называемой истории идей, в рамках которой изучается идеология немецкого консерватизма
и правого радикализма. В числе ее ведущих представителей следует назвать
А. Молера, К. Зонтхаймера, Ш. Бройера, К. Ленка, Р. П. Зиферле, К. Вайссманна и др. В трудах западногерманских авторов отразились различные аспекты столь противоречивого феномена как немецкая «консервативная революция»: проблема ее сущности, ее места в континуитете германского консерватизма, изучение истоков и генезиса «революционного консерватизма»,
анализ его политических идей, взаимовлияние «консервативной революции»
и национал-социализма», оценка идейно-теоретического наследия ведущих
идеологов «консервативной революции» и т. д.
Без преувеличения можно сказать, что на протяжении более чем полувека, западногерманские исследователи накопили большой теоретический и
фактический материал, который требует основательного осмысления., тем
более, что систематической работы в области историографии «консервативной революции» еще не проводилось. В этом заключается определенный парадокс в осмыслении немецкой «консервативной революции». Очевидно, исследователей, ввиду неоднозначности и многомерности исторического проявления идеологии «консервативной революции», в первую очередь привлекало конкретное проявление феномена, чем рефлексия над проделанным
опытом его изучения. Это характерно не только для западногерманской историографии «консервативной революции», но и является доминирующей
тенденцией в целом.
6
См. по этому поводу: Умлянд А. «Консервативная революция»: имя собственное или родовое понятие? //
Вопросы философии. 2006. № 2. С. 116 – 126.
7
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution. Darmstadt, 1993. S. 1.
7
В отечественной гуманитарной мысли основоположником историографическая традиция исследования «консервативной революции» является
доктор исторических наук, профессор П. Ю. Рахшмир. В статье 1972 года с
методологических позиций советской исторической науки он рассмотрел
трактовку в западной «буржуазной» историографии проблемы взаимоотношения «консервативной революции» и национал-социализма 8. П. Ю. Рахшмир отмечает, что различные интерпретации вопроса о роли «революционных консерваторов» в генезисе нацизма стали элементом идейнополитической борьбы в современной ФРГ» 9. П. Ю. Рахшмир выделяет в
«буржуазной» историографии проблемы два направления: консервативное и
буржуазно-либеральное. Если для первого характерно «отрицание близости
между нацизмом и «революционным консерватизмом» 10, то второе не так
прямолинейно отрицает эту связь, но в тоже время пытается ограничить ее в
основном сферой идеологии, замалчивая социально-политические и экономические аспекты 11.
Современное состояние отечественной историографии «консервативной революции» характеризуется повышенным интересом, который возник в
отечественной гуманитарной мысли к этому феномену немецкой гуманитарной и общественно-политической мысли в связи с осмыслением путей развития новой России. Историографическая проблематика нашла отражение в работах С. В. Артамошина 12, М. О. Гузиковой 13, С. О. Казакова 14, И. Б. Горшенёвой 15.
Значительным шагом в развитии историографической проблематики в
изучении «консервативной революции» в современной отечественной гуманитарной мысли стали статьи воронежского историка С.Г. Алленова 16. Особенно в этой связи хотелось бы отметить статью 2003 года, которая содержит
критический анализ трактовок широко используемого в политологии и публицистике понятия «консервативная революция». Внимание автора сфокуси8
Рахшмир П. Ю. Проблема взаимосвязи нацизма и «революционного консерватизма» в буржуазной историографии // Ежегодник германской истории. – 1972. М., 1975. С. 409 – 431
9
Там же. С. 409.
10
Там же. С. 420.
11
Там же. С. 431.
12
Артамошин С. В. Идея «консервативной революции» в Германии в годы Веймарской республики: к постановке проблемы // Всеобщая история. Современные исследования. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 11. Брянск, 2002. С. 157 – 168.
13
Гузикова М. О. Неизвестный пророк. Опыт прочтения Эрнста Юнгера в России // Уральский вестник международных исследований. Вып. 2. Екатеринбург, 2004. С. 128 – 141; Гузикова М. О. «Тотальная мобилизация» Эрнста Юнгера как проект модерности: историческая реконструкция и интерпретация. Автореф.
дис… канд. ист. наук. Екатеринбург, 2004.
14
Казаков С. О. Современная историография творчества Эрнста Юнгера / С. О. Казаков // Известия Уральского государственного университета. 2008. № 59. С. 127.
15
Горшенёва И. Б. Отмар Шпанн как идеолог «консервативной революции» Автореф. дис… канд. ист. наук
– Тамбов, 2008
16
Алленов С. Г. «Консервативная революция» в Германии: к истории возникновения понятия и его ранние
интерпретации // Исторические записки. Науч. труды ист. ф-та ВГУ. Вып. 2. Воронеж, 2001. С. 121 – 127;
Алленов С. Г. «Консервативная революция» в Германии 1920-х – начала 1930-х годов. Проблема интерпретации // Политические исследования. 2003. № 4. С. 94 – 107.
8
ровано на историографии ее «немецкого» варианта, с которым исследователи
в первую очередь ассоциируют сам термин и сверяют все позднейшие версии
обозначаемого им явления. Рассмотренные в статье концепции оценивается
как с точки зрения их внутренней логики, так и в плане продуктивности
предложенного ими толкования феномена. Подводя итоги, автор, во-первых,
констатирует, что «обзор зарубежных исследований немецкой «консервативной революции», предпринятых в последнее десятилетие, показывает, что
они отличались исключительным разнообразием» 17. Во-вторых, указывает на
наметившийся с конца 1990-х годов ренессанс «революционноконсервативных» настроений и крайнее обострение научной полемики вокруг большинства связанных с этим феноменом понятий.
Основательное рассмотрение основных концепций «консервативной
революции» как западных, так и отечественных авторов предпринял в докторской диссертации С.В. Артамошин 18. Он констатирует: «Исследование
«консервативной революции» имеет свою особенность, которая обозначилась
еще в 1930-х годах» 19. Под такой особенностью С.В. Артамошин понимает
дискуссию о взаимосвязи идей «консервативной революции» с националсоциализмом. Германская история XX столетия, влияние немецкого национализма и консерватизма на ее развитие так или иначе выводят исследователей на проблему роли национал-социализма, «произошло отождествление
любой антидемократической мысли с нацизмом, что превращало рассмотрение ее сквозь призму предшественника национал-социализма» 20.
В гуманитарной мысли ФРГ проблема историографического анализа
«консервативной революции» долгое время не стояла на повестке дня. Западногерманские авторы в лучшем случае ограничивались кратким перечислением своих предшественников во введении к очередному фундаментальному труду по той или иной проблеме, либо персоналии «консервативной революции». Единственное, что оставалось неизменным признание А. Молера
в качестве основоположника в исследовании «консервативной революции».
Определенным историографическим исключением стала статья Клауса
Фритцше 21. Автор отмечает, что проблема консерватизма в Веймарской республике оценивается в современной германской историографии с точки зрения идейно-политических предпосылок фашизма. Характерной чертой работ
по идеологии консерватизма стало ее сведение к деятельности отдельных
идеологов и трактовке консерватизма исключительно как «дела» интеллигенции, а проблема общественной функции консерватизма и групп интере17
Алленов С. Г. «Консервативная революция» в Германии 1920-х – начала 1930-х годов. Проблема интерпретации… С. 105.
18
Артамошин С.В. Интеллектуальное течение «консервативной революции» в политической жизни Веймарской республики. Автореф. дис… докт. ист. наук. Брянск, 2011.
19
Там же. С. 4.
20
Там же. С. 4.
21
Fritzsche K. Konservatismus im gesellschaftlich-geschichtlichen Prozess (II): Konservatismus und «Konservative
Revolution» // Neue Politische Literatur. 1979. H. 24. S. 295 – 317.
9
сов, стоящих за ним особо не рассматривалась 22. По мнению Фритцше, главная идея современных германских публикаций по истории консерватизма в
Веймарской республике выделение так называемого «революционного консерватизма» и характеристика его основных постулатов. Главный тезис всех
работ: «революционный консерватизм» наряду с национал-социализмом
явился центральным фактором разрушения Веймарской республики 23. В подтверждении своих выводов Фритцше останавливается на анализе ряда трудов
по «консервативной революции», в том числе и книги А. Молера, которого
он характеризует как политического романтика, что было определяющим, на
его взгляд, для всей идеологии «консервативной революции» 24.
Некоторый поворот в сторону непосредственно историографического
осмысления «консервативной революции» происходит в 1990-х гг., когда перед германскими авторами в условиях нового всплеска интереса к проблематике встал вопрос о подведении определенных итогов ее исследования. Особенно зримо эта тенденция проявилась в трудах, претендовавших на новое
слово в изучении «консервативной революции» 25.
Как уже было сказано выше Ш. Бройер охарактеризовал понятие «консервативная революция» наиболее успешным творением новой историографии идей, ибо в Веймарской республике оно обозначало нечто иное, чем то,
что потом было принято им называть, а именно: наследие Лютера, Фихте,
Ницше, Бисмарка, немецкий романтизм 26. Согласно Бройеру, даже Герман
Раушнинг, автор первой известной книги, в заглавии которой было использовано словосочетание «консервативная революция», употреблял это понятие в
очень специфическом смысле как характеристику христианскомонархического движения, выступившего против нигилизма современности,
и достигшего своего пика в национал-социализме и большевизме. По словам
Бройера, до конца 1940-х гг. никто и не думал использовать понятие «консервативной революции» в качестве определения правых течений в Веймарской республике, находившихся в политическом спектре между Немецкой
национально народной партией и национал-социализмом 27.
Ситуация изменилась, по мнению Бройера, с появлением книги А. Молера, в которой термин «консервативная революция» был впервые использован как общее понятие для политического спектра в Веймарской республике,
охватывающего определенные группы правых немецких интеллектуалов и
обладавших, по мнению Молера, неким единым мировоззренческим ядром 28.
Решающий поворот в западногерманской и западной гуманитарной мысли в
22
Ibid. S. 295.
Ibid. S. 296.
24
Ibid. S. 299.
25
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution. Darmstadt, 1993; Bussche R. von dem. Konservatismus in der
Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen. Heidelberg, 1998.
26
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution…S. 1.
27
Ibid. S. 1.
28
Ibid. S. 2.
23
10
целом к полному принятию термина произошел к началу 1960-х гг. в связи с
интенсификаций интеллектуальных усилий по преодолению недавнего немецкого прошлого. Бройер в развитии западной историографии «консервативной революции» в особый этап выделяет 1970 – 1980-е гг., когда исследователи от изучения общих проблем «консервативной революции» обратились
к рассмотрению ее конкретных проявлений, особенно персонального вклада
видных деятелей «революционного консерватизма» в разработку его идеологии 29.
Раймунд фон Буше, следуя формуле М. Грейффенхагена о «дилемме
консерватизма в Германии», полагает, что обращение западногерманских авторов к проблеме изучения немецкого консерватизма в Веймарской Германии необходимо трактовать как дилемму исследования самого консерватизма 30. Ученые ФРГ, изучая германский консерватизм, находились в плену его
мифологем. Частично это было связано также и с тем, что консерватизм, и
этого не отрицает Буше, в силу его идейно-политической специфики достаточно сложно однозначно определить. Применительно к консерватизму в
Веймарской республике это означало выделение ряда его направлений, что,
по мнению Буше, не соответствовало исторической действительности. Особое неприятие вызывает у Буше акцент западногерманской гуманитарной
мысли на выделении феномена «консервативной революции» и разделение
германских консерваторов в Веймарской республике на так называемых
«старых» и «молодых» 31. Буше отвергает не только термин «консервативная
революция», но и существование этого феномена в идейной и общественнополитической жизни Веймарской Германии.
Опираясь на такой подход, Буше подверг острой критике основные
концептуальные труды западногерманских и не только исследователей по
истории консерватизма в Веймарской республике и, особенно по «консервативной революции» К. Клемперера, К. Зонтхаймера, Х. Герстебергер, Ш.
Бройера и т. д.. При этом он выделяет два полюса в изучении «консервативной революции»: отрицательный, представленный А. Молером, благодаря
которому и была внесена путаница в интерпретацию феномена 32, и Ш. Бройера, который впервые попытался развеять миф о «консервативной революции» 33.
Говоря о современной германской историографии «консервативной революции» необходимо отметить статью Карланхайца Вайссманна, в которой
автор попытался подвести итог пятидесятилетнему изучению проблематики в
29
Ibid. S. 3 – 4.
Ibid. Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen. Heidelberg, 1998. S. 1 – 2.
31
. Ibid. S. 3.
32
Ibid. S. 5 – 6.
33
Ibid. S. 9.
30
11
гуманитарной мысли ФРГ 34. Основная идея статьи состоит из критического
разбора двух основополагающих концепций «консервативной революции» А.
Молера и Ш. Бройера. Вайсманн признает значительную теоретикометодологическую и практическую ценность обеих концепций, хотя ему, как
ученику А. Молера, в большей степени импонирует концепция его учителя.
Основное внимание Вайсманн уделяет современным публикациям о «консервативной революции, которые группирует в ряд тематических блоков:
предпосылки и предшественники «консервативной революции», аспекты духовного и идейно-исторического значения «консервативной революции», ее
связь с национализмом кайзеровского рейха и Веймарской республики, анализ персонального вклада отдельных представителей «консервативной революции» в становление ее идеологии, западные исследования о немецкой
«консервативной революции».
В заключении Вайсманн определяет круг вопросов, которые требуют,
по его мнению, дальнейшего изучения. Во-первых, необходимо более точное
определение предпосылок становления «особого немецкого пути» в XIX столетии и его влияние на идеологию «консервативной революции». Во-вторых,
следует более детально рассмотреть проблемы соотношения традиционализма и либерализма в «консервативной революции». В-третьих, выявить отношение и позицию идейных конструктов «консервативной революции» в массовом обществе модерна. В-четвертых, показать влияние «идей 1914 года» на
становление «консервативной революции». В-пятых, рассмотреть мутацию
идей и судеб основных протагонистов «консервативной революции» в Третьем рейхе, послевоенной Германии и в ФРГ 35.
Проведенный нами ретроспективный обзор историографического аспекта в исследовании немецкой «консервативной революции» позволяет сделать вывод о давно назревший актуальности научно-теоретического и практического обобщения опыта ее изучения, особенно это касается богатейшего
опыта западногерманской гуманитарной мысли.
Объектом нашего исследования выступает западногерманская историография феномена «консервативной революции» в Веймарской республике.
Предметом – основные концепции и проблемы интерпретации феномена
«консервативной революции» в историографии ФРГ.
Источниками для данного исследования послужили историографические труды разнообразного характера. Во-первых, монографии и статьи ведущих западногерманских специалистов по истории «консервативной революции» А. Молера, К. Зонтхаймера, Х. Герстенбергер, К. Ленка, Ш. Бройера,
Р. П. Зиферле, Р. фон Буше и т. д. Во-вторых, труды западных авторов, которые стали неотъемлемой частью западногерманского интеллектуального
дискурса о «консервативной революции». Эти труды были либо изначально
34
Weißmann K. Die Konservative Revolution – Forschungsstand und Desiderata // Stand und Probleme der Erforschung des Konservativismus / Hrsg. C. von Schrenck-Notzig. Berlin, 2000. S. 119 – 139.
35
Ibid. S. 138.
12
изданы на немецком языке как, например, работы Ю. Ишиды, М. Хиталы, П.
Кондилиса, Т. Рокрэмера и ряда других исследователей, либо впоследствии
были переведены на немецкий язык как книги американских историков и политологов немецкого происхождения Ф. Штерна и К. фон Клемперера или
французского историка Л. Дюпё. В-третьих, автор, исходя из возможности и
оправданности некого сравнительно-ретроспективного анализа историографии «консервативной революции», счел возможным использование трудов
ведущих отечественных специалистов в области исследования немецкой
«консервативной революции» П. Ю. Рахшмира, С. В. Артамошина, С. Г. Алленова, А. В. Михайловского, А. Ф. Филиппова, О. Ю. Пленкова и др. Вчетвертых, источниками для написания предлагаемой монографии стали труды самих «консервативных революционеров», которые сыграли ключевую
роль в становлении и развитии идеологии «консервативной революции» О.
Шпенглера, К. Шмитта, Э. Юнгера, А. Мёллера ван ден Брука и др.
Проблематика предлагаемого монографического исследования определила и методологические подходы к раскрытию темы. Монография написана
в русле современных методологических направлений в исторической науке и
соответствует целям и задачам, которые ставят перед собой интеллектуальная история и история идей. При рассмотрении идеологии немецкой «консервативной революции», автор обращался к историческому, философскому,
политологическому, социологическому видам анализа текста.
Автор выражает благодарность первому директору Германского исторического института в Москве. доктору, профессору Б. Бонвечу, библиотекарям ГИИМ доктору Л. Эррену Л. Кондратьевой за поддержку и помощь в
сборе материала для данной монографии, рецензентам доктору исторических
наук, профессору В.Н. Ерохину, доктору политических наук, профессору
С. В. Бирюкову, коллегам по кафедре Новой, новейшей истории и международных отношений КемГУ за поддержку моей основной темы научных исследований и особенно научному редактору доктору исторических наук,
профессору Л. Н. Корневой за ценные советы и содействие при работе над
данной монографией.
Написание этой работы было бы невозможно без пристального внимания, организационной помощи и моральной поддержки со стороны моей
супруги кандидата исторических наук, доцента Оксаны Николаевны Тереховой, которой я выражаю сердечную благодарность и признательность.
13
ГЛАВА 1 «КОНСЕРВАТИВНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ» КАК ПРЕДМЕТ
ИССЛЕДОВАНИЯ
1.1. Изучение «консервативной революции» в рамках концепции «преодоления прошлого» в 1950 – 1980-е гг.
Рассматривать основные этапы становления и развития западногерманской историографии «консервативной революции» можно в нескольких ракурсах. Опираясь на теоретико-методологические подходы к изучению консерватизма. Для этого необходимо обратиться к проблеме типологизации
консерватизма, которую мы рассмотрим на примере обобщающих трудов таких признанных исследователей немецкого консерватизма и «консервативной революции» как К. Ленк и Ш. Бройер.
Ленк выделяет следующие подходы к интерпретации консерватизма:
Во-первых, историко-социологический, в котором консерватизм считается
аристократической и клерикальной реакцией на последствия Великой французской буржуазной революции. Консерватизм стремится сохранить прединдустриальные, феодальные институты общества. Таким образом, в историкосоциологической интерпретации консерватизм выступает как ограниченная
во времени и пространстве идеология аристократии против эмансипации буржуазных слоев общества 36.
Второй подход к изучению консерватизма Ленк определяет как универсально-антропологический. Сторонники этого подхода исходят из позиции существования вечных универсальных ценностей. Консерватизм в такой
интерпретации выступает как система сохранения универсальных ценностей
и добродетелей, обладающая действенной силой для всех социальных слоев
и исторических периодов 37. Третий подход рассматривает консерватизм как
некий ситуационный феномен. Он основывается на представлении о возникновении в тот или иной момент истории угрозы существующему социальнополитическому порядку. Консерватизм в данной интерпретации выступает
как исторически модифицированный арсенал прежних идеологических образцов, которые можно использовать для сохранения общественного равновесия 38.
Бройер также выделяет три группы исследователей, которые с разных
позиций стремятся трактовать сущность консерватизма в целом и немецкого
консерватизма в частности. Первая рассматривает консерватизм с моральноценностной точки зрения. Вторая считает, консерватизм историкоспецифическим феноменом предсовременного общества и поэтому включать
его в число современных идеологий можно с большой долей условности. Для
того, чтобы выявить динамику развития идеологии консерватизма было вве36
Lenk K. Deutscher Konservatismus. – Frankfurt am Main, 1989. – S. 13.
Ibid. S. 14 – 15.
38
Ibid. S. 16.
37
14
дено понятие «консервативная революция», обоснованием которого как раз и
занималась третья группа исследователей 39.
Однако показать эволюцию западногерманской историографии «консервативной революции» в контексте развития теоретико-методологических
подходов к изучению консерватизма едва ли представляется возможным.
Здесь следует учитывать сложность и неоднозначность идеологии «консервативной революции», которая объединяла в себе и ценностные и ситуативные
черты. Эту ее особенность неоднократно отмечали сами исследователи феномена.
Вторым способом рассмотрения проблемы «консервативной революции» в историографии может стать политическая составляющая историографического процесса, то есть выделение в историографии «консервативной
революции» консервативного, либерального и прочих направлений. Но и в
этом случае мы не добьемся искомого результата, так как господствующие
позиции в историографии «консервативной революции» занимало либеральное направление, которое и оказало решающее влияние на ее становление и
развитие.
Мы изберем иной способ рассмотреть проблему интерпретации «консервативной революции» в историографии ФРГ, а именно в русле концепции
«преодоления прошлого». Возникшая в 1950 – 1960-х гг. концепция «преодоления прошлого» означала моральное, идейное и политическое преодоление
предпосылок и последствий национал-социализма. Учитывая идейную близость двух течений праворадикальной мысли Веймарской Германии «консервативной революции» и национал-социализма, концепция «преодоления
прошлого» может быть вполне применима и к рассмотрению «ранней» западногерманской историографии «революционного консерватизма». Эта историография и возникла на фоне широкого научного и общественнополитического дискурса, связанного с преодолением последствий нацистского прошлого. Как отмечает А. Госслер послевоенная историография «консервативной революции» развивалась в русле моральных дебатов о вине за нацистское прошлое и пыталась определить отношение «революционноконсервативных» авторов к национал-социализму с точки зрения их конфликта и одновременно участия в коричневом захвате власти 40. Но для начала кратко рассмотрим предысторию возникновения самого термина и его
ранние интерпретации 41.
Впервые в германской интеллектуальной традиции выражение «консервативная революция» использовал Томас Манн в статье 1921 года «Рус39
Breuer S: Grundpositionen der deutschen Rechten 1871 – 1945. – Tübingen, 1999. – … S. 7 – 8.
Gossler A. Publizistik und konservative Revolution: das «Deutsche Volkstum» als Organ des Rechtsintellektualismus 1918 – 1933. Münster, 2001. S. 6.
41
Более подробно о ранних трактовках понятия «консервативная революция» см.: Алленов С.Г. «Консервативная революция» в Германии: к истории возникновения понятия и его ранние интерпретации // Исторические записки. Науч. труды ист. ф-та ВГУ. Вып. 2. Воронеж. С. 121 – 127; Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932; ein Handbuch. 4. Aufl. Darmstadt, 1994. S. 9 – 12.
40
15
ская антология». Характеризуя роль Ницше как «революционера духа», он
писал: «Его синтез состоит из Просвещения и веры, свободы и связанности,
духа и плоти, «бога» и «мира». Он выражен артистически, чувственно, с
большой долей критицизма, политически консервативно и революционно.
Ибо консерватизм использует только дух, чтобы стать революционным, в
противоположность позитивистскому и либеральному Просвещению. Ницше
уже в «Несвоевременных размышления» стал родоначальником консервативной революции» 42.
В политическом смысле выражение «консервативная революция»
впервые использовал один из ее выдающихся протагонистов Артур Мёллер
ван ден Брук в 1923 году в библии немецкого «революционного консерватизма» книге «Третий рейх». Касаясь оценки Ноябрьской революции в Германии, он писал: «То, что сегодня является революционным, завтра станет
консервативным. Мы не хотим продолжать революцию, а лишь подхватить
идеи, которые остались еще непонятыми. Мы хотим увязать эти революционные идеи с консервативными, которые всплывают снова и снова. Мы хотим продвигать эту Консервативную революцию, пока не добьемся условий,
при которых мы сможем жить» 43. Однако выражение «консервативная революция», как бы между словом оброненное Мёллером ван ден Бруком, не нашло в дальнейшем большого распространения ни у него самого, ни в его круге единомышленников младоконсерваторов.
Общественный резонанс понятие «консервативная революция» приобрело только после знаменитой речи известного поэта Гуго фон Гофманншталя «Литература в духовном пространстве нации», произнесенной 10 января
1927 года в мюнхенском университете 44. Гофманншталь предпринял попытку
сравнить в своей речи немецкую и французскую нации и значение литературы в Германии и Франции. Он сделал вывод о том, что в Германии в отличие
от Франции, утеряна связь между литературой и обществом. Возвращение
литературы на свои прежние позиции, установление новых отношений между ней и обществом Гофманншталь и назвал «консервативной революцией,
под которой понимал, прежде всего, духовную революцию. «Процесс, о котором я говорю, есть ничто иное, как консервативная революция, такого размаха, которого еще не видала европейская история. Ее цель – создание формы новой немецкой действительности, в которой могла бы участвовать вся
нация» – провозглашал Гофманншталь 45.
К началу 1930-х годов, когда идейно-политический профиль «нового»
консерватизма уже достаточно оформился и проявился, некоторые его веду42
Цит. по: Clason S. Schlagworte der «konservativen Revolution»: Studien zur polemischen Wortgebrauch der radikalen Konservatismus in Deutschland zwischen 1871 und 1933. Stockholm, 1981 S. 46.
43
Мёллер ван ден Брук А. Третья империя // А. Мёллер ван ден Брук, А. Васильченко. Миф о вечной империи и Третий рейх. М, 2009. С. 132.
44
Hofmannsthal H. von. Das Schrifttum als geistiger Raum der Nation (Rede, gehalten im Auditorium maximum
der Universität München am 10. Januar 1927). München, 1927
45
Ibid. S. 31.
16
щие теоретики попытались осмыслить собственную позицию. В 1931 году
выходит небольшая работа известного социолога и пропагандиста «нового»
консерватизма Ганса Фрайера «Революция справа», которую по праву причисляют к одному из важных манифестов «консервативной революции» 46.
Введенное автором выражение революция справа воспринималось в начале
1930-х годов как синоним «консервативной революции». Объясняя смысл
революции справа, Фрайер следующим образом начинает свою книгу: «На
полях сражений буржуазного общества формируется новый фронт: революция справа […]. Пока что ее движение – это лишь выступление умов, без ясного сознания, без символа, без руководства. Но фронт возникает внезапно.
Он выходит за пределы старых партий, их тупиковых программ и запыленных идеологий […]. Этот фронт покончит с пережитками XIX века, который
еще сопротивляется, и освободит путь истории XX века» 47.
Только Эдгару Юлиусу Юнгу уже на исходе Веймарской республики, в
последний год ее существования, удалось придать выражению «консервативная революция» некий политический смысл. В статье «Германия и консервативная революция» он писал: «Консервативной революцией мы называем возрождение всех тех элементарных законов и ценностей, без которых человек теряет связь с природой и богом и не может построить истинный порядок […]. Консервативная революция должна разрушить механистическую
политику и создать предпосылки для истинной политики. Ее главная цель –
создание нового порядка и нового этоса западного человечества под руководством Германии» 48.
Увы, подобные прозрения о собственной политической сущности пришли слишком поздно к одному из ведущих идеологов «революционного консерватизма». 30 января 1933 года в Германии началась другая «консервативная революция» – национал-социалистическая, в которой, как показало время, не было места для подлинных «консервативных революционеров». Трагическая судьба самого Юнга тому пример. Он, как автор известной Марбургской речи Франца фон Папена, поплатился жизнью в «ночь длинных ножей».
В годы Третьего рейха нацистские власти избегали использовать выражение «консервативная революция», а в рядах антифашистов оно стало ассоциироваться исключительно с идеологией и практикой националсоциализма 49. Тем не менее понятие «консервативная революция» и те явления, которые стояли за ним, продолжали оставаться в поле зрения политиков
и публицистов. В 1941 году в Нью-Йорке вышла книга бывшего участника
«консервативно революционного» движения в Веймарской Германии,
46
Фрайер Х. Революция справа / Пер. с нем. М., 2008.
Там же. С. 7.
48
Jung E. J. Deutschland und die Konservative Revolution // Deutsche über Deutschland: Die Stimme des unbekannten Politikers. München, 1932. S. 380.
49
См. подробно об этом: Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932… S. 183.
47
17
примкнувшего на некоторое время к национал-социализму, а с 1936 политэмигранта Германна Раушнинга (1887 – 1982) 50. Раушнинг впервые попытался рассмотреть «консервативную революцию» как некий целостный феномен
в истории европейской интеллектуальной и политической мысли, который
вел, по его мнению, свое начало от эпохи Великой Французской революции,
и который выступал как ее идейный и духовный контрпроект. Он также первым указал на то, что «консервативная революция» была прежде всего идейным направлением, которое в политической действительности не получила
должного воплощения 51. По мнению Раушнинга, национал-социализм, не являясь по своей сути «консервативно революционным» движением, использовал идеи «консервативной революции» для своих политических целей. Раушнинга, несмотря на публицистический и злободневный характер его работы, несомненно, можно считать предтечей научного изучения «консервативной революции».
Подлинным основоположником современной западной и западногерманской историографии «консервативной революции» по праву считается
Армин Молер (1920 – 2003), будущий видный идеолог «новых правых» философ, историк и публицист. Написанная на основе докторской диссертации,
защищенной в 1949 году в Базеле под руководством известных философов
Карла Ясперса и Германа Шмаленбаха, с момента своего первого издания в
1950 году, книга Молера «Консервативная революция в Германии, 1918 –
1932» вызвала широкий научный и общественный резонанс 52.
Она принадлежит к числу послевоенных работ германских консерваторов, в которых предпринимались попытки самооправдания их позиции перед
и в годы Третьего рейха, а самого Молера нередко называли «революционным консерватором» последнего призыва. Книга А. Молера откровенно апологетична. В этой связи нельзя не согласиться с выводом П. Ю. Рахшмира
относительно трактовки Молером понятия «консервативная революция», в
котором недвусмысленно прослеживается сильное влияние ее идеологов 53.
На значительную политизацию Молером понятия также указывали наиболее
острые и принципиальные критики его концепции Ш. Бройер и Р. Буше 54.
Помимо оправдания позиции «революционных консерваторов» в годы Веймарской республики и Третьего рейха книга имела еще одну сверхзадачу:
50
Rauschning H. Die Konservative Revolution. Versuch und Bruch mit Hitler. New York, 1941.
Ibid. S. 106.
52
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 - 1932 : Grundriss ihrer Weltanschauungen. Stuttgart, 1950. Начиная со 2-го издания 1972 г., благодаря усилиям автора, книга превратилась в обширный историко-био-библиографический справочник.
53
Рахшмир П.Ю. Проблемы западноевропейского консерватизма в современной буржуазной историографии
// П.Ю. Рахшмир. Вариации на тему консерватизма. Пермь, 2004. С. 22.
54
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution. Darmstadt, 1993. S. 2; Bussche R. von dem. Konservatismus
in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen. Heidelberg, 1998. S. 6.
51
18
идейно очертить границы возникающего движения «новых правых» в ФРГ,
признанным интеллектуальным лидером которых позднее станет Молер 55.
Известное определение Молера гласит: «Консервативная революция»
это процесс, имеющий европейский характер, который еще не завершен, но
начало которого следует относить к Великой Французской революции. «Консервативная революция» это контрреволюция, направленная против идей
Великой Французской революции и в целом XIX столетия» 56. «Консервативная революция», по мнению Молера, охватывала все сферы жизни, но сам он
предпочитал более узкую ее трактовку, как определенной формы политической мысли.
А. Молер тесно увязывал «консервативную революцию» с так называемым «немецким движением», которое в области философии противопоставило немецкий идеализм французскому рационализму и английскому эмпиризму, а в области политической мысли являлось немецким вариантом,
начавшегося общеевропейского процесса «консервативной революции» 57.
Одновременно Молер отмечал специфику немецкого варианта «консервативной революции». Однако, понимая грандиозность задачи создания обобщающего труда по истории немецкой «консервативной революции, Молер
сознательно ограничивает рамки своего труда 1918 – 1932 гг. – периодом
Веймарской республики в Германии. Тем самым Молер изначально породил
вариативность трактовок феномена «консервативной революции», который
выступал в его интерпретации и как долговременное историческое явление, и
как конкретный исторический феномен новейшей германской истории. Несмотря на дискуссионный характер, данного Молером определения сущности
немецкой «консервативной революции», сам термин прочно вошел в научный и общественно-политический лексикон.
В развитии «консервативной революции» в Веймарской Германии Молер выделял два важных этапа. Первый был связан с периодом становления
Веймарской республики – этап возникновения и институализации «консервативной революции». Второй этап связан с крахом Веймарской республики в
1929 – 1932 гг., когда «революционные консерваторы» проявили публицистическую, а в некоторых случаях и политическую активность. Именно на
этот этап приходится создание значительной части важнейших сочинений
идеологов «консервативной революции 58.
55
Будучи в конце 1940-х начале 1950-х гг. личным секретарем Эрнста Юнгера, Молер именно ему предлагал вновь возглавить правый фронт, но в конечном итоге получил жесткий отказ Юнгера.
56
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 - 1932 : Grundriss ihrer Weltanschauungen. – Stuttgart, 1950. S. 19. В дальнейших переизданиях книги Молер уточнял и дополнял это определение: «Консервативная революция» это духовное движение обновления, которое покончило с оставшимися позади руинами
XIX столетия и пыталось создать новый порядок жизни» // Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932; ein Handbuch. 4. Aufl. Darmstadt, 1994. S. XXVIII.
57
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 - 1932 : Grundriss ihrer Weltanschauungen. – Stuttgart, 1950. S. 21.
58
Ibid. S. 52.
19
Качественной характеристикой труда Молера стала его обширная источниковая база. Молер попытался привести к некому общему знаменателю
политические взгляды таких крупнейших представителей и идеологов «консервативной революции» как О. Шпенглера, А. Мёллер ван ден Брука, Э.
Юнгера, К. Шмитта, Э. Ю. Юнга и др. А. Молер также впервые предпринял
попытку выявить мировоззренческие и идейные предпосылки немецкого
«консервативно революционного» движения, дать его идейно-политическую
типологию.
После выхода книги А. Молера, в условиях консервативного ренессанса в ФРГ в «эру Аденауэра», его концепция стала доминирующей в западногерманской историографии. Проблема расширения исследовательского поля
в изучении «консервативной революции» неожиданно нашла свое дальнейшее отражения в трудах немецких ученых-эмигрантов, которые в политическом и интеллектуальном отношении были, несомненно, более свободны,
чем их западногерманские коллеги. В данном случае, речь прежде всего идет
о фундаментальных работах Клеменса фон Клемперера (1916 г. р.) и Фрица
Штерна (1926 г. р.), ставших одновременно классикой англоязычной и немецкоязычной литературы по «консервативной революции» 59,
Труд Клемперера стал второй значительной работой о «консервативной
революции» в западной гуманитарной мысли, написанной после Второй мировой войны. Впрочем, сам автор избегал употреблять этот термин, говоря о
германском неоконсерватизме в Веймарской республике, и считая, что термин «консервативная революция» не отражает того феномена, который за
ним скрывается. Клемперер, как и Молер, выводит духовные истоки «консервативной революции» из идейно-политических течений XIX столетия.
Кризис немецкого консерватизма, который в конечном счете привел его к
духовной и политической капитуляции перед фашизмом, наметился еще в
середине XIX века 60. Согласно Клемпереру, спецификой немецкого консерватизма было большое влияние на его идеологию и политику представлений
и ценностей «старого среднего класса». Трансформация политических и экономических воззрений «старого среднего класса» в первой трети XX века
привела его в лоно национал-социализма. По образному выражению Клемперера «это был его прыжок в иррациональность» 61.
Клемперер разделил консерваторов в Веймарской республике на две
группы. «Старых» консерваторов, к которым он причислял М. Вебера, Ф.
Мейнеке, Ф. Науманна и неоконсерваторов, к числу которых он относил В.
Ратенау, Т. Манна, А. Мёллера ван ден Брука, О. Шпенглера, Э. Юнгера,
59
Klemperer K. von. Konservative Bewegungen zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus. – München, 1962
(первое издание книги на английском языке вышло в 1957 году под названием: «Germany’s New Conservatism»); Stern F.R. Kulturpessimismus als politische Gefahr. Eine Analyse nationaler Ideologie in Deutschland. –
Bern, Stuttgart, Wien: Scherz, 1963 (первое издание на английском языке: Stern F. «The Politics of cultural
Despair. Berkeley, 1961).
60
Klemperer K. von. Op. cit. S. 40.
61
Ibid. S. 4 – 9.
20
братьев Отто и Грегора Штрассеров, представителей «Тат-Крайз».. Как консерваторы начала XIX столетия были детьми французской революции, так и
немецкие неоконсерваторы в Веймарской республике стали детьми Ноябрьской революции 62. Неоконсервативное движение возникло в Веймарской
Германии на волне дальнейшей радикализации немецкого консерватизма, которая придала ему экстремистские формы. Вторым направлением радикального консерватизма в Веймарской республике стал, по мнению Клемперера,
национал-социализм.
Книга Штерна посвящена характеристике идейного и духовного наследия трех видных представителей немецкого консерватизма – Пауля де Лагарда, Августа Юлиуса Лангбена и Артура Мёллера ван ден Брука, которых автор объединил в направление культурпессимизма и включил в общий контекст фёлькишеского движения в Германии. Штерн весьма критично настроен к феномену «консервативной революции». Оценивая ее роль в истории, он
пишет: «Выражение консервативная революция, в том смысле, в каком оно
употребляется в этой книге, означает идеологическую атаку на модерн, на
целый комплекс идей и учреждений, в которых осуществляется наша либеральная, светская индустриальная цивилизация» 63.
По мнению Штерна, несмотря на то, что «консервативная революция»
была общеевропейским феноменом, только в Германии ее идеи приобрели
большую духовную и политическую силу. Это связано со спецификой мировоззренческой реакции на современность немецкого общества и немецкой
общественной мысли 64. Таким образом, «консервативная революция» являлась, по мысли Штерна, порождением кризиса процесса модернизации Германии, а ее начало следует искать в деятельности идеологов фёлькише Лагарда и Лангбена. Наивысшей точки своего развития идеология «консервативной революции» достигла в годы Веймарской республики в творчестве
Мёллера ван ден Брука 65.
В 1962 году выходит книга видного послевоенного германского политолога Курта Зонтхаймера (1928 – 2005) «Антидемократическая мысль Веймарской республики. Политические идеи немецкого национализма между
1918 – 1933 годами» 66, По своей основательности, охвату проблематики,
привлечению источников книга Зонтхаймера не уступала работе Молера, но
в отличие от нее была написана с либерально-демократических позиций.
Зонтхаймер впервые в гуманитарной мысли ФРГ представил широкую палитру антидемократической мысли Веймарской Германии, рассмотрев ее
предпосылки, главные направления и основополагающие идеи.
62
Ibid. S. 84.
Stern F.R. Op. cit. S. 7.
64
Ibid. S. 14 – 15.
65
Ibid. S. 22.
66
Sontheimer K. Antidemokratisches Denken in der Weimarer Republik. Die politischen Ideen des deutschen Nationalismus zwischen 1918 – 1933. 3. Aufl. – München, 1992.
63
21
Идеологию «консервативной революции» и смежных с ней течений
(национал-большевизм, революционный национализм) он анализирует в совокупности основных идеологем немецких правых в Веймарской республике,
к числу которых он относил процесс политизации иррациональности, антилиберальную государственную мысль, ожидание будущего «вождя» немецкого народа, миф о новом рейхе. В такой трактовке «консервативная революция» представала как конфликт между «старым» консерватизмом и неоконсерватизмом, в основе которого лежало новое чувство жизни и истории 67 в
русле послевоенного национализма. Она была направленна против либерально-демократических ценностей Запада. «Эта революция – радикальная революция, она говорила решительное нет либерально-демократической эпохе» –
констатировал Зонтхаймер 68. Немецкая антидемократическая мысль 1920-х –
начала 1930-х годов стала важнейшим фактором разрушения Веймарской
республики. Ее функции заключались не только в том, чтобы интеллектуально подготовить национал-социалистическую революцию, но и в том, чтобы
лишить демократическую республику духовной поддержки 69.
В конце 1950-х – начале 1960-х годов появляются первые работы об
отдельных представителях «консервативной революции» 70. Авторы этих работ в целом избегали использовать термин «консервативная революция», заменяя его либо «новым национализмом» и «консервативным анархизмом»
как Ганс Петер Шварц, либо «революционным национализмом» как у ГансИохим Швирскотт. Наиболее полная характеристика «консервативной революции» как феномена новейшей немецкой истории предпринята в книге Г.И.
Швирскотта. Автор сосредоточил внимание на младоконсерваторах, одном
из самых влиятельных течений в «консервативной революции», группировавшихся вокруг А. М. ван ден Брука, «Июньского клуба», «Политической
коллегии», а впоследствии журнала «Der Ring» («Кольцо»). Швирскотт рассматривает возникновение революционного национализма в Германии как
последствие Версальского мирного договора, а «консервативную революцию» в целом как «одну из форм протеста немецкой интеллектуальной элиты
против издержек и угроз модернизации» 71.
В конце 1960-х годов оригинальную трактовку «консервативной революции предложила молодая исследовательница-политолог Хайде Герстенбергер (1940 г. р.). Ее небольшая, новаторская работа, созданная на основе
докторской диссертации, была попыткой проанализировать феномен «консервативной революции» с леволиберальных и социал-реформистских пози67
Ibid S. 118.
Ibid. S. 120.
69
Ibid. S. 14
70
Krockow Ch. von. Die Entscheidung: eine Untersuchung über Ernst Jüngern, Carl Schmitt, Martin Heidegger. –
Stuttgart, 1958; Schwierskott H.-J. Arthur Moeller van den Bruck und der revolutionäre Nationalismus in der Weimarer Republik. – Göttingen, 1962; Schwarz H.-P. Der konservative Anarchist. Politik und Zeitkritik E. Jüngers. –
Freiburg im Breisgau, 1962.
71
Schwierskott H.-J Op. cit. S. 76.
68
22
ций 72. Благодаря нетривиальной авторской концепции, книга Герстенбергер
прочно вошла в число классических текстов о «консервативной революции».
Суть этой концепции выражает суждение об идеологии «консервативной революции» как выразительнице взглядов и настроений представителей
«старого» среднего класса Германии, в первую очередь так называемой «образованной буржуазии» (Bildungsbürgertum), или как их называет Герстенбергер «академиков», особого социального феномена немецкой истории второй половины XIX – первой трети XX веков. В условиях социальноэкономического и психологического кризиса в Веймарской республике,
идеология «революционного консерватизма» выполняла функцию обоснования ценностей элиты 73. Революционным консерваторам казалось, что они как
представители «буржуазии от образования» продолжают оставаться элитой
общества, в то время как принадлежность к элите стала определяться иными
критериями. «Революционный консерватизм» принадлежал, согласно Герстенбергер, к традиции охранительных идеологий буржуазно-либерального
характера. В проявлении феномена «революционного консерватизма» она
усматривает выражение либерально-реакционной идеологии, приверженцы
которой мечтали вернуться в эпоху домонополистического капитализма 74.
По мнению Герстенбергер, наряду с «революционным консерватизмом», вторым проявлением романтического антикапитализма стала идеология фёлькише, тесно связанная с национал-социализмом. Герстенбергер считает, идеологию революционного консерватизма следует относить к предфашистским идеологическим феноменам, несмотря на то, что она идейно шире,
чем собственно фашизм 75. Обе идеологии идейно подпитывали друг друга.
Однако, стремясь подогнать под свою концепцию идейнополитической эволюции «старого» среднего класса идеологию «революционного консерватизма», Герстенбергер предельно сужает круг ее представителей, в который она по существу включает только идейных наследников
Мёллера ван ден Брука и фактически ограничивает рассматриваемое явление
группой сотрудников журнала «Der Ring», особо выделяя Макса Бёма. Вильгельма Штапеля и Эдгара Юнга. Увлечение Х. Герстенбергер политэкономическим анализом идеологии «консервативной революции» в конечном итоге
противоречит ее же собственным выводам. В частности, учитывая негативное отношение идеологов «консервативной революции» к теории и практике
либерализма, говорить о ней как о неком либерально-охранительном движении едва ли представляется возможным.
Говоря о роли образованного класса в немецкой общественнополитической и гуманитарной мысли, нельзя не упомянуть классический
труд американского историка, немца по происхождению Фрица Рингера
72
Gerstenberger H. Der revolutionäre Konservatismus: ein Beitrag zur Analyse des Liberalismus. – Berlin, 1969.
Ibid. S. 140.
74
Ibid. S. 145 – 146.
75
Ibid. S. 11.
73
23
(1934 – 2006) «Закат немецких мандаринов» 76. И хотя Рингер не пишет о
«консервативной революции», характеризуя лишь в определенном контексте
идеи ее отдельных представителей, значение его книги для понимания интеллектуальных и политических процессов в Германии конца XIX – первой
трети XX веков трудно переоценить. В основе исследования Рингера лежит
идея о немецких интеллектуалах как специфической прослойке общества, которая смогла конвертировать свою образованность в особый социальный и
политический статус. По аналогии с китайскими чиновниками Рингер называет их мандаринами. Главная задача немецких мандаринов заключалась в их
желании и стремлении поддержать свой статус-кво. Именно из этого, согласно Рингеру, вытекает вся специфика германской гуманитарной и общественно-политической мысли XIX – первой половины XX веков: идеалистическое
понимание государства и нации, преувеличение роли индивидуальных феноменов в истории, пиетет перед гуманитарным образованием и так далее. Таким образом, в работе Рингера показаны те духовные и идейно-политические
условия, в которых стало возможным возникновение и развитие идеологии
немецкой «консервативной революции».
Несмотря на то, что концепция «консервативной революции», предложенная А. Молером, продолжала оказывать определенное влияние, к концу
1960-х годов либеральная трактовка феномена «консервативной революции»,
ведущая свое начало от трудов Клемперера, Штерна и Зонтхаймера, получила господствующее влияние. Об этом свидетельствовали фундаментальные
работы об отдельных представителях «революционного консерватизма» 77, в
которых, по верному замечанию С. Г. Алленова, дефиниции «консервативной
революции» менялись лишь в нюансах 78. Такое положение сохранялось до
1990 года. Другой характерной чертой западногерманской историографии
«консервативной революции» 1970-х – 1980-х годов стало фактическое отсутствие в ней трудов, в которых бы предпринимались попытки ее нового
осмысления, хотя в этот период появился ряд интересных работ, авторы которых стремились расширить проблемно-тематическое поле исследований.
В 1971 году выходит крупный теоретический труд обобщающего характера философа и социолога Мартина Грайффенхагена «Дилемма консерватизма в Германии» посвященная рассмотрению сущности и специфики немецкого консерватизма в исторической и идеологической ретроспективе 79,
Небольшой параграф автор посвятил «консервативной революции». Пред76
Впервые работа вышла на английском языке в 1967 году. Русский перевод: Рингер Ф. Закат немецких
мандаринов. Академическое сообщество в Германии, 1890 – 1933. М., 2008.
77
Koktanek A. M. Oswald Spengler und seiner Zeit. München, 1968; Jenschke B. Zur Kritik der konservativrevolutionären Ideologie in der Weimarer Republik: Weltanschauung und Politik bei Edgar Julius Jung. München,
197; Rudolph H. Kulturkritik und konservative Revolution: Zum kulturell-politischen Denken Hofmannsthals und
seinem problemgeschichtlichen Kontext. Tübingen, 1971; Hietala M. Der neue Nationalismus in der Publizistik
Ernst Jüngers und des Kreises um ihn 1920 – 1933. Helsinki, 1975 u. a.
78
Алленов С.Г. «Консервативная революция « в Германии 1920-х – начала 1930-х годов. Проблема интерпретации // Политические исследования. 2003. №4. С. 97.
79
Greiffenhagen M. Das Dilemma des Konservatismus in Deutschland. München, 1971.
24
ставляется оправданной характеристика, данная Грайффенхагеном «консервативной революции». Он определяет ее как последнюю фазу специфического немецкого консерватизма 80, отмечая романтическое восприятие действительности ее идеологами. «Консервативная революция» была смертельным
прыжком немецкого консерватизма, потерявшего после 1918 г. связь времен
и то, что должно подлежать сохранению. В этом жесте отчаяния немецкому
консерватизму ничего не осталось делать, как стать революционным 81.
В том же 1971 году выходит монография Германа Рудольфа о первом
популяризаторе термина «консервативная революция» известном немецком
поэте Гуго Гофманнштале 82. Характеризуя место и значение «консервативной революции» в континуитете немецкого консерватизма, Рудольф исходил,
прежде всего из собственных представлений о консерватизме. Рудольф определял консерватизм как идеологию некоторых групп, стоявших на почве современного буржуазного общества и, одновременно, направленного против
него 83. Отличие немецкого консерватизма от своих европейских аналогов заключалось в синтезе староевропейской политической традиции с новейшими
достижениями
буржуазной
политической
мысли.
В
политикомировоззренческом смысле под «консервативной революцией», согласно Рудольфу, следует понимать определенные аспекты антилиберального и антидемократического движения в Веймарской республике 84. Рудольф сужает
идейно-теоретические рамки «консервативной революции», которую, по его
мнению, необходимо отделить от других подобных ей группировок: фёлькиш, национал-большевизм и т. д. Подлинными «консервативными революционерами» были только младоконсерваторы круга А. Мёллера ван ден Брука, а позднее деятели журнала «Ди Тат» («Дело») 85. В конкретной духовной и
политической ситуации в Германии 1920 начала 1930-х гг. «консервативная
революция» означала не только реакцию националистических сил против
Веймарской республики, но также выражала политико-активистский процесс
эстетического и этического бунта направленного против современного буржуазного общества 86.
В интеллектуальной ситуации второй половины 1970-х – начала 1980-х
гг., когда западногерманские исследователи перестали проявлять интерес к
созданию обобщающих концепций «консервативной революции» эта проблематика получила продолжение в западной гуманитарной мысли. В частности, значительный вклад в изучение «консервативной революции» внес
французский историк, профессор германистики Страсбургского университе80
Ibid. S. 243 – 244.
Ibid. S. 243 – 244.
82
Rudolph H. Kulturkritik und konservative Revolution: Zum kulturell-politischen Denken Hofmannsthals und seinem problemgeschichtlichen Kontext. Tübingen, 1971.
83
Ibid. S. 236.
84
Ibid. S. 264.
85
Ibid. S. 265.
86
Ibid. S. 269.
81
25
та Луи Дюпё (1931 – 2002). Его докторская диссертация о националбольшевизме в Веймарской Германии получила признание со стороны не
только французских коллег 87. Дюпё определял «консервативную революцию» как идеологию «новых правых» в Веймарской республике. Она возникла не случайно, а явилась логическим продолжением идеалистической и националистической критики эпохи, распространенной среди немецких интеллектуалов в вильгельмовской Германии 88. В мировоззрении «консервативных
революционеров» смешались черты универсальной европейской контрреволюции и специфически немецкого образа мысли. Идеология «консервативной революции» перенесла традиционный немецкий политический романтизм на почву агрессивного антирационализма, который сознательно противопоставлял себя духовному наследию Просвещения 89.
Согласно Дюпё, важнейшей чертой «консервативной революции» являлась вера в существовании в каждом народе, оберегаемого поколениями
народного духа 90. Политическим идеалом для «консервативных революционеров» было «народное сообщество», понимаемое как сословный, но основанный на принципах солидарности организм. Поиски идеала национальной
солидарности вывели «консервативных революционеров» на проблему социализма, который они понимали иначе, чем социалисты, а именно: как «национальный социализм», образцом для которого выступала для них прусская
монархия 91. Своего главного врага идеологи «консервативной революции»
усматривали в либерализме – разрушителе народного сообщества, а марксизм
рассматривался
как
побочный
продукт
либерально92
рационалистической идеологии .
В своих дальнейших работах Дюпё не изменил свою достаточно критичную точку зрения на сущность «консервативной революции»: «Двусмысленное понятие «консервативная революция» оправдано только в том случае,
Если встать на точку зрения Мёллера ван ден Брука и позже Молера. В конечном итоге, обозначаемая им позиция представляла собой широкомасштабный поход радикальной реакции против всего того, что составляет проклятый «Запад»: против рационализма, либерализма, марксизма, «Версальского мироустройства», веймарской «системы» и т. д.» 93, но стал рассматри87
Впервые работа была опубликована в 1976 году на французском языке: Dupeux L. Stratégie communiste et
dynamique conservatrice. Essai sur les différents sens de l'expression «National-bolchevisme» en Allemagne, sous
la République de Weimar (1919-1933), (Lille, Service de reproduction des thèses de l'Université) Paris: Librairie H.
Champion, 1976. Мы используем немецкий перевод: Dupeux L. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919
– 1933: kommunistische Strategie und konservative Dynamik. München, 1985.
88
Dupeux L. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919 – 1933. S. 18.
89
Ibid. S. 19.
90
Ibid. S. 20.
91
Ibid. S. 20 21.
92
Ibid. S. 21.
93
Дюпё Л. Под знаком Версальского мира. «Восточная идеология» и «национал-большевизм» в Веймарской
республике // Германия и русская революция 1917 – 1924 / Пер. с нем. М.; 2004. С. 181. Книга была опубликована на немецком языке в 1998 году в рамках очередного тома «Вуппертальского проекта» по изучению
истории и культуры Германии и России под руководством Льва Копелева.
26
вать «консервативную революцию» в контексте теории модернизации 94. Он
пришел к выводу о том, что «консервативная революции» была культурной
реакцией немецкого консерватизма на процесс модернизации Германии. Она
возникла в недрах германской общественной мысли, в ходе Первой мировой
войны, когда немецкие правые сумели выработать более реалистическое и
динамическое видение мира. По мнению Дюпё, несмотря на критику западной цивилизации, «консервативные революционеры» обратились к современности, чтобы понять и преодолеть ее. Именно в признании процесса буржуазной модернизации Германии с одной стороны, и стремлении сохранить
традиции – с другой, находится, по мысли Дюпё, основное противоречие
идеологии «консервативной революции» – ее промежуточное положение между традиционализмом и модернизмом.
В этом же ряду стоит другая французская работа, принадлежавшая перу выдающегося социолога Пьера Бурдье (1930 2002) «Политическая онтология Мартина Хайдеггера» 95. Бурдье применил к изучению политического
подтекста хайдеггеровской метафизики свои известные концепции социального пространства и габитуса. Вопрос о принадлежности Хайдеггера к «консервативной революции» остается дискуссионным на протяжении нескольких десятилетий 96. Во всяком случае многие исследователи творчества Хайдеггера отмечают влияние на него взглядов Шпенглера и, особенно, Юнгера,
«Рабочему» которого Хайдеггер посвятил отдельный цикл лекций. Бурдье
недвусмысленно относит Хайдеггера к представителям «консервативной революции», характеризуя его «консервативным революционером в философии» 97. В рамках нашего исследования наиболее интересной представляется
характеристика, данная Бурдье феномену немецкой «консервативной революции».
Бурдье, как социолог, не пытается реконструировать «консервативную
революцию» в исторической ретроспективе, хотя мимо его внимания не
прошли различные интеллектуальные влияния на ее идеологию, в частности
Кьеркегора, Достоевского, Ницше. Бурдье прежде всего интересует дух времени (Zeitgeist), в социальном пространстве которого возникли и развивались
идеи «консервативной революции». Это был дух «веймарской культуры, которую неотступно преследуют неудовлетворенность культурой, очарование
войной и смертью, бунт против технической цивилизации и властей» 98.
Именно в подобном контексте, поначалу в рамках академической науки, раз94
Наиболее характерной в этой связи является статья: Dupeux L. Kulturpessimismus, Konservative Revolution
und Modernität // Intellektuellendiskurse in der Weimarer Republik: zur politischen Kultur einer Gemengelage /
Hrsg. von M. Gangl, G. Raulet. Frankfurt a. M, 1994. S. 287 – 299.
95
На французском языке книга впервые вышла в 1975 году, в 1976 была переведена на немецкий, мы используем русский перевод: Бурдье П. Политическая онтология Мартина Хайдеггера / Пер. с франц. М.;
2003.
96
Более подробно об этом: Nolte E. Martin Heidegger, die Weimarer Republik und die «Konservative Revolution» // Rehabilitierung des Subjektiven / Hrsg. von M. Großheim, H.-J. Waschkies. Bonn, 1993. S. 505 – 520.
97
Бурдье П. Указ. соч. С. 105.
98
Бурдье П. Указ. соч. С. 26.
27
вивался «своеобразный идеологический настрой» 99, постепенно охвативший
различные слои населения. Второй составной частью этого идеологического
настроя стала совокупность вопросов, «посредством которых само время заставляет задуматься над собой. Вопросов смутных, как состояние души, но
сильных и неотступных, как фантазмы: о технике, рабочих, элите, народе,
истории, родине» 100.
Все эти смутные вопросы и туманные ожидания «консервативных революционеров» порождение их неустойчивого социального пространства.
Бурдье пишет: «Буржуа, не допущенные аристократами к престижным должностям в государственном управлении, или мелкие буржуа, испытывающие
фрустрацию вследствие неосуществленности надежд, которые были порождены их достижениями в учебе, «консервативные революционеры» обнаруживают в «духовном возрождении» и «немецкой революции» как «революции души» мифическое разрешение своих противоречивых ожиданий…» 101.
И далее: «Регрессивная надежда на мирную реинтеграцию в органическую
тотальность самодостаточного аграрного (или феодального) общества всего
лишь оборотная сторона агрессивного страха в отношении всего того, что в
настоящем указывает на угрожающее будущее: капитализм, как и марксизм,
капиталистический материализм буржуа, как и безбожный рационализм социалистов. Однако «консервативные революционеры» придают черты интеллектуальной респектабельности своему движению, облекая регрессивные
идеи в язык, порой заимствованный у марксизма и прогрессистов, а также
проповедуя шовинизм и реакцию на языке гуманистов» 102. Трактовка Бурдье
«консервативной революции» предвосхитила новые тенденции в ее изучении, которые стали проявляется в 1980-х гг.
В середине 1980-х появились две трактовки «консервативной революции», авторы которых попытались радикально изменить представления о
ней. Клеменс Волльнхальс в статье «Шпенглер и национал-социализм. Дилемма консервативного революционера» 103 пришел к выводу о том, что «консервативная революция» и национал-социализм были антиконсервативными
идеологическими течениями в той мере, в какой они отвергали христианско –
фундированный консерватизм. По мнению Волльнхальса, оба направления
германского радикального консерватизма можно отнести к проявлению феномена фашизма, возникшего как оборонительная реакция буржуазии после
Первой мировой войны 104. Впоследствии Волльнхальс несколько изменил
свою точку зрения на феномен «консервативной революции», под которой
предложил понимать направление немецкого консерватизма в Веймарской
99
Бурдье П. Указ. соч. С. 26.
Бурдье П. Указ. соч. С. 29.
101
Бурдье П. Указ. соч. С. 58 – 59.
102
Бурдье П. Указ. соч. С. 59.
103
Vollnhals C. Oswald Spengler und Nationalsozialismus. Das Dilemma eines konservativen Revolutionärs //
Jahrbuch des Instituts für Deutsche Geschichte, Tel Aviv 13, 1984. S. 263 – 303.
104
Ibid. S. 301.
100
28
республике отличное по форме и содержанию от традиционного консерватизма. Суть «консервативной революции» может быть выражена понятием
«реакционный модернизм». Идейные истоки «консервативной революции»
находятся в идеологии и практике военного национализма периода Первой
мировой войны, стремившегося соединить идеи модернизации, технократии
и социализма 105.
Одной из первых попыток по-новому взглянуть на историю «консервативной революции» стала концепция консерватизма немецкого исследователя, греческого происхождения, человека левых политических убеждений Панаётиса Кондилиса (1943 – 1998), который в своей известной работе по истории возникновения и развития европейского консерватизма довел до логического завершения особенности историко-социологического подхода к изучению консерватизма 106. Кондилис определял консерватизм не как историческое или антропологическое явление, а как «конкретное социологическое и
историческое явление, связанное с определенным временем и местом» 107. Он
утверждал, что консерватизм как феномен ушел в историю вместе с уходом с
идеологической и политической сцены аристократии. «Консерватизм как
конкретно-историческое явление с сопутствующей ему идеологией давно
мертв и похоронен» 108. Те идейно-политические феномены, которые мы называем консерватизмом, применительно к правым течениям конца XIX – XX
веков имеют с ним мало общего, а являются выражением ортодоксального
либерализма или буржуазной реакцией.
В подобной исследовательской перспективе немецкая «консервативная
революция» предстает ни чем иным как реакцией буржуазии на послевоенный кризис. Кондилис связывал процесс радикализации большей части германской буржуазии в Веймарской республике не с каким-либо поиском особого «немецкого исторического пути» или проявлением особого «прусского»
духа, а с особенностями внутри- и внешнеполитического положения Германии после 1918 года 109. Без военного поражения Германии от либеральнопарламентских держав Запада, без подписания Версальского мирного договора не было бы необходимости в разработке идеологии «консервативной
революции» 110. Характерной чертой идеологии германской радикальной
буржуазии было сильное влияние на нее национальных мифов и легенд, переработанных идеологией фёлькише, культурпессимизма Ницше, социалдарвинизма и национальной проблемы 111. «Сильное авторитарное государство, какую бы форму оно ни приняло, должно было полностью или частично
105
Vollnhals C. Praeceptor Germaniae. Spenglers politische Publizistik // Völkische Bewegung – Konservative Revolution – Nationalsozialismus. Aspekte einer politisierten Kultur / Hrsg. von W. Schmitz, C. Vollnhals. Dresden,
2005. S. 137.
106
Kondyles P. Konservativismus. Geschichtlicher Gehalt und Untergang. Stuttgart, 1986.
107
Ibid. S. 11.
108
Ibid. S. 507.
109
Ibid. S. 469.
110
Ibid. S. 470.
111
Ibid. S. 475.
29
устранить парламентаризм и вместе с ним политический либерализм, чтобы
сохранить либерализм экономический» 112 – резюмирует он.
Кондилис отмечает фрагментарность идеологии «консервативной революции», которая, по его мнению, не была целостной. Ее характерной чертой являлось то, что важнейшие вопросы трактовались не столько на теоретическом уровне, а сколько в публицистической и литературной манере. Исходной точкой рассуждений «консервативных революционеров» были не
конкретные социально-политические проблемы, выраженные в теоретической форме, а сугубо национальные заботы Германии: страны между Востоком и Западом, между капитализмом и коммунизмом, находящейся между
поражением и новым подъемом 113.
Кондилис обозначает следующие признаки различия «консервативной
революции» и классического консерватизма: 1) ориентация «консервативных
революционеров» на узко национальную проблематику, что противоречит
поискам классического консерватизма основ универсального и божественно
санкционированного порядка; 2) фёлькишесткая ориентация национальной
мысли «консервативных революционеров» была продуктом распада классического консерватизма, который иначе понимал и представлял национально
организованное и иерархически унифицированное общество; 3) ориентация
«консервативной революции» на современность и будущее, тогда как классический консерватизм был целиком обращен в прошлое, в «золотой век»
аристократии 114.
Кондилис также ставит проблему сущности «консервативной революции», а именно насколько она была революционной и насколько консервативной. Революционной она была, с его точки зрения в том смысле, что хотела разрыва с буржуазно-либеральной и социалистической современностью.
Консервативной она может считаться: во-первых, в связи с критикой политического и социального либерализма, но не либерализма экономического. Вовторых, в связи с антикоммунистической направленностью. «Консервативные революционеры» отвергали деление общества на классы и воспринимали
его как единое целое, как нацию 115. Националистические и авторитарно ориентированные концепции государства в идеологии «консервативной революции» базировались на идеях экономического неолиберализма. В этом Кондилис усматривает идеологическую асимметрию «консервативной революции»,
которая вобрала идеи фёлькишестко-корпоративного и, одновременно, экономико-либерального представления о государстве 116.
К концу 1980-х гг. в развитии историографии «консервативной революции» стала обозначаться новая тенденция – создание обобщающих работ,
112
Ibid. S. 489.
Ibid. S. 475.
114
Ibid. S. 475 – 477.
115
Ibid. S. 477 – 478.
116
Ibid. S. 479.
113
30
которая в полной мере проявится в следующем десятилетии. В 1988 году в
Берне на немецком языке вышла диссертация японского исследователя Юи
Ишиды посвященная младоконсерваторам из «Der Ring-Kreis» (движения
кольца) 117. Ишида сузил «консервативную революцию» исключительно
только до младоконсерватизма. Монография Ишиды принадлежит к числу
значительных работ о младоконсервативном движении, в которой автор комплексно рассмотрел предпосылки возникновения, структуру, эволюцию и
место младоконсерватизма в интеллектуальной и политической истории
Веймарской республики. Ишида дает следующую обобщающую характеристику младоконсерватизма: младоконсервативное движение возникло из
опыта переживания Первой мировой войны и было представлено консерваторами молодого поколения. Они изначально противопоставляли себя традиционному немецкому консерватизму кайзеровской эпохи, представители которого, оставались верны свом предвоенным идеям 118.
Идея объединения консерватизма и революции возникла в младоконсерватизме, по мнению Ишиды, еще на ранней стадии его развития под влиянием Мёллера ван ден Брука 119. У идейных и духовных наследников Мёллера
младоконсерваторов лозунг «консервативной революции уже не содержал в
себе политического радикализма, а трансформировался в призыв поиска духовного смысла 120. Только Э. Ю. Юнг в последние годы существования Веймарской республики наполнил устремления младоконсерваторов политическим содержанием. Ишида характеризует книгу Юнга «Господство неполноценных» как библию «консервативной революции» 121. Юнг хотел отделить
консерватизм от простой реакции. Он призывал к обновлению консервативной идеологии. Истинный консерватизм должен стать передовым политическим движением, которое стремилось бы вернуть подлинные ценности немецкому народу в изменившихся исторических и политических условиях 122.
В 1989 г. появилось обобщающее исследование известного политолога
Курта Ленка (1929 г. р.) по истории немецкого консерватизма 123. Третья
часть книги, где Ленк рассматривает консерватизм в Веймарской республике,
целиком посвящена «консервативной революции». Тем самым он изначально
признал её репрезентативность как основного направления консерватизма в
Веймарской Германии. «Консервативная революция хотела соединить национализм и «немецкий социализм» в новом синтезе» – характеризует Ленк
главную идею «революционного консерватизма» 124.
117
Ischida Y. Jungkonservative in der Weimarer Republik. Der Ring-Kreis 1928 – 1933. Bern, 1988.
Ibid. S. 258.
119
Ibid. S. 78.
120
Ibid. S. 79.
121
Ibid. S. 80.
122
Ibid. S. 80 – 81.
123
Lenk K. Deutscher Konservatismus. Frankfurt am Main, 1989.
124
Ibid. S. 109.
118
31
По мнению Ленка, сложность понимания и восприятия «консервативной революции» и ее политического мировоззрения вытекают из двух основополагающих принципов. Во-первых, в ее противоречие в мировоззренческом и политическом смысле с классическим консерватизмом XIX столетия.
Во-вторых, понятие «консервативная революция», по мнению Ленка, слишком обширно и включает в себя различные группы консерваторов, которые
по свом взглядам были весьма далеки друг от друга. Как полагает Ленк, под
«консервативной революцией» в большей степени следует понимать политическое, нежели идеологическое движение консервативных авторов 125. Свой
витализм и мифологический стиль мышления «консервативные революционеры» перенесли в политическую плоскость, превращая ежедневную политическую борьбу в эпохальное противостояние жизни и интеллекта, судьбы и
прогресса, культуры и цивилизации, порядка и анархии 126.
Таким образом, как нам представляется, Ленк предпринимает попытку
расширить понимание феномена «консервативной революции». С одной стороны, она классифицируется им как одно из течений немецкого консерватизма в Веймарской Германии. С другой – под «консервативной революцией»,
следуя логике Ленка, нужно понимать общую тенденцию радикализации мировоззренческих и политических установок немецкого консерватизма 1920х–начала 1930-х гг.
Ленк приходит к выводу о том, что радикализация консерватизма в
Веймарской республике была связана с возрастающим напряжением между
духовными (от себя добавим – и политическими) поисками консерваторов и
новыми явлениями жизни. «Консервативная революция отражала всеобщие
тенденции, которые следует считать типическими для эпохи между двумя
мировыми войнами» – пишет он по этому поводу 127. Поэтому она, унаследовав определённые черты предшествующего этапа развития немецкого консерватизма, являлась некой его новой радикальной формой.
Западногерманская историография феномена «консервативной революции» в Веймарской Германии развивалась в русле общих тенденций гуманитарной мысли ФРГ. Соответственно подходы к рассмотрению проблемы
взаимоотношения «консервативной революции» эволюционировали в зависимости от общественно-политического и историографического контекста. В
первое десятилетие существования ФРГ, в условиях господства консервативных умонастроений в общественно-политической и гуманитарной мысли
«эры Аденауэра», становление историографии «консервативной революции»
во многом определила позиция Молера, который попытался вывести ее идеологию из тени национал-социализма и реабилитировать идейное наследие
протагонистов «революционного консерватизма».
125
Ibid… S. 109 – 110.
Ibid… S. 133.
127
Ibid… S. 111.
126
32
В 1960-е – 1980-е гг. «консервативная революция» рассматривается в
рамках либерального и частично социал-реформистского дискурса, представители которого подвергли критическому осмыслению понятия и позиции
«революционного консерватизма». Был сделан вывод о неоспоримой принадлежности «консервативной революции» к радикальным направлениям
германского консерватизма в Веймарской республике. Радикализм «консервативных революционеров», их абсолютное непринятие политических реалий первой немецкой демократии сыграли заметную роль в крушении Веймарской республики. В тоже время исследователи подчеркивали неоднозначность феномена «консервативной революции», трудность его интеллектуального и исследовательского редуцирования.
1.2. «Консервативная революция» в современной германской историографии: от концепции «преодоления прошлого к попытке
деконструкции феномена
К завершению 1980-х годов в гуманитарной мысли ФРГ, за четыре десятилетия
исследований,
установился
определенный
теоретикометодологический консенсус относительно оценки роли и места «консервативной революции» в интеллектуальной истории Веймарской республики и
германского консерватизма в целом. Однако следующее десятилетие показало, что данная проблематика отнюдь не исчерпала своих исследовательских
возможностей.
В 1990-е годы в германской гуманитарной мысли в изучении «консервативной революции» обозначился новый этап. Возникновение интереса к
феномену «консервативной революции» связано с двумя факторами. Вопервых, общественно-политическими дискуссиями в объединенной Германии, вызванными деятельностью «новых правых», которые активно начинают апеллировать к идейному наследию «консервативной революции» 128. Вовторых, на фоне этой дискуссии появился ряд работ, в которых немецкие исследователи предприняли попытку очередного концептуального осмысления
«консервативной революции».
«Возмутителем спокойствия» стал гамбургский социолог Ш. Бройер
(1949 г. р.). В 1990 году он опубликовал статью «Консервативная революция» – критика одного мифа» 129., в которой предложил новую трактовку обозначенного феномена. Во-первых, Бройер констатировал, что понятие «кон128
Сравнительный анализ «консервативной революции» и «новых правых» см.: Jaschke H.-G. Nationalismus
und Ethnopluralismus: Zum Wiederaufleben von Ideen der «Konservativen Revolution» // Aus Politik und Zeitgeschichte. 1992. N 3/4. S. 3 – 10; Pfahl-Traughber A. Konservative Revolution und Neue Rechte: rechtsextremistische Intellektuelle gegen den demokratischen Verfassungsstaat Opladen, 1998; Gossler A. Publizistik und konservative Revolution: das «Deutsche Volkstum» als Organ des Rechtsintellektualismus 1918 – 1933. Münster; Hamburg;
London, 2001.
129
Breuer, S. Die «Konservative Revolution» – Kritik eines Mythos // Politische Vierteljahresschrift, H. 4. 1990. S.
585 – 607.
33
сервативная революция» заняло прочное место в истории политических
идей 130. Во-вторых, вступая в полемику с концепцией Молера, Бройер утверждает, что феномен «консервативной революции» и само понятие есть исторический и научный миф, который мало имеет общего с действительностью 131. Рассмотрев отношение ключевых представителей «консервативной
революции» к государству, нации, народу, идеологии либерализма и социализма, проблемам внешней политики, Бройер пришел к выводу, что «консервативной революции» как самостоятельного направления в политической
мысли XX столетия не существовало. Слишком разные идейные установки и
пристрастия обнаруживаются в рядах ее апологетов 132.
Единственным пунктом, который, по мнению Бройера, хоть как-то
сближал «консервативных революционеров» было их отрицательное отношение к политическому либерализму (экономический либерализм, направленный на укрепление института частной собственности, большинство «консервативных революционеров» поддерживало). Но этого явно недостаточно,
чтобы, как считает Бройер, придать «консервативной революции» собственный идеологический профиль. Поэтому следует, по его мнению, отказаться
от самого понятия «консервативная революция», а тот идейный феномен, который стоит за ним является на самом деле стилизацией идей либерализма,
социализма и собственно консерватизма 133.
В развернутом виде концепция «консервативной революции» Бройера
нашла отражение в его знаменитой работе 1993 года «Анатомия консервативной революции» 134. Рассмотрев происхождение и эволюцию этого понятия, Бройер приходит к выводу о несоответствии его первоначального смысла с его последующими трактовками. По мнению Бройера, возвращение истинного значения понятию «консервативная революция» поможет выявить
суть того феномена, который скрывается за ним. Поэтому свою главную задачу Бройер видит в том, чтобы произвести деконструкцию понятия «консервативная революция», чтобы затем сделать, по его словам, анатомический анализ основных аспектов её содержания 135.
В качестве теоретико-методологической базы своей концепции Бройер
использует теорию модернизации. Он выделяет два этапа европейской модернизации простой и рефлексивный. Первый сформировал классическое
буржуазное рыночное общество. Второй явился итогом кризиса буржуазного
сознания конца XIX - начала XX вв. и был предпосылкой перехода к индустриальному массовому обществу 136. В силу специфики исторических условий
процесс модернизации в Германии протекал крайне болезненно. Благодаря
130
Ibid. S. 585.
Ibid. S. 585 – 586.
132
Ibid. S. 603.
133
Ibid. S. 603.
134
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution. Darmstadt, 1993.
135
Ibid. S. 6.
136
Ibid. S. 15 – 16.
131
34
ускоренному экономическому развитию, начавшемуся после объединения
страны, простая модернизация накладывалась на рефлексивную, что порождало системный кризис общественного сознания немцев. Однако, как полагает Бройер, несмотря на трудности и противоречия модернизации, немцы уже
к концу XIX века были в целом буржуазной нацией, а принципы буржуазного политического сознания глубоко укоренились среди правящей элиты, в
том числе и в её консервативных кругах 137.
Тезис Бройера о буржуазности германского консерватизма и национализма на рубеже веков, кажется нам не лишенным противоречий. Как известно, германские консерваторы в кайзеровском рейхе были той силой, которая оказывала наибольшее сопротивление процессу политической модернизации Германии. Тем не менее Бройер утверждает – Германия к началу XX
столетия отнюдь не страдала дефицитом буржуазности 138.
Возникновение идеологии «консервативной революции» стало возможно, согласно Бройеру, в результате острого кризиса буржуазного сознания и процесса модернизации Германии в ходе Первой мировой войны. Не
меньшее значение для появления «консервативной революции» имело психологическое и ментальное единство ее деятелей, принадлежащих в своем
большинстве к одному поколению образованных юношей из буржуазных семей 139. Крах прежнего мира, отступление немецкой культуры перед натиском
западной цивилизации, острое переживание неустойчивости модерна – с одной стороны, активизм, авантюризм, воля к жизни и власти – с другой, были
той гремучей смесью, из состава которой формировалась идеология «консервативной революции».
В чем же, по мнению Бройера, заключалась сущность «консервативной
революции» и можно ли данное явление обозначить подобным термином?
Главный тезис Бройера звучит следующим образом – «консервативная революция» не была консервативна в том смысле, в каком ее понимают. Несмотря на апелляцию к традиционным формам политического сознания и использования символов немецкого консерватизма, она явственно несла черты модерна 140. Более того, Бройер считает, что само понятие «консервативной революции» не совсем удачно. Оно скорее запутывает рассматриваемый феномен, нежели проясняет его. Нельзя выделить общее мировоззренческое ядро
у её представителей, что исключает целостность и самого феномена 141. Ошибочность прежних исследовательских подходов Бройер видит в том, что все
дискуссии о «консервативной революции» связывали ее исключительно с
идеологией особого немецкого пути 142. В то время как она была проявлением
«нового» национализма (к которому Бройер относит также и национал137
Ibid. S. 23.
Ibid. S. 25.
139
Ibid. S. 47 – 48.
140
Ibid. S. 180.
141
Ibid. S. 181.
142
Ibid. S. 182.
138
35
социализм). Национализма, рожденного в недрах массового общества, стремившегося разрушить узкоклассовые интересы «старого» консерватизма и
рассматривающего нацию как единое целое, а «консервативная революция»
была ни чем иным, как одним из проявлений кризиса буржуазного сознания в
Веймарской Германии в форме «нового» национализма.
Подход Бройера к изучению «консервативной революции» явственно
несет в себе черты историко-социологической концепции консерватизма и
сближает его позицию с точкой зрения X. Герстенбергер и П. Кондилиса.
Книга Бройера вызвала дискуссию в современной германской гуманитарной
мысли по проблемам и сущности «консервативной революции» и придала
новый импульс ее дальнейшему исследованию. Сформировалась своеобразная контроверза Молер – Бройер, как выражение двух полярных подходов в
историографии «консервативной революции».
Известный западногерманский консервативный политолог, ученик А.
Молера К. Вайсманн с сожалением отмечает, что мимо автора прошли такие
важные сюжеты в истории «консервативной революции» как проблема ее
континуитета в истории германского консерватизма, ее духовная связь с аналогичными течениями в Европе 1920-х – начала 1930-х годов и ряд других
проблемных вопросов в изучении германского варианта феномена «консервативной революции» 143. По мнению Вайсманна, чтение книги Бройера оставляет двоякое впечатление. Ее можно причислить либо к очередной уже
третичной литературе по данной проблематике, либо к литературе о тех персоналиях, которые только интересны как предшественники националсоциализма. Бройер выпустил компендиум, но при этом не сказал, решительно ничего нового, во всяком случае того, что имело бы значение для понимания генезиса и последующего развития «консервативной революции» 144.
В работе «Эстетический фундаментализм: Штефан Георге и немецкий
антимодернизм» 145. Бройер вновь обращается к проблеме трактовки «консервативной революции». Он отрицает ее существование в идейной истории
Веймарской Германии и делает вывод о том, что культурологические и эстетические воззрения кружка Георге оказали существенное влияние на так называемых «консервативных революционеров». Сравнивая эстетический фундаментализм и «консервативную революцию», он утверждает, что приверженцев обоих направлений немецкого консерватизма в Веймарской республике следует считать сторонниками «нового» национализма. Цель «нового»
национализма заключалась в достижении состояния нового модерна 146.
От рассмотрения частных проблем «консервативной революции» Бройер перешел к изучению общих вопросов идеологии и сущности германского
143
Weißmann K. Gab es eine «Konservative Revolution»? Zur Auseinandersetzung um das neue Buch von Stefan
Breuer // Jahrbuch der Konservativen Revolution. Köln, 1994. S. 322.
144
Ibid. S. 324 – 325.
145
Breuer S. Ästhetischer Fundamentalismus: Stefan George und der deutsche Antimodernismus. – Darmstadt,
1995.
146
Ibid. S. 228 – 231.
36
консерватизма последней трети XIX – первой половины XX. Логическое завершение концепция германского консерватизма Бройера получила в монографии «Основные позиции немецких правых 1871 – 1945 гг.» 147.
Как и в «Анатомии консервативной революции» в «Основных позициях немецких правых…» за основу своих теоретико-методологических построений Бройер берет теорию модернизации. По его мысли, любой общественный процесс, в том числе и процесс модернизации, имеет свою противоположность, которая сохраняет характерные черты феномена. Антимодернизм стал продуктом модерна и в этом смысле являлся его частью. Он выражал желание определенных слоев общества возврата к традиционной целостности и формирование положительной программы, направленной против
прогрессирующего модернизма. Характерными чертами такой программы
были: идея восстановления стабильной системы в социальной области, система автаркии в экономике, которая должна заменить капиталистический
рынок, идея опоры на авторитет и харизму в области развития политической
системы 148.
Как полагает Бройер, именно в широком интеллектуальном и политическом поле «прогрессивного модернизма» и «реакционного модернизма»
располагаются главные идеологические направления немецких правых 149. В
конечном итоге он выделяет несколько идеальных типов правой мысли Германии с 1871 по 1945 годы: «старый» национализм, «новый» национализм;
планетарный империализм, неоаристократизм, религиозный и эстетический
фундаментализм 150.
«Старый» национализм защищал традиционные национальные идеалы
и в идейно-политическом отношении проигрывал «новому» национализму,
стремившемуся синтезировать сословные и классовые интересы в едином
понятии «нация». Планетарный империализм желал растворить нацию в мировой империи. Неоаристакротизм выступал за восстановление обновленного сословно-аристократического принципа устройства общества. Религиозный и эстетический фундаментализм каждый в своей области пытались сохранить традиционные ценности и идеалы 151.
В такой классификации правой мысли Германии идеи «консервативной
революции» оказываются разбросанными между направлениями, обозначенными Бройером. Он вообще предлагает отказаться от употребления термина
«консерватизм», так как считает, что идеология консерватизма распалась в
течение XIX столетия вместе с ее социальным носителям - староевропейской
аристократией 152. Выводы, сделанные в работе «Основные позиции немецких
правых…», фактически привели Бройера к идее отказа от термина «консер147
Breuer S: Grundpositionen der deutschen Rechten 1871 – 1945. Tübingen, 1999.
Ibid. S. 22.
149
Ibid. S. 25.
150
Ibid. S. 26 – 29.
151
Ibid. S. 26 – 29.
152
Ibid. S. 27.
148
37
вативная революция» и его полной деконструкции самого феномена. Однако
та классификация идейно-политических направлений немецкого консерватизма в Веймарской республике, которую предложил Бройер, представляется
малоубедительной и весьма сложной. Бройер и сам зачастую не может четко
определить идейную принадлежность деятелей «нового» германского национализма, которые проходят у него как представители различных идеологических течений.
В статье 2000 года «Существовала ли «консервативная революция» в
Веймаре?» 153, Бройер определяет «консервативную революцию» как переходную стадию между республиканско-демократическими правыми и политическими формами экстремистских правых 154. Следуя своей методологии,
Бройер вновь ставит проблему о существовании самого феномена «консервативной революции» в истории Веймарской Германии. Основываясь на понимании «консервативной революции» самими «консервативными революционерами, Бройер делает вывод о существовании множества «консервативных
революций» 155.
Бройер также обращает внимание на трактовку «консервативной революции» в научной литературе. В качестве образца и идеально-типической
модели он берет типологизацию «консервативной революции», данную основоположником историографии «консервативной революции» в западной
гуманитарной мысли А. Молером. Он последовательно разбирает взгляды
Молера на феномен «консервативной революции» и приходит к выводу о
том, что его попытка свести «веймарских» правых к формуле «консервативной революции» потерпела неудачу. Это связанно, по мнению Бройера, не
только с недостаточностью понятийного инструментария, предложенного
Молером, но и с не четкостью самого объекта исследования.
Бройер вновь возвращается к собственным идеям, высказанным в
«Анатомии консервативной революции», основной вывод которой гласил: в
немецком консерватизме эпохи Веймара не существовало феномена так называемой «консервативной революции», так как не существовало единой
доктрины, которая связывала бы ее представителей. Единственной точкой
соприкосновения «консервативных революционеров» являлась их совместная борьба против политического либерализма. Но эта позиция не может рассматриваться в качестве специфической черты, исходя из которой следует
выделять «консервативную революцию» в отдельное направление «веймарских» правых. Понятие «консервативной революции» должно быть вычеркнуто из списка политических направлений XX столетия 156. Бройер не стал
искать оригинальных подходов для решения занимавшей его в 1990-е годы
153
Breuer S. Gab es eine «konservative Revolution» in Weimar? // Internationale Zs. f. Philosophie. 2000. H. 2. S.
145 – -156.
154
Ibid. S. 145.
155
Ibid. S. 145.
156
Ibid. S. 152 – 153.
38
проблемы – проблемы развенчания мифа о «консервативной революции».
Типологизация немецких правых в Веймарской республике, предложенная
им, совпадает с его взглядами, изложенными в работе «Основные позиции
немецких правых…» 157.
Проблема выявления модернистских черт «консервативной революции» стала основным лейтмотивом исследования Рольфа Петера Зиферле 158.
В центре его внимания находится проблема отношения «консервативных революционеров» к технике и техническому прогрессу. Техника, согласно Зиферле, является важнейшим признаком модерна. «В центре нашего исследования находится отношение «консервативной революции» к модерну, в особенности к технической цивилизации» – констатирует он 159. Однако Зиферле
не ограничивается анализом только этой хотя и важной, но всё же частной
проблемы. За проявлением внешних форм «модернистского» сознания «консервативных революционеров» Зиферле пытается выявить их общее восприятие современности и дать характеристику мировоззренческих и идеологических установок радикального консерватизма в Веймарской республике.
Зиферле призывает различать в европейской истории проект модерна и
реальность модерна. Он считает, что проблему модернизации следует рассматривать двояким образом: либо как процесс претворения в жизнь проекта
модерна, либо как процесс становления культурной объективности (аналогично понятию «рефлексивной модернизации» у Бройера), а «консервативную революцию» и национал-социализм следует понимать как реакцию на
проблемные поля современности.
Рассматривая сущность праворадикальных движений 1920 – 1930-х гг.,
Зиферле приходит к выводу о правомерности использования термина «консервативная революция», так как за его содержанием скрывается специфическая форма консерватизма 160. Зиферле предлагает следующую идеальнотипическую шкалу политического ландшафта в Веймарской республике: гуманистический либерализм, марксистский социализм, «консервативная революция» 161.
Главным мифом «консервативной революции» Зиферле считает миф о
Третьем рейхе. Он синтезировал все стороны и специфику «революционного
консерватизма», прежде всего его революционный и консервативный характер 162. Как полагает Зиферле, определить и разграничить «консервативную
революцию» от родственных ей движений фашизма и национал-социализма
не просто 163. Трудности такого разграничения основываются на том, что в
157
Ibid. S. 153 – 156.
Sieferle R.P. Die Konservative Revolution: fünf biographische Skizzen (Paul Lensch, Oswald Spengler, Ernst
Jünger, Hans Freyer. Frankfurt am Main, 1995.
159
Ibid. S. 25.
160
Ibid. S. 21.
161
Ibid. S. 21 – 22.
162
Sieferle R.P. Die Konservative Revolution und das «Dritte Reich» // Revolution und Mythos / Hrsg. von D.
Harth, J. Assmann. Frankfurt am Main, 1992. S. 178.
163
Ibid. S. 181.
158
39
«консервативной революции» не существовало единой доктрины, единой организации и ясно редуцируемой идейно-политической платформы. Это отчетливо проявилось уже в книге Молера, которому, по мнению Зиферле, так
и не удалось четко определить критерии индивидуального облика «консервативной революции» 164
Истоки «консервативной революции» Зиферле усматривает в реакции
части крайне правых на кризис либерализма и социализма конца Х1Х – начала ХХ вв. Возникновение правого радикализма стало, по мнению Зиферле,
специфическим ответом на кризис либерализма и социализма 165. Становление «массового» общества требовало нового опыта преодоления политических конфликтов 166. Оно разрушило привычные представления о социальной
действительности и наглядно продемонстрировало, что социальное действие
может исходить не только со стороны разумного индивидуума. Социальные
процессы в массовом обществе приобретают собственную логику развития.
Категория «индивидуум» заменяется категориями «класс», «нация», «раса».
По мнению части правых, порождение капитализма – либеральный индивидуализм, необходимо преодолеть над индивидуальным коллективным субъектом, будь то класс или нация 167. «Консервативная революция» была специфическим ответом справа на проблему влияния технической цивилизации на
традиционные ценности. Этот ответ основывался не на радикальной критике
техники, а на попытке её революционного преодоления.
Подводя итог своим размышлениям, Зиферле высказывает, на наш
взгляд, весьма интересную идею о том, что «консервативная революция» и
национал-социализм были направлениями не альтернативными модерну, а
проектами альтернативного модерна 168. Эта мысль Зиферле созвучна взглядам другого известного современного немецкого философа Питера Козловского, также говорившего об альтернативности проектов модерна 169.
Автор монографии посвященной сравнительной характеристике современных германских «новым правым» и «консервативных революционеров»
Армин Пфал-Траугбер следующим образом характеризует сущность «консервативной революции»: «Под консервативной революцией следует понимать направление в консерватизме, которое возникло после краха вильгельмовской монархии в период Веймарской республики, и которое не желало
больше защищать и охранять существующее положение вещей, а хотело преодолеть его с помощью духовной революции» 170. Говоря о специфике мировоззрения и идеологии «консервативных революционеров», Пфал-Траугбер
164
Ibid. S. 182.
Ibid. S. 11.
166
Ibid. S. 11.
167
Ibid. S. 12-13.
168
Ibid. S. 221.
169
Козловский П. Миф о модерне: поэтическая философия Э. Юнгера // Пер. с нем. М., 2002. С. 7 – 8.
170
Pfahl-Traughber A. Konservative Revolution und Neue Rechte: rechtsextremistische Intellektuelle gegen den
demokratischen Verfassungsstaat Opladen, 1998. – S. 20.
165
40
указывает, что революционное самосознание ее представителей было в первую очередь ориентированно не на изменение политических и общественных
структур, а на духовное преодоление существующих обстоятельств. Этот
факт объясняет отсутствие у «консервативных революционеров» массовой
политической организации и их чрезвычайную раздробленность по политическим кружкам, клубам, вокруг редакций ведущих «консервативно революционных» изданий 171.
Пфал-Траугбер также затрагивает вопрос о дискуссиях относительно
правомерности самого понятия «консервативная революция». Сравнивая два
полярных подхода к решению этой проблемы А. Молера и Ш. Бройера, он
приходит к выводу о том, что, несмотря на известные трудности эпистемологического характера, отказываться от термина «консервативная революция»
не следует 172.
Наиболее парадоксальная трактовка феномена «консервативной революции» в современной германской историографии принадлежит гейдельбергскому историку и политологу Р. фон Буше, который в своем отрицании
существования феномена «консервативной революции» пошел еще дальше
Бройера 173. Для этого он попытался пересмотреть сущность немецкого консерватизма в целом. Основополагающая идея работы Буше заключается в
том, что он отрицает наличие в германском консерватизме в Веймарской
республике существования различных идейных течений и групп (особняком
в этом ряду стоит национал-социализм). Другой важной мыслью Буше является признание континуитета между консерваторами кайзеровского рейха и
Веймарской республики на основе общих мировоззренческих ценностей.
Сущность германского консерватизма после 1918 года не изменилась, иной
стала его политическая тактика. Эту новую форму выражения идеологии и
политики германского консерватизма Буше называет феноменом политизации аполитичных 174.
По мнению Буше, основу мировоззренческой и идеологической позиции германских консерваторов составляла их вера в возможность существования аполитичного общественного порядка, в котором политика была бы
изгнана из бытия или, по крайней мере, отдана в руки государства и его руководящей элиты 175. Такой подход германских консерваторов к пониманию
политического свидетельствует, по утверждению автора, об изначальной иррациональности их мировоззренческих, идеологических и политических установок. В этом моменте своих рассуждений Буше солидаризируется с концепцией политизации иррационализма К. Зонтхаймера. Таким образом, согласно Буше, в германском консерватизме после 1918 года происходит про171
Ibid. S. 50.
Ibid. S. 50 – 52.
173
Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen. Heidelberg, 1998.
174
Ibid. S. 18.
175
Ibid. S. 18.
172
41
цесс политизации иррациональности, которая была вызвана объективными
условиями исторического развития Германии.
Общая схема эволюции германского консерватизма в Веймарской республике, начертанная Буше, такова. Политизация немецкого общества в ходе
Первой мировой войны и Ноябрьской революции способствовала вторжению
в общественно-политическую жизнь широких народных масс. Традиционные
идеологические и политические устои, на которых держался консерватизм в
кайзеровском рейхе, потерпели крушение. Поэтому консерваторы в Веймарской республике были вынуждены выработать новые методы идеологической
и политической борьбы с целью восстановления мифа об аполитичном обществе и утраченной аполитичной гармонии кайзеровского рейха. Буше выделяет три стадии развития консервативного сознания в Веймарской Германии:
политику национального протеста, создание метаполитических теорий (спекуляций, по терминологии автора) и формирование на их основе новых консервативных архетипических символов. Эти задачи являлись общими для
всех консерваторов Веймарской республики. Поэтому противопоставление
«старых» и «новых» консерваторов, вильгельмовской реакции и «консервативной революции» не имеет смысла.
Под политикой национального протеста Буше подразумевает вынужденное встраивание германских консерваторов после 1918 года в реалии государства партий, которым была Веймарская республика. Новый подъём
консерватизма и национализма стал возможен благодаря тому, что политические и экономические позиции старой элиты остались неизменны 176. Бусше
отмечает также политический эгоизм правой элиты Веймарской Германии, ее
не способность учиться на ошибках прошлого, роль правоконсервативной
прессы в нагнетании националистической истерии в стране. Отправной точкой оживления консерватизма в Веймарской республике стала, по мнению
Буше «легенда об ударе кинжалом в спину»177..
Изменение политической структуры германского консерватизма произошло в 1918 году после создания Немецкой национальной народной партии (НННП). Вслед за крахом идеологии немецкого консерватизма кайзеровской эпохи, происходит крах его политических структур. Доичнационалы
сумели перестроиться из партии кастовых интересов в партию, выражавшую
интересы различных консервативных слоёв населения. Это привело к расширению социальной базы германского консерватизма, его отказу от политики
защиты исключительно интересов юнкерства. Говоря об идеологии НННП,
Буше отмечает, что именно в программных заявлениях доичнационалов появились первые элементы метаполитического мышления. НННП представляла
собой причудливую смесь. С одной стороны, строго сформированной партийной структуры, с другой – желанием опрокинуть систему партий. Однако
НННП так и не сумела решить проблему формирования динамичной консер176
177
Ibid. S. 58.
Ibid. S. 55.
42
вативной политики, что послужило причиной её дальнейшего упадка и последующего замещения в консервативном лагере национал-социализмом.
НСДАП.
Центральным сюжетом книги Буше является анализ метаполитических
теорий германских консерваторов в Веймарской республике. Обращение
германской консервативной мысли к разработке метаполитических теорий
было вызвано необходимостью политического обоснования аполитичной позиции для того, чтобы иметь весомые аргументы в идеологических спорах с
противниками. Метаполитическая точка зрения расширяла возможности
обобщения политического опыта 178. Одновременно переход консервативной
мысли к конструированию метаполитических теорий был явным признаком
трансформации аполитичной позиции в новое консервативное понимание
политики 179. Иными словами: германские консерваторы искали в метаполитических теориях «архимедову точку аполитичной политики», 180 которая
могла бы выразить политическую философию «неполитичных наблюдателей» 181.
Буше полагает, что ведущим консервативным метаполитическим теоретикам не удалось отыскать общую мировоззренческую основу для определения политики. Это обусловлено двумя факторами: 1) различными подходами к пониманию политики и будущим сценариям устройства общества (в
этом отношении Бусше противоречит своему же тезису о гомогенности немецкого консерватизма в Веймарской республики); 2) несоответствием между идеально-типическими представлениями консерваторов с действительностью. «Дилемма метаполитических спекуляций заключалась в существовании имманентного противоречия между их фундаментальной интенцией и
реальностью ее воплощения…» 182 – пишет Буше.
Рассматривая политическую мысль «веймарского консерватизма», Буше выходит за рамки декларируемой концепции, так как к числу крупнейших
метаполитических теоретиков он как раз причисляет ведущих представителей «консервативной революции» О. Шпенглера, А. Мёллера ван ден Брука,
К. Шмитта, Э. Ю. Юнга, В. Штапеля. Особое место занимает Э. Юнгер, который в своих трудах, как полагает Буше, вышел за пределы традиционного
консервативного сознания. Таким образом, как ни старается Буше отрицать
существование «консервативной революции» этого ему не удаётся сделать.
Наличие в германском консерватизме после 1918 года различных метаполитических конструкций Буше определяет как плюрализм фундаменталистов 183. Среди плеяды метаполитических теоретиков главенствующую роль
Буше отводит О. Шпенглеру и А. Мёллеру ван ден Бруку. Другие варианты
178
Ibid. S. 106.
Ibid. S. 107.
180
Ibid. S. 106.
181
Ibid. S. 108.
182
Ibid. S. 231.
183
Ibid. S. 231.
179
43
консервативной метаполитической мысли веймарского периода были, по его
мнению, эклектичным синтезом идей вышеназванных авторов 184. На наш
взгляд, этот тезис Буше не верен, так как он не учитывает всей интеллектуальной сложности консервативной мысли в Веймарской Германии.
Другим составным элементом идеологии и политики германского консерватизма в Веймарской республике Буше называет архетипическую стилизацию, которая в процессе политизации аполитичного консервативного сознания выполняла функцию гипостазирования образа аполитичного прошлого
и являлась конкретным выражением метаполитических мотивов. В этом отношении главными мировоззренческими и политическими архетипами выступали для германских консерваторов дворянство и крестьянство, как истинные носители идеи и образа аполитичного общественного порядка и
представители преддемократической политической культуры.
В итоге Буше предлагает отказаться от термина «консервативная революция» как исторически не совсем точного. Хотя этот термин придает, по
мнению Буше, некоторую содержательность хаотичности германского консерватизма после 1918 года, он ни в коем случае не должен выступать как
всеобщая категория, характеризующая его в целом. Само словосочетание
«консервативная революция» относиться более к парадоксальным лексическим изобретениям, чем к научно обоснованному понятию. Термин «консервативная революция» Буше заменяет определением «консервативный утопизм», как более соответствующем историческому содержанию немецкой
консервативной мысли периода Веймарской республики 185.
Несомненно, книгу Буше можно причислить к числу значительных работ, посвященных исследованию столь сложного и неоднозначного идеологического и политического феномена как германский консерватизм в Веймарской республике. Автору удалось, на наш взгляд, выделить ряд идеальнотипических черт немецкого консерватизма 1918 – 1933 гг. Плодотворным
представляется подход Буше рассматривать идеологию германских консерваторов с точки зрения анализа их метаполитических теорий как, собственно,
удачен, на наш взгляд, и сам термин.
Тем не менее, как нам представляется, избранный автором подход, превращает германский консерватизм в некий статичный и застывший в своем
развитии феномен. Буше как бы не принимает во внимание того факта, что
политические цели, мировоззренческие основы социально-политических
взглядов О. Шпенглера, К. Шмитта, А. М. ван ден Брука и др., несмотря на
их определенную общность, отличались друг от друга. Говорить о единстве
германского консерватизма в первой немецкой республике весьма проблематично. Слишком велик был идейный и политический разброс в рядах «веймарских консерваторов». Безуспешное отрицание Буше идейного наследия
«консервативной революции» тому пример. Малоубедителен также вывод
184
185
Ibid. S. 203.
Ibid. S. 382 – 383.
44
автора о политизации якобы аполитичных германских консерваторов в Веймарской республике. Как известно, идеологи германского консерватизма со
времени его возникновения, несмотря на свои увлечения метафизическим
проблемами, никогда не забывали о бренности политического бытия. Да и
рассматривать идеологию германского консерватизма, исходя только из ее
утопических и иррационалистических черт, весьма проблематично.
Как это не парадоксально звучит, но в дискуссиях о «консервативной
революции» исследователи, занимавшиеся непосредственно истории Веймарской республики особого участия не принимали, отдавая эту проблематику в руки философов и политологов. На рубеже XX – XXI вв. свой взгляд на
проблему «консервативной революции» попытались представить мэтры западногерманской исторической науки Генрих Август Винклер и Ганс Ульрих
Велер 186. Винклер констатировал, что понятие «консервативная революция»,
с одной стороны, отделяет «новых» правых интеллектуалов в Веймарской
республике от позиции традиционного консерватизма, который по-прежнему
выступал за возрождение, хотя и в модернизированном виде, монархической
системы. С другой стороны, понятие «консервативная революция» подчеркивало отличие «новых» правых интеллектуалов от революционеров ленинской
чеканки, целью которых была коммунистическая революция 187.
Винклер вообще придерживается точки зрения о том, что у большинства авторов «консервативной революции» слово революция выступало как метафора, нежели конкретная политическая программа. «Революция» означала
радикальный отказ от буржуазного либерализма и западной демократии.
«Революция справа», о которой говорил в 1931 году социолог Г. Фрайер заглавием своей книги, противопоставляла общество народу, парламентским
дебатам авторитет политического решения, массе вождя» 188. А сама «консервативная революция оставалась преимущественно теоретическим явлением», имевшим влияние в кругах образованной публики, из которой она происходила, и на которую была рассчитана» 189.
Велер считает, что сам термин «консервативная революция» удачен,
так как позволяет связать воедино довольно противоречивый феномен правого спектра в политической жизни Веймарской республики. Но увидеть и оценить «революционный консерватизм» в целом стало возможно только с течением времени (по мнению Велера, начиная с 1960-х гг.), ибо под ярлыком
«консервативная революция» объединились различные позиции 190. Основополагающая черта, которая соединяла эти позиции, тотальная критика справа
духовного и политического фундамента и институциональных структур
186
Winkler H.-A. Der lange Weg nach Westen. Bd. 1. Deutsche Geschichte von Ende des Alten Reichs bis zum
Untergang der Weimarer Republik. München, 2000; Wehler H.-U. Deutsche Gesellschaftsgeschichte. B. 4. Von
Begin des Ersten Weltkriegs bis zur Gründung der beiden deutschen Staaten 1914 – 1949. München, 2003.
187
Winkler H.-A. Op. cit. S. 464.
188
Ibid. S. 464.
189
Ibid. S. 465.
190
Wehler H.-U. Op. cit. S. 486.
45
Веймарской республики 191. Таким образом, как нам представляется, в оценке
роли и места «консервативной революции» в истории Веймарской Германии,
точка зрения Велера ближе всего к концепции Ш. Бройера.
Говоря о влиянии концепции модернизации на проблему изучения
«консервативной революции», нельзя не упомянуть работу известного английского германиста Томаса Рокрэмера «Другой модерн?/ Критика цивилизации, природа и техника в Германии 1880 – 1933» 192. Рокрэмер предложил
рассматривать антимодернистские тенденции в Германии конца XIX первой
трети XX вв. не в контексте проявления идеологии различных реакционных
движений, а как естественную реакцию на кризис процесса модернизации 193.
Он выстраивает свое исследование вокруг правых концепций критики цивилизации и модерна, которые признавали факт индустриализации и технизации современного мира и в рамках этого признания пытались разрабатывать
свои альтернативные проекты понимания современности. По мнению Рокрэмера реконструкция антицивилизационных идей германских правых неизбежно ведет к дискуссии о сущности модерна 194.
Рокрэмер отмечает неоднозначность смыслового содержания термина
«консервативная революция», но который, на его взгляд, тем не менее, придает некую целостность противоречивому характеру феномена скрывающегося за ним. Рокрэмер полагает, что «консервативная революция» не была
консервативной в общепринятом смысле этого слова, но ее следует считать
консервативной вследствие тех идеалов, которые она проповедовала: стабильного, основанного на неизменных ценностях и традициях общественного устройства 195. В этой связи Рокрэмер считает оправданным для более точного определения феномена «консервативной революции» использовать понятие «реакционный модерн», под которым он подразумевал представителей
экстремистского крыла немецких правых в Веймарской республике «консервативных революционеров» и национал-социалистов. «Реакционные модернисты» проповедовали идею другого модерна, противоположного буржуазно-либеральному пониманию прогресса. Они были реакционны в выражении
своей антидемократической политической ориентации, но современны в желании использовать достижения цивилизации в своих целях 196. «Консервативные революционеры» не питали иллюзий относительно возможности возврата к предполитическому довоенному состоянию немецкого общества, а
пытались искать форму общественного устройства способную, по их мне-
191
Ibid. S. 486 – 487.
Rohkrämer Th. Eine andere Moderne? Zivilisationskritik, Natur und Technik in Deutschland 1880 – 1933. Paderborn; München; Wien; Zürich, 1999.
193
Ibid. S. 15.
194
Ibid. S. 26.
195
Ibid. S. 271.
196
Ibid. S. 271.
192
46
нию, одновременно быть и современной, и альтернативной буржуазнолиберальному пониманию модерна 197.
В 2005 году выходит шестое переиздание книги Молера, это был фактически новый труд, сохранивший лишь старое название 198. Дело в том, что в
последние годы жизни Молера по его просьбе один из ведущих идеологов
«новых правых» в ФРГ политолог и историк К. Вайсманн взялся за переработку «Консервативной революции в Германии». В результате усилий
Вайссманна и с одобрения Молера, который перед своей кончиной в 2003 году успел ознакомиться и одобрить вариант редакции книги, сделанной Вайсманном, фактически получился новый текст. Стараясь максимально сохранить авторскую интонацию и авторский идейный посыл, Вайсманн изменил
структуру книги и расширил ее содержание, в частности наполнил конкретикой, избавив ее от излишнее философского и морализаторского подхода Молера к теме; иными словами фактически заново написал ее.
В своем понимании «консервативной революции» Вайсманн отталкивается от представлений о консерватизме как феномене европейской истории. Вайсманн утверждает, что в отличие от идей либерализма, демократии и
социализма, возникших в ходе Великой Французской революции, идея консерватизма имеет более давнюю традицию, ведущую свою родословную от
антиабсолютистских европейских движений. Эпоха Просвещения и Великой
Французской революции фактически повлияла лишь на кристаллизацию самой идеи консерватизма, вызвав к жизни феномен европейского контрПросвещения 199. Уникальность германской ситуации заключалась в том, что
именно в Германии сформировалась богатая духовная и идейная традиция
контр-Просвещения, которая выразилась в противопоставлении немецкого
идеализма англо-французскому позитивизму. «Консервативная революция»
явилась прямой наследницей и продолжателем этой традиции 200.
Начало становления идеологии «консервативной революции» Вайсманн датирует 1918 годом, когда вышли первые программные сочинения ее
представителей: первый том «Заката Европы» О. Шпенглера и «Размышления аполитичного Т. Манна 201. Вайсманн полагает, что несмотря на попытки
«консервативных революционеров» занять идейную и политическую позицию между правыми и левыми, «консервативная революция», несомненно,
принадлежит к правым политическим течениям. Но это был консерватизм
иного рода, чем традиционный довоенный немецкий консерватизм. «Консервативные революционеры» не разделяли реставрационных и монархических
устремлений 202. «Консервативные революционеры» не желали идти в фарва197
Ibid. S. 276.
Mohler A., Weißmann K. Die konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932: ein Handbuch. 6, völlig überarb. und erw. Aufl. Graz, 2005.
199
Ibid. S. 8.
200
Ibid. S. 15.
201
Ibid. S. 66, 68.
202
Ibid. S. 87.
198
47
тере простой контрреволюции, а хотели выиграть саму революцию, взяв итоги Ноябрьской революции в свои руки под лозунгом совершения «национальной революции» 203.
Дискуссия 1990-х годов сформировала новые возможности в определении феномена «консервативной революции», что отразилось в последних исследованиях этой проблематики. Даниэль Морат в монографии о братьях
Эрнсте и Фридрихе Георге Юнгерах и М. Хайдеггере попытался синтезировать новые и старые представления о сущности «консервативной революции» 204. Морат согласен с критикой Ш. Бройером концепции «консервативной революции» А. Молера 205. Морат рассматривает «консервативную революцию» как одно из проявлений широкой волны «новых правых» в немецкой
интеллектуальной и общественно-политической мысли, которая началась на
рубеже XIX – XX вв. и охватила весь идейно-политический спектр немецких
«новых правых» от фёлькише до современных форм правого радикализма 206.
Морат считает, что понятие «консервативная революция» не совсем
уместно для характеристики отдельных групп «новых правых», но оно вполне пригодно для выделения в целом специфики «новых правых» как особой
политической группы. С другой стороны, понятие отражает главную дилемму консерватизма с момента его возникновения – его дуализм как идейного
направления и политического движения. По мнению Мората, консерватизм
сформировался как реакция на Просвещение и Великую Французскую революцию и был контрдвижением против модерна. Но консерватизм с момента
своего зарождения также стоял на почве модерна и боролся с ним его же методами 207.
Морат проводит линию преемственности в эволюции немецкого консерватизма от национально ориентированного консерватизма эпохи наполеоновский войн, через консерватизм кайзеровского рейха до «консервативной
революции», которая освободила долго дремавший консервативный утопизм
и придала консерватизму современный и динамичный характер. «В этом
смысле консервативная революция стремилась к альтернативному модерну»
– утверждает Морат 208. Ее возникновение (как и национал-социализма) он
связывает с процессом дальнейшей идейной и политической радикализации
немецких «новых правых» в годы Первой мировой войны 209.
Однако наиболее характерной чертой «консервативной революции»
было не ее отношение к модерну, а появление в ее идеологии противоречий
в связи с переходом в новую революционную стадию. Это привело к прояв203
Ibid. S. 93.
Morat. D. Von der Tat zur Gelassenheit: konservatives Denken bei Martin Heidegger, Ernst Jünger und Friedrich
Georg Jünger; 1920 – 1960. Göttingen, 2007.
205
Ibid. S. 36.
206
Ibid. S. 36.
207
Ibid. S. 36 – 37.
208
Ibid. S. 39.
209
Ibid. S. 36.
204
48
лению политического экстремизма в деятельности «консервативных революционеров», которых Морат называет «нигилистами действия» 210.
В 1990-е годы в германской гуманитарной мысли обозначились новые
тенденции в изучении феномена «консервативной революции», обусловленные ее современным состоянием. Как уже было сказано выше, появился ряд
работ, в которых исследователи предприняли попытку очередного концептуального осмысления феномена «консервативной революции», которое закончилось, с одной стороны, использованием уже накопленных знаний, теории
модернизации и в целом новой методологией. С другой – появлением попыток деконструкции, вычеркивания из анналов истории термина «консервативная революция» и реального феномена, который стоял за ним. В подобной
исследовательской перспективе «консервативная революция» выступает в
еще более неопределенном и мифологическом свете, чем являлась на самом
деле.
Изучение идеологии «консервативной революции» по существу началось в историографии ФРГ в рамках концепции «преодоления прошлого». А.
Молера, написав оправдательный панегирик «консервативным революционерам», и, очевидно, сам того не желая, спровоцировал в западногерманской
гуманитарной мысли тенденцию выявления реакционных черт «консервативной революции». Поэтому до конца 1970-х гг. она трактовалась как одно
из ультраконсервативных течений германской общественно-политической
мысли, способствовавшее становлению идеологии национал-социализма. Ситуация начала меняться начиная с 1980-х и, особенно, с 1990-х гг., когда ряд
исследователей стал рассматривать «консервативную революцию» в рамках
общих тенденций развития немецкого и европейского консерватизма.
210
Ibid. S. 40.
49
ГЛАВА 2. ОЦЕНКА ФЕНОМЕНА «КОНСЕРВАТИВНОЙ
РЕВОЛЮЦИИ» В КОНТЕКСТЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ТРАДИЦИИ
НЕМЕЦКОГО КОНСЕРВАТИЗМА И ПРАВОГО РАДИКАЛИЗМА
2.1. Идейные предпосылки «консервативной революции»
Одной из ключевых проблем историографии «консервативной революции» является проблема рассмотрения ее предпосылок и в целом континуитета в истории немецкого консерватизма. Столь сложный интеллектуальный
феномен как «консервативная революция» имел довольно разветвленные мировоззренческие и идейные корни в истории немецкой (и европейской) общественно-политической и гуманитарной мысли. В числе непосредственных
предпосылок «революционного консерватизма» обычно называют: общий
моральный, религиозный и политический кризис западного общества рубежа
XIX – XX вв., влияние культурпессимизма, философии жизни и ее наиболее
яркого представителя Ницше, кризис процесса модернизации в Германии
конца XIX – начала XX вв., традиции немецкого национализма, консерватизма, романтики и идеализма, духовную активизацию германской молодежи
перед Первой мировой войной, «идеи 1914 года». Учитывая многозначность
трактовок генезиса «консервативной революции», мы на основе хронологического метода попытаемся проследить изучение этой проблематики с момента становления историографии «консервативной революции и до ее современного состояния.
Как уже было сказано выше основоположник историографии «консервативной революции» А. Молер понимал ее как интеллектуальное движение,
возникшее после Великой Французской буржуазной революции и направленное против идейных истоков либерализма и проявившее себя в сфере духа
и идеологии. Происхождение «консервативной революции» Молер тесно связывал с «немецким движением», направлением в общественно-политической
мысли Германии, которое возникло в XIX столетии как реакция на Великую
Французскую буржуазную революцию, и было интеллектуальной попыткой
обосновать особый исторический путь Германии. По его мнению, «консервативная революция» являлась важнейшей частью «немецкого движения», хотя
между ними существовали некоторые различия. В дальнейших редакциях
книги Молер определил «немецкое движение» как проявление идеологии той
части германского консерватизма, которая составляла «оппозицию справа» в
кайзеровском рейхе 211.
Молер выделял следующие идейные предпосылки «консервативной революции». Во-первых, идею «третьего рейха», которую он характеризует как
211
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932; ein Handbuch. 4. Aufl. Darmstadt, 1994.
S. 37.
50
ключевую идею «немецкого движения» 212. Во-вторых, идейное наследие
«оппозиции справа» в кайзеровском рейхе, критиковавшей правящую элиту
Второго рейха за отход от истинного пути исторического развития Германии 213. В-третьих, влияние Ницше, которого Молер считал ключевым немецким философом, оказавшим влияние на идеологию «консервативной революции» 214. В-четвертых, творчество националистически ориентированных
литераторов таких как П. Лагард и Ю. Лангбен 215.
В числе непосредственных предшественников «консервативной революции» Молер называет движение фёлькиш и предвоенное молодежное
движение. Под фёлькиш Молер понимал правонационалистические группы в
кайзеровском рейхе, которые рассматривали сущность человека исходя из
его происхождения либо расового, либо национально-исторического (то есть
принадлежности к какому-либо народу). Молер отмечает, что движение
фёлькиш ориентировалось на «старый» средний класс и отличалось антидемократизмом и антисемитизмом в своих устремлениях 216. Молодежное движение представляло собой бунт немецкой молодежи конца XIX – начала XX
вв. против буржуазного мира ее отцов, что автоматически означало критику
и неприятие вильгельменизма со стороны части немецкой молодежи предвоенного времени 217.
Особое значение для формирования идейных предпосылок «консервативной революции» Молер придавал Первой мировой войне, которая по началу воспринималась немецкой молодежью как возможность вырваться из
опостылевшего круга бюргерского существования 218. Немаловажное значение имела идеологическая трактовка войны официальными кругами и широкой общественностью как борьбы немецкой культуры и немецкого идеализма
против западной цивилизации, материализма и либерализма 219. В следующих
редакциях «Консервативной революции…» Молер существенно дополнил
свою концепцию о роли Первой мировой войны в формировании идей «консервативной революции». Согласно Молеру, Первая мировая война сыграла
для становления «консервативной революции» важную роль в двух отношениях. Во-первых, в горниле войны родилось поколение «консервативных революционеров». Во-вторых, война разрушила вильгельмовскую эпоху и
«старый» немецкий консерватизм, к которому «консервативные революционеры» не питали особых симпатий. Характерным примером различия между
двумя типами немецкого консерватизма в Веймарской республике стало, по
мнению Молера, отношение к проблеме поражения Германии в войне. «Ста212
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 - 1932 : Grundriss ihrer Weltanschauungen. Stuttgart, 1950. S. 34 – 35.
213
Ibid. S. 36.
214
Ibid. S. 39.
215
Ibid. S. 40.
216
Ibid. S. 40 – 41.
217
Ibid. S. 41 – 42.
218
Ibid. S. 46.
219
Ibid. S. 47.
51
рые» правые объясняли его через легенду «об ударе кинжалом в спину», которую активно пропагандировали. «Консервативно-революционные» группы,
по убеждению Молера, считали, что поражение Германии в Первой мировой
войне было неизбежным. «Они желали разгадать смысл поражения» – писал
Молер 220. Большое значение для формирования идеологии «консервативной
революции» в Веймарской республике стало появление нового революционного типа, который не просто отвергал буржуазные ценности, но хотел их
уничтожить. Этот тип революционера можно было найти во всех идейнополитических течениях, боровшихся против республики 221. Новый революционный тип возник во время войны и после ее окончания его подпитывали
военные и полувоенные образования различных политических группировок.
Молер в конечном итоге анализирует не социальные и политические
предпосылки «консервативной революции», а сосредотачивает свое внимание на ее философских и мировоззренческих основах, ставя в основу влияние
философии Ницше, которое он считал определяющим для становления ее
идеологии, особенно ницшеанского мифа о вечном возвращении. В этой связи уместно привести мнение одного из современников «консервативной революции» Жана. Нойрора, который считал Ницше «предшественником ренессанса немецкого духа» 222.
Молер писал, что целью его исследования не является описание логически непротиворечивой системы и доказательство истинности идеологии
«консервативной революции» 223. Он погружается в исследование мифологии
«консервативной революции». Миф о вечном возвращении, героический реализм, нигилизм являются для Молера ее ключевыми признаками. Возможно
такой подход к рассмотрению «консервативной революции» вытекал из убеждения Молера о том, что консерватизм это в первую очередь мировоззренческая позиция человека, которая переходит на стадию теории в случае необходимости выработки более фундированной аргументации против конкурирующих теорий 224.
Г. Кроков, автор одного из первых в историографии ФРГ труда посвященного ведущим представителям «консервативной революции» К. Шмитту
и Э. Юнгеру, объяснял возникновение ее идеологий феноменом разложения
«буржуазного разума», особенно проявившемся на рубеже XIX – XX вв. под
напором различных течений иррационализма. По существу речь шла о борьбе буржуазии против самой себя, об ее идеологическом и классовом само-
220
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932; ein Handbuch. 4. Aufl. Darmstadt, 1994.
S. S. 37.
221
Ibid. S. 42.
222
Neurohr J. Der Mythos vom Dritten Reich. Zur Geistesgeschichte des Nationalsozialismus. Stuttgart, 1957. S.
91.
223
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932; ein Handbuch. 4. Aufl. Darmstadt, 1994.
S. 110.
224
Ibid. S. 128.
52
убийстве 225. Кроков выделяет следующие иррационалистические идейные и
духовные направления, в которых, на его взгляд, это самоубийство проявилось наиболее отчетливо: философия жизни, социологическая концепция
Ф.Тённиса, деятельность поэтического кружка под руководством Ш. Георге,
предвоенное молодежное движение, «идеи 1914 года», идея авторитарного
государства 226.
К. Клемперер подробно остановился на истоках «консервативной революции». Он связывал возникновение неоконсервативного движения с кризисом европейского и немецкого консерватизма. В середине XIX столетия в
развитии консерватизма появились тенденции, которые позднее привели к
полному отрицанию консерваторами идей прогресса 227. Клемперер указывает
на Я. Буркхарда и Ф. Ницше как на «предшественников отказа XX столетия
от так называемых «буржуазных ценностей» 228. Оба стали основоположниками антирационалистического движения, которое было особо сильно в Германии. Большое значение для трансформации консерватизма имели социальные изменения. Индустриализация, война и революция сильно ударили по
социальному положению среднего класса Германии. Это способствовало
разрушению старых общественных связей и вызвало попытку возрождения
традиции и авторитета. Это явление Клемперер и назвал «новым» консерватизмом, который был порождением массового общества 229.
Согласно Клемпереру, истоки кризиса немецкого консерватизма, который в итоге привел его к духовной и политической капитуляции перед фашизмом, обнаружились еще в середине XIX столетия 230. Немецкий консерватизм в идейно-политическом и мировоззренческом отношении в большей
степени был ориентирован на Восток, чем на Запад. Несмотря на большое
влияние в XIX столетии Э. Берка на немецкий консерватизм, сами немецкие
консерваторы никогда, по мнению Клемперера, не подымались до уровня интеллектуального наследия Берка. «Они были либо непоколебимыми идеалистами, как Адам Мюллер, который считался учеником Берка, либо очевидными реалистами, как Бисмарк» 231. По образному выражению Клемперера,
Бисмарк натянул на консерватизм смирительную рубашку, утвердив его в
статусе официальной идеологии 232.
Анализирует Клемперер и проблему влияние Ницше на немецкий консерватизм. Ницше не причисляют к консерваторам, но он оказал сильное
влияние на консерватизм XX столетия. Ницшеанская критика эпохи стала
225
Krockow Ch. von. Die Entscheidung: eine Untersuchung über Ernst Jüngern, Carl Schmitt, Martin Heidegger.
Stuttgart, 1958.S. 28.
226
Ibid. S. 29 – 30.
227
Klemperer K. von. Konservative Bewegungen zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus… S. 13.
228
Ibid. S. 13.
229
Ibid. S. 14 – 15.
230
Ibid. S. 40.
231
Ibid. S. 40 – 41.
232
Ibid. S. 42 – 43.
53
исходным пунктом для консерватизма 233. Критика Ницше основ западной
цивилизации сделала его отцом современного иррационализма 234. Неприятие
Ницше «массового человека», пророчества о будущем столетии как столетии
демократии и социализма привели его к идее смерти цивилизации и «переоценке всех ценностей». В своем парадоксальном мировоззренческим и интеллектуальном положении между консерватизмом и нигилизмом, между сохранением и разрушением, Ницше предопределил главную дилемму консерватизма в XX веке 235.
Спецификой консерватизма в Германии было сильное влияние на него
так называемого «старого среднего класса». Политические и экономические
лишения «старого среднего класса», которые он испытал в XX столетии, радикализировали его и в конечном итоге привели в лоно националсоциализма. По образному выражению Клемперера «это был его прыжок в
иррациональность» 236.
Касаясь характеристики молодежного движения в предвоенной Германии, Клемперер писал: «Основным переживанием молодежного движения
был конфликт между буржуазным миром и личной жизнью. Это был также
конфликт между поколениями, в котором причудливым образом отцы являлись либералами, а сыновья – консерваторами» 237. В своем консерватизме
молодежное движение опиралось на наследие Ницше и традиции иррационализма XIX столетия. «Бунт» молодежи распространился на все сферы жизни,
в том числе и на политику. Незрелая политическая мысль немецкой молодежи приступила к попытке поиска идеального общества. Молодежное движение выступило против партий и позиционировало себя в качестве надпартийного и аполитичного феномена. В его оппозиции против капиталистического
порядка чувствовалось влияние теоретиков мелкобуржуазного социализма
238
.
Раскрывая содержание «идей 1914 года», Клемперер пишет, что они
были идеологическим подобием гражданского мира, который кайзер объявил
1 августа 1914 года 239. Сам термин «идеи 1914 года» принадлежит известному социологу неогегелянского направления Иоганну Пленге. Согласно
Клемпереру, «идеи 1914 года» изначально носили консервативный характер,
так как обосновывали виталистский подход к действительности и объясняли
Первую мировую войну как борьбу духа и разума, культуры и цивилизации,
единства народного сообщества и буржуазного индивидуализма. Они были
направлены против идей 1789 года 240. Дух германского консерватизма образ233
Ibid. S. 44.
Ibid. S. 45.
235
Ibid. S. 46.
236
Ibid. S. 49.
237
Ibid. S. 52.
238
Ibid. S. 54.
239
Ibid. S. 57.
240
Ibid. S. 62.
234
54
ца 1914 года был антилиберальным и антирациональным, ибо немецкая интеллектуальная установка в Первой мировой войне означала «войну против
Запада» 241. Немаловажное значение в «идеях 1914 года» играли геополитические пристрастия немецких консерваторов, в частности идея создания «серединой Европы» под руководством германского рейха 242.
Важнейшей частью «идей 1914 года» и аспектом военного переживания в годы Первой мировой войны стала популярность идеи социализма, который в Германии понимался в категориях «немецкого социализма», «национального социализма», «консервативного социализма», и который имел мало
общего с реальным содержанием самого понятия 243. Клемперер, ссылаясь на
авторитет Карла Мангейма, который еще в первой половине XX века отмечал
идейные и духовные параллели между консерватизмом и социализмом, утверждает, что во время Первой мировой войны эти параллели стали очевидны. И социализм, и консерватизм выступили против отчуждения личности
силами рационализма, либерализма и капитализма 244.
Клемперер также отмечает невозможность модернизации и приспособления к общественно-политической ситуации Веймарской республики традиционного немецкого консерватизма, прежде всего представителей Немецкой национальной народной партии. Клемперер разделяет консерваторов на
две условные группы: «старые», к которой он относил М. Вебера, Ф. Мейнеке, Ф. Науманна, Э. Трёльча и неоконсерваторы – В. Ратенау, Т. Манн,
А. М. ван ден Брук, О. Шпенглер, Э. Юнгер, братьев Отто и Грегора Штрассеров, представителей «Тат-крайз». Как консерваторы начала XIX столетия
были детьми Французской революции, так и немецкие неоконсерваторы периода Веймарской республики были, по мнению Клемперера, детьми Ноябрьской революции245. Основной идейный водораздел между «старым» и
«новым» консерватизмом проходил в их отношении к революции, Веймарской республике, проблеме социализма. Говоря о положении «старых» консерваторов, Клемперер отмечает, что в Веймарской республике они считались консерваторами и никогда не были сто процентными республиканцами,
а стали таковыми не в силу внутренних убеждений, но в силу понимания неизбежности краха монархии. «Это был консерватизм зрелых людей, плод их
многолетних размышлений и наблюдений над законами развития общества.
Это был почти научно выверенный консерватизм» 246.
Вальтер Буссманн, подобно Клемпереру, также отмечал принципиальное отличие консерватизма кайзеровской эпохи и младоконсерватизма Веймарской республики. Истоки младоконсерватизма исходили, по мнению
Буссманна, из культуркритических и общественно-критических настроений
241
Ibid. S. 63.
Ibid. S. 64 – 65.
243
Ibid. S. 65.
244
Ibid. S. 65 – 66.
245
Ibid. S. 84.
246
Ibid. S. 103.
242
55
накануне Первой мировой войны, когда часть немецких консерваторов молодого поколения стала высказывать свое недовольство внутренней и внешней
политикой, проводимой кайзеровской империей. «Консервативные революционеры» отвергли наследие вильгельменизма 247.
Ф. Штерн считает, что идейные и духовные корни «консервативной революции» находятся в эпохе Просвещения. В частности Штерн полагает, что
культурпессимизм как направление в европейской общественной и гуманитарной мысли ведет свое начало с Руссо и его взглядов на природу человека
и разум, критику рационализма. В числе духовных предтеч «консервативной
революции» Штерн называет Т. Карлейля, Я. Буркхардта, Ф. Ницше,
Ф. М. Достоевского 248. Штерн отмечает особую роль Ницше и Достоевского
для формирования идеологии «консервативной революции.
К. Зонтхаймер разделил правые силы в Веймарской республике на
представителей «старого» и «молодого» национализма. «Старый» национализм означал продолжение консервативно-националистических традиций в
изменившихся условиях республики. «Молодой» национализм (или национализм нового стиля) по своей сути был иным. Его направленность нельзя было
просто свести к принципам парламентского участия. Он происходил из окопов Первой мировой войны и выступал как провозвестник новой эпохи 249.
При этом «старый» национализм, по мнению Зонтхаймера, не имел большого
духовного и политического значения, так как своими корнями уходил в вильгельмовскую эпоху 250. Динамика развития националистической мысли в
Веймарской республике целиком базировалась на «новом» национализме,
который получил «боевое крещение» в Первую мировую войну, и который
отрицал дух вильгельменизма. Исходя из идеи о невозможности восстановления образа прежней Германии, национализм нового стиля положительно
относился к гибели монархии 251.
В числе причин возникновения идеологии национализма нового стиля
Зонтхаймер называет: стремление его представителей к возрождению немецкого народа и государства после военного разгрома, политические процессы,
развивавшиеся в Германии в 1918 – 1919 гг. (борьба с угрозой большевизма,
защита границ на Востоке). Ключевое значение для появления «нового» национализма имели Версальский мирный договор и Веймарская конституция,
которые рассматривались как признаки поражения Германии, а Веймарская
республика изначально воспринималась «новыми» националистами как эрзац
государство 252.
247
Bussmann W. Politische Ideologien zwischen Monarchie und Weimarer Republik. Ein Beitrag zur Ideengeschichte der Weimarer Republik // Historische Zeitschrift. 1960. 190 Bd. S. 67.
248
Stern F. Kulturpessimismus als politische Gefahr. Eine Analyse nationaler Ideologie in Deutschland… S. 8.
249
Sontheimer K. Antidemokratisches Denken in der Weimarer Republik. Die politischen Ideen des deutschen Nationalismus zwischen 1918 – 1933… S. 20.
250
Ibid. S. 27 – 28.
251
Ibid. S. 29 – 30.
252
Ibid. S. 31 – 32.
56
Тем не менее, Зонтхаймер считал, что между «старым» и «новым» национализмом в Веймарской республике имелось идейное сходство и если бы
не проявление идеалистического и романтического максимализма националистов нового стиля в отношении идейного наследия «старого» консерватизма, эти два направления мог ли бы сотрудничать 253. Главный аргумент критики «новыми» консерваторами Веймарской республики заключался в том,
что они не считали ее принципиально другим государственным образованием в сравнении с кайзеровским рейхом. Из этой позиции вытекало принципиальное различие основных идеологических постулатов традиционного консерватизма и неоконсерваторов. Критика младоконсерваторами взглядов
«старых» патриотов (как определяет их Зонтхаймер) в Веймарской республике была не менее жесткой, чем, например, либералов 254. Только на заключительной стадии существования Веймарской республики такое взаимодействие стало возможно, что проявилось в деятельности Гарцбургорского фронта,
поддержке кабинета Папена, процессе национал-социалистического захвата
власти 255.
Зонтхаймер отмечает синтез в идеологии «консервативной революции»
футуристических и реставрационных элементов 256. Мировоззренческие истоки антидемократической мысли Веймарской республики Зонтхаймер выводит из иррационалистических тенденций философии жизни и сходных с ней
антиинтеллектуальных течений. «В антидемократической мысли иррационализм получил свою политическую форму» – пишет он 257. Настойчивость, с
какой представители иррационализма ставили на первое место духовную
субстанцию жизни, не несла прямую опасность в научном и мировоззренческом отношении. Опасность возникла, по утверждению Зонтхаймера, только
тогда, когда иррационалистическое восприятие действительности начало
распространятся на понимание государства и общества 258. Таким образом, в
«Антидемократической мысли в Веймарской Германии» Зонтхаймер обосновал свою известную концепцию политизации иррационализма, как основы
идеологии германского неоконсерватизма в Веймарской республике.
Другой важной предпосылкой «нового» национализма стал, по мнению
Зонтхаймера, феномен так называемого переживания войны (Kriegserlebnis).
Чувство переживания войны было для «новых» консерваторов исходной точкой развития революционной идейной и политической динамики младоконсерватизма 259. Героическая поэтизация войны и духа фронтового товарищества явилась характерной чертой радикального консерватизма в Веймарской
Германии, в которой отдельное Я замещалось коллективным Мы. Однако бо253
Ibid. S. 36.
Ibid. S. 38.
255
Ibid. S. 40.
256
Ibid. S. 42.
257
Ibid. S. 43.
258
Ibid. S. 44.
259
Ibid. S. 93.
254
57
лее существенное влияние опыта Первой мировой войны на становление
младоконсерватизма, чем просто героизация ее переживания, было осознание
чувства народной общности, которое привело к новому пониманию нации и
государства 260. «Не переживание войны было главным, а те политические цели, которые вытекали из него» – комментирует Зонтхаймер значение Kriegserlebnis 261. Отношение к Первой мировой войне превратилось в идеологии
национализма нового стиля в функцию политики.
Как уже было сказано, Х. Герстенбергер интерпретировала феномен
«консервативной революции» с леволиберальной и социал-реформистской
позиций. «Мы исходим из гипотезы, что революционно-консервативную
идеологию, несмотря на ее увязку с политическими и социальноэкономическими условиями Веймарской республики, следует рассматривать
в контексте общей проблематики консервативно-реставрационного движения
в демократических высокоиндустриальных странах» 262. Герстенбергер соглашается с мыслью известного немецкого специалиста по истории национал-социализма Мартина Брошата о том, что элементы фёлькишеской идеологии были представлены во всех праворадикальных, националистических,
антидемократических группах Веймарской республики, но с оговоркой, что
идеология революционного консерватизма была шире идеологических рамок
фёлькише 263. Герстенбергер выделяет три идейно-теоретических комплекса,
оказавших, по ее мнению, влияние на становление идеологии революционного консерватизма: «идеи 1914 года», социал-дарвинизм и геополитика 264.
«Идеи 1914 года» переживались немецкими интеллектуалами как возможность духовного и политического очищения от влияния западной цивилизации. Другим проявлением «идей 1914 года» стало формирование органического понимания функционирования государства и общества, и становление знаменитой концепции «народного сообщества» (Volksgemeinschaft). В
последствии революционные консерваторы оценивали духовную атмосферу
1914 года в Германии как точку отчета для формирования «консервативной
революции» 265. Первая мировая война с ее массовостью, техническими возможностями, плановой экономикой изменила национальное сознание немцев
и привела, по мнению Герстенбергер, к запоздалому образованию нации в
Германии. Интеграция рабочего класса в нацию в годы войны способствовала синтезу национализма и социализма, который уже в период Веймарской
республики создал гремучую идеологическую смесь в форме концепции
«немецкого социализма», истоки которой Герстенбергер усматривала в тра-
260
Ibid. S. 101.
Ibid. S. 109.
262
Gerstenberger H. Der revolutionäre Konservatismus: ein Beitrag zur Analyse des Liberalismus… S. 10.
263
Ibid. S. 13.
264
Ibid. S. 16.
265
Ibid. S. 17 – 18.
261
58
дициях немецкого государственного социализма, катедерсоциализме, идеях
Ф. Науманна и М. Вебера 266.
Влияние социал-дарвинизма на идеологию «консервативной революции» Герстенбергер рассматривает с точки зрения расовых идей фёлькише.
Говоря о роли геополитики в идеологии революционного консерватизма,
Герстенбергер утверждает, что геополитика была для него основой для постулирования принципа борьбы за существования между государствами 267.
Герстенбергер говорит о трех возможных изначальных путях развития
консерватизма в Веймарской республике. Во-первых, реакционном, способствующим возрождению монархии. Во-вторых, консерватизм имел возможность легимитизироваться на основе Веймарской конституции и попытаться
ее изменить в соответствующим ему духе. И, наконец, в-третьих, консерваторы могли создать внепарламентскую оппозицию, которая подготовила бы
новую политическую основу для свержения существующей конституции.
Консервативные революционеры избрали третью возможность реализации
консервативной идеи, что в свою очередь сделало монархический и легитимистский консерватизм политическим анахронизмом 268.
Герстенбергер отмечает также и то, что предпосылки мировоззренческого и идейно-политического расхождения между революционными консерваторами и традиционным вильгельмовским консерватизмом обнаружились еще до Первой мировой войны и были связаны с переживанием нового
поколения германских консерваторов проблематики всеохватывающего кризиса политической, религиозной и культурной жизни на рубеже веков. Именно на почве этого кризиса на основе традиций немецкой романтики и возник
«новый» консерватизм. Революционные консерваторы, отвергнув идейное
наследие вильгельмовской империи, приступили к кардинальному обновлению немецкого консерватизма 269.
Важной особенностью труда Герстенбергер является попытка автора
рассмотреть социально-психологические предпосылки «революционного
консерватизма». Она обращает внимание на ухудшение социальноэкономического положения «образованной буржуазии». В условиях ухудшения социально-экономического и психологического положения интеллектуальных слоев немецкого общества в Веймарской республике, «революционный консерватизм» предлагал идеологические средства для его преодоления.
Одной из главных социально-психологических функций «революционного
консерватизма» стало теоретическое обоснование ценностей среднего класса 270.
266
Ibid. S. 18 – 19.
Ibid. S. 28.
268
Ibid. S. 31.
269
Ibid. S. 32.
270
Ibid. S. 140.
267
59
В отличие от Герстенбергер, Ф. Рингер в своем фундаментальном труде
о немецких мандаринах не уделяет внимание предпосылкам «консервативной
революции», но он дает блестящий анализ главных черт немецкой общественно-политической и гуманитарной мысли, которые, несомненно, оказали
влияние на революционный консерватизм. Рингер прямо указывает на то, что
в сравнении с английской и французской политической мыслью «в Германии
же политическая мысль приобрела преимущественно иное направление» 271.
Усилиями немецких обществоведов в духе идеалистической традиции были
переработаны концепции естественного права и общественного договора в
концепции правового государства (Rechtsstaat) и культурного государства
(Kulturstaat). Обе концепции были направлены на идеализацию функций государства. В результате чего «идеализированное государство становилось
носителем нравственности, институтом образования, а свобода от внешних
ограничений превращалась во «внутреннюю свободу» этически самостоятельной личности» 272.
Мариэта Хитала, характеризуя содержание «нового» национализма в
Веймарской республике, отмечает, что его корни следует искать в Первой
мировой войне. «Новый» национализм только отчасти продолжил традиции
немецкого пангерманизма. Ему не было свойственно чувство патриотизма.
Цель «нового» национализма заключалась в идее возрождения немецкого государства, в котором фронтовики должны были занять господствующее положение. Помимо влияния Первой мировой войны предпосылки возникновения неонационалистического поколения германских фронтовиков необходимо искать в Версальском мирном договоре и как следствие этого в его отношении к Веймарской республике 273. Генезис «нового» национализма также
связан о общими традициями немецкого национализма и современными ему
научными и политическими теориями: философией жизни, иррационализма,
традициями немецкого романтизма и классического идеализма, теориями
Шпенглера и Сореля, традициями немецкого антилиберализма и антикапитализма, марксизма, итальянского фашизма, теорией элит 274.
Зинови Класон выдвигает довольно оригинальный тезис о том, что в
центре формирования и генезиса идеологии «консервативной революции»
находится идейная борьба между двумя ее основными течениями младоконсерваторами и национал-революционерами 275. Хотя в конечном итоге Класон
возвращается к классической схеме предпосылок «консервативной революции», усматривая ее идейные корни в иррационализме, философии жизни,
культурпессимизме и предвоенном молодежном движении в Германии, кото271
Рингер Ф. Закат немецких мандаринов. Академическое сообщество в Германии, 1890 – 1933… С. 141.
Там же. С. 142.
273
Hietala M. Der neue Nationalismus in der Publizistik Ernst Jüngers und des Kreises um ihn 1920 – 1933… . S.
46.
274
Ibid. S. 68.
275
Clason S. Schlagworte der «konservativen Revolution»: Studien zur polemischen Wortgebrauch der radikalen
Konservatismus in Deutschland zwischen 1871 und 1933… S. 22.
272
60
рое, несмотря на свою антибуржуазность, по существу оставалось проникнутым буржуазным духом из-за тесной классовой связи со средним классом и
романтическими представлениями о народе 276.
К. Ленк полагает, что возникновение настроений способствовавших
формированию мировоззрения консервативной революции следует искать в
кризисе рационализма и позитивизма после Первой мировой войны и отказа
от протестантской этики. Эти причины привели к расцвету биологически окрашенных взглядов на бытие в духе философии жизни. Другой стороной этого процесса стала критика либерализма как политической теории и практики.
«Молодые» немецкие консерваторы считали, что возрождение германского
рейха возможно только на пути мобилизации жизненного инстинкта и воли к
власти немецкого народа. Однако с точки зрения Ленка, содержание и цели
подобной грандиозной задачи оставались неопределенны, а новые мифы о
Третьем рейхе, «немецком социализме» расплывались в тумане неопределенности 277.
Несмотря на идейные различия между классическим немецким консерватизмом и консервативной революцией Ленк выделяет ряд основополагающих моментов, объединяющих их: Во-первых, дискриминация плюралистических социальных интересов (партий, союзов и т. д.) как враждебных государству («консервативный антиплюрализм»). Во-вторых, противопоставление принципа порядка принципу анархии. В-третьих, абсолютизация государства в духе наследия правого гегелянства 278.
Ш. Бройер подчеркивает влияние на формирование идеологии консервативной революции различных факторов, связанных с происхождением ее
представителей: ментальные, социальные, религиозные, образовательные,
семейные. В этой связи он выделяет три поколения консервативных революционеров. Поколение, родившееся в эпоху грюндерства (Шпенглер, Мёллер
ван ден Брук). Фронтовое поколение, родившееся в 1880 – 1890-х г. И поколение, родившееся на рубеже веков, которое не нашло себе места в Веймарской республике 279.
По мнению Бройера, поколение конца XIX столетия, с одной стороны,
сполна испытало специфику классического немецкого гуманитарного образования, с другой – было первым поколением, которое осознало ограниченность такого типа образования в технический век. Отсюда вытекает желание
этого поколения выйти за рамки того образа жизни, в котором оно формировалось, а именно: отвержение классических норм поведения, жажда необычного, стремление разрушить границы повседневного существования 280. От
себя добавим, внешний фон способствовал формированию подобного образа
276
Ibid. S. 30.
Lenk K. Deutscher Konservatismus… S. 115.
278
Ibid. S. 112.
279
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution… S. 30 – 31.
280
Ibid. S. 34 – 35.
277
61
жизни и стиля поведения. Высокий модерн рубежа веков вызвал сильнейшее
напряжение в обществе. Говоря терминологией Шпенглера, осуществлялся
процесс перехода культуры в цивилизацию. Происходила трансформация
культуры, ее перетекание от более высоких к упрошенным формам («массовая культура»).
Первая мировая подстегнула процесс краха старого мира. Поколение
будущих «консервативных революционеров» интуитивно почувствовало наступление его времени. Позднее они в один голос провозглашали очистительный характер войны, которая уничтожила «старое» поколение и его мир,
и на развалинах которого должны возникнуть новый порядок и общество.
Бройер усматривал в таком идеологическом активизме «консервативных революционеров» политизацию учения Ницше о вечном возвращении 281. Но в
тоже время за принятием «нового» мира цивилизации скрывалось недоверие
к ней. Бройер отмечает, что во многих сочинениях «консервативных революционеров» прослеживается страх в хайдеггеровском смысле этого слова перед современным миром и атрибутами цивилизации 282.
Бройер соглашается с мыслью Молера о том, что основополагающие
мотивы «консервативной революции» лежат глубже ее политического дискурса и политических программ. Но он, в отличие от Молера, который выводил эти мотивы из мифа о вечном возвращении, связывает их с проблемами
ментальности, что, по его мнению, гораздо результативнее для понимания и
изучения «консервативной революции». Бройер называет следующие общементальные установки «консервативной революции»: апокалипсическое сознание, идеология «мужских» союзов, стремление к власти 283. Эти черты, на
его взгляд, были характерны для всего праворадикального движения в Веймарской Германии.
Р. П. Зиферле касаясь воздействия «массового» общества на социальную психологию пишет о том, что оно разрушило привычные рациональные
представления о социальной действительности и показало, что социальное
действие может исходить не только от индивидуума. Социальные процессы в
«массовом» обществе приобретают собственную логику развития. Категории
«народ», «класс», «нация», «раса» заменяют целирационального индивидуума. Начинается кризис рационализма и на первый план выступают иррациональные мотивы. Действительность измеряется такими понятиями как
«жизнь», «переживание», «чувство», а порождение капитализма либеральный индивидуализм должен быть преодолен надындивидуальным коллективным субъектом в форме класса либо нации 284. Все эти особенности оказали решающее воздействие на становление идеологии «консервативной революции».
281
Ibid. S. 37.
Ibid. S. 44 45.
283
Ibid. S. 47.
284
Sieferle R.P. Die Konservative Revolution: fünf biographische Skizzen… S. 12 – 13.
282
62
Анализируя различия между «консервативной революцией» и традиционным консерватизмом, А. Пфал-Траугбер отмечает, что главное отличие
между ними состояло в подходе и решении проблемы организации власти.
Традиционные консерваторы выступали за установление диктатуры узкой
группы лиц, «консервативные революционеры» ратовали за установление
диктатуры цезаристского типа. Опираясь на выводы Зиферле, Пфал-Траугбер
также указывает на различное отношение «консервативных революционеров» и традиционных консерваторов к проблеме индустриального общества
и технического прогресса 285.
Согласно Р. фон Буше, основу мировоззренческой и идеологической
позиции германских консерваторов составляла их вера в возможность существования аполитичного общественного порядка, в котором политика была
бы изгнана из бытия или, по крайней мере, отдана в руки государства и его
руководящей элиты 286. Такой подход германских консерваторов к пониманию политического свидетельствует, по утверждению автора, об изначальной
иррациональности их мировоззренческих, идеологических и политических
взглядов. В этом моменте своих рассуждений Буше придерживается концепции Зонтхаймера о политизации иррационализма 287. Таким образом, в германском консерватизме после 1918 года происходит процесс политизации
иррациональности, которая была вызвана объективными условиями исторического развития Германии.
Буше, следуя своей концепции немецкого консерватизма в Веймарской
республике, сводит предпосылки «консервативной революции» к поиску в
истории подтверждения аполитичности немецкого консерватизма. По его
мнению, в наиболее развернутом виде позиция аполитичности немецких консерваторов представлена у Т. Манна в «Размышлениях аполитичного». Отношение Манна к политике можно рассматривать как образец для всей элиты
кайзеровского рейха 288. Основная мысль Манна, в трактовке Буше, заключалась в идее о том, что политика в западном ее понимании чужда немецкому
народу и немецкой культуре. Поэтому любая демократия в Германии бессмысленна, так как она не принесет желаемых результатов, а немецкая аполитичная культура должна противостоять западной цивилизации. В этом
Манн видел смысл войны 289.
Однако, как справедливо замечает Буше, и в этом с ним нельзя не согласиться, такая декларативная аполитичность сама по себе является выражением некой политической позиции, ибо ищет свои изначальные основания
в общественном устройстве 290. И если в аполитичной позиции хотя бы в ла285
Pfahl-Traughber A. Konservative Revolution und Neue Rechte: rechtsextremistische Intellektuelle gegen den
demokratischen Verfassungsstaat… S. 49.
286
Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen… S. 18.
287
Ibid. S. 21.
288
Ibid. S. 24.
289
Ibid. S. 27.
290
Ibid. S. 28.
63
тентной форме содержатся зачатки политического сознания, то, по мысли
Буше, логично предположить, что существует политическое направление,
которое должно отражать это сознание. В исторических и политических условиях Германии поиск такого направления прост и очевиден – это консерватизм. Буше характеризует идейную и политическую сущность немецкого
консерватизма как политическую защиту аполитичного общественного бытия 291. Консерватизм выступает, как главная политическая сила призванная
спасти аполитичную немецкую культуру от разлагающего влияния западной
цивилизации, потому что в противоположность идеологии прогресса, консерватизм верит не в разум, а в традиции народного духа 292.
Важной составляющей аполитичной позиции выступала идея о государстве как гаранте предполитической общественной гармонии. Согласно
Буше, в идеологии немецкого консерватизма государству отводилась роль
защитника естественного порядка вещей, данного богом и историей. С точки
зрения приверженцев аполитичного сознания, высшей смысл государственного управления заключается в техническом и профессиональном исполнении властных полномочий, службе государственному долгу и выполнению
своих обязанностей. Воплощением такого подхода к государственной службе
в немецкой политической традиции являлся чиновник 293. В оценке роли государства в немецкой истории и его главного репрезентанта чиновника Буше
недалек от истинны, тем более, что государство, созданное Бисмарком, авторитарное и патерналистское одновременно, не мало способствовало распространению веры в собственную непогрешимость.
А. Госслер, рассматривая генезис идеологии «консервативной революции», связывает ее с общим контекстом развития консерватизма в XIX столетии. По мере развития либерализма и массового индустриального общества
консерватизм как идеология и политическая практика переходит на оборонительные позиции. Разрыв исторического континуитета, потеря веры и трансформация традиционных институтов власти, должны с точки зрения консерваторов привести к разрушению культурной идентичности народа и превратить его в атомизированное население. В создавшихся общественнополитических и социально-экономических условиях консерватизм был вынужден искать способ сохранения собственных ценностей. Перед консерваторами встал основной вопрос: следует ли им принципиально отвергнуть
универсализм, либерализм и индивидуализм и занять антимодернистские,
антикапиталистические позиции. В этом, по мнению Госслера, и заключалась
главная дилемма консерватизма, преодоление которой стало возможно на пу-
291
Ibid. S. 29.
Ibid. S. 29 – 30.
293
Ibid. S. 33.
292
64
ти одновременной революционизацией консерватизма и ослаблением влияния либерализма 294.
Госслер указывает на многофакторную идейную и политическую основу идеологии «консервативной» революции», к предпосылкам которой он
относит: культурпессимизм, распространение политического иррационализма, «идеи 1914 года», бунт молодого поколения против буржуазных ценностей. Госслер также связывает эти предпосылки с социальным положением
гуманитарной интеллигенции в Германии конца XIX – начала XX вв. В этой
связи он творчески перерабатывает концепцию Ф. Рингера о закате немецких
мандаринов.
В частности, рассматривая генезис культурпессимизма, Госслер констатирует, что кризис социального статуса образованного среднего класса
нашел своё выражение в создании союзов и объединений, в недрах которых
велась работа по созданию новых культурных идеалов, пропагандирующие
национальные традиции. Именно подобные объединения стали центрами
развития культурпессимизма на рубеже XIX – XX веков 295. Новый подход к
жизни и действительности предполагал отказ от традиционной картины мира, базировавшейся на технико-механистической вере в прогресс, лежавшей
в основе «старого» либерального мира. Цель нового мироощущения заключалась в замене разума инстинктом, расчета порывом, рационализма непосредственностью 296. Деятельность все возможных оккультных, антропософских, парапсихологических обществ способствовала возрождению романтического образа Германии и поискам истинного германского духа 297. Идеологами культурпессимизма внедрялась в общественное сознание мысль о том,
что в культурном и социальном смысле вильгельмовское государство тяжело
больно, и что для его исцеления необходим национальный катарсис. В качестве такого катарсиса предполагалась 298.
Как полагает Госслер, содержание «идей 1914 года» представляет
кульминационную точку в развитии культуркритических направлений кайзеровского рейха, оно радикализировалось в ходе Первой мировой войны и послужило в годы Веймарской республики идейным источником для «консервативной революции» 299. «Идеи 1914 года» воспринимались как выход из
кажущегося почти безальтернативным процесса отчуждения, рационализации и атомизации общества. Мировая война интерпретировалась как революционный и апокалиптический переход к постматериальному миру, который должен вернуть жизни ее вечные ценности 300.
294
Gossler A. Publizistik und konservative Revolution: das «Deutsche Volkstum» als Organ des Rechtsintellektualismus 1918 – 1933… S. 23 – 24.
295
Ibid. S. 44.
296
Ibid. S. 48.
297
Ibid. S. 48 – 49.
298
Ibid. S. 50.
299
Ibid. S. 55.
300
Ibid. S. 55 – 56.
65
Госслер выделяет три источника происхождения «идей 1914 года». Вопервых, это культуркритическая и культурпессимистическая мысль предвоенного периода. Во-вторых, это самосознание образованного среднего класса, считавшего себя хранителем духовных ценностей и рассматривающего
будущую войну, прежде всего как войну культур, в которой немецкая культура будет противостоять западной цивилизации 301. Третьей составной частью «идей 1914 года» Госслер называет представление о Германии как некой серединной стране между Востоком и Западом. Это особое положение
Германии в полной мере воплотила в себе европейски универсальная немецкая культура 302.
К. Вайсманн в шестом переиздании «Консервативной революции в
Германии…» развивает идеи, заложенные Молером и модернизируя их
(влияние на «новых правах» современного состояния историографии «консервативной революции»). В частности Вайсманн полагает, что на формирование идеологии «консервативной революции» большое влияние имела духовная традиция переживания различных аспектов модерна, которая нашла
свое выражение в форме «Kulturkritik» 303. Он также отмечает, что генезис
особого «немецкого политического сознания» имеет длительную и сложную
историю. К характерным чертам «немецкого движения» Вайсманн относит:
роль протестантской Пруссии с особым этическим пониманием государства
и скепсисом относительно западного понимания свободы, традиции аполитичности в немецкой политической культуре, влияние романтизма, элитарное
самосознание интеллигенции 304. Развитие идей «немецкого движения» к концу XIX столетия привело к их радикализации, чему способствовало творчество П. Лагарда, Ю. Лангбена, Р. Вагнера, Г. Фон Трейчьке. В этом ряду
Вайсманн особо выделяет Ф. Ницше с его диагнозом упадка Европы, с его
трактовкой проблемы нигилизма, в которой он отверг не только эпоху Просвещения, но и поставил под сомнение развитие всей европейской истории 305. Ницшеанский сверхчеловек воплощал новые ценности новой аристократии и провозглашал принцип всеобщего обновления. Вайсманн называет
ницшеанство аристократическим радикализмом 306.
Останавливается Вайсманн и на значении Первой мировой войны и
«идей 1914 года» в формировании идеологии «консервативной революции»,
которые, по его мнению, явились высшим воплощением идей «немецкого
движения» и представляли войну со стороны Германии не просто как выражение боевых действий, а как борьбу мировоззрений и культур 307. В этом
301
Ibid. S. 56.
Ibid. S. 58.
303
Mohler A., Weißmann K. Die konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932: ein Handbuch. 6, völlig überarb. und erw. Aufl. Graz, 2005. S. 15.
304
Ibid. S. 16 - 17.
305
Ibid. S. 47.
306
Ibid. S. 49.
307
Ibid. S. 59.
302
66
смысле «идеи 1914 года» были противоположны «идеям 1789 года» 308. Помимо «идей 1914» года важной составной частью идеологии «немецкого
движения» в годы Первой мировой войны стало возрождение концепций
«национального социализма» и «народного сообщества» 309.
Таким образом проблема освещения идейных предпосылок «консервативной революции» в историографии ФРГ во многом повторяет неоднозначный объект своего исследования. Западногерманские историки, политологи,
социологи, философы, рассматривая генезис идеологии «консервативной революции», отмечали ее многофакторный характер. Но при этом, каждый исследователь фокусировал свое внимание на одном, либо на нескольких знаковых, с его точки зрения, факторах, сыгравших свою роль в возникновении
идеологии «консервативной революции». Это зависело от тех задач, которые
авторы ставили перед собой, занимаясь ее изучением.
2.2. Идейно-политические течения «консервативной революции»
Сложный идейный и политический генезис идеологии «консервативной революции» обусловил еще большую сложность в проблеме типологизации ее течений. В идеологии «консервативной революции» произошел синтез
казалось бы несоединимых элементов архаики и модерна. Это способствовало тому, что к лагерю «революционных консерваторов» причисляли едва ли
не антагонистические в идейном отношении фигуры. Размытость идейнополитических границ внутри «консервативной революции», изначальная парадоксальность «консервативно революционной» идеологии делают фактически невозможным стремление упорядочить ее направления. Западногерманские исследователи обычно старались особо не затрагивать проблему
классификации идейных течений «консервативной революции» ввиду исключительной трудности ее решения.
Наряду со сложностью классификации идейных течений «консервативной революции» из-за ее идейного многообразия и неоднозначности, в проблеме выделения ее направлений существует другой важный аспект: ярко
выраженная персонализация того или иного течения «революционного консерватизма». Идейный характер «консервативной революции» был таков, что
каждое из ее направлений персонифицировалось с его ведущими представителями.
Типология «консервативной революции», предложенная А. Молером,
вызывала не меньшую дискуссию, чем собственно его концепция. Он выделил в «консервативной революции» пять течений, или по его определению,
пять групп – фёлькиш, младоконсерваторы, национал-революционеры, движение молодежи «бюндиш», движение консервативно настроенного крестьянства (Landvolkbewegung), признавая при этом, что дать четкую классифи308
309
Ibid. S. 60.
Ibid. S. 61 – 62.
67
кацию существовавших внутри «консервативной революции» течений не
представляется ввиду их чрезвычайной идейной дробности 310.
Из этого списка можно, по нашему мнению, исключить две последние
группы, которые были весьма специфичны по своему политическому составу. И если они и принадлежали к «консервативной революции», то явно
стояли не в первых ее рядах. Более сложен вопрос относительно принадлежности к «консервативной революции» фёлькиш. Многие исследователи вслед
за Молером отмечали тесную идейную близость двух течений немецкого радикального консерватизма первой половины XX века. Но, признавая эту близость, исследователи в тоже время не стремились полностью отождествить
идеологию фёлькиш и «консервативной революции». Поэтому мы остановимся на характеристике, данной Молером двум действительно классическим течениям «консервативной революции» - младоконсерваторам и национал-революционерам.
Молер определяет младоконсерватизм как серединное идейное течение
между фёлькиш и национал-революционерами. Основу младоконсерватизма
заложили А. Мёллер ван ден Брук и его последователи 311. Главная идея, вокруг которой концентрировалась политическая мысль младоконсерваторов,
стала идея достижения нового рейха. Он мыслился как принцип такого государственного устройства, в котором могли бы совместно проживать различные народы. Это выходило за рамки государственного устройства Второй
империи, сформированной О. фон Бисмарком по принципу национального
государства 312. Молер указывает на то, что форма новой империи в кругах
младоконсерваторов понималась по разному, от национального социализма
А. Мёллера ван ден Брука до неоаристократического и неохристианского государства Э.Ю. Юнга.
Национал-революционеры были наиболее молодой и активной группой
среди «консервативных революционеров». Она, по мнению Молера, объединяла прежде всего фронтовиков, чьё мировоззрение сформировалось в окопах Первой мировой войны. «Они воплощали «новый революционный тип»,
они и были собственного говоря носителями «немецкого нигилизма» 313. За
принятием и восхищением современной технической цивилизации националреволюционеры преследовали консервативные цели национального единства
и полноты национальной жизни народа 314. Они желали «мир прогресса бить
его же собственным оружием» 315. Поскольку в основе мировоззренческих и
политических размышлений национал-революционеров находилось понятие
«нация», Молер определяет их как «новых националистов». «Новый нацио310
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 - 1932 : Grundriss ihrer Weltanschauungen. Stuttgart, 1950. S. 165.
311
Ibid. S. 172.
312
Ibid. S. 173.
313
Ibid. S. 177.
314
Ibid. S. 178.
315
Ibid. S. 179.
68
нализм» «национал-революционеров» отличался как от буржуазнолиберальной национально-государственной идеи, так и от расовопочвенического национализма фёлькиш 316. Другой характерной чертой национал-революционной идеологии стал синтез национализма и социализма,
особенно в трудах Э. Никиша и Э. Юнгера 317.
К. Зонтхаймер выделяет шесть основных идейно-политических направлений антидемократической мысли в Веймарской республике: доичнационалов (Национально-немецкая народная партия), «консервативную революцию», революционный национализм, национал-большевизм, движение фёлькиш и национал-социализм. Эта классификация Зонтхаймера, на наш взгляд,
не совсем верна, так как он искусственно отделяет друг от друга важнейшие
течения «консервативной революции» революционный национализм и национал-большевизм (в его правом варианте), которые являлись ее составной
частью. В этом отношении типология идейно-политических течений «консервативной революции», данная Зонтхаймером менее убедительна в сравнении с Молером.
Под собственно «консервативной революцией» Зонтхаймер понимал
младоконсерватизм. Главное различие между «старым» и «новым» немецким
консерватизмом в Веймарской Германии лежало, по мнению Зонтхаймера, в
ментально-эмоциональной сфере через новое чувство жизни и самосознание.
«Новый» национализм был в первую очередь национализмом молодого поколения, на формирование политической позиции которого повлиял опыт
Первой мировой войны. Молодое поколение консерваторов было убеждено в
том, что либеральный век завершился, и наступила эпоха новых ценностей,
«нового» человека и новых политических форм 318. В подобной перспективе
«консервативная революция» мыслилась прежде всего как немецкая революция. Она желала создать новую Германию Третьего рейха. Таким образом,
согласно Зонтхаймеру, национализм молодого поколения немецких консерваторов был национализмом иного рода, чем национализм кайзеровской эпохи. Младоконсерваторы не стремились к реставрации «вильгельмовского государства», они хотели в корне пресечь все зло современного либерального
государства и либеральной цивилизации 319.
Революционный национализм Зонтхаймер считал вторым, наряду с
«консервативной революцией», идейным течением «молодого» немецкого
национализма в Веймарской республике. Его истоки лежали в переживании
опыта войны и его поэтизации и героизации. Революционные националисты
не увлекались интеллектуальной игрой мысли, а предпочитали, активность,
волю и движение. Революционные националисты понимали государство как
316
Ibid. S. 180.
Ibid. S. 180.
318
Sontheimer K. Antidemokratisches Denken in der Weimarer Republik. Die politischen Ideen des deutschen Nationalismus zwischen 1918 – 1933. 3. Aufl. München, 1992I S. 118 – 119.
319
Ibid. S. 121.
317
69
военно-политическую организацию нации. Зонтхаймер не видел наличие у
революционного национализма какой-либо позитивной программы, особенно
в условиях кризиса. По его мнению, «этому героическому национализму было нечего предложить нации, кроме как вступить в бой со всем существующим» 320. Переживание войны стало для революционных националистов наваждением, от которого они так и не смогли освободиться 321.
Что же касается оценки Зонтхаймером национал-большевизма, то главным представителем и теоретиком его националистического варианта он называет, и это справедливо, Эрнста Никиша. Зонтхаймер отмечает идейную
близость между национал-большевизмом и революционным национализмом,
с единственной разницей в том, что социально-политическая мысль Э. Никиша содержала большую долю социальной и особенно внешнеполитической
программатики 322.
П. Кондилис в контексте своих представлений о «консервативной революции» как проявлении идеологии реакционной либеральной буржуазии
тем не менее признает существование ряда отличий между различными ее
направлениями. Кондилис выделяет в «консервативной революции» два
главных направления «правое» и «левое». Сторонники «правого» направления ориентировались на синтез христианства, либерализма и некоторых идей
кайзеровского рейха. В частности Кондилис считал А. Мёллера ван ден Брука наиболее репрезентативной фигурой идейного континуитета между «консервативной революцией» и немецким консерватизмом кайзеровской эпохи.
Сторонники «левого» разрабатывали утопические социальные проекты. Но
оба направления ставили в центр своих идейных исканий национальный вопрос и проблему национализма. Оба направления использовали антизападный аффект и были антидемократического и антипарламентского характера.
В обоих направлениях проявлялись этические мотивы: нигилизм, героический реализм. И, наконец, оба направления использовали соответствующую
однотипную идеологическую и политическую лексику 323.
Особенностью труда Р. П. Зиферле стало то, что он впервые после Молера и Зонтхаймера предпринимает попытку упорядочить идейные течения
«консервативной революции», избирая для этого достаточно оригинальный
метод. Зиферле не стремиться конкретизировать ее отдельные течения, а выделяет пять основополагающих идейных комплексов «консервативной революции», стремясь к созданию некой идеально-типической модели: фёлькишеский, национал-социалистический, национал-революционный, активистско-виталистский и биологически-натуралистический. Зиферле отмечает, что
в совокупности все пять комплексов никогда не встречались в трудах теоретиков «консервативной революции», каждый из которых являлся привержен320
Ibid. S. 126.
Ibid. S. 127.
322
Ibid. S. 130.
323
Kondyles P. Konservativismus. Geschichtlicher Gehalt und Untergang. Stuttgart, 1986. S. 479 – 480.
321
70
цем одного из элементов, но при этом, так или иначе, использовал большую
часть комплексов 324.
«Романтический или фёлькишеский национализм видел в образе народа конкретное раскрытие человеческого потенциала» 325. Народ – это черновик чистой индивидуальности и единичности, человечество же абстрактное
понятие. Универсальных ценностей не существует, имеются лишь обусловленные традицией обязательства, которые каждый индивидуум может найти
в своем народе и своей культуре. «Фёлькишеский национализм рассматривал
проявление любой, отличной от его понимания народа, позиции как выражение интересов чуждой нации (прежде всего еврейской)» 326. Символом народного единства для фёлькиш стала, по мнению Зиферле, знаменитая метафора
«кровь и почва».
Характеризуя суть комплекса национального социализма, Зиферле дает
следующее его определение: «Программное ядро этой позиции лежит в образе национального народного сообщества, в котором культурную идентичность и технико-индустриальную модернизацию необходимо связать друг с
другом» 327. Для достижения национального социализма в Германии, по мнению его сторонников, было необходимо ликвидировать культурную раздробленность и отчужденность путем возвращения национальной идентичности, а
также преодолеть вредное разделение на классы воспитанием чувства коллективизма 328.
Значение для идеологии «консервативной революции» комплекса революционного национализма Зиферле связывает с проблемами внешней политики. С точки зрения революционных националистов Версаль и Женева
(имеется ввиду Лига Наций) незаконно лишили немцев права нации на самоопределения. Борьба против последствий Версальского мирного договора
была направлена против всего послевоенного мирового порядка 329. Революционные националисты выступали за союз с большевистской Россией, что в
свою очередь привело, по мнению Зиферле, внутри идейных течений «консервативной революции» к формированию такого значительного направления праворадикальной мысли Веймарской республики как националбольшевизм.
Идейные предпосылки активистско-виталистского комплекса следует
искать в интеллектуальном мятеже XIX столетия против застывших форм
традиционной культуры, проходившим под флагом восстановления полноты
жизни во всех ее проявлениях. Цивилизация уничтожила жизнь, поэтому, по
мнению представителей данного комплекса, было необходимо восстание
324
Sieferle R.P. Die Konservative Revolution: fünf biographische Skizzen (Paul Lensch, Oswald Spengler, Ernst
Jünger, Hans Freyer. Frankfurt am Main, 1995. S. 25 – 26.
325
Ibid. S. 26.
326
Ibid. S. 27.
327
Ibid. S. 31.
328
Ibid. S. 33.
329
Ibid. S. 33 – 34.
71
против буржуазного рационализма, буржуазных форм жизни и культуры 330.
По мнению Зиферле, подобное мировоззрение породило эстетически выраженный и авантюрный тип индивидуализма не только в искусстве, но и среди политических радикалов всех мастей 331.
Биологически-натуралистический комплекс ведет свое происхождение
из расовых теорий XIX века и рассматривает историю как бесконечную
борьбу рас за ресурсы и жизненное пространство 332. «Цель расовой политики
как осознанной исторической политики – укрепление биологической пригодности собственного народа для расовой борьбы» 333.
К. Вайсманн оставил классификацию течений «консервативной революции», данную Молером, но при этом дал более детальную характеристику
идейных установок каждой из групп. Рассматривая младоконсерватизм,
Вайсманн отмечает, что это течение было наиболее значительным и влиятельным в идеологии «консервативной революции». Основные идеи младоконсерватизма сводились к следующему: критика партийной системы и западной демократии, сословно-корпоративное обновление общества, призыв к
созданию ответственного перед народом института вождизма, борьба против
Версальского мирного договора 334. Идейным вдохновителем младоконсерватизма по праву считается А. Мёллер ван ден Брук. Оценка, даная Вайсманном, национал-революционерам, немногим отличается от изначальной характеристики Молера. Вайсманн также как и Молер, определяет их как представителей «нового» и «солдатского» национализма и отмечает преимущественно литературно-публицистическую направленность деятельности националреволюционеров 335.
Характерно, что в работах посвященных отдельным представителям
либо течениям «консервативной революции», исследователи делали вывод о
сходстве и взаимовлиянии ее основных течений, причем даже таких взаимоисключающих друг друга как младоконсерватизм и национал-большевизм.
Г.И. Швирскотт соотносит младоконсерватизм Мёллера ван ден Брука и его
окружения с правым национал-большевизмом. Он определяет националбольшевизм как третью силу между националистически настроенными коммунистами и национал-социалистами, которая отвергла марксизм, но призвала к сотрудничеству с Советской Россией. Решающими факторами возникновения национал-большевизма, по мнению Швирскотта стали: 1) отношение к
Версалю; 2) популярность социалистической идеи, которую уже не могли
игнорировать правонационалистические круги 336. Младоконсерваторы не ос330
Ibid. S. 37.
Ibid. S. 38.
332
Ibid. S. 39.
333
Ibid. S. 40.
334
Mohler A., Weißmann K. Die konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932: ein Handbuch. 6, völlig
überarb. und erw. Aufl. Graz, 2005. S. 115.
335
Ibid. S. 148.
336
Schwierskott H.-J. Arthur Moeller van den Bruck und der revolutionäre Nationalismus in der Weimarer Republik… S. 124 – 125.
331
72
тались в стороне от формирования национал-большевистской идеологии и
восприятия части веймарских правых новой «восточной идеологией», чему в
большой степени способствовало увлечение Мёллера ван ден Брука русской
культурой 337.
Швирскотт полагал, что при оценке «восточной идеологии», разработанной Мёллером ван ден Бруком, необходимо исходить из его знаменитой
концепции противоборства «старых» и «молодых» народов. Русских, как и
немцев Мёллер ван ден Брук относил к «молодым» народам. Поэтому идея
союза Германии с большевистской Россией против западных держав не была
для Мёллера ван ден Брука неким временным тактическим ходом, а являлась
исторически определенным решением 338. Швирскотт ставит вопрос: была ли
«восточная идеология» Мёллера ван ден Брука новой формой германского
империализма, или содержала антиимпериалистические черты? И приходит к
выводу, что антиимпериалистом Мёллера ван ден Брука все же назвать нельзя 339. Младоконсерваторы, сформулировавшие устами А. Мёллера ван ден
Брука принципы «Ostorientierung» (восточной ориентации внешней политики
Германии), внесли значительный вклад в становление внешнеполитической
доктрины правого национал-большевизма 340.
Журналист и видный деятель национал-большевизма в Веймарской
Германии Карл Отто Пэтель (1906 1975) в своих мемуарах выделяет две
причины возникновения национал-большевизма: поворот революционных
социалистов к идее нации и обращение части националистов к левым идеям,
так как им казалось, что судьба немецкой нации во многом зависит от пролетариата. И левые, и правые радикалы объединились против общего врага западного империализма и его главных символов в Германии: Версальского
мирного договора и Веймарской республики или так называемой «системы
Веймара» 341. При этом представители правого национал-большевизма в контексте концепции «национального социализма» попытались разработать политическую программу пригодную как для правых, так и левых радикалов 342.
«Национал-большевизм» не желал быть ни левым, ни правым. Он проклами-
337
Ibid. S. 127 – 128.
Ibid. S. 130.
339
Ibid. S. 137.
340
Ibid… S. 127 – 128. В отечественной историографии эта проблема подробно освещена в трудах С.Г. Алленова и С.В. Артамошина: Алленов С.Г.Русские истоки немецкой «консервативной революции»: Артур
Мёллер ван ден Брук // Политические исследования. 2001. №3. С. 123 – 138; Алленов С.Г. «Наша проблема –
Восток»: (парадоксы внешнеполитической программы немецкого «революционного консерватизма») // Из
истории международных отношений и европейской интеграции: межрегиональный научный сборник, посвященный памяти профессора В.А. Артемова. Воронеж, 2005. Вып. 2. Т. I. С. 7 – 21; Артамошин С.В. «Восточная ориентация» германской политики в творчестве Артура Мёллера ван ден Брука // Проблемы этнической истории Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в новое и новейшее время. Вып. 1. Воронеж, 2002. С. 270 – 278.
341
Paetel K. O. Versuchung oder Chance? Zur Geschichte des deutschen Nationalbolschewismus. Göttingen; Berlin;
Frankfurt; Zürich, 1965. S. 12 – 13.
342
Ibid… S. 15.
338
73
ровал идею нации в качестве абсолютной ценности, а социализм как средство
ее достижения» 343.
Пэтель считает, что А. Мёллер ван ден Брук был первым теоретиком
младоконсерватизма, который выразил позиции правого националбольшевизма. Его «Третий рейх» заложил идеологический и политический
фундамент для всех групп правого национал-большевизма 344. Пэтель также
отмечает влияние на становление политических идей правого националбольшевизма «Пруссачества и социализма» О. Шпенглера, хотя и не относит
автора «Заката Европы» к национал-большевикам 345. Важнейшую роль в становлении национал-большевизма справа сыграли «новые националисты»,
значительную часть которых составляли бывшие фронтовики во главе с их
духовным вождем Э. Юнгером. «Новые националисты отнюдь не стремились
к реставрации кайзеровского рейха и в тоже время критично относились к
буржуазному общественному порядку, что, объективно толкало их в сторону
правого национал-большевизма. Национал-большевизм «новых националистов особенно проявился в «Тотальной мобилизации» и «Рабочем» Э. Юнгера 346. Вершиной же правого национал-большевизма в Веймарской Германии
стала деятельность Э. Никиша и его «Движения Сопротивления» (Widerstandbewegung), в котором эта идеология приобрела законченный характер 347.
Таким образом, Пэтель включил в круг правых национал-большевиков широкой спектр групп и персон праворадикального лагеря Веймарской республики и он охватывает почти все течения «консервативной революции».
Историк Отто-Эрнст Шюддекопф на примере идейного наследия А.
Мёллера ван ден Брука показал сколь тонкой была грань между крайне правыми и крайне левыми в Веймарской республике. «Мёллер хотел выиграть
немецкую революцию» констатирует Шюддекопф 348. От себя добавим:
именно немецкую и никакую другую. Правые радикалы Веймарской Германии, отвергая марксизм, проявляли большой интерес к советскому опыту, интуитивно ощущая родство своих идей с большевизмом и усматривая в Советской России союзника в борьбе против Запада 349. Шюддекопф, как и Пэтель,
причислял к правым национал-большевикам широкий круг течений «консервативной революции»: младоконсерваторов, революционных националистов,
группу Э. Никиша, деятелей левого крыла НСДАП.
Л. Дюпё в своем фундаментальном труде о национал-большевизме в
Германии, в котором он попытался охватить весь национал-большевистский
343
Ibid. S. 16.
Ibid. S. 17.
345
Ibid. S. 18.
346
Ibid. S. 21.
347
Ibid. S. 22.
348
Schüddekopf O.-E. Nationalbolschewismus in Deutschland 1918 – 1933. Frankfurt am Main, 1973. S. 35. Мы
используем второе дополненное и переработанное издание книги Шюддекопфа. Первое здание этого известного труда см.: Schüddekopf O.-E. Linke Leute von rechts: Die nationalrevolutionären Minderheiten und d.
Kommunismus in d. Weimarer Republik. Stuttgart, 1960.
349
Schüddekopf O.-E. Nationalbolschewismus in Deutschland… S. 38.
344
74
спектр, утверждал, что истинным немецким национал-большевизмом можно
считать только правый, так как его левые варианты испытали в конечном варианте большое влияние советского коммунизма 350. Дюпё выделяет две стадии развития правого национал-большевизма. На первой
националбольшевизм возник в результате поражения Германии в Первой мировой
войне. Его главная направленность в этот период заключалась в рефлексии
идеи переживания нации. На второй стадии национал-большевизм возродился в рамках общей критики «системы» и его следует рассматривать в контексте рефлексии идеи государства. На первой стадии своего развития национал-большевизм носил спонтанный характер, на второй интеллектуальный 351.
Согласно Дюпё, правый национал-большевизм не был самостоятельной
идеологией, а развивался в русле «консервативной революции», с которой
разделял основные ценности: единство государства и нации, признание авторитета и силы, идею вождя. Что выделяло национал-большевизм среди «новых правых» Веймарской республики, так это его крайняя идейная радикальность, которую можно рассматривать как высший подъем «консервативной
революции» 352. Национал-большевики принадлежали к тем представителям
«консервативной революции», которые в буквальном смысле понимали саму
идею «консервативной революции» 353.
Тем самым Дюпё придавал национал-большевизму роль системообразующего идейного течения «консервативной революции». Несмотря на то,
что Дюпё не считал младоконсерваторов течением, имевшим националбольшевистские черты, он отводил Мёллеру ван ден Бруку значительное место в формировании общего национал-большевистского идейного тренда,
особенно после выхода «Третьего рейха». По мнению Дюпё, националбольшевистских интеллектуалов последних лет существования Веймарской
республики нужно рассматривать как способных учеников Мёллера 354.
Дюпё считал, что к началу 1930-х гг. основные течения «консервативной революции» нашли общие идейные точки соприкосновения, основанные
на «трех источниках вдохновения: безусловного (или «абсолютного») национализма, мечты о «железном государстве» (Ф. Г. Юнгер) и почти мистических ожиданиях, возлагаемых на дух современной техники, который рассматривался как основная составляющая самого «духа времени» [...] этот
«поиск абсолютного», который в 1930 г. вылился в двойную формулу «тотальная мобилизация» и «тотальное государство» 355.
350
Dupeux L. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919 – 1933: kommunistische Strategie und konservative
Dynamik. München, 1985. S. 18.
351
Ibid… S. 419.
352
Ibid… S. 419.
353
Ibid… S. 422.
354
Ibid… S. 70 71.
355
Дюпё Л. Под знаком Версальского мира. «Восточная идеология» и «национал-большевизм» в Веймарской республике // Германия и русская революция 1917 – 1924 / Пер. с нем. М.; 2004. С. 202.
75
Таким образом следует констатировать, что классификации идейнополитических течений «консервативной революции» продолжает оставаться
одной из актуальных проблем историографии. Учитывая вышесказанное, позволим себе сделать вывод о принципиальной неразрешимости данной проблемы с теоретико-методологической точки зрения. Очевидно, идеология
«консервативной революции» не была бы столь футуристичной если бы не
аккумулировала традиционалистские и модернистские черты, а это в свою
очередь привело к закономерному смешению ее различных составляющих.
2.3. Политические идеи «революционного консерватизма»
Проблема выявления главного мировоззренческого и политического
противника «консервативных революционеров» стала одной из ключевых в
западногерманской историографии «консервативной революции». Необходимо отметить, что отыскать такого противника не составило для исследователей большого труда, вне зависимости от того относилось ли это к «консервативной революции» в целом, либо касалось ее отдельных представителей.
Западногерманская историография определяла либерализм и демократию
главными объектами «консервативно-революционной» философской и идейно-политической критики и в этом отношении она следовала духу и букве
самих «консервативных революционеров». В трудах ведущих идеологов
«консервативной революции» мы найдем немало жестких и изощренных выпадов против либерализма. Не будет преувеличением сказать, что «консервативные революционеры» вывели критику принципов и основ либерального
общества на новый интеллектуальный и теоретический уровень. Она произвела большое впечатление на современников и в конечном итоге вошла в
классику западной антидемократической мысли.
Ф. Штерн отмечает антикапиталистические и антибуржуазные черты в
идеологии «консервативной революции». «Для «консервативных революционеров либерализм был главным врагом» – пишет он по этому поводу 356.
Идеология «консервативной революции» не являлась спонтанно возникшей
оппозицией против буржуазно-либеральной Веймарской республики, а была
идейно подготовлена всем ходом германской антилиберальной и антидемократической мысли и получила после Первой мировой войны возможность
для свого всеобъемлющего развития 357.
К. Зонтхаймер констатировал, «либерализм был в Веймарской республике козлом отпущения как слева, так и справа» 358. Сторонники антидемократической мысли единодушно отвергали либерализм и его политические
институты. Вместе с тем К. Зонтхаймер отмечает двойственное отношение
356
Stern F. Kulturpessimismus als politische Gefahr… S. 10.
Ibid. S. 223.
358
Sontheimer K. Antidemokratisches Denken in der Weimarer Republik. Die politischen Ideen des deutschen Nationalismus zwischen 1918 – 1933… S. 142.
357
76
«веймарских» правых к демократии. Они не были против демократии, но
признавали форму только так называемой национальной демократии, которая
должна служить возрождению национального духа. Поэтому веймарская демократия не являлась для правых истинной демократией 359. Они противопоставляли принципы формальной демократии принципам демократии органической. Суть подобной демократии заключалась не в утверждении формальных государственно-демократических форм, а в создании такого демократического порядка, в котором народ и государство сливались воедино. Зонтхаймер приводит слова А. М. ван ден Брука о том, что демократия – это участие народа в своей судьбе. По мнению Зонтхаймера, под этим словами могли бы подписаться большинство антидемократов Веймарской Германии 360.
Антилиберальное понятие демократии основывалось на идее народного
единства, в противоположность либерально-демократическому тезису о человеке как последней общественно-политической инстанции. В государстве
основанном на принципах «органической демократии» должны были господствовать не партии, не парламент, а народ как непосредственный выразитель
единства нации и государства. Гражданин нового типа должен бороться не за
политические права, а служить отечеству. На верху такого органического народно-демократического единства должны находиться фюрер и элита нации 361. Как пишет Зонтхаймер, в обосновании принципов «органической демократии» теоретики правой мысли в Веймарской республики ссылались на
исторические традиции Германии 362.
Веймарскую демократию и веймарский парламентаризм правые однозначно определяли как «систему», которая представляла в их понимании
скопище пороков: господства партий, частных интересов, коррупции, конформизма. Зонтхаймер дает емкое определение «системы» в понимании правых: «Система» была в мире антидемократических представлений непроницаемым сплетением различных плохих феноменов, которые как целое являлись еще более отвратительными и отталкивающими, поэтому с ними следовало покончить как можно быстрей» 363. Миф о «системе» был националистическим контрмифом, направленным против мифологии сторонников Веймарской республики. Поскольку государство для «веймарских правых» являлось
абсолютной ценностью, Веймарская республика представлялась им государством без четкой политической и социальной структуры, без твердой воли к
национальному самоутверждению 364.
Критика парламентаризма и господства партий была составной частью
критики Веймарской конституции. Как полагает Зонтхаймер, именно в критике Веймарской конституции в концентрированной форме нашел свое вы359
Ibid. S. 165.
Ibid. S. 168.
361
Ibid. S. 174 – 175.
362
Ibid. S. 174.
363
Ibid. S. 177.
364
Ibid. S. 180.
360
77
ражение основной круг антидемократических идей национальной оппозиции.
Главный аргумент этой критики заключался в том, что, по мнению антидемократических политиков и публицистов, Веймарская конституция не была
конституцией немецкого народа, что она не соответствовала национальноисторическим традициям Германии 365.
Согласно Х. Герстенбергер, «младоконсерваторы рассматривали либерализм не как определенную форму общества, а как мировоззрение» 366. Такое
восприятие либерализма создавало для младоконсерваторов определенные
трудности для понимания специфики немецкого либерализма, который «задержался» в своем развитии. «Консервативные революционеры» оценивали
либерализм не с точки зрения его экономических и политических принципов,
основанных на методе рационального познания, автономности человеческого
«я», а исходя исключительно из его философских предпосылок. Для младоконсерваторов человек никогда не являлся автономным и рациональным
субъектом. Основополагающие категории консервативного мировоззрения
«жизнь», «народ», «кровь», «почва» и другие изначально были иррациональными и мифологическими понятиями. «Консервативные революционеры», по
мнению Герстенбергер, занимались не созданием новых общественных теорий, а политизацией мифов в общественном сознании. В качестве образца
подобной политизации Герстенбергер указывает на политизацию в трудах
идеологов «консервативной революции» мифа о «народном сообществе» 367.
«Автономия разума была ликвидирована и совершенно исключена, на ее
месте возникли мифы» - пишет она 368. Герстенбергер соглашается с оценкой
Зонтхаймера относительно отношения «революционного консерватизма» к
демократии. Младоконсерваторы не были против демократии, но они отвергали ее формальные принципы и ратовали за введение «органической демократии» 369
Критическое отношение «революционных консерваторов» к либерализму также связанно с определенными антикапиталистическими устремлениями в их среде. Герстенбергер не проходит мимо этого факта. По ее мнению, антикапитализм «революционного консерватизма основывался преимущественно на критике культуры буржуазного общества. Капитализм в
этом контексте воспринимался как духовный феномен. Возникновение современного индустриального общества вошло в противоречие с немецкой
духовной сущностью 370. «Революционные консерваторы» считали, что социальная несправедливость либерального общества была следствием либеральных форм организации экономики 371 и в этом отношении они совпадали с
365
Ibid. S. 187.
Gerstenberger H. Der revolutionäre Konservatismus: ein Beitrag zur Analyse des Liberalismus… S. 37.
367
Ibid. S. 38.
368
Ibid. S. 39.
369
Ibid. S. 44.
370
Ibid. S. 48.
371
Ibid. S. 54.
366
78
социалистами различных оттенков. Но, поскольку «революционный консерватизм» воспринимал капитализм как духовный феномен, то их так называемый «немецкий социализм» ограничивался прокламацией духовной революции, а экономическое неравенство объяснялось природным состоянием.
«Консервативная революция» представлялась трансформацией индустриального общества в народное сообщество путем изменения сознания различных
слоев общества, в котором каждая индивидуальная деятельность идет на
пользу народа, экономика служит интересам национального государства, а
личные потребности и индивидуальная свобода личности совершенно не
важны, ибо упраздняются свободой народа 372. Романтический антикапитализм «консервативной революции» базировался на стремлении его приверженцев вернутся в эпоху господства анонимного капитала 373.
Л. Дюпё отмечает, своего главного врага веймарские неоконсерваторы
усматривали в либерализме – разрушителе народного сообщества. Либерализм воплощал для них ненавистные им принципы: индивидуализм, господство партий, борьбу масс 374. Дюпё также как и Герстенбергер указывает на
антикапиталистические тенденции в идеологии «консервативной революции,
которые он признавал значительной, но не принципиальной ее составляющей. Антикапитализм «консервативной революции» базировался на попытках ее теоретиков отыскать особый «немецкий» путь развития капитализма в
противоположность западной экономике свободного предпринимательства,
символом которого в их глазах выступала Англия 375.
По мнению Дюпё, в отличие от доиндустриального консерватизма
идеологи «консервативной революции» приняли процесс индустриализации
Германии. Дюпё выделяет три точки зрения среди «консервативных революционеров» на капитализм и буржуазное общество в целом. Сторонники первой не стремились к уничтожению частной собственности (А. Мёллер ван
ден Брук, О. Шпенглер, Э. Ю. Юнг). Приверженцы второй – склонялись к
созданию корпоративной экономики и корпоративного государства (революционные националисты из группы Эрнста и Фридриха Юнгеров, левые национал-социалисты, «Тат-крайз»). Третья, и самая радикальная точка зрения,
была представлена национал-большевиками, которые предлагали национализировать народное хозяйство 376.
Антилиберализм «консервативной революции» ее приверженность
идеи «национального социализма», П. Кондилис объяснял двумя причинами:
во-первых, необходимостью для буржуазии подчинить рабочее движение; вовторых, используя концепцию «национального социализма», «консерватив372
Ibid. S. 55 – 56.
Ibid. S. 141.
374
Dupeux L. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919 – 1933… S. 21.
375
Ibid. S. 22 – 23.
376
Dupeux L. Kulturpessimismus, Konservative Revolution und Modernität // Intellektuellendiskurse in der Weimarer Republik: zur politischen Kultur einer Gemengelage / Hrsg. von M. Gangl, G. Raulet. Frankfurt a. M., 1994. S.
292.
373
79
ные революционеры» пытались в идейном плане жестко противопоставлять
себя западной буржуазно-либеральной мысли 377. Кондилис считал критику
капитализма и либерализма второй большой темой «консервативной революции» (первой он определял поиск национальной идеи). Согласно выводам
Кондилиса экономические воззрения «консервативных революционеров» базировались на идее подчинения хозяйственной жизни принципу национального единства, основанного на органических и корпоративных началах. В
свою очередь принцип корпоративизма Кондилис называет третьей большой
темой «консервативной революции 378.
К. Ленк следующим образом суммирует претензии «консервативных
революционеров» к Веймарской республике и ее институтам:
1) общественный консенсус в Веймарской республике подвергся опасности не только вследствие классовых конфликтов, но и вследствие потери
прочности традиций;
2) причины этого морально-политического упадка кроются во влиянии
на внутриполитические дела Германии держав-победительниц, которые третировали специфическую немецкую идентичность – наследие великой германской культуры и немецкого идеализма;
3) упадок парламентских идеалов западной демократии должен неизбежно привести и к упадку веймарского парламентаризма 379.
Виной всему была либеральная буржуазия, которая, по словам Ленка,
представала под пером «консервативных революционеров» как особый человеческий тип, презираемый протагонистами «консервативной революции» 380.
Антибуржуазность «консервативных революционеров» сводилась, по словам
К. Ленка, не к критики экономического господства буржуазии, а к протесту
против основ буржуазного мировоззрения 381.
Ш. Бройер уже в своей первой работе о «консервативной революции»
утверждал, что отношение «консервативных революционеров» к либерализму является системообразующим признаком всего феномена в целом 382.
Единственным пунктом, который, по мнению Ш. Бройера, хоть как-то сближал «консервативных революционеров» в идеологическом и политическом
отношении было их отрицательное отношение к политическому либерализму, экономический либерализм, направленный на укрепления института частной собственности, большинство из них, наоборот, поддерживало. Бройер
выделяет два направления политической борьбы «консервативной революции»: во-первых, против влияния левых идеологий на рабочий класс (мар-
377
Kondyles P. Konservativismus. Geschichtlicher Gehalt und Untergang. Stuttgart, 1986. S. 473 474.
Ibid. S. 474.
379
Lenk K. Deutscher Konservatismus… S. 137.
380
Ibid. S. 160.
381
Ibid. S. 161.
382
Breuer S. Die «Konservative Revolution» – Kritik eines Mythos // Politische Vierteljahresschrift, H. 4. 1990. – S.
585 – 607.
378
80
ксизм, коммунизм), во-вторых, борьба против либерализма и сопутствующих
ему явлений парламентской демократии и индустриального общества 383.
Отмечая значение борьбы «консервативных революционеров» против
левого рабочего движения и его организаций, Бройер тем не менее задает вопрос: а было ли оно главным объектом политической критики и борьбы для
«революционного консерватизма»? Он делает вывод о том, что подлинной
пролетарской революции «консервативные революционеры» не ожидали, так
как, по их мнению, социал-демократия вполне приспособилась к либеральнокапиталистической системе 384. «Поэтому – как пишет Бройер – все говорит за
то, что борьба «консервативных революционеров» против левых была лишь
своеобразной идеологической маскировкой, которая должна отвлечь публику
от их главной цели – разрушения либерализма» 385. Он также не согласен с
критиками «консервативной революции», особенно левыми, утверждавшими,
что борьба «консервативных революционеров» с политическими идеями либерализма была лишь маскировкой в деле защиты капиталистических производственных отношений. Но, Бройер все же подчеркивает, что необходимо
различать антилиберализм левых и «консервативных революционеров», которые имели разную идейно-политическую природу386.
Либерализм воспринимался теоретиками «консервативной революции
как идеология, разрушающая традиционные немецкие ценности, единство
народа и государства. «Из сегодняшней перспективы не легко понять основы
той чрезмерной ярости, с какой «консервативные революционеры» обрушивались на либерализм» утверждает Бройер 387. Он недоумевает относительно
подобной позиции «революционных консерваторов» против либерализма,
ибо, как справедливо говорит Бройер, либерализм в Германии никогда не
был слишком прогрессивным политическим течением и обладал изрядной
долей консерватизма. По мнению Бройера, причину резко отрицательного
отношения «консервативных революционеров» к либерализму следует искать не в его позиции относительно модерна, демократии и так далее, а в области внешней политики. Веймарская республика возникла из позорного
Версальского мирного договора, призванного «илотизировать Германию» 388.
Либералы хотели включить Германию в международную систему под эгидой
держав-победительниц, что для «консервативных революционеров», согласно Бройеру, было категорически неприемлемо 389.
«Внутренняя Англия», используя известное выражение О. Шпенглера,
выступала в образе либерализма, в задачи которого входили: в области
внешней политики, гарантировать выполнение мирного договора, в области
383
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution… S. 49.
Ibid. S. 50.
385
Ibid. S. 51.
386
Ibid. S. 60.
387
Ibid. S. 52.
388
Ibid. S. 53.
389
Ibid. S. 54.
384
81
внутренней политики, расколоть нацию на группы по интересам и партиям.
Эти задачи полностью расходились с идеей фикс «консервативных революционеров» о превращении Германии вновь в великую мировую державу 390.
«С тем, что либерализм должен был исчезнуть, согласны были все «консервативные революционеры». Гораздо меньше было согласия в вопросе, каким
должно быть это исчезновение. Следует ограничить либерализм в политической области, но оставить неприкосновенными либеральные экономические
принципы, или признать выводы марксизма о том, что ядро либерализма, его
основа находится в плоскости экономического детерминизма» 391.
Резюмируя отношение «консервативных революционеров» к проблеме
либерализма и частной собственности, Бройер выделяет среди них три группы:
1) приверженцев частной собственности и концепции этического понимания социализма – так называемый «прусский социализм» (например, О.
Шпенглер);
2) сторонников полного сохранения либеральной экономики (К.
Шмитт, Э. Ю. Юнг, «Ринг-Крайз»);
3) национал-большевиков, которые выступали за введения плановой
экономики (Э. Юнгер, Э. Никиш, «Тат-Крайз») 392.
Главная идея, вокруг которой концентрировалась политическая мысль
«консервативных революционеров», была проблема будущего государственного устройства Германии после ликвидации ненавистной им «системы Веймара». При этом, по словам Хорста Мёллера, «представители консервативной
революции, разумеется, не были простыми агентами реставрации» 393. Один
из ведущих отечественных исследователей «консервативной революции»
С.В. Артамошин вслед за Мёллером отмечает, что «конец монархии в завершении первой мировой войны создавал необходимость определения политической стратегии консерватизма в новых, изменившихся условиях, когда
прежняя опора на монархию как политическую власть стала проблематичной» 394.
В тоже время «консервативные революционеры» считали Веймарскую
республику уничтожением подлинной германской государственности. Д.
Фелькен писал по этому поводу: «Правоконсервативные противники республики боролись против нее не только как символа военного поражения и революционного предательства, но и как выражения политической формы
культурной дезинтеграции. Значительный культурфилософский удар «консервативной революции», которая не была случайной революцией литерато390
Ibid. S. 58.
Ibid. S. 59 – 60.
392
Ibid. S. 69 – 70.
393
Первое издание книги Мёллера вышло в 1985 году. В данном случае мы использует русский перевод:
Мёллер Х. Веймарская республика: Опыт одной незавершенной демократии / Пер. с нем. М.; 2010. С. 202.
394
Артамошин С.В. Понятия и позиции консервативной революции: интеллектуальное течение «консервативной революции» в политической жизни Веймарской республики. Брянск, 2011. С. 16.
391
82
ров, опирался на культурно эстетическое понимание политики» 395. В этой
связи в качестве сравнительного анализа позволим привести две обширных
цитаты А.В. Михайловского, в которых автор точно сформулировал суть государственно-правовой дилеммы «революционного консерватизма»: «Перед
германской республикой стояла задача наверстать длившийся в Западной Европе многие десятилетия процесс демократизации за несколько лет. В частности, требовалось превратить суверенитет в коллективное понятие, государство должна была представлять не личность, а организации. Поэтому-то консервативные революционеры воспринимали Веймарскую республику как
«фикцию государства» и ставили перед собой задачу строительства нового
сильного (авторитарного) государства» 396. «Для большинства консервативных революционеров, позитивно воспринявших опыт первой мировой войны
и под знаменем возрожденного национального духа ополчившихся против
Веймара и Версаля, было очевидно, что революцию нужно продолжить, покончив при этом с республиканской формой правления. Спор велся лишь о
том, в какой мере и каким конкретно образом следовало реформировать государство. В любом случае главная роль отводилась политике: взаимопроникновение государственного (национального) и общественного (социального) начал должно было привести к возникновению гомогенного, неделимого
духовного целого, в котором экономика подчинялась бы национальным интересам» 397.
Несмотря на определенные различия во взглядах «консервативных революционеров» на государство в целом, в государственно-правовой доктрине
«революционного консерватизма», несомненно, имелись черты сходства. Вопервых, «консервативные революционеры» не стремились к возрождению
государственных традиций кайзеровского рейха 398. Во-вторых, все государственно-правовые модели, которые разрабатывали идеологи «консервативной революции», тяготели к авторитарному пониманию государства. Апелляция к идее авторитарного государства была характерна для основных проектов государственного устройства Германии, выдвинутых «консервативными революционерами»: «прусского социализма» О. Шпенглера, «Третьего
рейха» А. Мёллера ван ден Брука, тотального государства «Рабочего» Э. Юнгера или «децизионистского государства суверена» К. Шмитта. В-третьих,
значительное место в работах теоретиков «консервативной революции занимала концепция «прусского (немецкого) социализма». Именно в разработке
концепции «национального социализма» идейно-политическая мысль «революционного консерватизма» достигла наивысшей точки самостоятельности и
оригинальности.
395
Felken D. Oswald Spengler: Konservativer Denker zwischen Kaiserreich und Diktatur. München, 1988. S 104.
Михайловский А.В. Германия // Мыслящая Россия. История и теория интеллигенции и интеллектуалов /
Под. ред. В.А. Куренного. М.; 2009. C. 135.
397
Михайловский А.В. К политической философии консервативной революции. // Теоретический альманах
Res cogitans. М.; 2007. C. 127.
398
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution… S. 80.
396
83
В трудах, посвященных анализу идеологии и в целом феномену «консервативной революции», значительное место уделялось рассмотрению ее
государственной доктрины, выраженной в идее авторитарно-корпоративного
государства, концепции «национального (прусского, немецкого) социализма», «народного сообщества», мифе о новой империи. Проблема государства
в идеологии «консервативной революции» вошла в число приоритетных с
момента становления западногерманской историографии этой тематики.
К. Зонтхаймер, рассматривая взгляды «консервативных революционеров» на государство, попытался абстрагироваться от конкретных концепций
и обрисовать некую общую модель государственно-правовой доктрины немецкой антидемократической мысли в период Веймарской республики. Согласно Зонтхаймеру, воззрения «консервативных революционеров» на государство свидетельствуют, прежде всего, о том, что они были приверженцами
«сильного» государства, для достижения которого было необходимо, по их
мнению, освободиться от борьбы интересов партий и союзов 399. Государство
в проведении своих интересов должно опирается на собственную силу и авторитет. Государство есть нечто манифестирующее самоё себя 400. Таким образом, согласно Зонтхаймеру, государство в понимании антидемократической мысли в Веймарской республике означало власть, силу и авторитет.
Это, в свою очередь, логично приводило «консервативных революционеров»
к идее авторитарного государства. Зонтхаймер, давая общую оценку модели
государства в представлении «консервативных революционеров», писал:
«Идея государства была идентичная идее авторитарного государства» 401.
В таком государстве на место индивидуума вступал народ как новое
политическое образование. Следовательно, государство должно стать народным. Однако Зонтхаймер отмечает, что, по мысли теоретиков младоконсервативного движения, народу нужно отказаться от собственного суверенитета.
«Истинное государство предполагало ликвидацию автономии людей. Суверенитет человека и суверенитет государства казались несовместимы друг с
другом» 402.
Какие цели, по Зонтхаймеру, преследовали «консервативные революционеры», стремясь к созданию авторитарного государства. Оно мыслилось
как сословно-корпоративное и основанное на принципе теории элит 403. Говоря о природе авторитарного государства в понимании «веймарских правых»,
Зонтхаймер отмечает, что их государственные доктрины были большей частью ориентированны на идею государства как общественного блага. Но общественное благо понималось не как результат взаимодействия различных
общественных интересов, а как выражение некого всеобщего блага, которое
399
Sontheimer K. Antidemokratisches Denken in der Weimarer Republik… S 193.
Ibid… S. 193.
401
Ibid… S. 195.
402
Ibid… S. 196.
403
Ibid… S. 201.
400
84
является проявление некого целого. Понять смысл этого целого и, заодно,
всеобщего блага, способна только элита общества, воплотившая в себе высшую духовную форму народа. Иными словами, как полагает Зонтхаймер,
идея авторитарного государства в идеологии «консервативной революции»
была призвана деполитизировать народ 404.
Затрагивает Зонтхаймер и проблему сравнения модели авторитарного и
тоталитарного государства. Нельзя не согласиться с его мыслью о том, что в
условиях индустриального и массового общества идея авторитарного государства может воплотиться в тоталитарную политическую практику 405. Зонтхаймер на примере трудов выдающегося юриста и политолога Веймарской
Германии К. Шмитта показывает как в идеологии «консервативной революции» авторитарная государственная идея трансформировалась в тоталитарную концепцию государства. К. Шмитт, по словам Зонтхаймера, в конце существования Веймарской республике усматривал ситуацию всеобщей политизации нации, которая стерла существовавшие прежде границы между государственной и общественной сферой жизни. В конституционно-правовой
системе Веймарской республики больше не осталось зон свободных от политики, а это, по мнению К. Шмитта, в интерпретации Зонтхаймера, могло способствовать созданию тотального государства 406.
Касаясь вопроса трактовки «народного сообщества» в идеологии «консервативной революции», Зонтхаймер отмечает, что в представлении теоретиков антидемократической мысли в Веймарской республики «народное государство было государством национальной общности, единого немецкого
народа» 407. «Народное сообщество» призвано преодолеть политический и социальный раскол на классы. «Государство – это политическое выражение политической воли народа» 408. Такие понятия как «народ», «народное сообщество», «национальный социализм» являлись, по мнению Зонтхаймера, системообразующими для всего спектра правоконсервативной и националистической мысли Веймарской Германии. Более того, как считает Зонтхаймер, младоконсервативные теоретики вывели «народническое» направление в общественно-политической мысли Германии на новый теоретический уровень,
потеснив в этом отношении «фёлькишеских» теоретиков 409. Преклонение перед народом достигло у немецких правых в Веймарской республике мистических размеров, а миф о народе сливался с мифом о крови и расе. «Идея народа являлась центральным политическим понятием антидемократических
духовных направлений» – резюмирует Зонтхаймер 410.
404
Ibid. S. 202.
Ibid. S. 206.
406
Ibid. S. 208.
407
Ibid. S. 211.
408
Ibid. S. 211.
409
Ibid. S. 245 – 246.
410
Ibid. S. 250.
405
85
Основательно рассмотрев вопрос о сущности государственно-правовой
доктрины «консервативной революции», Зонтхаймер лишь кратко останавливается на проблеме «национального социализма». Он связывает популярность этой концепции с наличием антикапиталистических настроений в кругах младоконсерваторов. Однако «национальный социализм» не получил, по
мнению Зонтхаймера, у них должной разработки ввиду того, что различные
группы младоконсерваторов вкладывали в понятие «национальный социализм» разные значения
Миф о новой империи занимал особое место в идеологии «консервативной революции». Большинство исследователей, занимающихся этой проблематикой, отмечают, что миф о новой империи по существу являлся
квинтэссенцией ее государственной доктрины. Зонтхаймер давал следующую
характеристику значения имперской идеи для «веймарских» правых: «Идеологическая и политическая эффективность имперской идеи основывалась на
ее противоположности по отношению к действительности германского рейха
в Веймарской республике» 411. Зонтхаймер выделял три течения в разработке
имперской идеи в антидемократической мысли Веймарской Германии. Первое – стремилось к возрождению средневекового германского рейха. Второе
– желало восстановления германской империи на империалистических началах. Третье – рассматривало империю как божественное творение немецкого
народа и обосновывало политические претензии через теологические и метафизические основания 412. Зонтхаймер также отмечал, что, несмотря на разнообразие имперских проектов в кругах «веймарских» правых, все они находились в тени и под воздействием имперского проекта, который оказал огромное влияние на антидемократическую мысль Веймарской республики –
«Третьего рейха» А. Мёллера ван ден Брука 413.
Говоря о взглядах на государство идеологов «консервативной революции» необходимо отметить влияние, которое оказал на их государственноправовую доктрину австро-немецкий философ и экономист Отмар Шпанн
(1878 1950) 414, разработавший концепцию универсализма, изложенную в
трактате 1922 года «Истинное государство», основной принцип которого
гласил: «Целое важнее его частей» 415. Шпанн отвергал понимание государства, развитое в трудах просветителей и основанное на принципах «естественного права», провозглашавшего приоритет единичного над целым. Шпанн
исходил из главенства коллективного над индивидуальным. Государство по
Шпану означало «присутствие всех духовных элементов жизни и в этом отношении оно является конечным и высшим воспитателем и господином,
411
Ibid. S. 223.
Ibid. S. 224 – 228.
413
Ibid. S. 237.
414
В отечественной историографии см. анализ взглядов Шпанна: Горшенёва И.Б. Отмар Шпанн как идеолог
«консервативной революции» Автореф. дис… канд. ист. наук Тамбов, 2008.
415
Цит. по: Schneller M. Zwischen Romantik und Faschismus. Der Beitrag Othmar Spanns zum Konservativismus
in der Weimarer Republik. Stuttgart, 1970. S. 39.
412
86
творцом духа и творцом жизни» 416. «Государство – это тотальность человеческой жизни, охватывающая все жизненные формы национального общества» констатирует Шпанн 417.
Представитель «ранней» западногерманской историографии «консервативной революции» Г.И. Швирскотт затрагивает проблему сословнокорпоративного государства в трудах ее идеологов. Г. И. Швирскотт характеризует такое государство как «парадное изделие консервативных идеологов и болезненное дитя реальных политиков» 418. Проекты сословного переустройства общества были составной частью идеологии немецкого консерватизма. Германские младоконсерваторы в Веймарской республике вновь привлекли внимание общественности к этой проблематике. В пику движению
Советов, возглавляемых левыми, младоконсерваторы выступили с идеей
врастания в государство сословий и различных общественнопрофессиональных структур. Все крупные профессиональные объединения
следовало уравнять в правах с политическими партиями и допустить к
управлению государством 419. Согласно Г.И. Швирскотту, младоконсерваторы
предложив подобный проект сословно-профессионального государства, полагали, что если деполитизировать экономику и государственное управление,
то появится возможность противодействия растущей атомизации общества 420.
В связи с романтическим восприятием капитализма и, одновременно,
острой критикой либерализма концепция «национального» социализма стала,
с точки зрения Герстенбергер, основополагающей в представлениях «революционных консерваторов» о государстве. По ее мнению, «важнейшее общественное содержание революционного консерватизма проявилось в его теории «немецкого социализма» Концепция «немецкого социализма» выступала
как альтернатива либеральному капитализму, так и марксизму 421. «Немецкий
социализм» рассматривался революционными консерваторами не только как
антитеза либерализму, но и как общественно-политическая и экономическая
модель решения структурных проблем Веймарской республики. Они видели
в «немецком социализме» возможность замены классовых интересов народными интересами 422. Идейные истоки «немецкого социализма» младоконсерваторов Герстенбергер усматривала в понимании ими нации как всеохватывающего организма, военной организации народного хозяйства в годы Первой мировой войны, концепции «прусского социализма» О. Шпенглера.
416
Ibid. S. 40.
Ibid. S. 41.
418
Schwierskott H.-J. Arthur Moeller van den Bruck und der revolutionäre Nationalismus in der Weimarer Republik. S. 117.
419
Ibid. S. 119.
420
Ibid. S. 122.
421
Gerstenberger H. Der revolutionäre Konservatismus. S. 50.
422
Ibid. S. 51.
417
87
Идеальным воплощением «немецкого социализма» в представлении
младоконсерваторов, согласно Герстенбергер, должно было стать сословнокорпоративное государство с развитой национальной и социальной солидарностью, а само государство выступало в форме народного сообщества и являлось гарантом социального мира 423. Поскольку «революционные консерваторы» воспринимали капитализм в первую очередь как духовный феномен,
то их «немецкий социализм», по утверждению Герстенбергер, ограничивался
провозглашением духовной революции, а экономическое неравенство считалось природным состоянием 424. Таким образом «консервативная революция»
мыслилась как трансформация индустриального общества в «народное сообщество» путем изменения общественного сознания различных слоев общества.
Концепция государства и «немецкого социализма» младоконсерваторов недвусмысленно выявляет, по мнению Герстенбергер, во-первых, реакционно-буржуазную идейную основу «революционного консерватизма», вовторых, показывает его глубинную политическую мифологию. Герстенбергер
сравнивает концепцию «немецкого социализма» младоконсерваторов с идейно родственными ей концепциями государства левых национал-социалистов
и представителей «Die Tat-Kreis» (влиятельнейшего направления в «консервативной революции», группировавшегося вокруг журнала «Die Tat» во главе
с Гансом Церером). Автор приходит к выводу, что левые националсоциалисты и деятели «Тат-Крайз» наполнили лозунг «немецкого социализма» более конкретным политическим содержанием и программой. Она предполагала интеграцию среднего сословия в структуру «сильного» государства,
ликвидацию свободной экономики, но без отчуждения частной собственности, достижения экономической автаркии ради сохранения национальной независимости и самобытности 425.
В обосновании концепции авторитарно-сословного государства младоконсерваторы фактически отошли от традиционной сословной теории XIX
столетия, основанной на делении государства и общества на классы и профессиональные сословия. Младоконсервативные теоретики предложили новое понимание сословия в духе концепции народного сообщества, которое
могло помочь индивидууму и обществу преодолеть классовое сознание 426. В
общественно-политической структуре будущего германского государства в
форме «народного сообщества» сословия выступали в качестве органической
части целого, а само государство понималось как высшее сословие 427.
Характеризуя «консервативную революцию» как феномен, Ленк прямо
указывает на взаимообусловленность ее идеологии и представлений о госу423
Ibid. S. 53 – 54.
Ibid. S. 54.
425
Ibid. S. 59.
426
Ibid. S. 86.
427
Ibid. S. 87.
424
88
дарстве: «Консервативная революция» желала соединить в новом синтезе национализм и «немецкий социализм» 428. Прообразом концепции «немецкого
социализма» в идеологии германского неоконсерватизма в Веймарской республике была разработанная в Германии в годы Первой мировой войны модель «военного социализма», характерной чертой которой стала постепенная
эволюция экономического дирижизма в средство политического руководства
страной. Как отмечает Ленк, «военный социализм» выступал в представлениях его сторонников, прежде всего, как государственный социализм 429.
Ленк, рассматривая происхождение теории «национального социализма»,
также исследует ее исторический генезис в немецкой общественнополитической и гуманитарной мысли. В частности он указывает на то, что
своими идейными корнями «немецкий социализм» уходит в XIX столетие. В
числе его духовных предшественников Ленк называет Фихте, Родбертуса,
Лассаля, Вагнера 430.
Поскольку все ведущие политические идеологии XIX столетия «сгорели» в окопах Первой мировой войны и устарели, то, по словам К. Ленка, для
формирования новой немецкой национальной идентичности «консервативные революционеры» предложили «военный социализм», который представлялся им третьим путем между Востоком и Западом, между американизмом и
большевизмом, а после 1918 года трансформировался в «немецкий социализм» 431. Ленк выделяет следующие черты «немецкого социализма»: в интерпретации «консервативных революционеров»: сохранение частной собственности на средства производства, но при этом государство играло решающую роль в экономике; цель национальной экономической политики заключалась в формировании автаркии народного хозяйства, в котором каждый
должен стать «чиновником» на службе государства; создание «народного сообщества», где рабочие и предприниматели трудились бы во благо целого 432.
Исходя из своего понимания идейного единства феномена «консервативной революции» как критики либерализма, Бройер тесно увязывал воззрения «консервативных революционеров» на государство с их представлением о государственном социализме. По утверждению Бройера, для «консервативных революционеров» в их желаемом образе государства и общества
существовала непростая дилемма либо сохранение частной автономии, либо
введение государственного социализма. И это действительно была сложная
проблема. Как справедливо замечает Бройер, многие «консервативные революционеры» создали социалистические теории, которые по радикальности
государственного вмешательства в различные сферы жизни не уступали левым аналогам 433.
428
Lenk K. Deutscher Konservatismus… S. 109.
Ibid. S. 141.
430
Ibid. S. 142.
431
Ibid. S. 142.
432
Ibid. S. 145.
433
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution… S. 60.
429
89
Ганс Кристиан Верт в своей докторской диссертации, посвященной
проблеме «национального социализма» в немецкой общественной мысли
первой половины XX столетия, отмечает, что идея «национального социализма» не являлась специфической немецкой идей, а была общеевропейским
феноменом межвоенного времени. Но именно в Германии в силу определенных исторических традиций и конкретных политических и социальноэкономических обстоятельств она приобрела исключительную популярность,
после того как правые и левые радикалы объединились в критике экономического либерализма и либеральной демократии 434.
Наряду с антилиберализмом и концепциями государственного социализма другой составной частью взглядов «консервативных революционеров»
на государство стало их отношение к государственным традициям кайзеровского рейха и проблема власти. Они не стремились к возрождению государственных традиций кайзеровской Германии, а Веймарская республика была в
их глазах плодом банкротства поколения отцов 435. Останавливаясь на проблеме трактовки власти в идеологии «консервативной революции», Бройер
констатирует, что центральным вопросом, вокруг которого группировались
ее различные течения, был вопрос о власти или, точнее, о структуре власти.
В своем понимании сущности власти «консервативные революционеры» исходили из староевропейской иерархически-сословной теории государства 436.
Однако, как полагает Бройер, в идеологии «консервативной революции» речь
шла не о восстановлении предсовременных форм сословного государства, а о
создании сословного государства нового корпоративного типа по примеру
итальянского фашизма 437.
Модернистски ориентированными были и модели государственного
устройства, разрабатываемые идеологами «консервативной революции». В
статье 1992 года Зиферле с точки зрения теории модернизации рассматривает
главную мифологему «революционного консерватизма» – идею Третьего
рейха 438. Определяя государственную форму, которой, по мысли «консервативных революционеров», должен был обладать Третий рейх, Зиферле констатирует, что такую форму они видели в «немецком социализме», как специфическом немецком особом пути в эпоху модерна. Зиферле выделял следующие характерные черты «немецкого социализма» в идеологии «консервативной революции»: высокоразвитая техника, государственное планирование, органическая экономика, интегрированное «народное сообщество» и
всеохватывающая национальная идентичность 439.
434
Werth Ch. Sozialismus und Nation: die deutsche Ideologiediskussion zwischen 1918 und 1945. 2. Aufl. Weimar,
2001. S. 18 – 19.
435
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution… S. 80.
436
Ibid. S. 96.
437
Ibid. S. 104.
438
Sieferle R.P. Die Konservative Revolution und das «Dritte Reich» // Revolution und Mythos / Hrsg. von D.
Harth, J. Assmann. – Frankfurt am Main, 1992. S. 178 205.
439
Ibid. S. 197 – 198.
90
В статье 1992 года Зиферле лишь обозначил проблему государственного устройства и «национального социализма» в идеологии «консервативной
революции» в свете теории модернизации. Более подробно на ее характеристике он остановился в своей известной монографии 1995 г. В условиях возрастания роли крупных монополистических объединений, финансового капитала, государственной социальной политики и организованного рабочего
движения капитализм периода свободной конкуренции устарел, его необходимо заменить политической интеграцией и планированием. Социалистическое «народное сообщество» должно быть сформировано не в результате победы одного класса над другим, а путем национального примирения. Основу
такого сообщества должен составить прусский социализм 440. Исходя из этого
«государственную экономическую и социальную политику следует рассматривать не как последнюю надежду консервативно-патерналистской традиции, а как признак трансформации современного мира в новую, постлиберальную стадию» 441.
Зиферле выделяет следующие признаки социально и государственно
организованного «народного сообщества» в идеологии «консервативной революции»: картелизированная крупная индустрия, бюрократизированное государство, организованное рабочее движение 442. Однако для того, чтобы создать такое сообщество было необходимо, с одной стороны, преодолеть либеральную капиталистическую конкуренцию, с другой – классовую борьбу 443.
Ибо в противоположность либерализму «национальный социализм» не будет
доверять стихии рынка, а в противоположность марксизму, «национальный
социализм» не собирался ликвидировать частную собственность и ограничивать частную инициативу. «Национальный социализм», по мнению Зиферле,
выступал в идейно-теоретических конструкциях «консервативных революционеров» как форма такого государственно-политического устройства, которая была направлена не против стирания классовых различий, а ставила
перед собой задачу примирения сословий 444.
Особое место в идеологии «консервативной революции» занимала ее
внешнеполитическая доктрина. Проблемы внешней политики всегда находились на заднем плане в трудах «революционных консерваторов». Это связанно в первую очередь с приоритетом вопросов внутриполитического развития
Германии, которые они ставили превыше всего. Тем не менее внешняя политика так или иначе входила в круг интересов «революционного консерватизма». Здесь прежде всего следует назвать вышеупомянутую программу «Ostorientierung» (восточной ориентации внешней политики Германии), разработанную А. Мёллером ван ден Бруком и его окружением. И концепцию на440
Sieferle R.P. Die Konservative Revolution: fünf biographische Skizze… S. 31.
Ibid. S. 32.
442
Ibid. S. 32.
443
Ibid. S. 32.
444
Ibid. S. 32.
441
91
ционал-большевизма, заявлявшего устами Э. Никиша о важности и необходимости союза с Советской Россией (см. 4.3. данной работы).
Внешнеполитические воззрения «консервативных революционеров» до
настоящего времени остаются в германской историографии малоизученной
проблемой, что особенно характерно для работ обобщающего характера.
Единственным автором, которой попытался в общем виде суммировать
внешнеполитические идеи «консервативной революции», да и то в своей
первой работе статье «Консервативная революция» критика одного мифа»,
является Ш. Бройер, на которую мы позволим себе сослаться. Бройер утверждает, что фактически, с точки зрения идеологов «консервативной революции» народы и нации не были равноценны, но распределялись по более высоким и более низким ступеням. Какой вид следовало придавать этим отношениям и какое место при этом отдавалось Германии, на этот счет не существовало единого мнения. Бройер выделяет два направления: первое, которое
предусматривало для Германии статус державы, доминирующей на более
или менее рыхло структурированном пространстве, и второе, которое стремилось к империалистической экспансии, при которой покоренные народы
лишались своей политической и культурной идентичности.
Гегемонистские взгляды находили своих сторонников главным образом у авторов, относящихся к младоконсерваторам. Например, Э. Ю. Юнг
представлял федералистскую модель, при которой провинции, земли, государства, составляющие федерацию, также как и союзные государства,
имеющие широкую автономию, объединялись в одну имперскую федерацию,
чье руководство обладало прерогативой во внешнеполитической, военной,
экономической и демографической сферах; в этом грядущем рейхе немцам
отводилась руководящая позиция как «народу-ядру» Центральной Европы.
Подобными были и представления членов «Die Tat-Kreis» о переустройстве Центральной и Юго-Восточной Европы, в рамках о «федеративной
центральноевропейской империи», которая должна была прийти на смену
либеральной системе национальных государств. «Тат» стремился к созданию
экономики большого пространства в рамках Центральной и Юго-Восточной
Европы и экономическому подчинению государств Центральной и ЮгоВосточной Европы превосходящему экономическому потенциалу Германии,
которая таким путем должна была создать большой закрытый рынок, наподобие тех, что Англия и Франция имели в своих колониальных владениях.
Идея автаркии, пропагандируемая «Тат», как раз преследовала именно эту
цель.
Не только гегемонистскими, а однозначно империалистическими были,
напротив, взгляды Меллера ван ден Брука. По мнению Меллера, в мировой
войне победило зло, а именно «старые» народы, чей демографический потенциал был или сокращающимся или с самого начала слишком низким, чтобы стоять у руля мировой политики. В проигрыше оказались «молодые» народы, чье демографическое давление делало экспансионистскую политику
92
прямо-таки жизненно необходимой. К их числу принадлежала Германия,
страна, которая, учитывая площадь ее территории, имела 20 млн. человек
лишнего населения. Если империализм Меллера носил еще отпечаток представлений довоенного времени и его лозунгов о «месте под солнцем», то
Шпенглер не хотел более этим довольствоваться. Для Шпенглера речь шла
не о том, чтобы принимать участие в дележе добычи, а о том, чтобы произошел переход от мира государств к Imperium mundi с безусловным мировым
господством в военной, экономической, интеллектуальной сферах. У Юнгера, наоборот, в образе планетарного «Рабочего» была ярко выражена идея
сверхнационального империализма, и он осознанно воздерживался от того,
чтобы придать этому национализму какой-либо определенный национальный
стиль 445.
Таким образом в качестве системообразующих признаков идеологии
«консервативной революции» западногерманские исследователи называли ее
авторитарно-сословный характер и принцип «национального социализма»,
который по-разному понимался в различных течениях «консервативной революции», а в качестве главного идейно-политического врага определяли либерализм. В целом западногерманские гуманитарии в 1950-х — 1980-х годах,
касаясь проблемы государства в идеологии «консервативной революции»,
однозначно трактовали ее идеал государства как проявление традиций немецкой и европейской консервативно-охранительной государственной мысли. В 1990-е годы XX столетия и начале XXI в. было признано, что концепция «национального социализма» играла в государственной доктрине «консервативной революции» более сложную функцию, чем просто традиционалистскую и охранительную, как это представлялось ранее.
2.4. «Консервативная революция» и национал-социализм
Проблема взаимоотношения «консервативной революции» и националсоциализма является одной из ключевых для понимания истории радикального германского консерватизма первой половины XX столетия. Возникшие
на пике первой «немецкой катастрофы» 1918 года, оба течения германского
радикального консерватизма в мировоззренческом, идеологическом и политическом отношении представляли собой причудливую и одновременно гремучую смесь из национальных мифов, острой критики буржуазнолиберального общества и, конкретно Веймарской республики, витализма,
иррационализма и политического романтизма. В то же время оба течения обладали ясным пониманием современной им общественно-политической ситуации, в которой консервативная политика традиционного типа оказалась
малоэффективной. Оба декларировали приверженность идее «национальной
революции», выступали за создание «народного сообщества» в форме «на445
Breuer S. Die «Konservative Revolution» – Kritik eines Mythos // Politische Vierteljahresschrift, H. 4. 1990. – S.
601 – 602
93
ционального социализма» и считали, что для национального возрождения
Германии необходимо создать сильное государство фюрерского типа.
И «консервативная революция», и национал-социализм стали логическим результатом эволюции идеологии и политической практики немецкого
консерватизма от его традиционалистских, монархических и охранительных
форм к радикально-экстремистскому состоянию. Но, обладая рядом общих
черт, и «консервативная революция», и национал-социализм все же были автономными друг от друга идеологическими и политическими феноменами,
которые, на наш взгляд, не следует полностью отождествлять. Элитарность
большинства идеологов «консервативной революции», их склонность к авторитарным формам правления, нежели к тоталитарной организации государства и общества, иной вариант понимания расового и национального аспектов, скептическое отношение к «массовости» нацистской партии и прямолинейной демагогии нацистских вождей все это обусловило в конечном итоге
определенные идейно-политические разногласия между «революционными
консерваторами» и национал-социалистами, которые время от времени перерастали в открытую конфронтацию. Конечно, эти разногласия не снимают с
«консервативных революционеров» ответственность в идейной подготовке
нацистского «Machtergreifung» и установления в Германии тоталитарного
нацистского режима. Ожесточенная критика принципов веймарской демократии, не знающее границ восхваление национального духа, апелляция к
идее «особого пути» развития Германии сыграли не последнюю роль в консервативном повороте общественного сознания в Веймарской республике.
Проблема вины младоконсерваторов за идейную подготовку Третьего
рейха стала основополагающей в оценке их взаимоотношений с националсоциализмом в послевоенной историографии «консервативной революции» 446. Подходы к трактовке этой проблемы зачастую были краеугольным
камнем оценки идейно-теоретического наследия «консервативной революции» в целом, как явления германского радикального консерватизма, и служили водоразделом в ее анализе различными направлениями гуманитарной
мысли: либеральным, социал-реформистским, консервативным и марксистским. По словам Франка-Лотаря Кроля, трактовки проблемы взаимоотношения «консервативной революции» и национал-социализма в западногерман-
446
Общая оценка взаимоотношений «консервативной революции» и национал-социализма в историографическом плане содержится в работах: Рахшмир П.Ю. Проблема взаимосвязи нацизма и «революционного
консерватизма» в буржуазной историографии // Ежегодник германской истории. – 1972. М, 1975. С. 409 –
431; Он же: Проблемы западноевропейского консерватизма в современной буржуазной историографии /
П.Ю. Рахшмир. Вариации на тему консерватизма. Пермь, 2004. С. 7 – 46; Артамошин С.В. Идея «консервативной революции» в Германии в годы Веймарской республики: к постановке проблемы // Всеобщая история. Современные исследования. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 11. Брянск, 2002. С. 157 –
168.; Fritzsche K. Konservatismus im gesellschaftlich-geschichtlichen Prozess (II): Konservatismus und «Konservative Revolution» // Neue Politische Literatur. – 1979.H. 24. S. 295 – 317; Kroll F.-L. Konservative Revolution und
Nationalsozialismus: Aspekte und Perspektiven ihrer Erforschung // Stand und Probleme der Erforschung des Konservativismus / Hrsg. C. von Schrenck-Notzig. Berlin, 2000. S. 103 – 118.
94
ской историографии стала едва ли ни самой взрывной проблематикой в поле
научно-гуманитарного и политического дискурса ФРГ после 1945 года 447.
Уже современники отмечали эту взаимосвязь и взаимообусловленность. Вальтер Герхарт, в книге «О будущем рейха. Национальное возрождение или политическая реакция» (1932), констатировал: «Духовные и теоретические представители нового национализма, от Мёллера до Штапеля, совершенно не признают себя ответственными за национал-социализм; напротив,
они в большей части находятся по отношению к нему на некоторой критической дистанции, однако это они способствовали такому развитию событий,
благодаря которым национал-социализм, как организованное выражение немецкого национального самосознания, стал пользоваться массовым влиянием» 448.
После Второй мировой войны тон и политическую актуализацию проблемы взаимоотношений «консервативных революционеров» с националсоциализмом задала книга Молера. В месте с тем необходимо отметить, что,
несмотря на свою политическую ангажированность, труд Молера вполне оправданно проводил четкую разграничительную черту между идеологией
«консервативной революции и национал-социализмом. Одной из задач книги
Молера являлась задача снять вину и ответственность с «консервативных революционеров» за духовную подготовку национал-социализма. Не отрицая
наличия идейной и духовной связи двух течений германского радикального
консерватизма – «консервативной революции» и национал-социализма, Молер называл «консервативных революционеров» троцкистами националсоциализма 449. Он полагал, что у национал-социализма, несмотря на присутствие в его идеологии «консервативно-революционных» элементов, иная мировоззренческая и политическая основа, с большей опорой на массовое движение 450. В итоге, Молер был вынужден признать их идейную близость, хотя
национал-социалисты, по его мнению, опошлили идеи немецкого движения 451.
По мнению Клемперера, несмотря на различие во взглядах между неоконсерваторами и национал-социалистами, они никогда не вступали друг с
другом в открытый конфликт. Для неоконсерваторов национал-социалисты
всегда были противниками, находящимися с ними на одном идеологическом
поле 452. Более того, Клемперер полагал, мифологичность и размытость идеологии неоконсерватизма привела ее к собственному поражению в ходе ост447
Kroll F.-L. Konservative Revolution und Nationalsozialismus: Aspekte und Perspektiven ihrer Erforschung //
Stand und Probleme der Erforschung des Konservativismus Berlin, 2000. S. 103 – 104
448
Цит. по: Schwierskott H.-J. Arthur Moeller van den Bruck und der revolutionäre Nationalismus in der Weimarer
Republik. Göttingen, 1962. S. 152.
449
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932 : Grundriss ihrer Weltanschauungen. Stuttgart, 1950. S. 12.
450
Ibid. S. 13.
451
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932; ein Handbuch. 4. Aufl. Darmstadt, 1994.
S. 47.
452
Klemperer K. von. Konservative Bewegungen zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus... S. 210.
95
рой идейной конкуренции на правом фланге политического спектра Веймарской республики 453. В тоже время Клемперер отмечал, что неоконсерватизм,
в отличие от национал-социализма имел глубокие исторические корни 454.
Таким образом, Клемперер, хотя и проводил определенную разграничительную линию между «консервативной революцией» и националсоциализмом, он все же подчеркивал их тесное идеологическое родство, что
было довольно суровым приговором идеологии германского неоконсерватизма в Веймарской республике. Впоследствии А. Молер упрекнул Клемперера в том, что ему не удалось избежать «слишком простой идентификации
«консервативной революции» с национал-социализмом» 455.
Согласно Штерну, национал-социалистическая идеология по своим мотивам, форме и содержанию была во многом идентична с идеологией фёлькише. Обе идеологии видели в либерализме главного врага, который разрушает истинно немецкий дух, критиковали буржуазный образ жизни и дух капитализма, верили в возможность «немецкого социализма», считали, что раса
определяет национальный характер и историю и призывали к созданию нового рейха, ведомого фюрером 456.
Рассматривая идеологию «консервативной революции» на примере
творчества Мёллера ван ден Брука, Штерн констатирует общие идейные параллели между фёлькише, «консервативными революционерами» и национал-социалистами. В частности, по его мнению, идея Мёллера о Третьем
рейхе стала впечатляющим мифом антиреспубликанских сил Веймарской
республики. 457. Поскольку не существовало политических возможностей для
прихода к власти сторонников «консервативной революции» они, по мнению
Штерна, несмотря на некоторые опасения относительно демагогии Гитлера,
«видели в поддержке фюрера единственную возможность достижения своих
целей» 458.
Но, сравнивая «консервативную революцию» и национал-социализм» и
выявляя их общие черты, Штерн, тем не менее, трактует эти два течения германского радикального консерватизма в Веймарской республике как самостоятельные явления. Он утверждает, что идеология «консервативной революции» оказала в большей степени опосредованное влияние на националсоциализм. В конце концов Третий рейх Мёллера в своём изначальном образе никогда не был Третьим рейхом Адольфа Гитлера 459. Штерн частично реабилитирует «консервативных революционеров» учитывая их роль в оппозиции гитлеровскому режиму.
453
Ibid. S. 210.
Ibid. S. 240.
455
Mohler A. Konservative Literatur und Literatur über den Konservatismus // Neue Politische Literatur. – 1960. –
H. 12. – S. 1042.
456
Stern F. R. Kulturpessimismus als politische Gefahr… S. 348.
457
Ibid. S. 349.
458
Ibid. S. 349.
459
Ibid. S. 351.
454
96
Согласно Зонтхаймеру, младоконсерваторы свысока относились к
идеологии национал-социализма и считали, что национал-социалисты будут
их прислужниками в будущем рейхе немецкого народа 460. Зонтхаймер прямо
указывал на сходство идеологии нацизма и «консервативной революции» и
характеризовал «консервативных революционеров» как «бессознательных
предшественников национал-социализма в Германии» 461. Даже участие младоконсерваторов в консервативном движении сопротивления не снимает с
них ответственности за установление нацистского режима 462.
Говоря о взаимоотношении революционных националистов с национал-социалистами, Швирскотт отмечает формальное внешнее сходство
взглядов духовного лидера младоконсерваторов Мёллера ван ден Брука и
Гитлера. Однако содержание их политических взглядов, а главное, те выводы, которые делали оба из своих политических убеждений были совершенно
противоположны 463. По словам Швирскотта, «было бы упрощением рассматривать Мёллера как предшественника национал-социализма, либо просто как
национал-социалиста» 464. Подобные выводы делает Швирскотт и относительно общего влияния идей младоконсерваторов на идеологию националсоциализма. Нацисты интерпретировали их исходя из собственных представлений 465. В итоге Швирскотт фактически оправдывает позицию младоконсерваторов по отношению к национал-социализму. Судьба многих младоконсерваторов во время гитлеровского режима показала, что они потенциально
были антифашистской силой и только роковое стечение обстоятельств способствовало тому, что «консервативные революционеры «приняли участие в
разрушении немецкого и европейского общественного порядка» 466.
По мнению Х. Герстенбергер, ключевой проблемой, которая определяла место «революционного консерватизма» в контексте немецкого консерватизма в Веймарской республике, является проблема его отношения к националистическим течением германского консерватизма после Первой мировой
войны – идеологии фёлькише и национал-социализма. Герстенбергер отмечает идейную связь в русле консервативно-романтической традиции между
этими радикальными идеологиями в Веймарской Германии 467. Говоря об отношении «консервативных революционеров» к расовому учению и антисемитизму, Герстенбергер констатирует, что их большая часть отвергала биологические предпосылки расизма и антисемитизма, а понятия «раса», «поч460
Sontheimer K. Antidemokratisches Denken in der Weimarer Republik. Die politischen Ideen des deutschen Nationalismus zwischen 1918 – 1933… S. 287.
461
Ibid. S. 288.
462
Ibid. S. 290.
463
Schwierskott H.-J. Arthur Moeller van den Bruck und der revolutionäre Nationalismus in der Weimarer Republik. Göttingen, 1962. S. 143.
464
Ibid. S. 143.
465
Ibid. S. 152 – 153.
466
Ibid. S. 154.
467
Gerstenberger H. Der revolutionäre Konservatismus: ein Beitrag zur Analyse des Liberalismus. Berlin, 1969. S.
114.
97
ва», «кровь» воспринимались в мифологическом ключе. Для «консервативных революционеров» раса и нация в первую очередь представляли духовную и социальную общность 468. Антисемитизм трактовался «консервативными революционерами» не как биологическое, а как духовное различие между евреями и немцами. Тем не менее, Герстенбергер подчеркивает, что антисемитизм «революционных консерваторов» все же имел идеологическую
окраску. Именно с влиянием еврейства на немецкое общество они связывали
развитие политического либерализма 469. Как писал Э. Юнгер: «Цивилизованный еврей в массе своей все еще судорожно цепляется за либерализм, которому он скажем прямо обязан всем» 470
У Герстенбергер не возникает сомнения в том, что фёлькише и «революционные консерваторы» идеологически подготовили националсоциализм 471. На «революционных консерваторах» лежит историческая вина
как за идеологическую подготовку национал-социализма, так и за то, что они
не смогли дистанцироваться от наиболее радикальных форм расовонационалистической идеологии 472.
М. Грейффенхаген не отрицает наличие духовной связи между «революционными консерваторами» и нацистами. «Консервативная революция»
сформировала тот политический климат в Веймарской республике, в котором
стало возможным возникновение национал-социализма. Но, по утверждению
Грейффенхагена, несмотря на идейную близость, «до политического сотрудничества между людьми консервативной революции и Гитлером дело никогда не доходило» 473.
В течение первых десятилетий существования ФРГ в западногерманской историографии сформировался определенный интеллектуальный консенсус по проблеме взаимоотношений «консервативной революции» и национал-социализма. Исследователи, которые занимались данной проблематикой, сходились во мнении, что, несмотря на значительную идейную и духовную близость, следует все же проводить грань между двумя ведущими
направлениями германского радикального консерватизма в Веймарской республике, а уровень отождествления «революционного консерватизма» и национал-социализма колебался в зависимости от политических пристрастий
исследователей. Наряду с общими работами, подобный подход к трактовке
проблемы взаимоотношения «консервативных революционеров» и националсоциалистов наблюдался в трудах, посвященных отдельным представителям
«консервативной революции»474.
468
Ibid. S. 60.
Ibid. S. 62 – 63.
470
Юнгер Э. О национализме и еврейском вопросе // /\ Юнгер Э. Националистическая революция. Политические статьи 1923 – 1933.// Пер. с нем. М., 2008. С. 222.
471
Ibid. S. 129.
472
Ibid. S. 130.
473
Greiffenhagen M. Das Dilemma des Konservatismus in Deutschland …. S. 299.
474
Schwarz H.-P. Der konservative Anarchist. Politik und Zeitkritik E. Jüngers.Freiburg im Breisgau, 1962; Koktanek A. M.. Spenglers Verhältnis zum Nationalsozialismus in geschichtlicher Entwicklung // Zeitschrift für Politik –
469
98
Так, например, известный консервативный политолог и историк ГердКлаус Кальтенбруннер, характеризуя место и роль А. Мёллера ван ден Брука
в идеологии «консервативной революции», утверждает, что, несмотря на некоторое сходство с идеологией фёлькише, которая нашла свое законченное
завершение в гитлеровском движении, эти идеологии не могут быть идентичны друг другу 475, а Мёллер не выражал интересы какого либо класса или
партии и свысока относился к нацистской партии и ее вождю 476.
Бернхард Еншке в своей работе о Э.Ю. Юнге подчеркивал, что в борьбе против Веймарской республики Гитлер был союзником Юнга. Юнг, согласно Еншке, питал иллюзии о возможности через духовное влияние преобразовать национал-социализм 477. О желании Юнга использовать националсоциалистов в качестве ударной силы для будущей национальной революции
в Германии, идейные и политические предпосылки которой были подготовлены младоконсерваторами, писала и Герстенбергер 478. Юнг, как и большинство «консервативных революционеров», слишком поздно осознал свою духовную близость к национал-социализму как опасную. Написанная им для Ф.
Папена в 1934 году знаменитая Марбургская речь, стала одним из первых
критических выпадов «консервативных революционеров» против нацизма 479.
Проблема восприятия О. Шпенглером национал-социализма занимала
немаловажное место в изучении идейного наследия этого крупнейшего представителя «консервативной революции». Антон Мирко Коктанек отмечал
двойственное отношение Шпенглера к Гитлеру и нацистскому движению,
выражавшееся в его известной фразе: «Гитлер – дурак, но движение следует
поддержать» 480. Тем не менее, Коктанек все же считал, что Шпенглер недооценивал Гитлера 481. Карин Экерманн также не отождествляла политические
взгляды Шпенглера и национал-социалистов. По ее утверждению, он критиковал национал-социализм как плебейскую форму национализма и не видел в
1966. – B. 13. – S. 33 – 55; Koktanek A. M. Oswald Spengler und seiner Zeit. München, 1968; Kaltenbrunner G.-K.
Von Dostojewski zum Dritten Reich. Arthur Moeller van den Bruck und die Konservative Revolution // Politische
Studien, Zweimonatsschrift für Zeitgeschichte und Politik. – 1969. – H 184. März/April. – S. 184 – 200; Jenschke
B. Zur Kritik der konservativ-revolutionären Ideologie in der Weimarer Republik: Weltanschauung und Politik bei
Edgar Julius Jung. München, 1971; Fritzsche K. Politische Romantik und Gegenrevolution: Fluchtwege aus der Krise der bürgerlichen Gesellschaft; das Beispiel des «Tat-Kreises». Frankfurt am Main, 1976; Vollnhals C. Oswald
Spengler und Nationalsozialismus. Das Dilemma eines konservativen Revolutionärs // Jahrbuch des Instituts für
Deutsche Geschichte, Tel Aviv 13, 1984. – S. 263 – 303; Dupeux L. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919
– 1933: kommunistische Strategie und konservative Dynamik. München, 1985; Felken D. Oswald Spengler: Konservativer Denker zwischen Kaiserreich und Diktatur. München, 1988 u. a.
475
Kaltenbrunner G.-K. Von Dostojewski zum Dritten Reich. Arthur Moeller van den Bruck und die Konservative
Revolution // Politische Studien, Zweimonatsschrift für Zeitgeschichte und Politik. – 1969. – H 184. März/April. –
S. 185.
476
Ibid. S. 199.
477
Jenschke B. Zur Kritik der konservativ-revolutionären Ideologie in der Weimarer Republik: Weltanschauung und
Politik bei Edgar Julius Jung. München, 1971. S. 158.
478
Gerstenberger H. Op. cit. S. 104.
479
Ibid. S. 107 – 108.
480
Koktanek A. M.. Spenglers Verhältnis zum Nationalsozialismus in geschichtlicher Entwicklung // Zeitschrift für
Politik – 1966. – B. 13. – S. 50.
481
Ibid. S. 50.
99
Гитлере вождя, который действительно был необходим Германии. Кроме того, Шпенглер отвергал расистские и антисемитские идеи националсоциалистов и вообще рассматривал национал-социализм как некий переходный феномен, на смену которому должны придти истинные вожди 482.
Более критично оценивают взаимоотношения Шпенглера с националсоциалистами Клеменс Волльнхальс и Детлеф Фелькен. Волльнхальс вообще
определяет «консервативную революцию» и национал-социализм как две
формы проявления фашизма 483. Поэтому неудивительно, что Шпенглер, по
его мнению, приветствовал «Machtergreifung» 484. Фелькен отмечает сложные
и запутанные отношения Шпенглера с нацизмом. Он считает, что Шпенглер
явно преувеличивал возможности своего влияния на руководство Третьего
рейха 485.
Проблема отношения Эрнста Юнгера и Карла Шмитта к националсоциализму вызывала и до настоящего времени вызывает острые дискуссии в
западногерманской и европейской гуманитарной мысли. Действительно,
Юнгер один из немногих «революционных консерваторов», который сотрудничал с нацистами, в частности публиковал статьи в «Völkischer Beobachter».
Но Юнгер был также одним из первых интеллектуальных вождей «консервативной революции», который еще в 1927 году четко обозначил идейнополитические различия между «консервативными революционерами» и национал-социалистами 486.
Юнгер воспринимался в гуманитарной и общественной мысли ФРГ
1950 – 1980-х годов как лидер «нового» национализма 1920-х начала 1930-х
гг., близкого, но отнюдь не идентичного национал-социализму. М. Хитала
утверждает, что в национал-социализме Юнгера восхищал его революционный динамизм и сила, а Гитлер воплощал для него новый тип вождя 487. До
момента окончательного формирования «нового национализма» к середине
1920-х гг. Юнгеру казалось, что в движении Гитлера возможно осуществятся
его собственные представления о будущим немецком государстве, в котором
ведущую роль должны были играть солдат и рабочий. Однако в дальнейшем
между «новыми националистами» и национал-социалистами возникли глубокие разногласия по вопросу методов и средств достижения казалось бы
общей цели, и главное в трактовке сущности нации 488.
482
Eckermann K E. Oswald Spengler und moderne Kulturkritik. Bonn., 1980. S. 87 – 89.
Vollnhals C. Oswald Spengler und Nationalsozialismus. Das Dilemma eines konservativen Revolutionärs //
Jahrbuch des Instituts für Deutsche Geschichte, Tel Aviv 13, 1984. – S. 301
484
Ibid. S. 278.
485
Felken D. Oswald Spengler: Konservativer Denker zwischen Kaiserreich und Diktatur. – München, 1988. – S.
228.
486
Юнгер Э. Национализм и национал-социализм /\ Юнгер Э. Националистическая революция. Политические статьи 1923 – 1933.// Пер. с нем. М., 2008. С. 114 117.
487
Hietala M. Der neue Nationalismus in der Publizistik Ernst Jüngers und des Kreises um ihn 1920 – 1933. Helsinki, 1975. S. 122 – 123.
488
Ibid. S. 127.
483
100
Идейное наследие Шмитта, сделавшего короткую, но впечатляющую
карьеру «коронного юриста» Третьего рейха, подвергалось весьма критическому анализу 489. Несмотря на то, что, в конечном итоге, идейное наследие
Шмитта было выведано из тени идеологии национал-социализма, его непродолжительное сотрудничество с нацистским режимом отрицательно сказалось на оценке его творчества и личной репутации.
Проблема взаимоотношения «консервативных революционеров» и национал-социалистов не была обойдена вниманием и в новейших компилятивных исследованиях по «консервативной революции». В частности, Ишида
вновь обратил внимание на проблему тождества и различия основных идейных установок младоконсерваторов и национал-социалистов, особенно на
последнем этапе существования Веймарской республики. По мнению Ишиды, критическое отношение младоконсерваторов к национал-социалистам
основывалось на осознании первыми своего духовного превосходства, которое отразилось в различной трактовке базовых мифологем немецких правых
в Веймарской республике. Однако идейная конкуренция и некоторая критическая позиция к национал-социализму не помещала младоконсерваторам
придерживаться распространенного в консервативном лагере убеждения о
том, что национал-социалистическое движение следует использовать для
собственных целей 490.
Младоконсерваторы, согласно Ишиде, внесли значительный идейный
вклад в разрушение Веймарской республики 491. Но рассматривать их как
предшественников национал-социализма не следует, несмотря на то, что
«Der Ring-Kreis» сформировал существенные элементы консервативноавторитарной политической культуры и политики накануне Третьего рейха 492. Напротив, как полагает Ишида, младоконсерваторы в конце Веймарской республики выступили главными идейными конкурентами националсоциалистического движения. Идейная борьба между ними была борьбой
внутри правого лагеря: антиреспубликански ориентированной консервативной элитой и массовым движением против веймарской республики. Младоконсерваторы выступали как альтернатива НННП, так и националсоциализму 493.
В исследовательской перспективе концепции «консервативной революции» Бройера проблема взаимоотношения «консервативной революции» и
национал-социализма выступает как проблема взаимовлияния двух «модернистских» течений радикального германского консерватизма. Бройер разделяет отношение «консервативных революционеров» к итальянскому фашиз489
Относительно общей оценки Шмитта в историографии см.: Münkler H. Carl Schmitt in der Diskussion //
Neue Politische Literatur. – 1990.H. 35. – S. 289 – 300; Mehring R. Vom Umgang mit Carl Schmitt: Zur neueren
Literatur // Geschichte und Gesellschaft. – 1993. - H 3. – S. 388 –407.
490
Ischida Y. Jungkonservative in der Weimarer Republik. Der Ring-Kreis 1928 – 1933… S. 242 – 245.
491
Ibid… S. 261.
492
Ibid… S. 262.
493
Ibid… S. 263.
101
му и немецкому национал-социализму». Именно фашизм, а не националсоциализм, был тем синтезом консерватизма и модернизма, который искали
«консервативные революционеры» 494. Бройер отмечает неоднозначность отношения большинства ведущих представителей «консервативной революции» к национал-социализму, поскольку их симпатии принадлежали главным
образом итальянскому фашизму. Тем не менее, они усматривали в националсоциалистах своих союзников в борьбе против Веймара и стремились использовать их в своих целях 495. Изначально «консервативные революционеры» с энтузиазмом приветствовали нацистский захват власти, но по мере укрепления и эволюции режима на первое место стали выходить мировоззренческие и политические противоречия между ними и национал-социалистами.
Бройер затрагивает проблему отношения «консервативных революционеров» к проблеме расизма. Он отмечает их неоднозначное отношение к расовой проблеме, которое во многом зависело от изначальных идеологических
установок. Одни, как К. Шмитт и Г. Церер, не проявляли интереса к этой
проблеме. Другие, как О. Шпенглер, обращали внимание на расовую проблему, но трактовали ее не в духе социал-дарвинизма. Третьи, как Э. Юнгер,
В. Штапель, Э. Ю. Юнг, несмотря на то, что придавали значение расовому
вопросу, тем не менее с большим подозрением относились к биологическому
подходу в определении расы и не ставили расовый вопрос в центр понимания
природы человека 496.
Единственным идеологом «консервативной революции», во взглядах
которого обнаруживается сильное влияние расовых идей фёлькиш был, по
мнению Бройера, Э. Никиш. Это связано со спецификой его концепции о
борьбе германских и романских народов и о преимуществе германства в истории. Но даже и у Никиша народ понимался, исходя не из его природной
ценности, а его конфессиональной принадлежности 497. Бройер полагает, что
именно в понимании и восприятии расового вопроса проходило основное
идеологическое различие между «консервативной революцией» и националсоциализмом 498.
Зиферле рассматривает отношение «консервативной революции» и национал-социализма на примере трактовки образа Третьего рейха, неопределенность которого превратила его в очередной миф революционноапокалипсических ожиданий радикальных правых в Веймарской республике,
чем не преминули воспользоваться национал-социалисты, наполнив содержание образа Третьего рейха преимущественно расово-биологическим смыслом 499.
494
495
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution… S. 125.
Ibid. S. 136 – 137.
Ibid. S. 88 – 89.
Ibid. S. 92.
498
Ibid. S. 95.
499
Sieferle R.P. Die Konservative Revolution und das «Dritte Reich» // Revolution und Mythos / Hrsg. von D.
Harth, J. Assmann. Frankfurt am Main, 1992. S. 193 – 194.
496
497
102
По мнению Р. П. Зиферле, несмотря на то, что изначально «консервативная революция» и национал-социализм причислялись их противниками к
реакционным и антимодернистским течениям, они принадлежат модерну 500.
Зиферле полагает, что «консервативную революцию» и национал-социализм
следует понимать в проблемном поле современности. Оба этих идеологических и политических направления радикального германского консерватизма
были настолько современны, насколько было современно общество, породившее их 501. Несомненным доказательством модерности «консервативной
революции» и национал-социализма служит для Зиферле факт принятия ими
техники и индустрии. Принципиальным различием между «консервативной
революцией» и национал-социализмом было, по мнению Зиферле, их отношение к расовой теории. Зиферле говорит о романтических тенденциях в
осознании «консервативными революционерами» проблемы техники и «техницистского сознания» и, наоборот, отмечает сугубо практический подход к
технике как орудию расового господства у национал-социалистов 502. Подводя итог своим размышлениям, Зиферле высказывает весьма интересную идею
о том, что «консервативная революция» и национал-социализм были направлениями не альтернативными модерну, а проектами альтернативного модерна 503.
Британский исследователь, специалист по новейшей истории Германии
Роджер Вудс, в опубликованной на немецком языке статье, замечает, что
большинство исследователей определяют значение и сущность «консервативной революции» исходя из ее идейной связи с национал-социализмом.
«Консервативная революция» во многом рассматривается в тени националсоциализма 504. Такой подход Вудс не отрицает, но призывает коллег обратить
внимание на различные функции «консервативной революции» и националсоциализма в общественно-политической жизни Веймарской республики.
Нацизм был, согласно Вудсу, прежде всего политическим движением, а
«консервативная революция» – духовным. В этом заключалось их принципиальное различие. Характерными чертами «консервативной революции» были: попытка идейного и духовного преодоления традиционного национализма, в том числе фёлькишеско-расистского (основы националсоциалистической идеологии) и создание нового образа «национального социализма» 505. Находясь в одном идейно-политическом поле, «консервативные революционеры» и национал-социалисты выполняли каждый свою работу, которая в реальной жизни зачастую не пересекалась 506.
500
Sieferle R.P. Die Konservative Revolution… S. 198-199.
Ibid. S. 204.
502
Ibid. S. 208.
503
Ibid. S. 221.
504
Woods R. Konservative Revolution und Nationalsozialismus in der Weimarer Republik // Intellektuelle in der
Weimarer Republik / Hrsg. von W. Bialas, G.G. Iggers. Frankfurt a., 1997. S. 121.
505
Ibid. S. 121
506
Ibid. S. 135.
501
103
Буше относит национал-социализм к одному из вариантов политизации
аполитичных, не выводя его тем самым за рамки немецкого консерватизма.
«Национал-социализм был более успешным воплощением политизации аполитичных и одновременно вульгарным вариантом ее конечной стадии. Он
интерпретировал центральные мотивы консервативной мысли и перенес их
на привычный знаменатель антисемитизма» – пишет Буше 507. Таким образом,
в трактовке Бусше «консервативная революция» и национал-социализм выступают как две различные формы политизации аполитичных немецких консерваторов в Веймарской республике.
К проблеме взаимоотношения «консервативной революции» и национал-социализма обратился А. Пфал-Траугбер, в своем труде, посвященном
сравнительному анализу идеологии «консервативной революции» и «новых
правых» в ФРГ 508. Касаясь проблемы отношения «консервативных революционеров» к национал-социализму, Пфал-Траугбер указывает на то, что, с
одной стороны, между двумя течениями праворадикального немецкого консерватизма в Веймарской республике существовало определенное сходство,
особенно в области политических устремлений и идеологических позиций. С
другой стороны, имелись различия в идеологических, социальных, ментальных и стратегических подходах в реализации своих целей 509.
Особенностью оценки Пфал-Траугбером «консервативной революции»
и национал-социализма стала их квалификация не как реакционных политических направлений, а как современных и динамичных политических образований, которые использовали образы прошлого не ради самих образов, а ради
их идейной и политической модернизации. Характерным примером проявления модернистских черт в «консервативной революции» и националсоциализме стала их попытка синтеза идей социализма и консерватизма 510.
А. Винклер пишет о том, что перед 1933 годом младоконсервативные
интеллектуалы симпатизировали скорее итальянскому фашизму, чем германскому национал-социализму, который был для них слишком вульгарен. Однако как фашистов «консервативных революционеров» характеризовать
нельзя, так как между ними имелась громадная пропасть в политической тактике. И фашисты, и национал-социалисты стремились к мобилизации масс.
«Консервативные революционеры» изначально апеллировали к политическому самосознанию элиты 511. Винклер также подчеркивает различие взглядов на государство между «консервативными революционерами», с одной
стороны, и национал-социалистами и фашистами, с другой. «Консервативные
507
Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen. Heidelberg, 1998. S. 361.
508
Pfahl-Traughber A. Konservative Revolution und Neue Rechte: rechtsextremistische Intellektuelle gegen den
demokratischen Verfassungsstaat. Opladen, 1998.
509
Ibid. S. 93.
510
Ibid. S. 93 – 94.
511
Winkler H.-A. Der lange Weg nach Westen. Bd. 1. Deutsche Geschichte von Ende des Alten Reichs bis zum
Untergang der Weimarer Republik. München, 2000. – S. 465.
104
революционеры» тяготели к авторитарным государственным формам, национал-социалисты и фашисты – к тоталитарным 512.
К. Вайсманн отмечает, что «консервативные революционеры» и национал-социалисты в борьбе против Веймарской республики использовали одинаковые лозунги и клише: «либеральная система», «позорный мир», «национальный социализм». Идейная близость могла бы привести оба движения к
сотрудничеству. Однако этого не произошло. Вайсманн выделяет следующие
причины несостоявшегося сотрудничества «консервативных революционеров» и национал-социалистов:
1) элитарность политического сознания «консервативных революционеров»,
2) их скептическое отношение к политическим партиям,
3) недоверие к Гитлеру,
4) принципиальные различия в отношении расового вопроса и антисемитизма 513.
Расходились «консервативные революционеры» с националсоциалистами и в общей оценке религиозных, духовных и политических традиций немецкого народа 514. Поэтому, несмотря на желание ряда ведущих
идеологов «консервативной революции», использовать нацистскую партию
для достижения своих целей, подлинного сотрудничества между двумя радикальными направлениями немецкого консерватизма в Веймарской республике не получилось.
Вайсманн замечает, что идейные различия между «консервативной революцией» и национал-социализмом не остались незамеченными и самими
нацистами, которые считали «революционных консерваторов» представителями «старой» политической реакции 515. По мнению Вайссманна основополагающая линия идейного водораздела между «консервативной революцией»
и национал-социализмом проходит не через их восприятие модерна, в этом
смысле они были вполне модернистски ориентированными идеологическими
направлениями, а в том, что для «консервативных революционеров» решающее значение в их идейных исканиях имел романтический импульс, для национал-социализма, наоборот, антиромантический 516.
Д. Морат в своем анализе идейного наследия Э. Юнгера и его окружения вновь возвращается к вопросу о сходстве и различии «нового национализма» и национал-социализма. Он констатирует, что, несмотря на противоположное отношение к расовой теории фёлькиш и антисемитизму, «новые
националисты» все же причисляли НСДАП к национально-революционному
лагерю. Важным условием частичного принятия «новыми националистами»
512
Ibid. S. 466.
Mohler A., Weißmann K. Die konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932: ein Handbuch. 6, völlig überarb. und erw. Aufl. Graz, 2005. S. 190 – 191.
514
Ibid. S. 192..
515
Ibid. S. 205.
516
Ibid. S. 205.
513
105
национал-социализма было использование последним в пропагандистских
целях идеи «национального социализма», которая играла едва ли не центральную роль в идеологических конструктах «нового национализма» 517. Однако на этом сходство заканчивалось. Слишком велика была разница в политической значимости обоих направлений правого радикализма. «Новые националисты» представляли собой по существу эзотерический кружок, тогда
как национал-социалисты имели массовую партию 518. Неудивительно, что
для большей части немецкой общественности национал-социалисты представлялись как легитимные выразители идей «консервативной революции» 519.
Проблема взаимоотношения «консервативной революции» и националсоциализма входила в круг наиболее дискутируемых тем в историографии
«революционного консерватизма» и постоянно подпитывалась актуальным
политическим либо научным содержанием. В 1960-е 1980-е гг. ведущие позиции в изучении идейного наследия «консервативной революции» занимало
либеральное направление. Его представители в рамках концепции «преодоления прошлого», несмотря на то, что идеологически отделяли два направления радикального консерватизма в Веймарской республике, подчеркивали их
духовную и политическую взаимосвязь и взаимообусловленность.
В современной германской историографии политическая актуализация
данной проблематики заметно снизилась, что позволило обратить большее
внимание на ее научный потенциал, который неожиданно выявил новые границы ее исследования. В частности на изучение проблемы взаимоотношения
«консервативной революции» и национал-социализма влияние оказала дискуссия о модернистской сущности нацизма, которая вновь поставила вопрос
о наличии модернизаторского потенциала немецкого консерватизма в целом,
и главным образом его радикальных направлений 520. Ряд исследователей,
прежде всего Бройер и Зиферле, подняли в своих трудах проблему соотношения феномена «революционного консерватизма» и национал-социализма в
свете теории модернизации.
Таким образом, рассматривая различные аспекты идеологии «консервативной революции» западногерманские исследователи делали вывод об ее
неоспоримой принадлежности к интеллектуальной традиции немецкого консерватизма и национализма, но, тем не менее, отмечали явственные черты
модерна, которые она несла. «Консервативная революция» была современным вариантом радикального германского консерватизма.
517
Morat. D. Von der Tat zur Gelassenheit: konservatives Denken bei Martin Heidegger, Ernst Jünger und Friedrich
Georg Jünger; 1920 – 1960. Göttingen, 2007. S, 75,
518
Ibid. S. 75.
519
Ibid. S. 79.
520
Подробно о современной германской историографии национал-социализма см.: Корнева Л.Н. Германская
историография национал-социализма: проблемы исследования и тенденции современного развития (1985—
2005). Кемерово, 2007.
106
ГЛАВА 3. ИСТОРИОГРАФИЯ ИДЕЙНО-ТЕОРЕТИЧЕСКОГО
НАСЛЕДИЯ ВЕДУЩИХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ «КОНСЕРВАТИВНОЙ
РЕВОЛЮЦИИ»: МЛАДОКОНСЕРВАТИЗМ
3.1. О. Шпенглер: от метафизики истории к метафизике политики
В истории «консервативной революции» фигура Освальда Шпенглера
(1880 – 1936) является одной из ключевых для понимания метафизической и
идейной сущности немецкого «революционного консерватизма». Переход
Шпенглера после 1918 г. на позиции «консервативной революции», что в
итоге позволило ему стать одним из ведущих ее идеологов, не был случаен.
Уже в первом томе «Заката Европы» (1918), написанном в годы Первой мировой войны, он, с позиции немецкого консерватора выстраивает грандиозную философско-историческую концепцию развития человечества. В центре
этой концепции находилась одна из центральных идей немецкой гуманитарной мысли – идея борьбы цивилизации и культуры. Шпенглер, следуя традиции консервативной критики цивилизации, утверждал, что переход к цивилизации в политическом отношении есть переход от сословного порядка к современному массовому обществу, парламентской и партийной демократии.
Парламентская демократия стала признаком распада сословного порядка,
сторонником которого являлся Шпенглер 521.
Шпенглер как консерватор выступал за сохранение традиций, но его
консерватизм был иного рода, чем традиционный немецкий консерватизм
кайзеровской эпохи. Он понимал, что старые традиции в его эпоху были уже
в значительной мере утрачены, и связь поколений нарушена. Традиции уступили место индивидуализму классов, слоев, индивидуумов. Как и консерваторы XIX века, Шпенглер рассматривал общество как органическое целое,
однако существенным отличием его представлений об обществе от традиционного консерватизма является отсутствие опоры на религию. Шпенглер являлся последователем Ницше, провозгласившим, что «Бог умер». Шпенглер
отрицал влияние церкви на процесс формирования государственной политики. По его мнению, государство основывается на принципе «воли к власти» и
не нуждается ни в какой-либо божественной санкции.
Будучи убежденным сторонником идеи несовместимости немецкой
культуры с западной цивилизацией, Шпенглер отверг итоги Ноябрьской революции в Германии. Учреждение буржуазно-демократической Веймарской
республики казалось ему предательством исторических, культурных и национальных традиций германской государственности. Первая мировая война
завершилась, по мнению Шпенглера, не национальным возрождением, а национальным крахом Германии. Страной овладела, по знаменитому выраже521
Felken D. Oswald Spengler: Konservativer Denker zwischen Kaiserreich und Diktatur. München, 1988. S. 114
116.
107
нию Шпенглера из «Пруссачества и социализма», «внутренняя Англия». Ситуация была отягощена внешнеполитическим диктатом державпобедительниц. Таким образом, создавшиеся условия побудили Шпенглера
обратиться к политической публицистике.
К числу значительных политико-публицистических сочинений Шпенглера, написанных им в веймарский период и сыгравших заметную роль в
формировании и развитии идеологии «консервативной революции», принадлежат: «Пруссачество и социализм» (1919 г.) 522, «Новое здание немецкой империи» (1924 г.) 523, «Годы решений» (1933 г.) 524. Помимо публицистики
Шпенглера важное значение для становления политической философии
«консервативной революции» имеет второй том «Заката Европы» (1922 г.), в
котором Шпенглер от сравнительного описания культур перешел к стадии
метафизического осмысления вопросов политического и социального бытия
в рамках своей философко-исторической концепции 525.
Исследователи неоднократно отмечали консервативный характер философии истории Шпенглера и ее тесную связь с его философией политики.
Х. Мёллер писал по этому поводу: «Политические сочинения Шпенглера
воспринимаются как выражение главных политических и духовных проблем
послевоенного времени и, одновременно, как актуальные парафразы его необычно сенсационного и волнующего главного труда»526. Д. Фелькен подчеркивал, что вопрос о принципах философии Шпенглера, ее методологических и мировоззренческих основах является основным для анализа и оценки
места его философии истории в русле философской традиции и духовной ситуации времени. Подобные анализ и оценка возможны только в контексте современной Шпенглеру идеологии 527. Сам Шпенглер недвусмысленно указывал на то, что замысел «Заката Европы» возник из очерка о марокканском
кризисе 1911 г. написанного им как отклик на текущие политические события 528.
Но, находясь в рядах «консервативно революционного» движения, считаясь одним из видных его идеологов и даже зачинателем, Шпенглер занимал
особую позицию и особое место среди «консервативных революционеров».
Организационно и на уровне личных контактов он не примыкал ни к одной
из групп «консервативной революции». Это объясняется тем, что по своим
социально-политическим взглядам Шпенглер расходился с основным направлением ее идеологических поисков. Даже с наиболее близкими ему в
522
Последний рус. перевод: Шпенглер О. Пруссачество и социализм / Пер. с нем. М., 2002.
Spengler O. Neubau des Deutschen Reiches. München, 1924.
524
Рус. перевод: Шпенглер О. Годы решений / Пер. с нем. М., 2006.
525
Рус. перевод: Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 2. Всемирноисторические перспективы / Пер. с нем. М., 1998.
526
Möller H. Oswald Spengler – Geschichte im Dienste der Zeitkritik // Spengler heute / Hrsg. von Ch. Ludz. München, 1980. S. 51.
527
Felken D. Oswald Spengler: Konservativer Denker zwischen Kaiserreich und Diktatur…. S. 49.
528
Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 1. Гештальт и действительность //
Пер. с нем. М., 1993. С. 183.
523
108
идейном отношении младоконсерваторами, к числу которых его обычно причисляют, у Шпенглера были определенные разногласия. По словам К. Вайсманна, своими политическими сочинениями Шпенглер оказал влияние на
часть интеллектуалов, составлявших ядро «консервативной революции», но
его контакты с ними были ограничены ввиду идейных и персональных противоречий 529.
Невзирая на консервативный характер философии истории Шпенглера,
и те актуальные политические выводы, которые можно было извлечь из нее,
Вайсманн отмечает, что реакция на выход «Заката Европы» как среди «старых», так и среди «новых» правых в Веймарской республике была в целом
негативной. Немецкие консерваторы полагали, что возродить Германию,
опираясь на пессимистическое учение Шпенглера об упадке культур, невозможно 530. Исторический фатализм Шпенглера, его вера в «железную» логику
истории стали важной точкой расхождения между ним и большей частью
младоконсервативных теоретиков.
В этой связи характерно сравнение Шпенглера с другим выдающимся
идеологом «консервативной революции», основоположником младоконсервативного движения А. Мёллера ван ден Бруком. Ф. Штерн давал следующую сопоставительную характеристику этих двух родоначальников «консервативной революции»: оба были метаисториками, которые по примеру Ницше, пытались определить исторические эпохи, оба развивали идеи философии культуры, оба культивировали идею противопоставления культуры и
цивилизации, оба выводили политические взгляды из своей концепции философии культуры. Однако А. Мёллер ван ден Брук не принял тезис Шпенглера
о закате западной культуры, веря в собственную идею о жизнеспособности
«молодых» народов в истории, особенно немцев и русских 531.
Различия в метафизическом осмыслении и ощущении истории и жизни
обусловили несходство и политических взглядов обоих мыслителей. Так, К.
Клемперер, комментируя понимание Шпенглером и А. Мёллером ван ден
Бруком социализма, подчеркивал, что если для Шпенглера марксистский социализм был порождением идеализма, то для Мёллера ван ден Брука материализма 532. По мнению К. Вайсманна, А. Мёллер ван ден Брук не считал
пруссачество необходимой основой будущего немецкого возрождения и социализма. В отличие от Шпенглера, он не оплакивал крах монархии и «старого» сословного порядка 533.
Определенные мировоззренческие и идейные разногласия между
Шпенглером и младоконсерваторами во главе с А. Мёллером ван ден Бруком
отнюдь не исключали их общей цели: желания будущей национальной рево529
Weißmann K. Spengler und die Konservative Revolution // Sezession (Sonderdruck). Oswald Spengler, Mai
2005. S. 22.
530
Weißmann K. Spengler und die Konservative Revolution… S. 19 – 20.
531
Stern F. Kulturpessimismus als politische Gefahr… S. 285 – 286.
532
Klemperer K. von. Konservative Bewegungen zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus… S. 191.
533
Weißmann K. Spengler und die Konservative Revolution… S. 22.
109
люции, которая уничтожит ненавистную им «систему Веймара» и на ее обломках построит новый германский рейх в форме «национального социализма». Именно в разработки одного из вариантов такого «национального социализма» заключается главный вклад Шпенглера в идеологию «консервативной революции». В его политическом эссе «Пруссачество и социализм»
(1919 г.) были заявлены основные идеи и мотивы, формирующегося «консервативно-революционного» движения, о чем Шпенглер в последствии не без
гордости писал 534. В «Пруссачестве и социализме» Шпенглер выступил в
двух ипостасях «одновременно как хранитель традиции и как провозвестник
немецкой нации будущего» 535.
К. Клемперер считал, что своей концепцией пруссачества Шпенглер
вернул в некотором смысле гегелевскую диалектику к своей исходной точке,
ибо ее основатель конечной целью мировой истории видел торжество государства прусского типа 536. Клемперер отмечал, что Шпенглер видел в социализме жизненную форму пригодную для века масс 537. Историческая диалектика Шпенглера достигла высшей точки в его концепции «прусского социализма», которую Клемперер ставил в один ряд с государственно-правовой
доктриной Гегеля 538.
Первый немецкий послевоенный биограф Шпенглера Антон Мирко
Коктанек, рассматривая предпосылки возникновения «Пруссачества и социализма», приходит к выводу, что политические работы Шпенглера не являлись ответом на конкретную проблему, хотя без этого и не обходилось. Они
прежде всего были окончательным приданием формы его взглядов на историю и человека. Текущие политические события способствовали кристаллизации и совершенствованию изначально разработанной схемы 539. Шпенглер,
по мнению Коктанека, призывал помирить консерватизм с социализмом.
Коктанек писал о значении политики для Шпенглера: «Политика была
его этикой, в известном смысле практическим разумом в кантовском смысле
этого выражения» 540. Шпенглер не считал необходимым сохранение консерватизма в его традиционной христианско-охранительной форме. Консерватизм дворянства мертв. В понимании Коктанека, консерватизм Шпенглера
преследовал одну исключительную цель получение власти, а для этого он
должен стать современным и динамичным 541. Несмотря на то, что Шпенглер
являлся видным идеологом «веймарских правых», ни одна из существующих
правых партий Веймарской республики не удовлетворяла его 542. Коктанек
534
Spengler O. Politische Schriften. München, 1933. S. VII.
Патрушев А.И. Миры и мифы Освальда Шпенглера (1880 – 1936) // Новая и новейшая история. 1995. №3.
С. 136.
536
Klemperer K. von. Konservative Bewegungen zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus… S. 192.
537
Ibid. S. 191.
538
Ibid. S. 193.
539
Koktanek A. M. Oswald Spengler in seiner Zeit. München, 1968. S. 232.
540
Ibid. S. 271.
541
Ibid. S. 184.
542
Ibid. S. 276.
535
110
характеризует Шпенглера политическим теоретиком, мало связанным с текущей политикой 543.
Авторы сборника «Шпенглер сегодня», вышедшего в год столетнего
юбилея мыслителя, не могли обойти вниманием его политические взгляды 544.
Известный специалист по истории политической философии Герман Люббе
отмечал значительное политико-экзистенциальное воздействие идей Шпенглера на немецкую публику, особенно на правоконсервативный лагерь. Это
воздействие в конечном итоге было направленно против системы парламентской демократии Веймарской республики 545. Актуальность идейнополитического наследия Шпенглера выражается, по мнению Люббе, в длительным воздействием на немецкое общество последствий краха Веймарской
республики. Шпенглер относится к числу тех авторов, которые в полной мере выразили кризис своего времени. «Существует немного авторов межвоенного периода, в произведениях которых так наглядно бы отразились идеологические перипетии этого периода» пишет Люббе 546. «Практическая направленность текстов Шпенглера политизация сознания читающей публики, констатирует он 547. Люббе называет Шпенглера «публицистическим гением необычного ранга» 548.
Историк Х. Мёллер писал: «В своих сочинениях после Первой мировой
войны Шпенглер связал философско-историческую критику современности с
предчувствием нового века» 549. По мнению Мёллера, Шпенглер лучше, чем
творцы Веймарской конституции, понимал разницу между конституционным
правом и той действительностью, на которую примеряют это право 550. Характеризуя влияние политических сочинений Шпенглера на общественное
сознание Веймарской республики, Мёллер риторически вопрошает: какой же
должен быть уровень политической культуры Германии, если призывы к
диктатуре мыслителей такого ранга как Шпенглер или Шмитт были услышаны и поддержаны в широких кругах 551.
Карин Экерманн в своей основательной диссертации о Шпенглере и
влиянии его взглядов на развитие гуманитарной и политической мысли XX
столетия писала, что «в концепции Шпенглера власть возникает как противоположность культуре, а политика становится высшим проявлением виталистского напора в самоутверждении властной экспансии» 552. Экерманн делала вывод о том, что в учении Шпенглера особенности государственного
строя определялись особенностями народа или культуры. В соответствии с
543
Ibid. S. 431.
Spengler heute / Hrsg. von Ch. Ludz. München, 1980.
545
Lübbe H. Vorwort // Spengler heute / Hrsg. von Ch. Ludz. München, 1980. S. VIII.
546
Ibid. S. VIII
547
Lübbe H. Historisch-politische Exaltationen. Spengler wiedergelesen // Spengler heute… Ibid. S. 4.
548
Ibid. S. 6.
549
Möller H. Oswald Spengler – Geschichte im Dienste der Zeitkritik // Spengler heute … S. 50.
550
Ibid. S. 64.
551
Ibid. S. 69.
552
Eckermann K E. Oswald Spengler und moderne Kulturkritik. Bonn: Univ., Diss., 1980. S. 40.
544
111
этим подходом Шпенглер понимал государство как органический индивидуум, в котором единичная воля подчинялась воле общей 553.
Гарантом стабильного развития государства выступал его авторитет,
который зависел не от наличия, либо отсутствия конституции, а от работы
правительства. Постоянство и безопасность политического руководства в
свою очередь гарантировалось наличием вождя, обладавшего государственным инстинктом 554. Вождь непременно должен происходить из элиты. В учении Шпенглера из дворянства. Шпенглер был убежден в природном происхождении патриархальных и феодальных форм господства 555.
Согласно Экерманн, Шпенглер, основываясь на концепции аристократического и иерархического понимания государства и власти, критиковал
демократию и парламентаризм. Он описывал историю возникновения и развития принципов демократии как возрастающий протест третьего сословия 556. «Так как для Шпенглера государственная мысль была тесно связана с
личностью вождя, демократические формы правления он понимал как проявление деградации» 557. Критика Шпенглером принципов парламентской демократии основана на его пророчествах о политическом упадке западного общества. Демократия это начало упадка и гибели. При переходе от культуры к
цивилизации буржуазия становится солидарна с «массой» в требовании о
введении всеобщего избирательного права 558. В интерпретации Экерманн,
Шпенглер понимал демократию как политическую форму, которая возникает
не из органических основ жизни и культуры, а появляется в результате абстрактных представлений о праве и справедливости, что изначально приводит к
противоречию между духом закона и реальностью 559.
Рассматривая отношение Шпенглера к Веймарской республике, Экерманн полагает, что оно соответствовало его консервативным представлениям
о значении в истории сильного внутри- и внешнеполитического государства.
В соответствии с этой позицией Шпенглер негативно оценивал парламентскую республику, как форму крайнего выражения партийных и политических
противоречий 560. Но Экерманн также отметила и амбивалентность отношения Шпенглера к политическим партиям, которые он признавал и не признавал одновременно. Во-первых, Шпенглер, по ее мнению, надеялся на появление сильной личности из партийной среды. Во-вторых, Шпенглер в общественно-политических условиях Веймарской республики отрицал только те
партии, которые стремились подчинить государство своим партийно-
553
Ibid. S. 40.
Ibid. S. 41.
555
Ibid. S. 42.
556
Ibid. S. 44.
557
Ibid. S. 45.
558
Ibid. S. 48.
559
Ibid. S. 53.
560
Ibid. S. 86.
554
112
политическим интересам. Партии, выступавшие с национальных и патриотических позиций, Шпенглер признавал. 561.
Экерманн утверждает, что в развитии принципов массовой демократии
Шпенглер усматривал опасность ее превращения в диктатуру цезаристского
типа. Критика Шпенглером демократии также основывалась на его вере в
природное происхождение вождизма, убежденностью в метафизической обусловленности «воли к власти», апелляцией к идее традиционно-сословного
государства и мысли о том, что демократическая форма правления является
провозвестником всеобщего политического распада 562.
По мнению Экерманн, Шпенглер отводил решающую роль в борьбе
против «белой» и «цветной» мировых революций прусско-германским традициям. В этой связи в своем понимании социализма Шпенглер исходил из
его религиозных предпосылок 563. Экерманн определила концепцию социализма Шпенглера как «фаустовский социализм» 564. Стремление Шпенглера
выделить национальную специфику социализма привело его к созданию концепции «прусского социализма», в которой политика доминировала над экономикой 565. Напротив, «в марксистском социализме Шпенглер усматривал
псевдоэсхатологическую концепцию истории» 566.
В 1988 году была опубликована монография Детлефа Фелькена «Освальд Шпенглер: консервативный мыслитель между кайзеровской империей
и диктатурой», практически сразу ставшая классической 567. С ее выходом в
западногерманской и в западной гуманитарной мысли начинается новая волна интереса к интеллектуальному наследию Шпенглера, позволившая в конечном итоге говорить о своеобразном шпенглеровском ренессансе. По словам итальянского шпенглероведа Массимо Феррари Цумбини «это первая
современная монография в истинном смысле этого слова» 568. Главным достоинством монографии Фелькена Цумбини считал то, что автор впервые рассмотрел Шпенглера не как некого провидца и пророка, а поставил вопрос о
непосредственных источниках его философско-исторических и политических
взглядов.
Фелькену действительно удалось связать воедино все грани интеллектуального наследия Шпенглера и, самое главное, комплексно рассмотреть
генезис научных и политических взглядов этого «Нестора» послевоенного
поколения. До Фелькена в полной мере сделать это не удавалось никому из
561
Ibid. S. 86 – 87.
Ibid. S. 74.
563
Ibid. S. 65.
564
Ibid. S. 68.
565
Ibid. S. 70.
566
Ibid. S. 75.
567
Felken D. Op. cit.
568
Zumbini M. F. Untergänge und Morgenröten: Nietzsche – Spengler – Antisemitismus. Würzburg, 1999. S. 12 –
13.
562
113
его предшественников 569. Само название монографии «Освальд Шпенглер:
консервативный мыслитель между кайзеровской империей и диктатурой»
свидетельствовало о том, что автор сумел выявить основополагающий мотив
идейных исканий немецкого мыслителя. Основываясь на обширном корпусе
источников, в том числе и неопубликованных архивных материалах, Фелькен
показал взаимозависимость и взаимообусловленность философскоисторических и политических взглядов Шпенглера. Он отметил значимость
политических трудов Шпенглера для формирования и развития идеологии
«консервативной революции». Особенно интересна мысль Фелькена о том,
что публицистика Шпенглера от «Пруссачества и социализма» до «Годов
решений» является важнейшим источником идейной эволюции немецкого
консерватизма в Веймарской республике в национал-социалистическое мировоззрение. Трансформация политических взглядов Шпенглера демонстрирует как далеко «консервативные революционеры» удалились от своих изначальных идеалов 570. Фелькен усматривает значение творческого и идейного
наследия Шпенглера в том, что он как никто другой выразил дух своей эпохи. «В этом заключается его долговременное историческое значение, но также и границы его актуальности» 571.
Фелькен, рассматривая концепцию государства у Шпенглера, подчеркивает, что тот понимал общественную структуру как комплексную систему,
основанную на сословном порядке, ее разрушение казалось ему важным признаком начало декадентства в политике. Приверженность Шпенглера к идее
органического происхождения государства и принципу историзма привела
его к отрицанию демократии, проявившемуся уже в «Закате Европы» 572.
«Морфологическое учение о формах завершилось в политической философии апофеозом государства» 573.Тем не менее, Фелькен не склонен считать
Шпенглера сторонником сословного государства 574.
Фелькен, возвращаясь к теории цезаризма Шпенглера, отмечал, что цезаризм выступал у Шпенглера, с одной стороны, как политическая форма в
хаосе бесформенности, как истинный продукт цивилизации. С другой стороны, цезарь, по Шпенглеру, это человек, который может преодолеть и победить демократию 575. По мнению Фелькена, в основе всех рассуждений
Шпенглера находилась идея о том, что демократия враг культуры и, наоборот, аристократия ее защитник 576.
569
В частности известная монография директора архива Шпенглера в Баварской государственной библиотеке в 1960-х гг. Антона Мирко Коктанека, несмотря на свою фундаментальность, создана в описательном
ключе: Koktanek A. M. Oswald Spengler und seiner Zeit. München, 1968.
570
Felken D. Oswald Spengler: Konservativer Denker zwischen Kaiserreich und Diktatur… S. 195.
571
Ibid. S. 246.
572
Ibid S 126.
573
Ibid S. 127.
574
Ibid S. 127.
575
Ibid S. 129.
576
Ibid. S. 206.
114
Фелькен, характеризуя концепцию «прусского социализма» Шпенглера, писал, что он осуществил поразительную интеллектуальную операцию по
освобождению прусского мифа от шлака реакционного балласта и его примирения с социализмом. Социалистически обновленная прусская идея, которая представлялась Шпенглеру в форме «народного сообщества», понималась не как потерпевшая крах, а как незавершенное призвание нации и выступала идейным противовесом «веймарскому» государству 577. «Пруссачество и социализма», как и все младоконсервативные сочинения того времени,
преследовало двойную цель: прорыв к современности и разрушение демократии 578.
Голландский исследователь Фритц Ботерман избрал для своей трактовки творчества Шпенглера социально-психологический подход. Особенности
мировоззрения Шпенглера Ботерман связывает со спецификой его социального происхождения из среды мелкой буржуазии 579. Эти особенности, главная черта которых – психологическая маргинальность, были присущи всем
консервативным интеллектуалам поколения Шпенглера и «консервативных
революционеров». Ментально это поколение так и не смогло перед 1914 годом интегрироваться в кайзеровский рейх 580. Ботерман объясняет культурпессимизм Шпенглера процессом социально-психологической дезинтеграции
«буржуазии от образования» и потерей социального статуса ее представителей из-за падения престижа классического гуманитарного образования в
Германии начала XX века 581.
Поскольку культура в значении классической науки, высокого искусства и литературы не давала больше опору ни в моральном, ни в социальном
плане, Шпенглер отвернулся от гуманистических идеалов и увлекся идеями
антиинтеллектуальной философии жизни. Его неприятие современной ему
академической и культурной элиты было основано, с одной стороны, на недоверии к представителям культурного истеблишмента кайзеровского рейха,
с другой отрицанием модернистских направлений в культуре, которые он
связал с понятием «цивилизация», и которые, по его мнению, противоречили
немецкому духу 582.
Индивидуальные и социально-культурные факторы, оказавшие влияние
на духовное и интеллектуальное развитие Шпенглера, Ботерман тесно связывал с политическими, а именно: с потерей политического влияния в немецком обществе поздней кайзеровской империи интеллектуалов «старого»
среднего класса. Снижение политического веса гуманитарной интеллигенции
произошло в результате ряда факторов: возникновение «нового» среднего
577
Ibid. S. 96.
Ibid. S. 104.
579
Boterman F. Oswald Spengler en Der Untergang des Abendlandes: Cultuurpessimist en politiek activist. Assen –
Maastricht, 1992. S. 353.
580
Ibid. S. 354.
581
Ibid. S. 354.
582
Ibid. S. 355 – 356.
578
115
класса, представленного инженерно-технической интеллигенцией, развития
социал-демократического рабочего движения, вторжением в политику масс.
Таким образом, «давление на консервативную элиту Германии, которой
Шпенглер доверял, усиливалось» 583. Согласно Ботерману, представления
Шпенглера о мире были во многом обусловлены теми проблемами, с которыми столкнулась немецкая буржуазия от образования на рубеже веков, как
специфическая профессионально-общественная группа, что способствовало
проникновению и возрождению в ее среде наиболее консервативных тенденций. В частности, «Закат Европы» написан Шпенглером в духе аполитичной
традиции немецких интеллектуалов, характерными чертами которой были
претензия на универсальность и примат духовных ценностей над политическими. Шпенглер находился под сильным влиянием неоромантического
движения, направленного против рационализма и позитивизма 584.
Соответственно создание Веймарской республики Шпенглер воспринял более болезненно, чем крах, не совсем удовлетворявшего его кайзеровского рейха. «Веймарская республика была для него результатом немецкого
поражения и Ноябрьской революции и означала победу либерализма и социализма» 585. Переход Шпенглера в лагерь «консервативной революции»
был изначально предопределен. «Революционные консерваторы» стремились
посредством духовной революции и политической активности возродить потерянные духовные и политические идеалы консерватизма: единство, авторитет, иерархию. «Своими политическими идеями Шпенглер несет ответственность за гибель Веймарской республики» пишет Ботерман 586.
Политолог Михаэль Тхондаль, характеризуя понимание Шпенглером
современной ему политической ситуации, отмечал, что автор «Заката Европы» использовал две политические категории «левое» и «правое», которые,
на его взгляд, наиболее точно отражали суть политических процессов при
переходе от культуры к цивилизации 587. Борьба между левыми и правыми
является предвестником стадии цезаризма. Таким образом, согласно Тхондалю, «представление о переходе западной цивилизации к цезаризму определяет оценку Шпенглером современной ему политики» 588.
В 1990-е гг. на волне нового интереса к наследию Шпенглера предпринимается опыт интернационально-компаративного рассмотрения его основных философско-исторических, культурологических и политических идей. В
данном случае речь идет о сборнике «Случай Шпенглера: критический
итог» 589. Наряду со своими немецкими коллегами в сборнике приняли уча583
Ibid. S. 356.
Ibid. S. 356 – 357.
585
Ibid. S. 360.
586
Ibid. S. 363.
587
Thöndl M. Das Politikbild von Oswald Spengler (1880–1936) mit einer Ortsbestimmung seines politischen Urteils über Hitler und Mussolini // Zeitschrift für Politik. 1993. № 4. S. 426.
588
Ibid. S. 429.
589
Der Fall Spengler: Eine kritische Bilanz / Hrsg. von A. Demandt, J. Farrenkopf. Köln, Weimer, Wien, 1994.
584
116
стие видные шпенглероведы и специалисты по немецкому консерватизму из
других стран француз Жильбер Мерлио, итальянец Массимо Феррари Цумбини, американцы Джон Фарренкопф и Джефри Херф. Проблема анализа и
критики политических взглядов Шпенглера заняла в сборнике не последнее
место.
По мнению Фарренкопфа, «Закат Европы» следует рассматривать не
только как новаторскую книгу по философии истории, но и как труд призванный дать немецкой элите рекомендации по искусству управления государством 590. «Философия мировой истории Шпенглера изначально была черновиком для того, чтобы подготовить инновационные формы немецкой «Realpolitik» утверждает он 591. Шпенглер, согласно Фарренкопфу, попытался
соединить три великие немецкие интеллектуальные традиции: философию
истории, культурпессимизм, «Realpolitik» 592.
Мерлио полагает, что Шпенглера можно читать и воспринимать исходя
из двух противоположных подходов. Представители первого подхода к интеллектуальному наследию Шпенглера рисуют образ мыслителя, стоявшего
между кайзеровским рейхом и национал-социализмом. В данном случае
Шпенглер воспринимается как экстремистки настроенный националист,
главный представитель «консервативной революции», оказавший непосредственное влияние на духовный климат времени и идеологически подготовивший национал-социализм. Сторонники второго подхода вырывают немецкого мыслителя из социально-политического контекста времени и сосредотачивают внимание на достижениях Шпенглера в области философии истории и культуры. В противоположность обоим подходам, Мерлио считает,
что отделить националистические взгляды Шпенглера от его философии истории и культурфилософии практически невозможно. Эти взгляды радикализируют его основные идеи и во многом лишают их достоверности и теоретико-познавательного содержания. Но именно такой гремучий синтез как раз и
составляет основу неослабевающего интереса к Шпенглеру 593.
Г. Люббе, сравнивая две фундаментальные работы германской «консервативно-революционной» мысли «Пруссачество и социализм» и «Рабочего» Э. Юнгера, подчеркивает искреннее намерение их авторов сформулировать новый тип социализма. В обеих книгах намечен проект «постмарксистского социализма как немецкой политической формации будущего» 594 .
Непосредственно анализу публицистики Шпенглера была посвящена
статья леволиберального немецкого историка и публициста Клеменса
Волльнхальса. Десятилетием ранее он опубликовал статью «Освальд Шпенг590
Farrenkopf J. Klio und Cäsar. Spenglers Philosophie der Weltgeschichte im Dienste der Staatskunst // Der Fall
Spengler: Eine kritische Bilanz… S. 45 – 46.
591
Ibid. S. 72.
592
Ibid. S. 73.
593
Merlio G. Über Spenglers Modernität // Der Fall Spengler: Eine kritische Bilanz… S. 115 – 116.
594
Lübbe H. Oswald Spenglers «Preußentum und Sozialismus» und Ernst Jüngers «Arbeiter» // Der Fall Spengler…
S. 137.
117
лер и национал-социализм: дилемма революционного консерватора», в которой представил весьма радикальную трактовку феномена «консервативной
революции». В «Случае Шпенглера» Волльнхальс предпринял попытку комплексного рассмотрения эволюции политических взглядов Шпенглера на основе его публицистики.
Во-первых, для Волльнхальса очевидно наличие изначальной первичной политической установки в главном труде Шпенглера «Закат Европы» 595.
Во-вторых, Волльнхальс предлагает объяснение политических взглядов
Шпенглера исходя из фрейдистского подхода, ссылаясь на то, что истоки его
мировоззрения находятся в несчастливом детстве и одинокой юности 596. Втретьих, Волльнхальс все же признает, что публицистика Шпенглера не выходила за рамки немецкой интеллектуальной и политической традиции неприятия либерализма. Ее «ослепительное воздействие» (выражение автора)
основано на духовном кризисе, поразившим немецкое общество после мировой войны и Ноябрьской революции. Не случайно, что публикация самых
знаменитых политических трудов Шпенглера «Пруссачество и социализм» и
«Годы решений» совпала с началом и концом Веймарской республики 597.
Фигура Шпенглера, как одного из ведущих идеологов «консервативной
революции», оказалась в центре внимания и в трудах исследователей определяющих современное состояние германской историографии «консервативной
революции». По мнению известного социолога Рольфа Питера Зиферле,
Шпенглер в своем учении о культурно-исторических типах одновременно
использовал два подхода к пониманию культуры: релятивистскоисторический и эмфатическо-нормативный 598. Характеризуя подлинное отношение Шпенглера к проблеме наступления цивилизации, Зиферле писал:
«Мировая война окончательно показала, какие цивилизационные силы будут
доминировать в будущей мировой империи: англосаксонский разбойничий
капитализм или по прусски организованный социализм […] таким образом
речь шла о противоречиях внутри современной цивилизации, но ни в коем
случае о реакционной охранительной борьбе против самой цивилизации» 599.
По мнению Зиферле, вопрос о возвращении к предцивилизационному состоянию общества не стоял для Шпенглера на повестке дня. Политические
сочинения, которые написал Шпенглер в первые годы Веймарской республики, служили объяснению и пропаганде исторической миссий Германии. В
них речь шла о дальнейшем развитии «идей 1914 года», но переработанных с
учетом политической ситуации после поражения в войне в программу особо595
В нашей работе мы используем вторую редакцию статьи Волльнхальса, опубликованную в: Vollnhals C.
Praeceptor Germaniae. Spenglers politische Publizistik // Völkische Bewegung – Konservative Revolution – Nationalsozialismus. Aspekte einer politisierten Kultur / Hrsg. von W. Schmitz, C. Vollnhals. Dresden, 2005. S. 118.
596
Ibid. S. 136.
597
Ibid. S. 136.
598
Sieferle R.P. Die Konservative Revolution: fünf biographische Skizzen (Paul Lensch, Oswald Spengler, Ernst
Jünger, Hans Freyer. Frankfurt am Main, 1995. S. 108.
599
Ibid. S. 111.
118
го немецкого пути, которая синтезировала пруссачество и социализм, организацию и сообщество, этику долга и служение делу 600.
Зиферле следующим образом трактует взгляды Шпенглера на демократию и цезаризм. Шпенглер, следуя традиции консервативной критики цивилизации, считал, что переход к цивилизации есть переход от формы к бесформенности, от сословного порядка к современному массовому обществу
парламентской и партийной демократии. Парламентская демократия была, по
мнению Шпенглера, формой распада сословного порядка. Установление парламентской Веймарской республики означало крушению специфической
прусской традиции. Парламентская демократия основана на господстве денег
и плутократии. Парламентаризм – просто фасад, за которым стоят интересы
узкого круга капиталистической элиты. Парламентская демократия рано или
поздно неизбежно должна закончиться хаосом и перейти в диктатуру цезаря.
Предпосылки цезаризма находятся в бунте традиционной элиты против плутократии. Цель цезаризма – захват власти. Цезаризм должен возникнуть на
основе синтеза посткапиталистического социализма и предкапиталистической этики долга. В разработке такого типа цезаризма состоит особая историческая миссия Германии 601.
Во время и после Первой мировой войны Шпенглер усматривал внутрицивилизационные противоречия в конфронтации прусского социализма с
англосаксонской плутократией. На конечной стадии существования Веймарской республики главного врага немецкой нации Шпенглер видел в революционном движении и пролетариате, который явно вступал в противоречие с
его концепцией заката в духе прусско-социалистического цезаризма 602. В
этом отношении Шпенглер не делал различия между либеральной, большевистской и национал-социалистической идеологиями. Они являлись для него
выражением системы господства партий. Даже итальянский фашизм не был
для него истинным цезаризмом, хотя, по мнению Зиферле, в образе Муссолини Шпенглер видел более значительный тип вождя, чем, например, в фигуре Гитлера. Зиферле отмечает неоднозначность восприятия Шпенглером
нацизма. С одной стороны, он поддержал Гитлера и нацистское движение как
единственно возможный вариант ликвидации Веймарской республики. С
другой его пугал массовый характер нацистского движения. 603.
Ш. Бройер, исходя из своей классификации идейно-политических течений немецкого консерватизма с 1871 по 1945 гг., относил Шпенглера к так
называемым планетарным империалистам на основании его пропаганды идеи
всемирного величия Германии. Правда, Бройер уточняет, что идеи планетарного империализма были характерны только для раннего творчества Шпенглера. Согласно Бройеру, в своих последних работах «Человек и техника» и
600
Ibid. S. 112.
Ibid. S. 114 – 115.
602
Ibid. S. 127 – 128.
603
Ibid. S. 128.
601
119
«Годы решений» Шпенглер отходит от идей планетарного империализма,
усомнившись в способности человека фаустовской культуры справиться с
технической мощью и порождениями собственной технической мысли 604.
Р. Буше, основываясь на своей концепции о значении аполитичного
подхода к действительности в идеологии немецкого консерватизма, отводит
Шпенглеру главную роль в формировании метаполитических представлений
в обосновании аполитичной позиции немецкого консерватизма после Первой
мировой войны. Он называет Шпенглера авангардистом среди консервативных мыслителей Веймарской республики. Политический авангардизм
Шпенглера базируется, по мнению Буше, на трех важных концептуальных
положениях. Во-первых, Шпенглер был первым мыслителем, который обнаружил, что причины политических проблем могут иметь более глубокую основу, чем просто проявление определенных событий. Во-вторых, культурфилософия Шпенглера явилась первым опытом создания целостной метаполитической конструкции в германском консерватизме периода Веймарской
республики. В-третьих, Шпенглер дал немецким консерваторам звучный тезис-лозунг «Заката Европы», который стал символом консервативного движения в Веймарской Германии 605. «Метаисторическое учение Шпенглера о
закате культур является псевдоисториографическим выражением его бегства
в область метаполитических спекуляций» – резюмирует Буше 606.
Согласно Буше, интеллектуальная операция по трансформации консерватизма из охранительно-защитного в наступательное и современное политическое направление была проведена Шпенглером в целях возможности метаполитических спекуляций с политическими понятиями 607. Политизация
аполитичности обнаруживается у Шпенглера в том, что он возводит иррациональные декорации в современной политической теории. «Политические
взгляды Шпенглера опирались не на систему рационального доказательства,
а на сконструированные им метаполитические принципы: «раса», «кровь»,
«душа и тело истории» и т д.», что стало примером для других немецких консервативных теоретиков после 1918 года 608.
Касаясь взаимосвязи философии истории Шпенглера с его политическими воззрениями Буше считал, что в своем учении о неизбежности упадка
культур Шпенглер не желал реставрации политических институтов прошлого. «Он стремился к возможности возвращения к аполитичному бытию» 609.
Итогом этого стали новое понимание Шпенглером демократии и социализма,
что привело к искажению их подлинного политического содержания.
Шпенглер превратил демократию в главного врага существования аполитич604
Breuer S: Grundpositionen der deutschen Rechten 1871 – 1945. Tübingen, 1999. S. 127.
Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen. Heidelberg, 1998. S. 119 – 120.
606
Ibid. S. 122.
607
Ibid. S. 123.
608
Ibid. S. 125.
609
Ibid. S. 128.
605
120
ного общественного бытия 610. Он связывал демократию прежде всего с англо-французским образцом и считал ее непригодной для Германии. Германия
имеет собственный путь исторического развития, который Шпенглер, по
мнению Буше, связывал с идеей «прусского социализма» как интегративной
идеологией, могущей объединить все сословия. Но, как пишет Буше, «идеальное содержание «пруссачества» и «прусского социализма» оказывается по
ту сторону шпенглеровского пафоса и его ожесточенной полемики против
обозначенного врага [...] Где культурфилософ выдает себя как охранителя
консервативной традиции, он становится разрушителем. Немецкие традиции,
которые следовало поддерживать, были сведены им к минимуму. Из всех немецких традиций для Шпенглера имели смысл только прусская твердость,
послушание и всеобщая служба государству, все же другое, что также наполняло немецкую традицию необходимо упразднить» 611. Буше характеризует
Шпенглера как прусского нигилиста.
Буше рассматривает «Пруссачество и социализм» как побочный продукт работы Шпенглера над вторым томом «Заката Европы». По мнению
Буше, «Пруссачество и социализм» наглядно свидетельствует о том, какие
метаполитические теории можно вывести из казалось бы сугубо философского учения о закате культуры 612. Шпенглер видел актуальный политический
идеал в возрождении старопрусского этоса, основанного на повиновении и
службе государству. Консерватизм Шпенглера выражался не в следовании
устаревшим политическим представлениям, а являлся современной и агрессивной идеологией, которая, с его точки зрения, была единственно возможной в условиях Веймарской Германии. «Шпенглер стал первым после 1918
года мыслителем, использовавшим неполитические ценностные представления прусско-немецкого прошлого для того, что синтезировать их в качестве
политически легитимных ценностей будущего и в связи с современной политической теорией» 613. Буше, характеризуя основной лейтмотив понимания
Шпенглером политического бытия немецкого народа, констатировал: «Немецкий народ был для него специфическим «монархическим» народом или
специфическим «вождистским» народом, который в силу исторических, географических и расовых основ передавал политические решения в руки вождя» 614.
Буше считает представления Шпенглера об эпохе цезаризма квинтэссенцией его политической философии. Только цезаризм в его консервативном исполнении был способен преодолеть «анархические тенденции либерализма» 615. Касаясь критических замечаний Шпенглера относительно Веймарской республики, Буше выделяет три основополагающих мотива его не610
Ibid. S. 128.
Ibid. S. 128.
612
Ibid. S. 122.
613
Ibid. S. 123.
614
Ibid. S. 135.
615
Ibid. S. 137.
611
121
гативного отношения к Веймару. Первое, военное поражение было результатом предательства и неповиновение. Второе, демократия не знает понятия
государства и она не является немецкой государственной формой. Третье,
раздробленность политических партий раскалывает общество и делает невозможной проведение сильной внешней политики 616. В целом Буше оценивает Шпенглера как значительнейшего консервативного мыслителя Веймарской республики.
Говоря о значении Шпенглера для развития идеологии консерватизма в
Веймарской республике, Буше пишет: «Его интеллектуальный вклад в политизацию аполитичности и его влияние на консервативную мысль после 1918
года не возможно переоценить» 617. Шпенглеру «Закатом Европы» удалось
поставить вопрос о новой легитимации аполитичной позиции, а концепция
«прусского социализма» стала политическим следствием его философии истории 618. Немецкий народ был для него специфический монархический народ, который в силу исторических, географических и расовых основ передавал политические решения в руки вождя 619.
В 2000-е гг. накал научной полемики вокруг наследия Шпенглера постепенно начинает снижаться. Несмотря на продолжающийся издательский
поток шпенглерианы, большинство работ о нем носят либо пропедевтический, либо публицистический характер и не вносят ничего нового в интерпретацию его идей 620. На волне подъема «новых правых» Шпенглер становится для них одной из культовых фигур «консервативной революции», к которой они обращаются, и наследие которой они пропагандируют. В 2005 году ведущий современный политико-теоретический журнал «новых правых»
«Сецессион» посвящает Шпенглеру отдельный номер 621.
На этом фоне популяризации интеллектуального наследия Шпенглера,
труд австро-немецкого философа, боснийского происхождения, Самира Османцевича, несомненно, представляет интерес 622. Анализ основных философско-исторических и политический идей Шпенглера позволил Османцевичу
сделать, на наш взгляд, довольно верное замечание о том, что актуальность
интеллектуального наследия Шпенглера заключается не в тех ответах, которые давал он сам, а в тех вопросах, которые являются прямым следствием его
философско-исторической системы 623. Касаясь содержания политических
взглядов Шпенглера, Османцевич стремиться снять с них налет ультрамо616
Ibid. S. 137.
Ibid. S. 129.
618
Ibid. S. 130 – 131.
619
Ibid. S. 135.
620
Характерный пример книги Т. Тарча, Ф. Лиссона, итальянского исследователя Д. Конте: Tartsch T. Denn
der Mensch ist ein Raubtier: eine Einführung in die politischen Schriften und Theorien Oswald Spenglers. 2001;
Lisson F. Oswald Spengler: Philosoph des Schicksals. Schnellroda, 2005; Conte D. Oswald Spengler: eine Einführung. Leipzig, 2004.
621
Sezession. – Oswald Spengler (Sonderdruck), Mai 2005.
622
Osmancevic S. Oswald Spengler und das Ende der Geschichte. Wien, 2007.
623
Ibid. S. 137.
617
122
дерности, который наносили на немецкого мыслителя в последние десятилетия XX столетия. Как политический мыслитель Шпенглер предстает под пером Османцевича монархистом, ностальгирующим по Пруссии и противником не немецких идеалов марксизма, либерализма и демократии, достойным
наследником Бисмарка 624. Но Османцевич не разделяет точку зрения о виновности Шпенглера и других «консервативных революционеров» в идейной
подготовке национал-социализма 625.
То, что Шпенглер высказывал в своих политических сочинениях, было,
по мнению Османцевича, прямым следствием его философии истории, способом актуализации текущих политических событий. В частности, концепцию «прусского социализма» Османцевич трактует не как системную политико-идеологическую теорию, а как попытку Шпенглера выразить образ немецкого национального характера 626. По Османцевичу, любое рассмотрение
политических взглядов Шпенглера должно исходить из тезиса о том, что он
был прежде всего великим немецким националистом 627.
Таким образом, рассматривая роль Шпенглера как идеолога «консервативной революции», нельзя не согласиться с выводом Буше о том, что интеллектуальный вклад Шпенглера в придание германскому консерватизму новой
идейно-ценностной легитимации трудно переоценить. Однако при этом не
следует забывать об особом положении Шпенглера в рядах младоконсерваторов, которое было связано, очевидно, с тем, что он не разделял политического романтизма и энтузиазма большинства «революционных консерваторов» (и не только младоконсерваторов) о скором крахе ненавистной Веймарской республики и наступлении долгожданного Третьего рейха. Шпенглер,
исходя из своей философии истории, предпочитал занимать позицию героического пессимиста и трезвого политического аналитика. По мнению К.
Вайссманна, как в случае с его философией истории, так и в отношении
идеологии «консервативной революции» Шпенглер, несмотря на влияние,
занимал определенную дистанцию по отношению к другим ее представителям 628. Волльнхальс, подчеркивая особое место Шпенглера в «консервативной революции», называет его «элитарным одиночкой» в кругу «революционных консерваторов» 629.
624
Ibid. S. 101.
Ibid. S. 102.
626
Ibid. S. 112.
627
Ibid. S. 201.
628
Weißmann K. Spengler und die Konservative Revolution // Sezession (Sonderdruck). Oswald Spengler, Mai
2005. S. 25.
629
Vollnhals C. Praeceptor Germaniae. Spenglers politische Publizistik // Völkische Bewegung – Konservative Revolution – Nationalsozialismus. Aspekte einer politisierten Kultur… S. 137.
625
123
3.2. Младоконсерватизм А. Мёллера ван ден Брука
А. Мёллер ван ден Брук (1876 – 1925) был, пожалуй, единственным
значительным идеологом «консервативной революции», чей переход на позиции «революционного консерватизма» был предопределен его довоенным
творчеством. Получив признание как литературный и театральный критик,
переводчик и издатель совместно Д. С. Мережковским первого немецкоязычного собрания сочинений Ф. М. Достоевского, Мёллер ван ден Брук уже в
своих довоенных работах выразил эстетическое неудовлетворение культурой
и повседневностью кайзеровского рейха и позиционировал себя, как немецкого националиста, презиравшего буржуазию и все, что с ней связно. В дальнейшем исследователи неоднократно указывали на то, что истоки младоконсерватизма Мёллера ван ден Брука находятся в его довоенных сочинениях.
Служба в годы Первой мировой войны в ведомстве военной пропаганды подвигла Мёллера ван ден Брука обратить внимание на политику и стимулировала его интерес прежде всего к проблемам современной политики и
поиску смысла национальной идентичности немцев, которым он увлекался
еще до войны 630. Изданный в 1916 году «Прусский стиль» стал рубежной вехой в политизации творчества Мёллера ван ден Брука. Книга формально была посвящена архитектуре, но фактический автор обнаружил так называемый
прусский стиль, который быстро распространил на другие сферы действительности. Первый значительной политической работой Мёллера ван ден
Брука становится, написанная в 1918 году и изданная в 1919 году «Право молодых народов» 631. Затем последовали статьи по различным вопросам текущей политики, наконец, вышедший в 1923 году главный шедевр политической публицистики Мёллера ван ден Брука «Третий рейх».
Одновременно, начиная с 1919 года, Мёллер ван ден Брук с группой
единомышленников (Генрих фон Гляйхен, Ганс Шварц, Макс Хильдеберт
Бём и др.) разворачивает активную организационную деятельность, которая в
конечном итоге привела к созданию в 1919 году идейного центра младоконсервативного направления в идеологии «консервативной революции»
«Июньского клуба» (в дальнейшем, после смерти Мёллера ван ден Брука, переименованного в «Клуб господ»), одного из влиятельнейших теневых политических клубов первых лет существования Веймарской республики. В свою
очередь участники «Июньского клуба» стали инициаторами формирования
630
См. например его известный трехтомник без года издания (очевидно выходил из печати в 1900-е гг.)
«Немцы»: Moeller van den Bruck A. Führende Deutsche: Vom Dogmatischen; Ulrich von Huten; Martin Luther;
Der Grosse Kurfürst; Friedrich Schiller; Otto von Bismarck; Friedrich Nietzsche. – Minden i. W.: Bruns' Verlag, o.
J.; Moeller van den Bruck A. Verirrte Deutsche: Vom Deutschen u. vom Problematischen; Christian Günther; Reinhold Lenz; Maximilian Klinger; Christian Dietrich Grabbe; Georg Büchne; Hermann Conradi. – Minden i. W.:
Bruns' Verlag, o. J.; Moeller van den Bruck A. Verschwärmte Deutsche: Vom Mystischen; Meister Eckehart; Theoprastus Parazelsus; Jakob Böhme; Angelus Silesius; Friedrich Hölderlin; Novalis; Gustav Theodor Fechner; Alfred
Mombert. – Minden i. W.: Bruns' Verlag, o. J.
631
Moeller van den Bruck A. Das Recht der jungen Völker. – München, 1919.
124
более широкого объединения, быстро набирающего силу младоконсервативного движения – движения кольца (Der Ring-Bewegung).
Первое основательное исследование идейного наследия А. Мёллера ван
ден Брука как идеолога «консервативной революции» предпринял К. фон
Клемперер. Согласно Клемпереру, истоки политических взглядов Мёллера
ван ден Брука следует искать в предвоенном и военном времени. В вышедшей в 1916 году книге о прусской архитектуре «Прусский стиль», Мёллер
ван ден Брук вводит в научный и общественный оборот термин «прусский
стиль», который он сам же в дальнейшем распространяет от характеристики
течений в искусстве на сферу политики 632. Таким образом, по мнению Клемперера, он стал политическим мыслителем под влиянием войны и революции 633.
Мёллер ван ден Брук выступил как духовный вождь нового поколения,
которое критически относилось к буржуазным ценностям. Его политические
воззрения определялись поиском мифологических основ политики. Такой
подход к пониманию политики являлся эмоциональным, но в тоже время
позволял выработать достаточно динамичное ее восприятие. В этом одновременно выражалась слабость и сила политических взглядов Мёллера ван
ден Брука и всего неоконсервативного движения в Веймарской Германии,
которое в сравнении с немецким консерватизмом кайзеровской эпохи, оставалось по существу аполитичным движением 634.
Тезис о противоречиях между «старыми» и «молодыми» народами стал
для Мёллера ван ден Брука ключевым в объяснении причин Первой мировой
войны. Истоки концепции о «молодых» народах, восходили к предвоенным
временам. По убеждению Клемперера, Мёллер ван ден Брук перенес предвоенный культ молодежного движения в Германии на почву географического
мистицизма. Англичане, французы, итальянцы принадлежали, по убеждению
Мёллера ван ден Брука, к «старым» народам. Немцы, русские и американцы
к «молодым» 635.
В контексте вклада Мёллера ван ден Брука в разработку внешнеполитической программы германского младоконсерватизма в Веймарской республике Клемперер делает два примечательных вывода, с одним из которых
можно согласиться, с другим нет. Оправдан, на наш взгляд, вывод о том, что
концепция «молодых» народов, как и русский большевизм, была антиимпериалистической 636. Однако едва ли можно согласиться с убеждением Клемперера о том, что книга «Право молодых народов» была написана в пику 14ти пунктам президента В. Вильсона, и что если бы на Парижской мирной
конференции победили бы предложения Вильсона, то не было бы дальней632
Klemperer K. von. Konservative Bewegungen zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus... S. 170.
Ibid. S. 171.
634
Ibid. S. 171.
635
Ibid. S. 172.
636
Ibid. S. 173.
633
125
шей радикализации политических взглядов Мёллера ван ден Брука вплоть до
разработки концепции «Третьего рейха» 637. Клемперер явно не учитывает логику развития внешнеполитической концепции германского консерватизма,
которая после поражения Германии в Первой мировой войне приобрела радикальный характер, особенно у «новых» течений, каким без сомнения являлась «консервативная революция».
Касаясь характеристики «Третьего рейха», Клемперер считает, что это
понятие Мёллер ван ден Брук сделал центральным в своей политической
концепции. В лучших традициях немецкого консерватизма понятие «Третий
рейх» содержало в себе туманный миф будущего. «Мёллер придал понятию
«Третий рейх» новую жизнь и новый смысл» 638. В этой связи Клемперер обращает внимание на одну из качественных характеристик мировоззрения
Мёллера ван ден Брука, на его миссионерский и пророческий образ мышления, что непосредственно сказывалось на стилистике его трудов. Вместо того
чтобы ясно объяснить вещи, Мёллер ван ден Брук, напротив, запутывал их
смысл вязью стилистически выверенных предложений. «Революционный
консерватизм Мёллера был идейно-богатой концепцией, но в конечном итоге
не достаточно эффективной, чтобы предохранить минимум консерватизма
против максимума революционного натиска» 639.
А. Мёллер ван ден Брук с присущим ему эстетическим подходом к политике давал хлесткую и образно-афористичную характеристику либерализма. «Либерализм – свобода не иметь никаких убеждений, но утверждать при
этом, что именно подобный подход и является главным убеждением» 640.
«Либерализм подорвал культуру. Он уничтожил религию. Он разрушил Отечество. Он был самоубийством человечества» 641. Идейные истоки либерализма А. Мёллер ван ден Брук выводил из интеллектуальной традиции древнегреческого софизма. Современный европейский либерализм ведет свое начало с эпохи Возрождения, «место возникновения современного либерализма
находится там, где индивидуум вырвался из средневековых обстоятельств» 642. Решающая же роль в становлении либерализма принадлежит, по
мнению А. Мёллера ван ден Брука, Просвещению, особенно его английскому и французскому вариантам.
Клемперер, характеризуя главную идею «Третьего рейха» А. Мёллера
ван ден Брука, полагал, что книга была направлена на критику партийнополитической системы Веймарской Германии. А. Мёллер ван ден Брук был
убежден – «все беды немецкой политики исходят от партий» 643. Критика пар637
Ibid. S. 173 – 174.
Ibid. S. 176.
639
Ibid. S. 178.
640
Мёллер ван ден Брук А. Третья империя // А. Мёллер ван ден Брук, А. Васильченко. Миф о вечной империи и Третий рейх. М., 2009. С. 172.
641
Там же. С. 187.
642
Там же. С. 190.
643
Klemperer K. von. Konservative Bewegungen zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus… S. 177.
638
126
ламентской системы А. Мёллером ван ден Бруком была одновременно критикой либерализма, который он считал порождением X1X столетия под
влиянием материализма, релятивизма, индивидуализма, нигилизма и масонства 644.
По мнению Клемперера, для Мёллера ван ден Брука смысл существования консерватизма заключался в противопоставлении либерализму традиции, рациональности религии, индивидуализму сообщества. Консерватизм
XIX столетия не выполнил эту задачу, поэтому был подвергнуть Мёллером
ван ден Бруком острой критике. Исходя из отношения Мёллера ван ден Брука к традиционному немецкому консерватизму, Клемперер подчеркивает
важность для его политических взглядов противопоставление «реакционного» и «консервативного» человека. «Отказ Мёллера и его друзей присоединится к Немецкой народной национальной партии, которая подходила под
определение реакционной, привело их на независимый путь создания нового
консерватизма» 645.
Важным элементом консерватизма Мёллера ван ден Брука был национализм. Он воспринимал нацию как некое динамичное и аполитичное образование. По утверждению Клемперера, Мёллер ван ден Брук верил, что только идея нации способна удержать немцев вместе после падения монархии.
Идея нации заменила в консерватизме Мёллера ван ден Брука идею монархии 646.
Характеризуя политические воззрения А. Мёллера ван ден Брука,
Клемперер отмечает, что их важнейшей частью стал социализм, который по
своей сути, прежде всего, был «немецким социализмом» и являлся идейным
противовесом, как либерализму, так и марксистскому пониманию социализма 647. Клемперер определял социализм А. Мёллера ван ден Брука как «корпоративные представления о государстве и экономике» 648. Социализм А.
Мёллера ван ден Брука был в истинном смысле национальным социализмом,
ибо «он стремился преодолеть классовое сознание национальным сознанием» 649.
Подводя итог о роли и значении младоконсерватизма Мёллера ван ден
Брука в деле формирования идеологии «консервативной революции», Клемперер констатирует: «Политическая теория Мёллера образует единое целое, в
котором культурологические, исторические и политические аспекты связанны друг с другом» 650. Несмотря на то, что Мёллеру ван ден Бруку удалось
привлечь внимания к актуальным проблемам германского консерватизма,
мифологизм его политического мышления не позволил ему выразить кон644
Ibid. S. 177.
Ibid. S. 179.
646
Ibid. S. 179.
647
Ibid. S. 180.
648
Ibid. S. 180 – 181.
649
Ibid. S. 182.
650
Ibid. S. 183.
645
127
кретные и практические потребности немецкого консерватизма в Веймарской
республике 651.
Несколько с иных позиций оценивает идейное наследие Мёллера ван
ден Брука Ф. Штерн. Как мы уже говорили выше (см. первую главу), Мёллер
ван ден Брук был, по убеждению Штерна, не просто одной из значительных
персон «консервативной революции, но являлся одним из ведущих идеологов
немецкого консерватизма в целом. Начало «консервативной революции»
Штерн связывает с деятельностью основоположников германского правого
радикализма П. де Лагарда и А. Ю. Лангбена, а высшей точки своего развития идеология «консервативной революции» достигла в годы Веймарской
республики в творчестве Мёллера ван ден Брука 652.
Таким образом Штерн тесно связывает довоенное и послевоенное
творчество Мёллера ван ден Брука. В частности, он считает, что концепция
«Третьего рейха» была ни чем иным как проекцией предвоенной критики в
область политического, а «консервативная революция» не была спонтанно
возникшей реакционной оппозицией против Версальского мирного договора
и Веймарской республики, но была идеологией, сформировавшейся в XIX
столетии и получившей после Первой мировой войны новый импульс 653. Во
взглядах Мёллера ван ден Брука рубежа XIX – XX вв. отразилась дилемма
современного ему консерватизма. Штерн выделяет эстетическую составляющую антилиберализма А. Мёллера ван ден Брука. С одной стороны, он
отвергал либерализм, который противоречил его эстетическим убеждениям о
том, что человек и общество должны быть от природы героическими и аристократическими. С другой Мёллер ван ден Брук прекрасно осознавал, что
возвращение к старым консервативным ценностям в условиях технической
цивилизации не возможно. Поэтому его усилия были направлены на разработку нового образца консерватизма в духе идеологии фёлькиш, где на место
религии как высшей ценности следовало бы поставить государство, которое
должно взять под свою охрану в современном индустриальном обществе
культурные и политические добродетели 654. По мнению Штерна, Мёллер ван
ден Брук еще до Первой мировой войны считал, что в Германии слишком
много цивилизации и слишком мало культуры 655.
Возвращаясь к оценке главного труда Мёллера ван ден Брука, Штерн
пишет: «Третий рейх» вершина мысли Мёллера и фелькишеской идеологии» 656. Далее Штерн отмечает, что в «Третьем рейхе» Мёллер ван ден Брук
анализирует не конкретные проявления политических движений в Веймарской республике, а конструирует их идеальный тип 657. Он призывает к новой
651
Ibid. S. 184.
Stern F. Kulturpessimismus als politische Gefahr. Eine Analyse nationaler Ideologie in Deutschland… S. 22.
653
Ibid. S. 223.
654
Ibid. S. 235 – 236.
655
Ibid. S. 238.
656
Ibid. S. 303.
657
Ibid. S. 304.
652
128
на этот раз национальной революции, которая должна преобразовать немецкую культуру. Главная задача, которую ставил перед немецким обществом
Мёллер ван ден Брук, была задача достижения национального единства. В
рамках решения этой задачи Мёллер ван ден Брук подверг критике либерализм и марксизм. Он призвал рабочих отказаться от марксистского социализма и принять идею сословно-корпоративного «немецкого социализма», в
котором классовые различия не мешали бы сохранению единства народа 658.
Но, с другой стороны, новое национальное государство должно ликвидировать неравенство современного капитализма и уничтожить либерализм и
парламентаризм 659.
Наряду с марксизмом и либерализмом острой критике в «Третьем рейхе» Мёллер ван ден Брук подверг традиционный немецкий консерватизм, характеризуя его как реакционную идеологию. Однако, как верно отмечал
Штерн, вся интеллектуальная и публицистическая мощь критики Мёллера
ван ден Брука имела мало общего с реальной политической действительностью. По мнению Штерна, концепция «Третьего рейха» базировалась в первую очередь на религиозных и мифологических идеях и может классифицироваться как политическая религия 660.
В 1962 году вышла биография Мёллера ван ден Брука, написанная Г.И.
Швирскотта 661. По мнению автора, для того чтобы дать общую оценку роли и
места младоконсерватизма в истории немецкого консерватизма необходимо
выявить его связь с консерватизмом XIX столетия 662. В основе консервативной мысли лежал принцип легитимности, служащий для сохранения ее исторического континуитета и традиции. Швирскотт полагает, что Мёллер ван
ден Брук попытался привести консервативную идеологию в соответствие с
требованиями современности. Мёллер ван ден Брук понимал, что условия
жизни в XX веке существенно отличаются от века XIX, а консерватизм в
Германии закостенел в своем самодовольстве 663. Но попытка Мёллера ван
ден Брука придать новый идейный импульс немецкому консерватизму тем не
менее, согласно Швирскотту, окончилась неудачей, поскольку ее источником
являлись аполитичный эстетизм и романтика. Поэтому, несмотря на то, что
Мёллер ван ден Брук позиционировал себя как консерватора-модерниста, он
в глубинных слоях своего мировоззрения продолжал оставаться романтиком 664.
Швирскотт также указывает на еще одну важную черту идеологии младоконсерватизма и в целом «консервативной революции», а именно: утрату
658
Ibid. S. 306 – 307.
Ibid. S. 308.
660
Ibid. S. 312.
661
Schwierskott H.-J. Arthur Moeller van den Bruck und der revolutionäre Nationalismus in der Weimarer Republik…
662
Ibid. S. 88.
663
Ibid. S. 92.
664
Ibid. S. 94 – 95.
659
129
христианских основ консерватизма. Попытки Э. Ю. Юнга, О. Шпанна и В.
Штапеля реанимировать христианство были единичными случаями в рядах
«консервативных революционеров». Скептическое отношение младоконсерваторов к христианству Швирскотт связывает с послевоенными духовными
тенденциями в Германии и мощным влиянием идейного наследия Ф. Ницше 665, хотя, по утверждению Швирскотта, с точки зрения консерватизма XIX
века, любая политическая позиция, не получившая христианского обоснования не может в полной мере считаться консервативной 666. Исходя из отношения младоконсерваторов к христианству, Швирскотт полагает, что вследствие конфронтации Мёллера ван ден Брука с христианством и идеологией немецкого консерватизма XIX столетия, его идейные поиски выходят за рамки
консерватизма 667.
Швирскотт, касаясь воззрений А. Мёллера ван ден Брука на государство, уделяет большое внимание его концепции «национального социализма» и
представлениям о сословно-корпоративном государстве. В этой связи Швирскотт останавливает свое внимание на знаменитой концепции «Третьего рейха», которая, по его словам, породила многочисленных подражателей А.
Мёллеру ван ден Бруку в правом лагере «Веймарской республики» 668. Главная идея, которая прослеживается в исследовании Швирскотта, заключается
в мысли о том, что, несмотря на все мифологизмы и утопичность, концепция
«Третьего рейха» А. Мёллера ван ден Брука тем не менее явилась вполне четко разработанной теорией сословно-корпоративного государства.
Главную заслугу Мёллера ван ден Брука в разработке идеологии немецкого консерватизма в Веймарской республики Швирскотт видит в возрождении имперского мифа. Швирскотт отмечает, что имперская идея имела
глубокие корни в гуманитарной и общественно-политической мысли Германии. Ренессанс имперской идеи произошел, по его мнению, на рубеже XIX –
XX вв. ввиду недовольства правыми кругами реализацией имперской идеи в
кайзеровской Германии. Но именно Мёллеру ван ден Бруку после 1918 года
удалось сделать имперский миф ключевым понятием немецкого консервативного движения, а затем и символом национальной революции 669. Под
«Третьим рейхом» Мёллер ван ден Брук понимал не просто историческое
звено, которое следовало после Второго рейха Бисмарка и средневековой
священной римской империи германских народов, а высшую цель исторического развития немецкой нации и германского государства. Третий рейх
Мёллера ван ден Брука это конечный рейх, к которому всегда стремился немецкий национализм 670.
665
Ibid. S. 95 – 96.
Ibid. S. 97.
667
Ibid. S. 98.
668
Ibid. S. 109.
669
Ibid. S. 105.
670
Ibid. S. 108.
666
130
Имперская идея в изложении Мёллера ван ден Брука имела три основополагающих принципа. Во-первых, общество должно трансформироваться
в народ, чтобы до конца осознать свою имперскую миссию. Во-вторых, новая
немецкая империя должна выйти за рамки старого национального государства и создать более крупную национальную общность. В-третьих, империю
следует построить на принципе иерархии. Создать новую империю должна
«третья партия» (первоначальное название книги Мёллера ван ден Брука)
партия исторического континуитета немецкого народа 671.
Швирскотт подчеркивает, что в понимании сущности имперского народа Мёллер ван ден Брук расходился с идеологами фёлькише и отводил решающую роль в национальном единении имперского народа не идее крови и
почвы, а духовным и культурным ценностям 672. Третий рейх мыслился Мёллером ван ден Бруком как корпоративное, антилиберальное и антипарламентское государство во главе с младоконсервативной элитой. Внешние границы Третьего рейха должны включать в себя Австрию и молодые народы
Востока Европы. Во внешней политике Третий рейх должен в большей степени ориентироваться на Азию, чем на Западную Европу 673.
Известный философ консервативного направления Герд Клаус Кальтенбруннер называет Мёллера ван ден Брука «возможно самым значительным представителем консервативной революции» 674. Подобно немецким романтикам начала XIX столетия, выступавшим в защиту монархии, Мёллер
ван ден Брук столетием позже стал Мусагетом немецкого империализма и
антидемократической оппозиции против Веймара 675. Как политический романтик он не искал поддержки общества с помощью конкретной социальнополитической программы или в качестве защитника определенных общественных слоев. Он провозглашал метаполитические видения. Его переживания истории и культуры Центральной и Восточной Европы оказали значительное влияние на становление мифа Третьем рейхе и разработку идеи
«консервативной революции 676.
В отличие от Швирскотта, Кальтенбруннер не усматривал в идеологической и мировоззренческой конструкции «Третьего рейха» даже толики политического реализма. Видение рейха Мёллером ван ден Бруком, включавшее сакральные и эсхатологические черты, находилось в противоречии с секуляризированным прусским государством и призывами к возрождению великогерманского национализма 677. По мнению Кальтенбруннера, эсхатологические черты концепции М. ванн ден Брука проявились уже в названии
671
Ibid. S. 107.
Ibid. S. 107.
673
Ibid. S. 109.
674
Kaltenbrunner G.-K. Von Dostojewski zum Dritten Reich. Arthur Moeller van den Bruck und die Konservative
Revolution // Politische Studien, Zweimonatsschrift für Zeitgeschichte und Politik. 1969. H 184. März/April. S. 185.
675
Ibid. S. 195.
676
Ibid. S. 195.
677
Ibid. S. 185.
672
131
книги «Третий рейх», что свидетельствует о влиянии на автора христианской
догмы о Святой Троице 678. По словам Кальтенбруннера, кто ожидал увидеть
в «Третьем рейхе» Мёллера ван ден Брука конкретную политическую концепцию были разочарованы. Книга написана в апокалиптической манере 679.
Кальтенбруннер отмечает как двойственность формулы Мёллера ван ден
Брука о Третьем рейхе, так и его собственной политической позиции. По
верному замечанию Кальтенбруннера, лозунг «Третьего рейха» может быть в
одинаковой мере применен и к национал-большевизму Э. Никиша, и к национал-социализму Гитлера 680.
На идейное родство младоконсерватизма с правым националбольшевизмом указывал Л. Дюпе в своем классическом исследовании о германском национал-большевизме в Веймарской республике. Дюпе не причисляет Мёллера ван ден Брука к национал-большевикам, но считает, что автор
«Третьего рейха оказал значительное влияние на становление правого национал-большевизма. Во-первых, Мёллер ван ден Брук обосновал консервативно-революционную
проблематику
идейную
основу
националбольшевизма. Во-вторых, поставил на повестку дня вопрос о сотрудничестве
между
националистами
и
пролетарскими
массами.
Националбольшевистских интеллектуалов последних лет существования Веймарской
республики, по мнению Дюпе, следует рассматривать как учеников и идейных последователей Мёллера ван ден Брука 681. Он и его единомышленники
хотели добиться расположения пролетарских масс, чтобы отвлечь их от марксизма и привлечь к идее нации и национального государства 682.
В 1970 – 1980-х гг. интерес к творческому наследию Мёллера ван ден
Брука заметно снижается (исключение монография Л. Дюпе). Западногерманская и европейская историография «консервативной революции» возвращается к Мёллеру ван ден Бруку в 1990-х гг. на волне новых дебатов о сущности «революционного консерватизма».
Французский исследователь Д. Коэдель, ученик и последователь Л.
Дюпе, называет Мёллера ван ден Брука главным идеологом неоконсерватизма в Веймарской республике и «консервативной революции» в частности 683.
По мнению Д. Коэделя, поскольку политический лексикон консерватизма
XIX столетия потерпел крах, Мёллеру ван ден Бруку пришлось осваивать политический лексикон своих противников, в частности использовать понятия
не присущие консервативному политическому жаргону: «демократия», «ре678
Ibid. S. 196.
Ibid. S. 199.
680
Ibid. S. 199.
681
Dupeux L. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919 – 1933: kommunistische Strategie und konservative
Dynamik… S. 70 71.
682
Ibid. S. 77.
683
Goeldel D. «Revolution», «Sozialismus» und «Demokratie»: Bedeutungswandel dreier Grundbegriffe am Beispiel von Moeller van den Bruck // Intellektuellendiskurse in der Weimarer Republik: zur politischen Kultur einer
Gemengelage / Hrsg. von M. Gangl, G. Raulet. Frankfurt a. M., 1994. S. 37.
679
132
волюция», «социализм» – вкладывая в них консервативное содержание 684.
Под демократией Мёллер ван ден Брук понимал народное сообщество, под
революцией – «консервативную революцию», под социализмом – национальный, органический, корпоративный социализм.
Но, использование Мёллером ван ден Бруком политической терминологии своих идейных противников, особенно левых, способствовало его перемещению в поле их политического и интеллектуального дискурса. Д. Коэдель считает главной особенностью политической концепции Мёллера ван
ден Брука, впрочем, как и всей «консервативной революции», идейный дуализм между правым и левым политическим сознанием, приведший к появлению феномена «правых людей слева» 685.
К. Верт, в рамках своего труда посвященного развитию идеи «национального социализма» в Германии (первое издание вышло в 1996 году),
предпринял анализ представлений Мёллера ван ден Брука о социализме на
фоне его общих социально-политических взглядов 686. Согласно Верту, сущность концепции национального социализма Мёллера ван ден Брука состояла
в его идейной неприязни к западным формам общества и, одновременно, была символическим декором в осуществлении национальной идеи 687. Помимо
либерализма, Мёллер ван ден Брук также отвергал и марксистский социализм, который он воспринимал как одну из форм проявления либерализма.
Верт считает, что Мёллер ван ден Брук в своих представлениях о
структуре общества исходил их концепции Ф. Тённиса о противопоставлении общества и сообщества. Общество означало для него либеральную форму организации социума, ведущую к разложению и упадку. Сообщество воспринималось как альтернатива обществу и означало единство, сплоченность
и товарищество 688. Антибуржуазность Мёллера ван ден Брука основывалась
не на отрицании им принципов бюргерского общежития, а на его взглядах
как представителя довоенной немецкой богемы, которая предпочитала эстетско-романтический подход к жизни взамен повседневному существованию и
быту. Поэтому, как полагает Верт, несмотря на то, что для Мёллера ван ден
Брука предвоенная Германия была тем идеалом, который он хотел восстановить, он решительно отвергал любые формы проявления вильгельменизма,
как наиболее яркое выражение мелкобуржуазного образа жизни. Бюргер, в
его глазах, был представителем западного либерализма в Германии 689.
В пику устоявшейся в историографии «консервативной революции»
точки зрения о различном понимании Мёллером ван ден Бруком и О. Шпенглером идеи «национального социализма», Верт утверждает, что концепции
684
Ibid. S. 39.
Ibid. S. 51 – 52.
686
Werth Ch. Sozialismus und Nation: die deutsche Ideologiediskussion zwischen 1918 und 1945. 2. Aufl. Weimar,
2001.
687
Ibid. S. 85.
688
Ibid. S. 85 – 86.
689
Ibid. S. 90.
685
133
социализма двух крупнейших идеологов «консервативной революции» во
многом схожи. Более того, Верт убежден, что «национальный социализм»
Мёллера ван ден Брука берет свое начало в «прусском социализме» Шпенглера 690.
Очередное фундаментальное переосмысление идейного наследия Мёллера ван ден Брука в рамках своей концепции немецкого консерватизма в
Веймарской республике предложил Р. Буше. По его мнению, в отличие от
Шпенглера Мёллер ван ден Брук пришел к идее метаполитической реконструкции консерватизма через эстетику и мифотворчество, что, как отмечает
Буше, было замечено его современниками. «Претензия мыслить мифологически и благодаря этому основать новую действительность была характерна
для Мёллера и его сторонников» – констатирует Буше 691. И далее: «Политизация вечно данных условий бытия была важнейшим вкладом Мёллера и его
младоконсервативных эпигонов в процесс политизации аполитичности» 692.
Буше называет Мёллера ван ден Брука самым значительным представителем немецкого консервативного утопизма после 1918 года. Критика
Мёллером ван ден Бруком предвоенного немецкого консерватизма основана
на его принципах мировоззренческого и политического размежевания с консерватизмом кайзеровской империи, который, с его точки зрения, был недостаточно консервативен 693. Причину краха немецкого консерватизма после
1918 года Мёллер ван ден Брук усматривал, согласно Буше, в отсутствии у
немецкой нации осознанного политического духа. Немецкий народ «молодой» народ, который еще не выработал четких духовных и политических
критериев своего существования 694. Основой для консервативного обновления должен стать так называемый «консервативный человек», которого Мёллер ван ден Брук отделяет от реакционера. Реакционер человек прошлого,
«консервативный человек» смотрит в будущие. «Консервативный человек
должен полностью посвятить себя «Третьему рейху» 695. Буше констатирует,
что либерализм в трактовке А. Мёллера ван ден Брука выступал главным
врагом консерватизма. Либерализм являлся не только симптомом культурного упадка, как, например, у О. Шпенглера, но в глазах Мёллера был главной
причиной упадка народов в целом 696.
Буше выделяет шесть основополагающих политических тезисов Мёллера ван ден Брука. Первое, война проиграна из-за недостатка в народе политически осознанного немецкого духа. Второе, современная политика обман.
Третье, парламентаризм является господством посредственностей. Четвертое, «либерализм губит народы». Пятое, переживания недавнего прошлого и
690
Ibid. S. 98.
Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen… S. 153.
692
Ibid. S. 154.
693
Ibid. S. 159.
694
Ibid. S. 159.
695
Ibid. S. 165.
696
Ibid. S. 168.
691
134
либеральное разложение общества способствуют долговременной политической обороне консерватизма. Шестое, реакционность, как внутренняя опасность для консервативного обновления, должна быть преодолена 697.
По мнению Буше, Мёллер ван ден Брук не просто стремился обновить
идеологию консерватизма, он претендовал на роль обновителя самой «идеи
консерватизма» 698. В связи с этим он полагал, что войну и революцию следует считать необходимыми предпосылками в деле обновления консерватизма.
Политизация же якобы аполитичного немецкого народа должна способствовать преодолению либерализма, парламентаризма и режима партий и стать
основой новой консервативной утопии «Третьего рейха», к которой и должен
стремиться «консервативный человек» 699.
В 2010 году вышла биография А. Мёллера ван ден Брука Андре Шлютера «А. Мёллер ван ден Брук: Жизнь и сочинения» 700. Автор рассматривает
биографию Мёллера ван ден Брука в контексте «интеллектуальной биографии постороннего» 701. За основу своего подхода к изучению жизни и творчества Мёллера ван ден Брука Шлютер берет понятие «эстетической оппозиции» как наиболее точно отражающее интеллектуальные искания и противоречивую фигуру своего героя, который с одной стороны, был активным пропагандистом эстетического модернизма, с другой – совершил важнейший
вклад в становление идеологии «консервативной революции». Такой «внутренний парадокс», по выражению Шлютер, 702, свидетельствует о том, что
немецкий неоконсерватизм в Веймарской республике своими корнями уходит в кайзеровский рейх и культурный авангард рубежа веков и состоят из
«мешанины модернистских, националистических и биологических идей» 703 .
Именно подобная позиция предопределила восприятие Мёллером ван
ден Бруком и его кругом консерватизма. Только через разрушение старого
возможно возникновение нового. Новое при этом понималось исключительно в духе формирующегося младоконсерватизма, направленного против
Веймарской республики, Версальского мирного договора, парламентаризма,
либерализма и так далее 704. Вершиной эстетического политического авангардизма стал «Третий рейх» Мёллера ван ден Брука, прочитанный внимательно
не столько младоконсерваторами, сколько национал-социалистами, отбросившими его элитарно-авангардистские взгляды и взявшими на вооружение
лозунг «Третьего рейха». По выражению издателя трудов Мёллера ван ден
Брука начала 1930-х гг. Ганса Шварца, он остался в истории «как последний
консерватор» 705.
697
Ibid. S. 166.
Ibid. S. 171.
699
Ibid. S. 173.
700
Schlüter A. Moeller van den Bruck: Leben und Werk. – Köln; Weimar; Wien: Böhlau, 2010. – IX, 448 S
701
Ibid. S. Y.
702
Ibid. S. 333.
703
Ibid. S. 113.
704
Ibid. S. 293.
705
Ibid. S. 402.
698
135
Германская историография «консервативной революции» не без основания причисляла Мёллера ван ден Брука к числу ведущих идеологов «революционного консерватизма». Давая оценку Мёллера ван ден Брука как идеолога «консервативной революции», немецкие гуманитарии прежде всего выделяли ряд типологических черт его мировоззрения и социальнополитической доктрины, которые были присущи «консервативной революции» в целом. Специфика политических взглядов Мёллера ван ден Брука заключалась в том, что он был родоначальником значительной части концептуальных идейных установок «консервативной революции». Именно эту особенность его идейно-теоретического наследия в первую очередь отмечала
германская историография.
3.3 Неоаристократизм Э. Ю. Юнга
Эдгар Юлиус Юнг (1894 – 1934) по праву считается одной из колоритнейших фигур «консервативной революции». Участник Первой мировой
войны, доктор юриспруденции, один из лидеров сопротивления французской
оккупации Пфальца, неудавшийся депутат Рейхстага от Немецкой народной
партии, Юнг входит в число ведущих идеологов «консервативной революции» только после публикации своего главного сочинения «Господство неполноценных» к концу 1920-х годов 706. Однако столь позднее вхождение в
ряды «консервативно революционного» движения не помешало стать Юнгу
одним из его ведущих идеологов. Будучи сторонником аристократических
принципов устройства общества, Юнг в этой и в других своих книгах, и
статьях подверг острой критике Веймарскую республику и разработал оригинальную концепцию государства, которая позволяет говорить нам о возрождении неоаристократических тенденций в идеологии «революционного
консерватизма».
В отличие от большинства «консервативных революционеров» Юнг
активно пытался заниматься политикой. С 1932 года он становиться главным
составителем речей одного из ведущих политиков конца Веймарской республики Ф. фон Папена. Эта должность в конечном итоге его и погубила. Как
автор, пожалуй, самого знаменитого своего сочинения «Марбургской речи»
Ф. фон Папена, Юнг был убит национал-социалистами в «ночь длинных ножей» с 30 июня на 1 июля 1934 года. Национал-социалисты не без основании
видели в Юнге одного из интеллектуальных вождей консервативной оппозиции в Третьем рейхе.
По мнению Герстенбергер, Юнга можно считать одним из острейших
критиков либерализма, особенно либерального образа человека, выраженно706
Первый сокращенный вариант книги вышел в 1927 году. Канонический второй расширенный вариант
вышел в 1930 году: Jung E. J. Die Herrschaft der Minderwertigen, ihr Zerfall und ihre Ablösung durch ein neues
Reich. 2. Aufl. Berlin, 1930. Из других известных работ Юнга выделяется небольшое сочинение «Объяснение
смысла немецкой революции»: Jung E. J. Sinndeutung der deutschen Revolution. Oldenburg, 1933.
136
го в таких понятиях как «гуманизм», «права человека», «пацифизм». Главную идейную догму либерализма – равенство, Юнг стремился преодолеть с
помощью нового учения о ценностях. В этой связи, согласно Х. Герстенбергер, Юнг не видел в социализме альтернативу либерализму и характеризовал
его как коллективный индивидуализм. Преодоление либерализма в учении
Юнга, обновление немецкой нации и германского государство могло осуществиться только на пути «консервативной революции» 707.
Юнг проповедовал порядок как основной принцип общественной жизни и видел главную закономерность порядка в том, что каждый занимает место, соответствующие его достижением и результатам. Подобный общественный порядок также соответствовал божественным и природным законам.
Требование возвращения к законам природы находилось у Юнга в тесной
связи с признанием роли религии в жизни общества. Если природные связи,
как основа общественного порядка, определялись Юнгом как принцип обороноспособности народа, то бог санкционировал притязания народа на
власть 708.
Герстенбергер подчеркивает, что принцип порядка как единственно
верный принцип построения общества содержал основополагающий компонент политической мысли Юнга – теорию элит. «Государство, как высшее
состояние организованного сообщества, должно быть аристократическим, в
последнем и высшем смысле, господством лучших» – цитирует Юнга Х. Герстенбергер 709. Причем аристократизм Юнг понимал не в социальном, а в духовном смысле. Задача новой аристократии духа – способствовать достижению органического общественного порядка в Германии 710.
Юнг и другие «консервативные революционеры» не пренебрегали расово-биологическими аргументами в поддержку своей идеи духовного возрождения немцев. Но, как полагает Герстенбергер, считать их откровенно расистскими все же нельзя. Юнг, с одной стороны, использовал расовые и биологические доказательства в обосновании концепции «новой аристократии».
С другой – четко отделял себя от любого расистского детерминизма 711. Двойственное отношение Юнга к расовому учению сказалось на его отношении к
проблеме антисемитизма. Не являясь открытым сторонником антисемитизма,
Юнг частично использовал антисемитские аргументы в борьбе против Веймарской республики 712.
В 1971 году выходит исследование Бернхарда Еншке «К критике консервативно-революционной идеологии в Веймарской республике. Мировоззрение и политика у Эдгара Юлиуса Юнга», в котором автор попытался комплексно рассмотреть различные аспекты философских и политических взгля707
Gerstenberger H. Der revolutionäre Konservatismus… S. 95 – 96.
Ibid. S. 98.
709
Ibid. S. 99.
710
Ibid. S. 99.
711
Ibid. S. 100 – 101.
712
Ibid. S. 103.
708
137
дов Юнга 713. Еншке отмечает, что необходимость политического действия у
Юнга и его единомышленников «консервативных революционеров» была
продиктована, прежде всего мировоззренческими категориями 714. Тем самым
Еншке указывает на главную характерную черту идеологии немецкой «консервативной революции» – ее изначальную мировоззренческую заданность.
В своих идейно-политических установках «консервативные революционеры»
исходили не из потребностей практической политики, а из определенных
взглядов на мир и человека. В случае же Юнга обнаруживается недвусмысленное родство между мировоззрением и идеологией, что делает возможным
интерпретировать его философские политические взгляды как базовые для
всего феномена в целом 715.
К основополагающим мотивам мировоззренческих и политических
взглядов Юнга Еншке относит следующие: 1) переживание Первой мировой
войны, которая послужила исходной точкой философского, политического и
повседневного образа мысли Юнга 716; 2) представление о революции как социальном мифе, в котором сопрягается реальная и желаемая действительность. В этом ракурсе Ноябрьская революция воспринималась Юнгом как
победа враждебных Германии сил 717; 3) принципиальным моментом мировоззренческих и политических установок Юнга была его концепция философии истории. Он разделял историю на две эпохи – индивидуалистическую
эпоху и век всеобщего духовного и общественного единства. Обе эпохи циклически сменяли друг друга. Еншке, рассматривая философско-исторические
взгляды Юнга, отмечает две их наиболее характерные черты. Во-первых,
влияние ницшеанской идеи «вечного возвращения». Во-вторых, близость
философско-исторических концепций Юнга и Шпенглера, имеющих общий
источник – философию жизни. Но в отличие от Шпенглера Юнг не разделял
пессимистических взглядов на современный мир и считал, что кризис и упадок духа приведет к возрождению истинных христианских ценностей 718.
Согласно Еншке, главная идеологическая и политическая цель, которую преследовал и неустанно пропагандировал Юнг, заключалась в осуществлении «консервативной революции»: единственно верной и христианской
революции 719. При этом революция понималась им как очистительный процесс способный вновь вернуть нацию на путь единения. «Каждая истинная
революция возрождает христианский дух» – цитирует Еншке Юнга 720, и делает следующий вывод «консервативная революция означала для Юнга связь
социальной и национальной революции на основе всеобщей «переоценки
713
Jenschke B. Zur Kritik der konservativ-revolutionären Ideologie in der Weimarer Republik: Weltanschauung und
Politik bei Edgar Julius Jung. München, 1971.
714
Ibid. S. 30.
715
Ibid. S. 31.
716
Ibid. S. 32.
717
Ibid. S. 47.
718
Ibid. S. 48 – 49.
719
Ibid. S. 58.
720
Ibid. S. 65.
138
всех ценностей» 721. По мнению Юнга, она должна быть направлена одновременно против идей либеральной французской революции 1789 г. и антинациональной немецкой революции 1918 – 1919 гг. 722. Еншке также показал
значение сословной теории Юнга, как в контексте его собственных политических воззрений, так и ее влияние на идеологию «консервативной революции» в поздний период существования Веймарской республики. Еншке определяет сущность политических взглядов Юнга, используя известный термин
его единомышленника по «консервативно революционному» цеху К. Шмитта, как «политический романтизм» 723.
Эдмунд Форшбах в своей небольшой книге-воспоминании (он был
видным политическим активистом правого лагеря в годы Веймарской республики и лично хорошо знал Юнга), посвященной жизни и деятельности
Юнга в годы нацистского режима, предпринял попытку смягчить радикализм
его политической концепции 724. Форшбах не считает Юнга «консервативным
революционером». Юнг в противоположность Мёллеру ван ден Бруку не отрекся полностью от либерализма и индивидуализма, а такое отречение является, по Форшбаху, главной чертой идеологии «консервативной революции».
Форшбах подчеркивает, что христианская основа политических взглядов
Юнга не позволила ему встать на путь крайнего радикализма. Понятие «консервативная революция», введенное Юнгом в начале 1930-х гг. в политический дискурс Веймарской республики, понадобилось ему для того, чтобы
разграничить младоконсерватизм от традиционной консервативной реакции.
Консерватизм Юнга был направлен не на сохранение существующего порядка, а на его творческую переработку для создания нового общества. В своей
апологетики Юнга Форшбах заходит так далеко, что даже причисляет его к
предтечам современной христианской демократии 725.
Отдельную главу своего исследования о младоконсерватизме Ю. Ишида посвятил анализу идеологии «Ринг-Крайз». Он выделял две цели, которые
преследовали младоконсерваторы. Первая цель заключалась в осуществлении «консервативной революции». «Консервативная революция» должна
создать новую политическую элиту, которая стояла бы над партиями и состояла бы из независимых духовно личностей 726. Новая элита призвана провести в жизнь вторую цель: а именно построить «новое» государство. Влияние масс на государство следует устранить. Согласно Ишиде, по замыслу
младоконсерваторов из «Ринг-Крайз», после осуществления «консервативной
революции» в Германии возникнет авторитарно-сословное государство,
управляемое новой элитой 727.
721
Ibid. S. 66.
Ibid. S. 66 – 67.
723
Ibid. S. 187.
724
Forschbach E. Edgar J. Jung: Ein konservativer Revolutionär. – 30. Juni 1934. Stuttgart, 1984.
725
Ibid. S. 23 – 25.
726
Ischida Y. Jungkonservative in der Weimarer Republik. Der Ring-Kreis 1928-1933… S. 83 – 84.
727
Ibid. S. 84.
722
139
Ишада, как мы говорили выше, отводил Юнгу решающую роль в формировании идеологии младоконсерватизма. В трактовке Ишиды, Юнг предстает поборником истинного консерватизма, который, по его мнению, должен стать передовым идейным и политическим движением, стремившимся
вернуть немецкому народу подлинные ценности в изменившихся общественно-политических и исторических условиях 728. Следуя течению мысли своего
героя, Ишида утверждает, что «консервативная революция» была для Юнга
единственным путем вернуть немецкому народу его истинные ценности. Под
«консервативной революцией» Юнг, в интерпретации Ишиды, понимал духовное и политическое течение призванное завершить государство Веймара и
начать новую эпоху возрождения немецкой нации. По мнению Ишиды,
трактовку Юнгом идеи «консервативной революции» следует понимать как
контрреволюцию против идей 1789 года и единственным спасением от заката
Европы 729.
Призыв к осуществлению «консервативной революции» означал для
Юнга одновременно острую критику традиционного консерватизма, представители которого погрязли в собственных интересах и партийной борьбе,
потеряв духовный и морально-нравственный авторитет. Ишида отмечает, что
в качестве образца для возрождения консерватизма Юнг брал не консерваторов-практиков, типа О. фон Бисмарка, а консерваторов-теоретиков Ю. Лангбена и П. Лагарда 730. Другая задача «консервативной революции» в представлении Юнга заключалась, согласно Ю. Ишиде, в том, чтобы стать контрреволюцией против поднимающегося лево- и праворадикального массового
движения. «Консервативная революция» должна создать новую элиту, стоящую над массами и партиями. Влияние масс на руководство государством
необходимо прекратить. Только избранная элита (под которой Юнг и младоконсерваторы понимали прежде всего себя) имеет право управлять государством 731.
Ишида отмечал, что Юнг выступал за то, чтобы преобразовать «массовое» и классовое общество Веймарской республики в новое сословно структурированное сообщество. При этом он требовал отделить сословия от государства, которое в его понимании было высшим сословием и должно находиться над остальными сословиями. Более того, Юнг разделял политические
и экономические условия развития общества, то есть фактически соглашался
с возможностью государственного диктата в экономической сфере, хотя он и
выступал ревностным защитником частной собственности 732. Характеризуя
взгляды на государство Юнга, Ишида особо подчеркивает, что Юнг был противником создания тотального государства. Государству следует отказаться
728
Ibid. S. 81.
Ibid. S. 82 – 83.
730
Ibid. S. 84.
731
Ibid. S. 84.
732
Ischida Y. Jungkonservative in der Weimarer Republik. Der Ring-Kreis 1928-1933... S. 88.
729
140
от претензии тотального вмешательства в жизнь общества. Главные задачи
государства находились в области внешней политики и военном деле. Государству следует отказаться от глобальных претензий на вмешательство в
жизнь общества. В свою очередь общество должно помогать государству в
проведении его задач. Для этого необходимо выполнение двух условий: вопервых, деполитизация общества, во-вторых, делегирование для управления
государством со стороны общества небольшой, ответственной, этически и
социально ориентированной новой элиты 733.
В интерпретации Ишиды, Веймарская республика не была для Юнга
той формой государства, которая могла бы способствовать возвращению
немцев к своим подлинным ценностям. Юнг характеризовал Веймарскую
республику как высшую точку в развитии либерализма, который был импортирован в Германию со времен Великой Французской революции, и который
был абсолютно чужд немцам. Либерализм привел к сословному хаосу в Веймарской республике, вызвал волну индивидуалистического и материалистического мировоззрения и разрушил немецкую культуру 734.
Буше говорит о Юнге как о метаполитическом эклектике. По его мнению, метаполитические теории Шпенглера, Мёллера ван ден Брука и Шмитта
следует считать основополагающими для идеологии немецкого консерватизма в Веймарской республике. Все другие идейные метаполитические конструкции были эклектичным синтезом вышеназванных авторов, хотя некоторые из них можно считать более или менее оригинальными 735.
К числу наиболее значительных метаполитических эклектиков Буше
относит Юнга. Значение Юнга для немецкого консерватизма в Веймарской
республике определялось не только тем, что он сотрудничал с Ф. фон Папеном, но и тем, что Юнг был ведущим представителем неоромантизма в идеологии немецкого консерватизма 1920-х – начала 1930-х гг. По утверждению
Буше, неоромантизм Юнга базировался на его вере в скорое крушение либерализма, ликвидации «господства неполноценных» и создании нового рейха.
Юнг отнюдь не стремился обновить традиционную консервативноромантическую мысль. Его романтизм был иного рода 736.
Буше отмечает особое влияние на Юнга универсалистского учения О.
Шпанна, определяя его как романтически-сословное. Шпанн, по словам Буше, прямо указал на главную цель метаполитических спекуляций немецких
консерваторов – достижение истинного государства 737. Универсализм Шпанна подстегнул интерес немецких консерваторов к переосмыслению собственной романтической традиции. Помимо Шпанна существенное влияние на
Юнга оказали Шпенглер, Мёллер ван ден Брук и Шмитт.
733
Ibid. S. 90 91.
Ibid. S. 81 – 82.
735
Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen… … S.
203.
736
Ibid. S. 204.
737
Ibid. S. 205.
734
141
Согласно Буше, основная цель метаполитических спекуляций Юнга
деполитизация нации. В подтверждение своих рассуждений он приводит следующую цитату из работы Юнга «Объяснение смысла немецкой революции»: «Путь народа, который политически окреп, приведет его к внутренней
деполитизации. В процессе деполитизации завершиться разрушение демократии» 738. Задача будущей немецкой революции деполитизировать массы в
смысле их возможности влиять на управление государством. Именно для
этой цели, как полагает Буше, Юнг восстанавливает понятие «народ» и противопоставляет его понятию «массы». Буше подчеркивает, что апелляция
Юнга к понятию «народ» есть ничто иное, как желание вернуться к предполитическому бытию, уходящему своими корнями в предпросвещенческую
эпоху 739.
Юнг с позиции неоромантика выступил против современных ему форм
политики. Политика в форме демократии казалась ему механистической, бездуховной и основанной на господстве масс, или, по его терминологии, неполноценных 740. Поэтому главная задача истинной политики разрушение
господства массы. Буше следующим образом определяет значение политических взглядов Юнга для идеологии немецкого консерватизма в Веймарской
республике: «Юнг понимал «консервативную революцию» как протест против господства масс» 741.
Ш. Бройер назвал Юнга ведущим представителем неоаристократизма в
Веймарской республике. Он подчеркивал идейную преемственность между
Юнгом и Мёллером ван ден Бруком. По мнению Бройера, неоаристократизм
Юнга проявился в его отходе от идеологии нового национализма, которую он
первоначально поддерживал. Юнг считал национализм творением французской романтической мысли и поэтому чуждой немецкой сущности. На место
идеи национализма Юнг поставил идею народа. Он поддержал концепцию
универсального государства О. Шпанна, согласно которой политические
функции управления государством должны были находиться в руках высших
сословий. Сословное государство следует в свою очередь образовать по профессионально-сословному принципу 742.
По Бройеру, Юнг определял либерализм как своего главного идейнополитического врага и связывал его с индивидуализмом, эгоизмом господства масс, коллективизмом и новым варварством. Он отвергал государство
партий, бюрократическое «больное государство», социальную политику и
интернациональный социализм. Юнг выступал за возрождением корпоративных принципов организации власти. Вместе с тем политическая мысль Юнга
оставалась в рамках идеи национального капитализма. Он не отвергал капи738
Цит. по: Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik… … S. 208.
Ibid. S. 208.
740
Ibid. S. 209.
741
Ibid. S. 210.
742
Breuer S: Grundpositionen der deutschen Rechten 1871 – 1945… S. 136 – 137.
739
142
тализм как таковой, но подчеркивал его негативные стороны, выраженные в
принципах бездуховности, господстве денег, нарушении равновесия между
городом и деревней, технике, подавляющей жизненные и культурные ценности народа 743.
В целом Бройер полагает, что определить идеологический и политический облик Юнга трудно. С одной стороны, Юнг выступает как неоаристократ, стремившийся вернуться к изначальным духовным и идейным истокам
консерватизма, что сближало его с фёлькише, с которыми он, правда, разошелся в принципе этического поминания народа. С другой стороны, политическая мысль Юнга вобрала в себя большинство новых тенденций германских правых в Веймарской республике 744.
В работах последнего десятилетия о «консервативной революции» немецкие авторы в основном пытаются подвести некий итог изучению идейного наследия Юнга. К. Вайсманн делает вывод о том, что Юнг в младоконсервативном движении попытался занять место А. Мёллера ван ден Брука как
ведущего теоретика «консервативной революции» 745 Несмотря на то, что
Юнг в своем учении развивал линию в «консервативной революции», намеченную Мёллером ван ден Бруком, между двумя значительными идеологами
младоконсерватизма имелись определенные различия, особенно в понимании
христианства и имперской идеи 746. «Консервативно революционная» традиция означала для Юнга наличие метафизически укорененных надындивидуальных ценностей, как основы общества, а «Господство неполноценных» являлось книгой, написанной не только в русле критики культуры в духе
Шпенглера, Юнг рассматривал свой труд как энциклопедию антипросвещения, как основу для обновления идеологии консерватизма 747. Юнг, по мнению Вайсманна, верил в то, что «новое средневековье» уничтожит модерн
эпохи Просвещения и вследствие «консервативной революции» бог вновь
будет возведен на алтарь 748.
Интересные соображения относительно сущности консерватизма Юнга
высказывает в своей небольшой монографии Себастиан Маас. По утверждению Мааса, Юнг был убежден, что идея национального государства была неприемлема для немецкого народа. Совместная жизнь народов возможна
только в рамках империи под руководством избранной нации. Масс вновь
возвращается к мысли Герстенбергер о том, что корни консерватизма Юнга
находятся в идеологии фёлькиш, основанной на расово-биологических идеях 749. Но в отличие от представителей фёлькиш, Юнг не являлся расовым фа743
Ibid. S. 135 – 136.
Ibid. S. 138.
745
Mohler A., Weißmann K. Die konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932: ein Handbuch. 6, völlig überarb. und erw. Aufl. Graz, 2005. S. 126.
746
Ibid. S. 130.
747
Ibid. S. 127.
748
Ibid. S. 129.
749
Maaß S. Die andere deutsche Revolution: Edgar Julius Jung und die metaphysischen Grundlagen der konservativen Revolution. Kiel, 2009. S. 86.
744
143
натиком, а выступал сторонником проведения такой национальной политики,
при которой коренное население должно занимать доминирующие положение, а народ должен жить, основываясь на принципе органического народного единства, то есть быть внутренне гомогенным, невзирая на социальные и
политические противоречия 750.
Маас констатирует, что органическая концепция общества и народа
Юнга наложила отпечаток на его взгляды на государство. Государство представлялось Юнгу в форме сословно-унифицированного сообщества, в котором само государство являлась высшим сословием. При этом Юнг отверг
принципы буржуазного понимания государства: естественное право, демократию, бюрократизацию государственных институтов 751. Вместо «господства неполноценных», именно так Юнг называл либеральную демократию,
он призывал к установлению диктатуры вождистского типа. Маас усматривает в концепции государства Юнга тоталитарные черты 752.
Юнг занимает одно из ключевых мест в идеологии германской «консервативной революции». Давая оценку Юнгу как идеологу «консервативной
революции», немецкие авторы акцентировали прежде всего внимание на
синтез традиционалистских и модернистских черт в его политической концепции, отмечая при этом, что оригинальность философского и политического мышления Юнга проявляется именно на стыке традиционализма и модернизма. В тоже время политическая мысль Юнга развивалась в русле общих
тенденций идеологии «консервативной революции», соединившей в различных комбинациях традиции немецкого консерватизма и модернистский стиль
политического мышления.
3.4. «Тат-крайз»: «Национальный социализм» для среднего класса
Под «Тат-крайз» понимают группу публицистов, составившую редакционную основу журнала «Die Tat» (действие)– ежемесячника политики и
культуры, после того как в 1929 году его редактором стал один из ведущих
журналистов Веймарской республики Ганс Церер (1899 – 1966). Ближайшими сотрудниками Церера были: философ, социолог и журналист Эрнст Вильгельм Эшманн (1904 – 1987), экономист Фердинанд Фрид (1898 – 1967),
журналист Гизелер Вирзинг (1907 – 1975). В идеологическом плане деятели
«Тат-крайз» позиционировали себя как выразители интересов среднего класса, они стремились синтезировать правые и левые позиции, критика капитализма сочеталась у них с призывом к созданию модели «национального социализма» и экономической автаркии. Резко возросшая популярность журнала объяснялась тем, что его редакторы предлагали своим читателям как будто готовые ответы на все болезненные вопросы текущего дня, демонстрируя
750
Ibid. S. 87 – 88.
Ibid. S. 88 – 89.
752
Ibid. S. 88 – 89.
751
144
полную уверенность в знании дела и собственной правоте. За обличающей
критикой действительности первоначально слабо угадывалась собственная
позитивная концепция журнала, который при этом демонстративно объявлял
о своем невмешательстве в конкретную политику. Однако со временем «Ди
Тат» все более детально развивает собственную программу и одновременно
предпринимает попытки участвовать в политике, что совпало с некоторым
ослаблением его критики существующей системы. В конце концов, его сотрудники попытались полностью утвердить себя как политики, претендующие на то, чтобы творить историю 753.
Практически все статьи «Ди Тат» были проникнуты страстным отрицанием существующего экономического и политического строя Веймарской
республики. Современное положение характеризовалось им не иначе как
«кризис», «катастрофа» или «хаос». Авторы журнала связывали эти явления
с кризисом капитализма и всего существования «бюргерского человека». По
их мнению, общий хаос острее всего сказывался на положении «среднего
слоя» общества. Под воздействием давления двух полюсов - капиталистической элиты и масс - шла экономическая деградация «середины». Они считали
это выражением конца частного капитализма. Доказательством и выражением этого конца для них являлся экономический кризис, который разразился в
1929 г. В политическом плане, критикуя «Веймарскую систему», которая для
них была синонимом «либерализма», они атаковали все «западные ценности». В целом их критика носила достаточно популистский, поверхностный
характер и имела пророческий пафос.
Собственная позитивная концепция авторов журнала «Ди Тат» была
пропитана иррациональными мифами, в ней превозносились такие абстрактные понятия, как «вера», и проповедовался культ молодежи как силы будущего. В политическом плане они придавали особое значение «среднему»
слою общества, который должен был выступать как носитель власти в будущем государстве. Правление должно было осуществляться «лучшими» в лице «бюргерской интеллигенции». Историческим призванием «среднего»
слоя, по их мнению, являлось создание «национального социализма». Авторы «Ди Тат» требовали народного единения (Volksgemeinschaft) в рамках авторитарного государства, а также построения сильной империи. Необходимым условием для этого они считали установление автаркии, т.е. освобождение от политической и экономической зависимости от Запада. Они мечтали о
перестройке мира. В этом смысле особую роль они отводили России как
стратегическому партнеру, стоящему вне «Версальской системы». В то же
время, их имперские амбиции также направлялись на восточную и юговосточную Европу, которую они считали сферой влияния Германии и где они
видели выход из политического и экономического «окружения» Запада.
753
Байссвенгер М. «Консервативная революция» в Германии и движение евразийцев: точки соприкосновения // Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры. 2009. №2. С. 28 – 29.
145
«Тат-крайз» не претендовали на оригинальность и новизну своих идей,
но талантливо интерпретировали идейные разработки младоконсерватизма. В
частности, в своих видениях относительно будущего Германии Церер и его
сподвижники следовали за неоаристократизмом Юнга и ратовали за воспитание новой немецкой элиты. С началом мирового экономического кризиса
журнал «Die Tat» становится самым популярным печатным органом правых
радикалов Веймарской республики с тиражом порядка тридцати тысяч экземпляров ежемесячно, а его сотрудники становятся вхожи в круг политической элиты Германии
Постепенное усиление политической пропаганды сотрудников «Ди
Тат» и все более активные попытки вмешиваться в реальную политику выразились в частности в том, что они поддержали генерала К. фон Шлейхера при
его продвижении к власти. Его канцлерство при поддержке президента П.
фон Гинденбурга, начиная с декабря 1932 г., они считали воплощением их
идеала политического господства, представленного в виде объединения авторитета президента и власти армии.
К. Зонтхаймер, отмечая влияние «Тат-крайз» на духовную ситуацию в
Веймарской республике, подчеркивал, что «Tatkreis» был постоянной величиной в кругах политической и литературной общественности последних лет
первой республики» 754. Деятельность «Тат-крайз» явилась показательным
симптомом духовного и политического кризиса эпохи конца Веймарской
республики. По мнению К. Зонтхаймера Г. Церер усматривал в среднем
классе общественную силу, которая могла бы вновь сплотить нацию 755. Деятели «Тат-крайз» были убеждены в том, что появится третья сила, которая
свяжет национальное и социальное в жизнеспособный синтез 756. Говоря о
влиянии экономических теории представителей «Тат-крайз», критику капитализма и пропаганду автаркии, К. Зонтхаймер указывает на пророческий
пафос их публицистики 757.
Характеризуя значение журнала «Die Tat» в общественнополитической мысли Веймарской республики, К. Зонтхаймер называет его
значительным и влиятельным органом общественного мнения в последние
годы республики, идеология которого была близка национал-социализму 758.
«Тат-крайз» сыграл, по словам К. Зонтхаймера, особо важную роль в борьбе
против республики и ее либерально-демократических институтов. Значение
журнала заключалось также в том, что его сотрудники разработали концепцию национального социализма близкую к национал-социалистической модели. По мнению К. Зонтхаймера, «Тат-крайз» несет историческую ответственность за подъем национал-социализма в Германии. Он даже вводит тер754
Sontheimer K. Der Tat-Kreis // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte .1959. H. 3. – S. 229.
Ibid. S. 234.
756
Ibid. S. 256.
757
Ibid. S. 244.
758
Ibid. S. 252 – 253.
755
146
мин «салонный национал-социализм», который, на его взгляд, точно характеризует идейную и политическую направленность «Тат-крайз» 759.
К. фон Клемперер, говоря о роли «Тат-крайз», писал: «В течение короткого времени «Die Tat» ясно выразил определенную и динамичную политическую программу, сделавшую журнал главным центром нового поколения правой интеллигенции» 760. Он также отмечает тесную связь деятелей
«Тат-крайз» с руководящей верхушкой Веймарской Германии, особенно контакты с «социальным генералом» и последним канцлером Веймарской Германии К. фон Шлейхером, политическую программу которого журнал поддерживал. «Тат-крайз» предлагал создать «третий фронт», соединив в нем
крайне левые и правые партии и организации, коммунистов и нацистов. В
этой связи Клемперер делает интересное наблюдение концепция «третьего
фронта» «Тат-крайз» является переработанным вариантом «Третьего рейха»
А. Мёллера ван ден Брука 761.
Клаус Фритцше выделяет две составляющие в деятельности и публицистики «Тат-крайз». Первая критическая относительно существующей социально-политической системы (Веймарской республики). Вторая разработка «Тат-крайз» собственной идейно-теоретической платформы с целью преодоления существующего положения вещей 762. Размежевание «Тат-крайз» с
системой Веймара началось с острой критики последствий, начавшегося в
1929 году мирового экономического кризиса, который под пером его деятелей оценивался в терминах «хаос» и «катастрофа» 763. Кризис воспринимался
в апокалипсических, как кризис буржуазного общества и «буржуазного человека», как кризис жизненного мира буржуазии в целом 764.
Характеризуя сущность идейно-политической направленности «Таткрайз» Фритцше ссылается на слова их современника, видного представителя
Франкфуртской школы Зигфрида Красауэра о том, что общественная ниша и
пропаганда «Die Tat» есть выражение беспокойства среднего сословия против своего общественного упадка. Фритцше как последовательный ученик
левосоциалистической Марбургской школы в историографии ФРГ Вольфганга Абендрота (именно он был научным руководителем Фритцше) ссылается в
данном случае не только на Красауэра, но К. Маркса, подчеркивая двойственность общественного положения среднего сословия в Германии начала
1930-х гг. зажатого между крупной буржуазией и пролетариатом 765. Кризис
разрушил привычный жизненный мир мелкой буржуазии и ее ненависть была одновременно нацелена на крупную буржуазию и рабочий класс. В крити759
Ibid. S. 255.
Klemperer K. von. Konservative Bewegungen zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus… S. 143.
761
Ibid. S. 145.
762
Fritzsche K. Politische Romantik und Gegenrevolution: Fluchtwege aus der Krise der bürgerlichen Gesellschaft;
das Beispiel des «Tat-Kreises». Frankfurt am Main, 1976. S. 58 59.
763
Ibid. S. 59.
764
Ibid. S. 65.
765
Ibid. S. 66.
760
147
ке буржуазии и состояния немецкой экономики в период кризиса проявились
некоторые антикапиталистические черты идеологии «Тат-крайз» 766.
Фритцше отмечает, что рецепты выхода из кризиса, предложенные
теоретиками из «Тат-крайз», были традиционны для немецких правых на последней стадии существования Веймарской республики: ликвидация республики, «национальный социализм» в форме авторитарного государства при
руководящей роли среднего сословия. Фритцше образно называет такую политическую программу «новым красивым изданием модели авторитарного
государства, ведущего к диктатуре» 767. В итоге Фритцше определяет идеологию «Тат-крайз» как политическую романтику и контрреволюцию 768.
Маус Ингеборг рассматривает «Тат-крайз» в контексте специфики немецкого консерватизма. Опираясь на методологию К. Мангейма, Ингеборг
считает, что главная проблема немецкого консерватизма заключалась в противоречии между бессознательным традиционализмом и рефлексивным консерватизмом. Консерваторы ни как не могли соединить две категории «ставшего» и «развивающего». В «консервативной революции» это противоречие
достигло своей высшей точки. «Консервативные революционеры» стремились сохранить ставшее посредством развивающегося. Такая позиция послужила предпосылкой критики «консервативными революционерами» традиционного немецкого консерватизма, который казался им реакционным 769.
В условиях системы Веймара сохранение ставшего означало приспособление к политическим и социально-экономическим реалиям первой немецкой республики. «Тат-крайз» стал той группой в «консервативной революции», которая не просто занималась критическим анализом ситуации, а
попыталась выйти их тени философского подхода к действительности, присущего значительной части «консервативных революционеров», и обратить
внимание на реальные проблемы 770. «Тат-крайз» отвергал идеи реставрации,
исходившие от консервативных традиционалистов. Деятели «Die Tat» стремились идти в ногу со временем и поэтому в центр своего политического и
социально-экономического анализа выдвинули проблемы противоречия труда и капитала в условиях мирового экономического кризиса 1929 – 1933 гг.
Преодоление этого противоречия предполагалось путем синтеза правого и
левого 771.
Ингеборг останавливается на проблеме антикапитализма «Тат-крайз».
Капитализм не принимался его деятелями в силу того, что они считали его
чуждым немецкой сущности. Ингеборг отмечает влияние на идеологии «Die
Tat» экономического учения В. Зомбарта о позднем капитализме, неизбежно
идущего к своей гибели. Но противоположность романтической и реставра766
Ibid. S. 67.
Ibid. S. 322.
768
Ibid. S. 322.
769
Ingeborg M. Rechtstheorie und politische Theorie im Industriekapitalismus. München, 1986. S. 141 – 142.
770
Ibid. S. 143.
771
Ibid. S. 144 – 145.
767
148
ционной традиции немецкого консерватизма «Тат-крайз» считал капитализм
как необратимый исторический процесс. Критика капитализма со стороны
деятелей «Die Tat» была направлена как против принципа анархии производства (свободного рынка), так и против принципов бюрократизации и монополизации и учитывала прежде всего интересы среднего класса 772. Идеологи
«Тат-крайз» рассматривали средний класс как возможную массовую базу для
политического действия. 773. Государственную модель предложенную «Таткрайз», в которой его деятели попытались синтезировать капитализм и социализм, левое и правое, идеи «консервативно-революционной» интеллигенции и среднего класса, Ингеборг определил как государственносоциалистический капитализм или государственный социализм 774.
По мнению Г. Верта, идеологический и политический проект «Таткрайз» не отличался оригинальностью. Деятели «Die Tat» систематизировали
и абсолютизировали идеи других «консервативно революционных» движений. «Кратко говоря, все сводилось к синтезу национализма и социализма с
плановой экономикой в сословно унифицированном авторитарном национальном государстве» 775. Авторы «Die Tat» прекрасно осознавали свою идеологическую вторичность и поэтому апеллировали к авторитету Мёллера ван
ден Брука, Шпенглера, Зомбарта и. д. Особенно это относилась к идейному
наследию Мёллера ван ден Брука, который ясно осознал и четко сформулировал основную проблему радикальных политических направлений Веймарской республики – объединение правых и левых антилиберальных сил 776.
Журнал «Die Tat» следовал, разработанной Г. Церером концепции интегрального органа всех антилиберальных групп Веймарской республики.
Церер видел себя и своих современников, находящимися в фазе перехода
между «старым» и «новым» миром. Характерной чертой этого перехода стала невозможность и бессмысленность традиционной политической оппозиции левое – правое. Но, позиционируя себя в качестве некого объединяющего
органа несистемной оппозиции веймарской Германии, «Die Tat» категорически отвергал марксизм, видя в нем угрозу для существования среднего класса 777.
Основного врага деятели «Тат-крайз» усматривали в либерализме. Верт
образно формулирует отношение «Die Tat» к либерализму: «Все либеральное
плохое, все плохое либеральное» 778. Кризис начала 1930-х гг. рассматривался
идеологами «Тат-крайз» в исторической ретроспективе краха идей 1789 года.
Первая мировая война подвела черту под политическими идеями либерализ772
Ibid. S. 147.
Ibid. S. 149 – 150.
774
Ibid. S. 152.
775
Werth Ch. Sozialismus und Nation: die deutsche Ideologiediskussion zwischen 1918 und 1945. 2. Aufl. Weimar,
2001. S. 122.
776
Ibid. S. 122.
777
Ibid. S. 123 – 124.
778
Ibid. S. 125.
773
149
ма, мировой экономический кризис поставил точку под идеей «свободного
капитализма» – экономической формой либерализма. Экономическая система «свободного капитализма» выполнила свою историческую функцию и
должна быть заменена системой государственного капитализма 779. «В основе
экономических и политических представлений «Die Tat» лежала концепция
автаркии»
делает вывод Верт 780. Верт выделяет две политикоидеологические задачи, которые ставили перед собой деятели «Тат-крайз»:
синтез национализма и социализма, поиск третьего пути между капитализмом и социализмом. Эти задачи должны быть решены вне рамок существующей в Германии политической и экономической системы 781.
Р. Буше соглашается с пониманием К. Зонтхаймером деятельности
«Тат-крайз» как наиболее показательном симптоме духовного и политического кризиса последнего этапа существования Веймарской республики 782.
Но Буше, исходя из своей концепции метаполитических спекуляций немецкого консерватизма, полагает, что весь интеллектуальный блеск публицистики «Тат-крайз» следует рассматривать как выражение метаполитической бессодержательности его идей. По мнению Буше, политические идеи «Таткрайз» вторичны и мало оригинальны в сравнении с аналогичными идеями
Шпенглера, Мёллера ван ден Брука, Шмитта, а призыв «Тат-крайз» к тотальной революции во имя сохранения традиций является разрушением самих
традиций 783.
В отличие от других ведущих представителей «консервативной революции» идейное наследие «Тат-крайз» в меньшей степени нашло свое освещение в германской историографии. Очевидно, это было связанно с тем, что
идейный багаж публицистов «Die Tat» был производным от идейнополитических концепций предшествующего этапа «консервативной революции», в первую очередь младоконсерватизма. Тем не менее немецкая гуманитарная мысль отмечала важное значение «Die Tat» как интегрирующего органа большинства «консервативно-революционных» групп на последней стадии существования Веймарской республики.
779
Ibid. S. 126 127.
Ibid. S. 130.
781
Ibid. S. 132 133.
782
Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen… S. 244.
783
Ibid. S. 247.
780
150
ГЛАВА 4. ИСТОРИОГРАФИЯ ИДЕЙНО-ТЕОРЕТИЧЕСКОГО
НАСЛЕДИЯ ВЕДУЩИХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ «КОНСЕРВАТИВНОЙ
РЕВОЛЮЦИИ»: Э. ЮНГЕР, К. ШМИТТ, Э. НИКИШ
4.1. Революционный национализм Э. Юнгера.
Интеллектуальное наследие Эрнста Юнгера (1895 –1998) является одним из ключевых феноменов «консервативной революции». Ведущий отечественный исследователь творчества Юнгера, переводчик его работ А.В. Михайловский считает публицистику Юнгера «одним из наиболее ярких выражений «консервативно-революционной» политической мысли 784. Юнгера по
праву считают глашатаем нового понимания мира и человека. Актуальность
интеллектуального наследия Юнгера заключается в том, что он дал всеобъемлющую оценку последствиям наступления эпохи так называемого «второго модерна» с точки зрения ее философско-исторических и социальнофилософских и идейно-политических перспектив. В этом отношении философская эссеистика и публицистика Юнгера не менее значимы, чем его литературное наследие. Он стремился выявить как позитивное, так и негативное
влияние модерна на общественное сознание. Анализ и критика различных
политических проектов модерна стали характерной чертой творчества Юнгера как диагноста эпохи. Но он, вероятно, так и остался бы в ряду многочисленных критиков модерна, если бы не предпринял попытку сформулировать
собственный идеологический и философский проект видения современного
общества.
Говоря о политических взглядах Юнгера, следует помнить, что эпоха
«второго модерна», рубежа XIX – XX вв., разрушила традиционные идеологические барьеры. Левое политическое сознание органично перетекало в правое и наоборот. Крах традиционных буржуазных ценностей в ходе Первой
мировой войны привел к революции нигилизма, которая разрушила, существовавшие общественные и моральные устои. В Германии, стране проигравшей войну, дух нигилизма проявился особенно остро. В создавшихся условиях было необходимо найти адекватные и современные идеологические и политические средства для того, чтобы противостоять духовному и политическому распаду общества. Одним из таких средств стала идеология «консервативной революции». В публицистике и философской эссеистике 1920 – начала 1930-х годов Юнгер, с позиции «революционного консерватора», подверг
тщательному критическому рассмотрению духовную и политическую ситуацию эпохи революции нигилизма.
Юнгер задавался вопросом, какие лозунги следует написать на знаменах немецкой истории и культуры, чтобы вывести Германию из состояния
784
Михайловский А.В. Политическая публицистика Эрнста Юнгера в интеллектуальной истории Веймарской Германии // Юнгер Э. Националистическая революция. Политические статьи 1923 – 1933. М., 2008. С.
334.
151
тяжелейшего морально-психологического шока, связанного с военным поражением. Юнгера, как патриота и националиста, не устраивал ни либеральный, ни левый политический проект модерна, ценности традиционного германского консерватизма также казались ему безнадежно устаревшими. Юнгер выступал как один из видных основателей и апологетов идеологии «нового национализма», ставшего одним из главных идейных течений «консервативной революции».
Молодое поколение фронтовиков вне зависимости от национальной
принадлежности восприняло Первую мировую войну как событие эпохального значения, которое в корне изменило его мировоззрение и мироощущение. Говоря о молодом поколении фронтовиков Веймарской Германии, мы
сталкиваемся с казалось бы непреодолимым противоречием: почему их значительная часть нашла для себя «адекватную политическую форму в доктрине национализма?» 785. Хотя тяготы и страдания войны должны были вызвать
у них обратную реакцию привести молодое поколение фронтовиков на антивоенную позицию, как это, например, произошло с представителями «потерянного поколения» в бывших державах Антанты (пример Э.М. Ремарка выглядит для Германии скорее исключением, чем правилом). Ответ на этот вопрос может быть очевиден, но не так прост.
Рождение «нового национализма» (национал-революционного, солдатского) в среде молодого поколения немецких фронтовиков было обусловлено
не только горечью поражения, но и определенными интеллектуальными и
духовными процессами, истоки которых можно обнаружить еще до войны.
Первая мировая война до предела обострила эти процессы. Как писал биограф Эрнста Юнгера Пауль Ноак: «Веймарские антидемократы, как выяснилось позже, научились бороться с буржуазным обществом в классных комнатах своей школы» 786. Данную характеристику можно применить в целом ко
всему поколению немецких фронтовиков, родившихся на исходе XIX столетия и уже в предвоенные годы грезивших о крахе буржуазного мира. Поэтому начало войны было воспринято немецким юношеством, будущим поколением «консервативных революционеров», национал-социалистов и коммунистов, как разрыв с рутинной бюргерской повседневностью. И сколь велик
был их энтузиазм 1914 года, столь же велико было и разочарование 1918 года. Буржуазный мир не только не сгорел в окопах войны, но и победил в
форме либерально-демократической Веймарской республики.
Другим важным аспектом политического развития молодого поколения
немецких фронтовиков стала трудность, а порой и невозможность их адаптации к мирной жизни. Поскольку в системе ценностей фронтовиков такие качества как товарищество, дисциплина, послушание, храбрость, готовность к
жертве, презрение к смерти занимали высший ранг, они довольно быстро
785
786
Михайловский А.В. Указ. соч. С. 323.
Noack P. Ernst Jünger: eine Biographie. Berlin, 1998. S. 20.
152
стали воспринимать события, происходившие в Германии, в радикальном
ключе, а политику как новую форму боевых действий. Именно «молодые»
фронтовики составили основу полувоенных организаций различных политических направлений, характерной чертой которых был радикализм.
Война стала для Юнгера вступлением в новый век и представилась ему
как подведение красной черты под буржуазным миром. В качестве идеала,
способного сплотить народ, Юнгеру виделся идеал нации. Но это был видоизмененный идеал нации, основанный на «новом национализме», который
отличался от традиционного иным пониманием нации. Если «старый» национализм ориентировался на традиционные культурные ценности и национальное государство, то «новый национализм», родившийся в годы Первой
мировой войны, отстаивал идею разрушения сословно-классовых перегородок в обществе и создания авторитарного государства. Ему были свойственны стремление слить все социальные группы в единое целое и повышенная
эмоциональность в восприятии окружающей действительности. Его ценности
не нуждались в рациональном обосновании, ибо знание лишь ослабляло первозданную жизнь. В «новом национализме» ощущается желание вернуться к
некой целостности, уничтоженной войной и революцией нигилизма. Характеризуя суть «нового национализма», Юнгер писал: «Краеугольные камни в
здании националистического государства – национализм в чистом виде, социализм, обороноспособность и авторитарная структура» 787. Вершиной
идейно-теоретических исканий Юнгера стали: статья «Тотальная мобилизация» (1930) и обширное философское эссе «Рабочий. Господство и образ»
(1933), которые принадлежат к числу канонических текстов «консервативной
революции» 788. В образе рабочего перемешались социальные и политические
архетипы эпохи Веймарской республики. К. Клемперер писал по этому поводу: «Рабочий был солдатом в униформе рабочего, пруссаком на фабрике» 789.
В обширной историографии, посвященной творчеству Юнгера, проблема анализа и оценки его политических взглядов в период Веймарской
республики считается одной из приоритетных в исследовании его творчества 790. В конечном итоге именно деятельность Юнгера, как идеолога и духовного лидера «нового национализма» и «консервативной революции», определила на долгие годы вперед общую линию отношения к нему и его интеллек787
Юнгер Э. Новый национализм // Юнгер Э. Националистическая революция. Политические статьи 1923 –
1933. / Пер. с нем. М., 2008. С. 103.
788
См. русский перевод: Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт; Тотальная мобилизация; О боли. / Пер.
с нем. СПб., 2000.
789
Klemperer K. von. Konservative Bewegungen zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus… S. 202.
790
Общий обзор отечественной и зарубежной историографии о Юнгере см.: Гузикова М.О. «Тотальная мобилизация» Эрнста Юнгера как проект модерности: историческая реконструкция и интерпретация. Автореф.
дис… канд. ист. наук. Екатеринбург, 2004. С. 10 – 15; Гузикова М.О. Неизвестный пророк. Опыт прочтения
Эрнста Юнгера в России // Уральский вестник международных исследований. Вып. 2. 2004. С. 128 – 141;
Казаков С. О. Современная историография творчества Эрнста Юнгера // Известия Уральского государственного университета. 2008. № 59. С. 127 – 136; Dietka N. Ernst Jünger nach 1945. Das Jünger-Bild der bundesdeutschen Kritik (1945-1985). Fr/M., Bern, 1987; Dornheim L. Vergleichende Rezeptionsgeschichte. Das literarische
Frühwerk E. Jüngers in Deutschland, England und Frankreich. Fr/M., 1987.
153
туальному вкладу в немецкую и европейскую общественно-политическую и
социально-философскую мысль прошлого столетия и послужила одним из
связующих звеньев идеологической борьбы левых и правых.
Рассматривая политические взгляды Юнгера, особенно в период его
раннего творчества, в годы Веймарского республики, не следует забывать о
том, что его не тривиальное мировоззрение и отношение к действительности
представляют Юнгера разноликим мыслителем, не укладывающимся в узкие
типологические рамки, и дают возможность разнообразных интерпретаций.
Даже в рамках идеологически пестрой «консервативной революции» Юнгер
побил все рекорды идейно-политического эклектизма. Как только не определяли исследователи его политическую принадлежность: «новый национализм», «революционный национализм», «солдатский национализм», национал-большевизм и т. д. Но, во всех случаях, по словам современного отечественного исследователя творчества Юнгера С. О. Казакова, «при всей многогранности его политических взглядов вырисовывается определенная доминанта, а именно – консервативная» 791. Следует отметить, что при жизни сам
Юнгер относился к интеллектуальным баталиям вокруг своего имени достаточно спокойно, предпочитая оставаться над схваткой, хотя временами и делал некоторые уточнения к своим философским и политическим взглядам.
В германской историографии полемика вокруг Юнгера получила название «Jünger-Kontroverse» На амбивалентность политического мировоззрения Юнгера указал основоположник германской и западной историографии
«консервативной революции» А. Молер, который лично знал Юнгера, будучи
его секретарем с 1949 по 1953 гг. Молер характеризует Юнгера как одного из
ведущих идеологов и представителей «консервативной революции», но он не
дал четкого определения его политического профиля. Характерно, что в различных переизданиях своего труда Молер так и не решил дать четкую и определенную характеристику идейно-политического портрета Юнгера. В
представлении Молера Юнгер выступает как представитель немецкого нигилизма с оттенком прусского анархизма 792, и как выразитель идей националреволюционеров, сторонник «солдатского национализма» и «нового национализма» 793.
К. Клемперер, касаясь истоков мировоззрения Юнгера, писал: «Война
означала для Юнгера больше чем политическое и духовное явление: она была для него приключением» 794. Воин Юнгера сражался не за кайзера, не за
победу. Он сражался, исходя из самого желания борьбы 795. Клемперер отме791
Казаков С.О. Многоцветный консерватизм Эрнста Юнгера // В мире консерватизма: идеи, политика, люди: Межвуз. сб. науч. тр. / Перм. гос. ун-т.; Зап.-Урал. ин-т экономики и права. Пермь. 2006. С. 47.
792
Mohler A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932; ein Handbuch. 4. Aufl. Darmstadt, 1994.
S. 96 – 97.
793
Ibid. S. 142 – 146.
794
Klemperer K. von. Konservative Bewegungen zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus. München, 1962.
S. 198 – 199.
795
Ibid. S. 199.
154
чает доминирующие влияние на Юнгера культа воина и традиций милитаризма в Германии. По мнению Клемперера, тотальное неприятие Юнгером
базовых ценностей буржуазной цивилизации приводит его на путь отказа
консерватизма от своей сущности и переход в нигилизм 796.
К. Кроков утверждал, что для Юнгера важно было ликвидировать противоположность левого и правого. Антагонизм между социалистически ориентированным рабочим и консервативно настроенным солдатом следует преодолеть 797. Согласно Крокову, основная социально-философская и политическая идея «раннего» Юнгера заключалась в следующем: современный технический мир превратил ведение войны в тотальную форму и тем самым стер
границы между фронтом и тылом, солдат становится рабочим, а рабочий –
солдатом. И тот, и другой призваны осуществить «тотальную мобилизацию» 798.
В 1962 году вышла книга Ганса Петера Шварца «Консервативный
анархист. Политика и критика эпохи Эрнста Юнгера» 799. Уже само название
труда Шварца говорило о попытке автора открыть новые перспективы в
трактовке интеллектуального наследия Юнгера. Представление о нем как о
консервативном анархисте изначально провоцировало возможность дискуссии и открытия новых горизонтов в исследовании его творчества. Шварц
четко обозначил проблему парадоксальности мировоззрения, политических и
социально-философских взглядов Юнгера, их принципиальную несводимость к единому знаменателю. В частности в философских воззрениях Юнгера Шварц усматривает синтез классических философских традиций и радикальных философских направлений XX столетия 800.
Значительное место в книге Шварца уделено рассмотрению политических взглядов Юнгера в период Веймарской республики. Шварц выделяет в
юнгеровской концепции государства четыре главные составляющие: национальную, социальную, военную и диктаторскую. Таким образом, как справедливо замечает Щварц, Юнгер не просто пророчествовал о национальносоциалистической диктатуре, он ее предвидел 801. Прообраз такого государства Юнгер усматривал в немецком «военном социализме» Первой мировой
войны. Щварц также отмечает влияние на Юнгера идеи «прусского социализма» Шпенглера. Однако в отличие от концепции Шпенглера национальное государство Юнгера – государство рабочего и воина, призванное осуществить тотальную мобилизацию 802.
796
Ibid. S. 203.
Krockow Ch. von. Die Entscheidung: eine Untersuchung über Ernst Jüngern, Carl Schmitt, Martin Heidegger.
Stuttgart, 1958. S. 49.
798
Ibid. S. 50
799
Schwarz H.-P. Der konservative Anarchist. Politik und Zeitkritik E. Jüngers. Freiburg im Breisgau, 1962
800
Ibid. S. 26.
801
Ibid. S. 76.
802
Ibid. S. 78 – 79.
797
155
Характеризуя социальную психологию Юнгера и его окружения,
Шварц отмечает, что фронтовое поколение желало перенести ценности войны в мирное время, рассматривая мир как продолжение войны иными средствами 803. Он также предлагает рассматривать движение националистически
настроенных фронтовиков в Веймарской республике не только как политическое, но и квазирелигиозное движение, которое, несмотря на свой ярко выраженный секулярный характер, имело глубоко укорененные религиозные
корни, питавшие убежденность в правоте своего дела его представителей 804.
Свидетельством скрытой религиозности «новых националистов» стала их
безграничная вера в Германию, отечество, нацию, государство и т. д. 805.
Согласно Шварцу в политических дискуссиях веймарского периода
Юнгер придал понятию «национализм» новый смысл и новое звучание 806.
Исходной и центральной политической идеей «молодого» Юнгера, несомненно, был национализм. Однако он не являлся для него предметом целенаправленной политической воли, а скорее выступал в форме некого чувственного переживания. Наиболее характерной чертой «нового национализма»
Юнгера стала его претензия на тотальность, стремление унифицировать нацию в новом национальном государстве под руководством фронтовиков. Из
этого вытекала милитаристская направленность «нового национализма» 807. С
точки зрения Шварца, политические идеи Юнгера представляли собой нечто
иное, как перенос его военного опыта на все области бытия 808. Юнгер предпринял попытку обосновать концепцию создания бесклассового немецкого
государства, основанного исключительно на переживании национальных
чувств, в центре которого должны были находиться главные политические и
социально-философские фигуры раннего творчества Юнгера – Воин и Рабочий 809. Согласно Шварцу, в конечном итоге Юнгер стремился примерить национально-государственный империализм и наднациональное братство
фронтовиков 810.
В 1975 году вышла немецкоязычная монография финской исследовательницы Мариэты Хиталы, посвященная изучению проблемы «нового национализма» у Юнгера и круга его единомышленников 811. Характеризуя
идейно-политические предпосылки «нового национализма», Хитала обращает внимание на его многофакторный генезис. С одной стороны, корни «нового национализма» следует искать в Первой мировой войне, военных переживаниях поколения фронтовиков, Версальском мирном договоре и его послед803
Ibid. S. 62.
Ibid. S. 63.
805
Ibid. S. 64.
806
Ibid. S. 63.
807
Ibid. S. 65.
808
Ibid. S. 66.
809
Ibid. S. 69.
810
Ibid. S. 84.
811
Hietala M. Der neue Nationalismus in der Publizistik Ernst Jüngers und des Kreises um ihn 1920 – 1933. Helsinki, 1975.
804
156
ствия для Германии. С другой – на формирование «нового национализма»
повлияли такие факторы как мощное идейное наследие немецкого консерватизма и национализма, ведущие духовные и политические направления первой половины XX столетия (марксизм и итальянский фашизм), воздействие
иррационализма, теории элит и расовой теории 812. «Новый национализм»
лишь отчасти продолжал традиции немецкого пангерманского национализма.
«Новые националисты» не разделяли с пангерманцами чувство патриотизма.
Их цель была иная - возрождение немецкой государственности под эгидой
националистически настроенного поколения фронтовиков 813. «В системе
ценностей фронтовиков такие качества как товарищество, дисциплина, послушание, храбрость, готовность к жертве, презрение к смерти занимали
высший ранг» 814. Хитала, как и Шварц, отмечает, что понимание нации в
«новом национализме» обладало религиозными и мифологическими чертами 815.
Говоря о представлениях Юнгера о нации, Хитала подчеркивает, что
единство нации, по Юнгеру, определялось в первую очередь единством крови, которое он понимал не в биологическом смысле, а в духовном, как духовное единство народа. Представления Юнгера о нации изначально были
лишены расистских мотивов 816. Юнгер и «новые националисты» не верили в
единство человечества, а верили в единство нации. Такой подход к противопоставлению единичного и всеобщего вытекал из главной цели «новых националистов» - цели возрождения немецкого народа и немецкой нации в
форме народного сообщества, в котором государству отводилась основная
роль в развитии национального сознания 817. Амбивалентность политических
взглядов Юнгера и его единомышленников заключалась в том, что достичь
этой цели они хотели революционным путем, вдохновленные примерами
русской революции и особенно итальянского фашизма. Поэтому, по мнению
Хиталы, с самого начала своего возникновения «новый национализм» имел
революционный характер 818. Хитала делает на первый взгляд парадоксальный вывод о том, что идеологию «нового национализма» сложно поместить в
теорию консерватизма 819. Окончательное формирование идеологии «нового
национализма» в публицистике и военных дневниках Юнгера происходит, по
мнению Хиталы к середине 1920-х годов. Вершиной же «нового национализма» Юнгера стало эссе 1930 года «Тотальная мобилизация» и эссе 1932
года «Рабочий» 820.
812
Ibid. S. 42, 46.
Ibid. S. 42.
814
Ibid. S. 43.
815
Ibid. S. 49.
816
Ibid. S. 50.
817
Ibid. S. 52 – 53.
818
Ibid. S. 55.
819
Ibid. S. 62.
820
Ibid. S. 139.
813
157
Л. Дюпё отводил Юнгеру важную роль в развитии «нового национализма», который, по мнению автора, идейно и политически был тесно связан
с национал-большевизмом. Дюпё считает, что «новый национализм» (автор
также определяет его как «революционный национализм») братьев Эрнста и
Фридриха Георга Юнгеров и их окружения стал катализатором новой волны
национал-большевизма в Германии второй половины 1920-х годов 821. Дюпё
предлагает рассматривать «новый национализм» в русле идейных течений
«консервативной революции» в контексте интеллектуальной и политической
реакции против Просвещения и его последствий в духовной жизни Запада
XIX – XX вв. 822.
Истоки «нового национализма» Дюпё усматривает в идейном развитии
молодого поколения Германии, прошедшего Первую мировую войну. Дюпё
выделяет следующие на его взгляд характерные черты «нового национализма»: апология солдата как особого человеческого типа, опыт переживания
войны, героизм, пропаганда милитаризма и желание создать авторитарное
государство 823. «Новый национализм» был главной идеологией бывших
фронтовиков и нашел свое яркое воплощение в кругах тех интеллектуалов,
которые особо радикальным образом восприняли учение Ницше. «Новые националисты» были духовно травмированы войной. Они воспринимали ее как
начало «переоценки всех ценностей» 824.
Подводя итог своим размышлением о «новом национализме», Дюпё
констатирует: «новый национализм был наиболее радикальной и брутальной
формой «консервативной революции», выразивший переживание войны в
дарвинистско-виталистском духе через понятия «жизнь», «кровь», «судьба»
и т. д. В политической области «новые националисты», как истинные революционеры «консервативной революции», призывали действовать решительно. Переживание войны как «внутреннее переживание» (знаменитая
формула Э. Юнгера) способствовало утверждению среди «новых националистов» нигилистических взглядов на общество и историю, а также питало их
интерес к проблемам техники и индустриального общества. В отличие от
своего прообраза довоенной организации немецкой молодежи «Перелетные
птицы», «новые националисты» не призывали вернуться к природе и тем самым отстраниться от проблем современной технической цивилизации. Наоборот, они призывали использовать возможности современной техники для
идейной и политической борьбы 825.
Дюпё характеризует Юнгера как духовного вождя молодых националистов, который видел в национализме путь к глобальной духовной и куль821
Dupeux L. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919 – 1933: kommunistische Strategie und konservative
Dynamik… S. 255.
822
Ibid. S. 255 – 256.
823
Ibid. S. 256.
824
Ibid. S. 256.
825
Ibid. S. 256. – 257.
158
турной революции немецкой нации 826. Использование Юнгером политических и социально-философских типов солдата, рабочего и бюргера, позволило ему преодолеть узость классового подхода в оценке современной политической ситуации 827. Дюпё также указывает на то, что составной частью политического проекта Юнгера стало его увлечение идеями «национального
(прусского) социализма». В этом проявляется влияние идей О. Шпенглера на
политическую и социальную философию Юнгера 828, которое он признавал
сам и с пиететом относился к старшему товарищу по «консервативной революции». В 1932 году Юнгер написал на предназначенном лично для Шпенглера экземпляре только что вышедшего своего «Рабочего»: «Освальду
Шпенглеру, выковавшему после разоружения Германии первое новое оружие» 829.
В 1991 году появляется работа философа Петера Козловски «Миф модерна. Поэтическая философия Эрнста Юнгера» 830. Автор рассматривает
проблему модерна в творчестве Юнгера и в связи с этим предлагает для определения политической позиции Юнгера в период Веймарской республики
наряду с понятием «консервативная революция» использовать термин «консервативный модернизм». Козловский пишет: «Модернизм Юнгера консервативен, а его консерватизм – модернистский. Его лозунг о тотальной мобилизации для Германии, его консервативный модернизм, является частью модерна, революция в Германии должна быть консервативной революцией» 831.
По мнению Козловски, предпочтительней использовать понятие «консервативный модернизм», так как оно более полно описывает политическую позицию Юнгера. «Консервативным революционером» в том смысле, в каком А.
Молер понимал «консервативную революцию» Юнгер, как полагает Козловски, был с 1926 по 1930 год 832. Козловский подчеркивает многослойный мировоззренческий и идейный характер юнгеровского консерватизма. Он резюмирует: «Консерватизм Юнгера колеблется между модернизмом и традицией, между нигилистической мыслью порядка и мифом, между мобилизацией и сохранением» 833.
Р. П. Зиферле, характеризуя сущность «нового национализма», считает,
что в его основе лежало чувство иррационального единения с народом и Родиной, которое возникло в годы войны, когда волю индивидуального заменила воля коллективного целого. Человек стал восприниматься не просто как
826
Ibid. S. 259.
Ibid. S. 261.
828
Ibid. S. 260 – 261
829
Цит. по: Felken D. Oswald Spengler: Konservativer Denker zwischen Kaiserreich und Diktatur. München, 1988.
S. 114.
830
Первоначально она была издана в форме статьи. Имеются русские переводы статьи и монографии: Козловский П. Трагедия модерна: миф и эпос XX века у Эрнста Юнгера // Вопросы философии. 1997. №12. С.
15 – 27; Козловский П. Миф о модерне: Поэтическая философия Эрнста Юнгера / Пер. с нем. М., 2002.
831
Козловский П. Миф о модерне: Поэтическая философия Эрнста Юнгера. М., 2002. С. 54.
832
Там же. С. 54 – 55.
833
Там же. С. 193.
827
159
единичный атом, а как представитель конкретно-всеобщего – нации. «Новый
национализм» стремился перенести это новое понимание принципа народного единства из военного в мирное время. Но прежде чем возродить чувство
народного единства необходимо победить внутреннего и внешнего врага.
«Новый национализм» стал революционным в условиях Веймарской республики 834. Юнгер и «новые националисты» предлагали использовать революционные средства для достижения своих целей, а это, по мнению Зиферле, не
соответствовало исторической и политической реальности Веймарской Германии 835.
Характерна в этой связи оценка, данная Зиферле взаимоотношениям
«новых националистов» с национал-социализмом. Зиферле полагает, что национал-социалисты были гораздо лучше приспособлены к восприятию и пониманию конкретной политической ситуации. Отношение Юнгера и его соратников к национал-социализму Зиферле сравнивает с отношением русских
анархистов к политике Ленина или Сталина. И национал-социалисты, и «новые националисты» боролись в одном фронте против одного противника, но
первые ориентировались на конечный результат, вторые – на внешнюю форму самовыражения 836.
Тем не менее, Зиферле полагает, что Юнгер понимал необходимость
придать «новому национализму» некую законченную политическую концепцию. Решающим шагом на этом пути стала его программная статья 1930 года
«Тотальная мобилизация», в которой, по мнению Зиферле, Юнгеру удалось
вывести «новый национализм» из сферы принятия хаотичных решений и
сформировать задачи, стоящие перед Германией. Они заключались в развертывании технического потенциала современности 837. Тотальная мобилизация
в таком контексте понималась как высшие напряжение все материальных и
политических сил, основанное на современных формах технического и политического господства 838.
Касаясь оценки «Рабочего» Зиферле считает, что книга принадлежит к
числу ключевых текстов Веймарской республики. На «Рабочем» Юнгера заканчивается национал-революционное, а в определенном смысле и немецкое
революционное движение 1920-х гг. В книге Юнгер представил метафизически выверенный и философско-исторически фундированный анализ современности и наметил сущностные черты будущего, каким оно виделось
ему 839. Предметом «Рабочего» стала проблема трансформации буржуазного
мира в тотальное государство Рабочего, которого следует понимать ни как
представителя определенного социального класса, ни как новую социологи834
Sieferle R.P. Die Konservative Revolution: fünf biographische Skizzen (Paul Lensch, Oswald Spengler, Ernst
Jünger, Hans Freyer… S. 145.
835
Ibid. S. 149.
836
Ibid. S. 149.
837
Ibid. S. 150 – 151.
838
Ibid. S. 152.
839
Ibid. S. 154.
160
ческую категорию, но как понятие и образ, имевшие философскоисторическое измерение. Речь шла о человеческом типе, который после разрушения буржуазного мира, будет господствовать 840.
Несводимость «нового национализма» Юнгера исключительно к консерватизму точно подметил Р. Буше, который с большой долей условности
причислил его к лагерю немецкого консерватизма. Юнгер, по мнению Буше,
выступил против отживших свой век архетипических символов немецкого
консерватизма, в частности символа «крестьянина», которого он заменил на
символ «рабочего». Юнгер попытался придать немецкому консерватизму новую форму, чем направил его в национал-революционное русло 841.
Ш. Бройер, как уже было сказано выше, предлагает заменить понятие
«консервативная революция» на понятие «новый национализм». Однако если
в первом значительном труде Бройера о «консервативной революции» он определяет под понятием «новый национализм» как феномен «веймарского»
младоконсерватизма в целом 842, то в работе 1999 года он все же предпринимает попытку дать классификацию течений немецкого консерватизма 843.
Среди ее направлений Бройер выделяет «новый национализм», к которому
причисляет довольно широкий круг персоналий и групп «консервативной революции», в том числе и Юнгера. Характерной чертой «нового национализма» Бройер считает перемещение основ его политического базиса от деревни
к городу, от крестьянства к рабочему классу 844, что в корне отличало его от
традиционного консерватизма.
Говоря о современном состоянии юнгерианы нельзя не отметить два
сборника, вышедших почти одновременно в Германии и Франции, и приуроченных к столетию со дня рождения Юнгера 845. Авторы, данных сборников,
попытались охватить все периоды долгой творческой биографии Юнгера и
рассмотреть различные аспекты его интеллектуального наследия. Для нас
наибольший интерес представляют статьи Уве Кетельзена, Л. Дюпё и Жильбера Мерлио.
Кетельзен характеризует Юнгера как одного из основных «интеллектуальных могильщиков Веймарской республики» и в этом отношении ставит
его в один ряд с Г. Беном, М. Хайдеггером и другими правыми немецкими
интеллектуалами того времени 846. Кетельзен вообще склонен возвести Юнгера в число «некоторых немецких фашистских авторов европейского ран840
Ibid. S. 155.
Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen. Heidelberg, 1998. S. 331.
842
Breuer S. Anatomie der Konservativen Revolution. Darmstadt, 1993.
843
Breuer S: Grundpositionen der deutschen Rechten 1871 – 1945. Tübingen, 1999.
844
Ibid. S. 114.
845
Ernst Jünger im 20. Jahrhundert / hrsg. von H.-H. Müller und H. Segeberg. München, 1995; Die großen Jagden
des Mythos: Ernst Jünger in Frankreich / hrsg. von P. Koslowski. München, 1996.
846
Ketelsen U.-K. «Nun werden nicht nur die historischen Strukturen gesprengt, sonder auch deren mythische kultische Voraussetzungen» Zu Ernst Jüngers Die total Mobilmachung (1930) und Der Arbeiter (1932) // Ernst Jünger
im 20. Jahrhundert / hrsg. von H.-H. Müller und H. Segeberg. München, 1995. S. 77.
841
161
га» 847. «Военные произведения» Юнгера, особенно в «Стальных грозах», являются, по мнению Кетельзена, значительным вкладом в репрезентацию
Первой мировой войны в европейском контексте 848. Кетельзен относит Юнгера к фашистским авторам и на основании его военных дневников, и на основании его многочисленных статей националистического характера и, прежде всего на основании двух центральных для творчества Юнгера больших
эссе «Тотальная мобилизация» и «Рабочий».
Свою позицию Кетельзен объясняет двумя обстоятельствами. Первое,
профетическим языком и стилем трудов Юнгера, которые далеко не самым
положительным образом оказали заметное эмоциональное воздействие на
современников. Второе, на основании дискуссий, развернувшихся в ФРГ, о
сущности фашизма, которые фактически выводили из тени националсоциализма такие фигуры как Юнгер или Хайдеггер. Кетельзен не согласен с
таким подходом и предлагает рассматривать взгляды Юнгера в контексте
правого радикализма и теории тоталитаризма 849.
Он считает, что «консервативную революцию» в целом следует рассматривать в контексте корреляции ее идеологии с национал-социализмом 850.
Эстетизация принципов модерна, проделанная Юнгером, дала обратный эффект. Вместо образа технизированного индивидуалистически-либерального
общества, Юнгер предложил тотальность рационального планирования и
всеобщей технизации, что по духу было довольно близко воззрениям национал-социалистов 851.
Дюпё, напротив, оспаривает наличие политических симпатий Юнгера к
национал-социализму и считает, что его творчество необходимо рассматривать в русле той праворадикальной мысли Веймарской республики, которая
как раз представляла идейную альтернативу нацизму. Несмотря на то, что
национализм Юнгера имел более радикальный характер, чем, например, у
Мёллера ван ден Брука или Шпенглера, причислять его напрямую к национал-социализму не следует. Творчество Юнгера было в большей степени сугубо философским, хотя Дюпё и не отрицает того факта, что «Тотальную мобилизацию» и «Рабочего» можно интерпретировать как в философском, так и
в политическом ракурсе 852.
Дюпё высказывает важную идею о специфике национализма Юнгера,
попытавшегося, на взгляд Дюпё, интегрировать политический национализм в
проект культурной контрреволюции, ставшей в конечном итоге способом метафизического понимания мира 853. Дюпё полагает, что оригинальный синтез
847
Ibid. S. 77 – 78.
Ibid. S. 79.
849
Ibid. S. 80.
850
Ibid. S. 81.
851
Ibid. S. 93 – 95.
852
Dupeux L. Der «Neue Nationalismus» Ernst Jüngers 1925 – 1932. Vom heroischen Soldatentum zur politischmetaphysischen Totalität // Die großen Jagden des Mythos: Ernst Jünger in Frankreich / hrsg. von P. Koslowski.
München, 1996. S. 15 – 16.
853
Ibid. S. 21
848
162
философии и политики в творчестве Юнгера является результатом классической немецкой традиции поиска «тотального знания», «Консервативная революция» стала наивысшим идеологическим проявлением этой традиции в
XX столетии, что выразилось в стремлении ее представителей найти «окончательные, тотальные решения» во внутренней и внешней политике, отягощенные последствиями военного поражения Германии, Версальского мирного договора, тотального неприятия Запада 854. В этой связи Дюпё дает достаточно точную, на наш взгляд, характеристику философской и идейнополитической направленности «Тотальной мобилизации» и «Рабочего» Юнгера как выражение метафизического и политического тоталитаризма, стремящегося в духовном поиске отыскать «тотальное знание», в политической
борьбе «тотальное решение» 855.
Ведущий французский специалист по творчеству О. Шпенглера Ж.
Мерлио проанализировал основные философские и политические категории
Шпенглера и Юнгера 856. Во-первых, он установил влияние философии истории Шпенглера на становление идей «нового национализма». Во-вторых, выделил общие черты в мировоззрении Шпенглера и Юнгера: восприятие времени, героический реализм, интерес к проблеме национального государства,
признание модерна, особенно его технического воплощения.
Т. Рокрэмер, исходя из своей концепции о «консервативной революции» как исключительно модернистском идейном движении, характеризует
мировоззрение Юнгера и его современников как продукт распада традиционных ценностей в эпоху модерна 857. Рокрэмер считает Юнгера центральной
фигурой «консервативной революции». Если первое литературное произведение «В стальных грозах» сделало Юнгера известнейшим автором литературы военного поколения, то его публицистика второй половины 1920-х гг.
имела такое влияние, что Юнгера можно по праву называть бесспорным духовным лидером «молодого» немецкого национализма 858.
Значение творчества Юнгера периода Веймарской республики Рокрэмер видит в том, что он как никто другой из его современников выразил
страх перед современной техникой, но в тоже время и осознал, что технократия и плановое хозяйство могут привести к другому, лучшему модерну, в котором человек и техника встретятся в новом гармоничном синтезе. Юнгер
пытался найти такую модель модерна, в которой стало бы возможно примирение техники и ее критиков. По мнению Рокрэмера, цель Юнгера заключа-
854
Ibid. S. 38 – 39.
Ibid. S. 39.
856
Merlio G. Jünger und Spengler // Die großen Jagden des Mythos: Ernst Jünger in Frankreich / hrsg. von P. Koslowski. München, 1996. S. 40 – 60.
857
Rohkrämer Th. Die Verzauberung der Schlange: Krieg, Technik und Zivilisationskritik beim frühen Ernst Jünger
// Der Erste Weltkrieg, Wahrnehmung, Analyse / Hrsg. W. Michalka. München, 1994. S. 854.
858
Rohkrämer Th. Eine andere Moderne? Zivilisationskritik, Natur und Technik in Deutschland 1880 – 1933. Paderborn; München; Wien; Zürich, 1999. S. 301.
855
163
лась в соединении человека и техники в единую органическую конструкцию 859.
Как представитель «консервативной революции» Юнгер, по определению Рокрэмера, выступал в роли прусского анархиста готового через разрушение старого порядка ускорить общественное развитие для достижения нечто нового. В политических статьях Юнгер призывал к проведению революционных акций против Веймарской республики. Однако он не обладал ни
терпением, ни тактическими способностями к проведению конкретных политических действий. Бескомпромиссный идеологический пуризм, недоверие к
массам, претензия на образ вождя-одиночки в конечном итоге привели Юнгера к разочарованию и политическому отчуждению. Юнгер, подобно
Шпенглеру, занял позицию поэтического и метафизического толкователя
модерна в духе «героического реализма» 860. В своем завершенном виде эти
тенденции в творчестве Юнгера проявились в двух его классических эссе
«консервативно-революционного» периода: «Тотальная мобилизация» и «Рабочий», в которых он от публицистики, написанной на злобу дня, перешел к
философско-историческому и социально-философскому анализу современности 861. При этом «Рабочий» стал высший точкой исторического и политического оптимизма Юнгера 862.
В 2001 году под редакцией Свена Олафа Берггётца вышла в виде отдельной книги значительная часть тех произведений Юнгера, вокруг которых
собственно и велась оживленная дискуссия относительно его политической
позиции в годы Веймарской республики 863. К сборнику политической публицистики Юнгера Берггётц написал обширное послесловие, в котором изложил собственную интерпретацию его политических взглядов. Берггётц усматривает значение политической публицистики Юнгера в том, что он был
не просто рядовым критиком Веймарской республики, а принадлежал к числу значительных фигур правого движения, взгляды которого во многом могут считаться репрезентативными 864.
Рассматривая политические взгляды Юнгера, Берггётц акцентирует
внимание на том, что политическое мировоззрение Юнгера вышло за рамки
идеологии традиционного немецкого консерватизма. В частности, расхождение и в дальнейшем разрыв Юнгера с такими организациями правых в Веймарской республике, как «Стальной шлем», Берггётц объясняет его призывами к революции 865. Для Юнгера с начала литературной и публицистической
859
Ibid. S. 302.
Ibid. S. 325.
861
Ibid. S. 326.
862
Rohkrämer Th. Die Verzauberung der Schlange: Krieg, Technik und Zivilisationskritik beim frühen Ernst Jünger… S. 865.
863
Jünger E. Politische Publizistik 1919 – 1932. Stuttgart, 2001. Сокращенный русский перевод А.В. Михайловского: Юнгер Э. Националистическая революция. Политические статьи 1923 – 1933. // Пер. с нем. М., 2008.
864
Berggötz S.O. Nachwort: Ernst Jünger und die Politik // Jünger E. Politische Publizistik 1919 – 1932. Stuttgart,
2001. S. 835.
865
Ibid. S. 849.
860
164
деятельности было очевидно, что Первая мировая война уничтожила «старые» ценности. Поэтому необходимо выработать новые ценности и новый
образ государства, соответствующий современному техническому миру 866.
Основы революционных убеждений Юнгера лежали не только в военных переживаниях Юнгера, но и в его мировоззрении. В этой связи Берггётц оправданно называет Юнгера достойным учеником Ницше 867.
В критике цивилизации и антиинтеллектуализме Юнгер вышел за пределы немецкой правой традиции и вступил в область «анархического радикализма своих революционных притязаний» 868. Как политический мыслитель
Юнгер проявил себя неисправимым радикалом, который, невзирая на реальность, не отступался от своих политических взглядов 869.
К. Вайсманн, определяя место «Рабочего» в идеологии «консервативной революции», подчеркивает, что в книге были удачно синтезированы
многие идеи «революционного консерватизма». Юнгеру, по мнению Вайсманна, удалось соединить то, к чему стремились многие «революционные
консерваторы»: культуру и цивилизацию, традиционные прусские ценности
и технологический футуризм. Согласно Вайсманну, значение «Рабочего» для
идеологии «консервативной революции» сродни значению «Заката Европы»
О. Шпенглера 870.
Докторская диссертация Даниэля Мората «От действия к успокоению:
консервативная мысль у Мартина Хайдеггера, Эрнста Юнгера и Фридриха
Георга Юнгера: 1920 – 1960», в которой автор вновь возвращается к веймарскому периоду жизни и деятельности Э. Юнгера, в очередной раз актуализирует идейное наследие его раннего творчества 871. Морат характеризует Юнгера и его окружение как «революционных националистов». Отправной точкой националистической агитации братьев Юнгеров стали военные переживания. Война была мотором для литературной и политической деятельности
Юнгера 872. Война стала для Юнгера вступлением в новый век и представилась ему как подведение красной черты под буржуазным миром. Новая эпоха
породила новый образ человека, возникший в горниле войны 873.
Согласно Морату, политическую активность Юнгера после 1925 года
следует понимать как попытку практического воплощения идеала солдата
как авангарда новой эпохи 874. Юнгер считал политику продолжением войны
иными средствами. В свою очередь современный национализм должен быть
866
Ibid. S. 849.
Ibid. S. 850.
868
Ibid. S. 850.
869
Ibid. S. 850 – 851.
870
Mohler A., Weißmann K. Die konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932: ein Handbuch. 6, völlig überarb. und erw. Aufl. Graz, 2005. S. 185 – 186.
871
Morat. D. Von der Tat zur Gelassenheit: konservatives Denken bei Martin Heidegger, Ernst Jünger und Friedrich
Georg Jünger; 1920 – 1960. Göttingen, 2007.
872
Ibid. S. 51.
873
Ibid. S. 53.
874
Ibid. S. 55.
867
165
направлен против демократии, пацифизма, интернационализма и стремиться
к достижению национальной диктатуры внутри страны и провидению империалистической внешней политики. Тем самым «революционный национализм» дистанцировался от реставрационных устремлений монархизма и консерватизма и был современным национализмом, революционным по своей
сути, ибо желал коренного преобразования государства 875.
Рассмотренные выше подходы к изучению политических взглядов
Эрнста Юнгера в веймарский период его долгой жизни и деятельности подтверждают мысль, высказанную нами ранее о многоплановости и неоднозначности интеллектуального наследия Юнгера, особенно его раннего творчества. Юнгер всю жизнь играл роль человека, живущего по принципу исключения из правил. Эту, пожалуй, наиболее характерную черту его образа,
отчетливо редуцировала историография. Касаясь политических взглядов
Юнгера в годы Веймарской республики, исследователи смогли свести к общему знаменателю лишь их «консервативно-революционную» направленность и выявить истоки происхождения политического мировоззрения автора
«В стальных грозах», «Тотальной мобилизации» и «Рабочего», отмечая важный вклад Юнгера в формирование основных идеологем «консервативной
революции». Однако четко и однозначно определить политический профиль
Юнгера представляется едва ли возможным. В этом, очевидно, и заключается, сохраняющаяся до настоящего времени актуальность идейного наследия
Юнгера – одного из крупнейших представителей немецкой гуманитарной
мысли прошедшего столетия.
4.2. Концепция «тотального государства» К. Шмитта
Карл Шмитт (1888 – 1985), как и его близкий друг Э. Юнгер, второй
значительный представитель «консервативной революции», вокруг интеллектуального наследия которого во второй половине XX столетия развернулись ожесточенные научные и общественно-политические дебаты. Частично
это было связанно с тем, что Шмитт, также как и Юнгер, прожил долгую
жизнь и во второй ее половине как бы оказался ответственным за все идейные и политические ошибки, совершенные «консервативными революционерами», особенно за свой кратковременный период с 1933 по 1936 год сотрудничества с нацистским режимом. Но дело не в том, что на Шмитта западногерманская и европейская общественность возложила все грехи «консервативно революционного» движения, а в том, что Шмитт рассматривается в
немецкой и западной гуманитарной мысли прошедшего столетия как наиболее значительный критик принципов политического плюрализма, демократии, либерализма, оппонент парламентаризма и почитатель итальянского
фашизма, противник правового государства и естественного права и сторон875
Ibid. S. 57 – 58.
166
ник неоабсолютизма. Однако, с другой стороны, эта, в своем роде уникальность политической философии Шмитта, которую не оспаривали даже его
непримиримые интеллектуальные оппоненты, как, например, бывший ученик
и будущий отец-основатель идеологии неоконсерватизма Лео Штраус, вызывает не ослабевающий интерес к его творчеству. Дебаты вокруг Шмитта то
успокаиваются, то разгораются вновь 876.
Успешный ученый, входивший в элиту современной ему немецкой
юридической и политической науки, вполне обеспеченный и финансово независимый человек, католик, принадлежность которого к «консервативной
революции» порой оспаривалась 877, Шмитт, тем не менее, по радикальности
своей политической философии не уступал национал-социалистам. Единственная разница была в том, что Шмитт сумел превратить эту радикальность в
методологически и логически выверенную научную концепцию, споры вокруг которой не утихают до настоящего времени.
В центре правовой и политической мысли К. Шмитта находилась категория «государство», которое он понимал в русле традиций немецкого обществознания как субстанциональное единство. Из такого подхода к определению сущности государства вытекало его отрицательное отношение к либеральному государству. П. Ю. Рахшмир писал по этому поводу: «Опыт Шмитта отражает тенденцию к радикализации традиционного, а порой и либерального консерватизма в кризисных ситуациях» 878. По существу Шмитт стал автором, и этого он не скрывал сам, концепции диктатуры тоталитарного государства (тотального по терминологии того времени), а такие политикоюридические категории Шмитта как политическая теология, понятие «политического» и дихотомия друга/врага в политике прочно вошли в лексикон
современной гуманитарной мысли. Приведем обширную цитату из самого
Шмитта, которую можно рассматривать как квинтэссенцию его воззрений:
«Всякая противоположность религиозная, моральная, экономическая или
этическая превращается в противоположность политическую, если она достаточно сильна для того, чтобы эффективно разделять людей на группы друзей и врагов. Политическое заключено не в самой борьбе, которая опять-таки
имеет свои собственные технические, психологические и военные законы, но
в ясном познании определяемой ею собственной ситуацией и в задаче правильно различать друга и врага» 879.
876
Эта исследовательская ситуация шмиттианы хорошо отразилась в историографии: Münkler H. Carl
Schmitt in der Diskussion // Neue Politische Literatur. 1990. H. 35. S. 289 – 300; Mehring R. Vom Umgang mit
Carl Schmitt: Zur neueren Literatur // Geschichte und Gesellschaft. 1993. H 3. S. 388 –407; Михайловский А.В.
Борьба за Карла Шмитта. О рецепции и актуальности понятия политического // Вопросы философии. 2008.
№9. С. 158 – 171.
877
См. по этому вопросу статью А. Молера: Mohler A. Carl Schmitt und die «Konservative Revolution» //
Complexio Oppositorum. Über Carl Schmitt / Hrsg. von H. Quaritsch. Berlin, 1988. S. 129 – 151.
878
Рахшмир П.Ю. Радикальный оппортунист Карл Шмитт // Консерватизм: идеи и люди. Пермь, 1998. С.
159.
879
Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. №1. С. 50 – 51.
167
Концепция тотального государства сформировалась у Шмитта не в одночасье. Важными вехами в ее становлении стали следующие труды Шмитта: «Политическая романтика» (1919), «Диктатура» (1921) 880, «Политическая
теология» (1922), «Духовно-историческое положение парламентаризма»
(1923), «Римский католицизм и политическая форма» (1923) 881, «Понятие политического» (1927) 882 и ряд других.
Хэрфрид Мюнклер выделяет два этапа в изучении творчества Шмитта:
1) 1950-е середина 1980-х гг. этап постепенного послевоенного «возвращения» интереса к Шмитта в общественно-политической и научной мысли; 2)
второй этап начинается с середины 1980-х гг. Его начало было связанно с
двумя крупными датами: 1985 годом годом смерти Шмитта и столетием со
дня его рождения в 1988 году. Эти две даты в конечном итоге обусловили
значительное возрастание интереса к интеллектуальному наследию Шмитта 883.
В свою очередь Рейнхард Меринг определяет современное состояние
изучения творчества Шмитта как «Карл Шмитт бум» 884. Он связывает ренессанс интеллектуального наследия Шмитта в 1980-х гг. не просто с важными
датами его биографии, а объясняет влиянием неоконсервативной волны. В
частности, ренессанс Шмитта стал такой же неотъемлемой чертой интеллектуального ландшафта ФРГ 1980-х гг. как, например, «спор историков» или
обсуждение проблемы Хайдеггер и нацизм. При этом Меринг выделяет три
направления в современной шмиттиане: консервативное, либеральное и левое 885.
Кристиан фон Кроков, в одной из первых монографий о «консервативной революции» писал, что на вопрос как в условиях уничтожения правовых
демократических норм возможно отличить друга от врага, Шмитт давал простой ответ: через позицию децизионизма (от лат. Dezisio решение), под которой он понимал суверенное решение субъекта политического действия.
Знаменитая формула Шмитта гласила: «Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении» 886. Кроков понимает принцип политического решения у Шмитта как принцип полного освобождения от каких-либо политико-юридических норм. Кроме того принцип решения должен базиро-
880
Рус. перевод: Шмитт К. Диктатура. От истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы / Пер. с нем. СПб., 2005.
881
Рус. перевод трех вышеназванных работ Шмитта: Шмитт К. Политическая теология. Сборник / Пер. с
нем. М., 2000.
882
Рус. перевод: Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. №1. С. 37 – 67.
883
Münkler H. Carl Schmitt in der Diskussion // Neue Politische Literatur. 1990.H. 35. S. 289 – 290.
884
Mehring R. Vom Umgang mit Carl Schmitt: Zur neueren Literatur // Geschichte und Gesellschaft. 1993. H 3. S.
388.
885
Ibid. S. 406.
886
Шмитт К. Политическая теология // Шмитт К. Политическая теология. Сборник / Пер. с нем. М.; 2000. С.
15.
168
ваться исключительно на нормах чрезвычайного законодательства, применяемых в условиях чрезвычайного положения 887.
Фолькер Нойманн в монографии «Государство в гражданской войне.
Континуитет и изменения понятия государства в политической теории Карла
Шмитта» констатирует, что Шмитт важнейшее место в развитии консервативного государственно-правового учения в юриспруденции Веймарской
республики, основанного как на его интеллектуальном влиянии, так и на результатах политического воздействия его концепции 888.
Нойманн обращает внимание на критику Шмиттом политической романтики. Выступив против политической романтики, Шмитт, согласно Нойманну, преследовал одну главную цель. Он подвергнул критике политические концепции части немецких правых, которые продолжали оставаться в
тени великого немецкого политического романтизма XIX столетия и не замечали современности. Под категорией «политической романтики» Шмитт
фактически объединил государственно-правовые воззрения романтиковконсерваторов и либеральной буржуазии. И те, и другие не были способны
проявить подлинную политическую активность. Либеральная буржуазия романтизировала образ врага, как возможного оппонента для ведения политических дискуссий и поэтому увязла в принципах парламентаризма. Романтики-консерваторы, основываясь на своих представлениях о народе и народном
сообществе, пытались соединить несоединимое: разрешить все противоречия
в обществе на основе концепции некого третьего пути. Такие представления
исходят из старой романтической идеи государства как надындивидуального
целого 889.
Нойманн подчеркивает, что для Шмитта буржуазное правовое государство не являлось самостоятельной государственной формой, а было порождением борьбы буржуазии с абсолютной монархией. Характерная черта правового государства – политическое и правовое лавирование буржуазии, что
соответствует ее историческому и социальному промежуточному положению
между абсолютной монархией и набирающей силу пролетарской диктатурой890. В этой связи Нойманн сравнивает взгляды Шмитта и левых радикалов
на государство, находя общие черты. В частности, ссылаясь на Э. Никиша,
Нойманн утверждает, что концепцию друга/врага можно считать буржуазным ответом на марксистскую теорию классовой борьбы 891. Консервативный
радикал Шмитт в своих представлениях о государстве немногим отличался
от левых радикалов. Нойманн в целом полагает, что государственно-правовая
теория Шмитта испытала значительное влияние идей иррационализма, кото887
Krockow Ch. von. Die Entscheidung: eine Untersuchung über Ernst Jüngern, Carl Schmitt, Martin Heidegger.
Stuttgart, 1958. S. 56 – 57.
888
Neumann V. Der Staat im Bürgerkrieg. Kontinuität und Wandlung des Staatsbegriffs in der politischen Theorie Carl Schmitts. Frankfurt/Main, New York, 1980. S. 44.
889
Ibid. S. 50 – 51.
890
Ibid. S. 71.
891
Ibid. S. 95.
169
рый был «центральным фундаментом политико-юридических взглядов
Шмитта» 892.
В год столетнего юбилея Шмитта вышел международный сборник, авторы которого попытались охватить главные аспекты и вехи его жизни и
творчества 893. Важное место в сборнике заняли сюжеты, связанные в «веймарским периодом» жизни и деятельности Шмитта.
Известный западногерманский историк права Эрнст Рудольф Хуберт
рассмотрел взгляды Шмитта на проблему кризиса немецкой государственности в последние годы существования Веймарской республики. Хуберт на основе своих воспоминаний студенческой юности 1920-х гг. описывает восприятие современниками Шмитта его главных трудов периода Веймарской
республики и, исходя из исторической ретроспективы, соотносит предложения Шмитта по преодолению правового кризиса с реальной действительностью. Фактически Хуберт в какой-то мере оправдывает тоталитарные тенденции в политико-юридической концепции Шмитта, делая вывод о том, что
его центральные понятия «решение», «децизионизм» и т. д. стали результатом поиска выхода из чрезвычайной политической и правовой ситуации, нестабильностью конституционно-правовой системы Веймарской республики 894
А. Молер возвращается к проблеме принадлежности Шмитта к «консервативной революции». Соглашаясь с тезисом о том, что Шмитт занимал
особое положение в «консервативной революции», Молер считает неоспоримым его принадлежность к ней. Он выделяет следующие признаки «консервативно революционного» мировоззрения Шмитта: 1) косвенное влияние на
Шмитта философии Ф. Ницше; 2) работы Шмитта, написанные в период
Веймарской республики, находятся в русле традиции немецкой консервативной и националистической мысли того времени 895; 3) конфронтация Шмитта,
как и большинства «консервативных революционеров», с христианским пониманием времени и истории 896. В конечном итоге Молер приходит к выводу
о том, что Шмитта следует считать важнейшим представителем «консервативной революции», хотя он не принадлежал к какому-либо ее направлению.
Юридические и политические идеи Шмитта оказали большое влияние на
формирование государственно-правовой доктрины в идеологии «консервативной революции» 897.
Британский специалист по политической философии Шмитта Эллен
Кеннеди рассматривает проблему культуркритических и метафизических ис892
Ibid. S. 50.
Complexio oppositorum: über Carl Schmitt / hrsg. von Helmut Quaritsch. Berlin, 1988.
894
Hubert E.R. Carl Schmitt in der Reichskrise der Weimarer Endzeit // Complexio oppositorum: über Carl Schmitt
/ hrsg. von H. Quaritsch. Berlin, 1988. – S. 33, 49 – 50.
895
Mohler A. Carl Schmitt und die «Konservative Revolution» // Complexio Oppositorum. Über Carl Schmitt /
Hrsg. von H. Quaritsch. Berlin, 1988. S. 131.
896
Ibid. S. 135.
897
Ibid. S. 151.
893
170
токов понятия «политического». Она высказывает содержательную идею о
влияние на становление политических взглядов Шмитта авангардистских направлений в искусстве начала XX столетия, в частности экспрессионизма.
Шмитт, в понимании Кеннеди, не был юристом в узком смысле этого слова.
Он по своим интересам и симпатиям занимал промежуточное положение между правом и политикой, философией и искусством. Поэтому он с одинаковой легкостью впитывал как классические, так и модернистские идеи 898. Говоря о философских основах политико-правовых взглядов Шмитта, Кеннеди
определяет основную проблему его творчества проблему соотношения формы и субстанции 899.
Влияние «политического экспрессионизма» на творчество Шмитта, по
терминологии Кеннеди, проявляется уже в его ранних работах 1910-х гг. и
постепенно возрастает, начиная с «Политической романтики». Вершиной
«политического экспрессионизма» Шмитта, безусловно, следует считать
«Понятие политического». Кеннеди выделяет следующие черты экспрессионистских политико-юридических взглядов Шмитта: во-первых, видение политики в контексте жесткого дуализма друга/врага. Причем враг воспринимался Шмиттом в исключительно экзистенциальном смысле как субстанциональное чуждое. Во-вторых, символизм языка «Понятия политического». Втретьих, метафизическое понимание Шмиттом конфликта между другом/врагом. В-четвертых, в признании Шмиттом войны в качестве фундамента политического 900. По мнению Кеннеди, Шмитт, с одной стороны, перенес образы и методы культуркритики модерна и современные ему представления о государстве – с другой, в область политического и попытался его
описать в духе соответствующей терминологии своего времени 901.
Известный западногерманский правовед Эрнст-Вольфганг Бёкенфёрде
полагает, что сохраняющееся научное значение «Понятия политического»
заключается в том, что в нем за основу политической сферы берется не собственно политика, а политическое как субстанциональная ценность. Без выявления и понимания политического невозможно осознанное политическое
действие 902. Бёкенфёрде определяет политическое как область общественных
связей между индивидуумом и коллективом, которая черпает свой материал
из всех жизненных и предметных областей и функционирует через различие
друга/врага 903. Вторым важным составляющим политического является госу-
898
Kennedy E. Politischen Expressionismus. Die kulturkritischen und metaphysischen Ursprüngen Des Begriffs Des
Politischen von Carl Schmitt // Complexio oppositorum: über Carl Schmitt / hrsg. von H. Quaritsch. Berlin, 1988. S.
234.
899
Ibid. S. 235.
900
Ibid. S. 250.
901
Ibid. S. 251.
902
Böckenförde E-W. Der Begriff Des Politischen als Schlüssel zum staatrechtlichen Werk Carl Schmitts //
Complexio oppositorum: über Carl Schmitt / hrsg. von H. Quaritsch. Berlin, 1988. S. 284.
903
Ibid. S. 284 285.
171
дарство, выражающее единство народа. Государство как некая субстанция и
есть собственно политическое как таковое 904.
Бёкенфёрде считает «Понятие политического» главным трудом Шмитта, в котором выражена квинтэссенция его государственно-правовой теории.
В «Понятии политического» Шмитт раскрывает значение своих системообразующих категорий: «суверенитета», «государства», «конституции» 905.
Шмитт в «Понятии политического» также высказал свой главный антилиберальный тезис о том, что основанные на политических или экономических
интересах группы расшатывают единство народа и государства и уводят политическое от принятия ответственных решений 906
Рейнхард Меринг в своей небольшой, но авторитетной работе, констатирует, что с момента выхода в печати работы «Духовно-историческое положение парламентаризма» начинается поворот Шмитта от католицизма к
национальному движению Веймарской республики 907. Государственноправовая модель, сформулированная Шмиттом, не была, с точки зрения Меринга, абстрактной конструкцией, а служила цели демонтажа политической
системы Веймара, и это несмотря на то, что она выступала не в форме прямой политической критики, а в форме юридического и политического анализа существующего положения вещей. Критика Шмиттом демократии и парламентаризма в Веймарской республики была основана не просто на его желании сбежать от ненавистной ему действительности, а на его попытке юридически выявить слабости либерально-демократической модели государственного устройства 908.
Шмитт не верил в принципы рационального обоснования общественной воли. По утверждению Меринга, Шмитт отвергал политические идеи как
романтизма, так и Просвещения и Великой Французской революции. И то, и
другое Шмитт считал метафизическими системами и полагал, что общественная воля едва ли может стать единой государственной волей 909. Шмитт,
критикуя демократию, определил главное поле политической напряженности: между народной волей и ее парламентской репрезентативностью, между
идентичностью правящих и управляемых кругов. Именно в этой идентичности, согласно Мерингу, Шмитт усматривал основное противоречие демократии 910. По мнению Меринга, Шмитт полагал, что при демократии достичь
полной гомогенности народа и власти невозможно.
Подобная гомогеннность может возникнуть только из того, что соответствовало в понимании Шмитта его понятию «политического», основанно-
904
Ibid. S. 285.
Ibid. S. 287.
906
Ibid. S. 295.
907
Mehring R. Carl Schmitt zur Einführung. Hamburg, 1992. S. 69.
908
Ibid. S. 73.
909
Ibid. S. 74 – 75.
910
Ibid. S. 78 – 79.
905
172
го в свою очередь на различии друга/врага 911. Учение о конституции Шмитта
связанно с его пониманием политического как некой автономной сферы, изначально предшествующей государству. Главным критерием выделения сферы политического равно как и сущностным признаком государства выступает различие друга/врага 912. Шмитт также интерпретирует понятие «государство» в контексте единого суверенного субъекта, который обретает политическую идентичность (гомогеннность) через разграничение друга/врага 913. По
образному выражению Меринга, государственно-правовое учение Шмитта
это «восстание политического против современности, восстание против государственно-правовой доктрины Нового времени» 914.
Гельмут Квэрич отмечает разнообразное влияние Шмитта на гуманитарную мысль: «Карл Шмитт прежде всего правовед, но одновременно он
был критиком культуры и философом истории» 915. Однако в первую очередь
Шмитт был политическим мыслителем, в политическом мировоззрении которого совмещались все три вышеуказанные ипостаси. Как политический
мыслитель, Шмитт тонко чувствовал нормативно-базовые основы своего мировоззрения. Он был католик, этатист, националист 916. Характеризуя католицизм Шмитта, Квэрич замечает, он отнюдь не был правоверным последователем католической теологии. Шмитта следует отнести не столько к представителям ортодоксального католицизма, а скорее к довольно широкому кругу
интеллектуалов, которые находились в поле влияния католической духовной
культуры, и которые имели мало общего с ортодоксальным католицизмом
церкви 917.
Этатизм Шмитта проявлялся в его резко отрицательном отношении к
государственно-правовым теориям, проповедавшим примат единичного над
целым. Шмитт исходил из идеи о том, что политическое единство высшее
единство, ибо только оно может мобилизовать все социальные группы для
борьбы с врагом 918. По мнению Квэрича, борьба Шмитта против парламентаризма Веймарской республики и либерально-демократической системы партий и союзов коренилась не в принципиальной враждебности к республике
монархистом он никогда не был и не в принципиальном отвержении политического и общественного плюрализма. Шмитт верил, что гетерогенное и
враждебное внутри себя общество Веймарской республики как сказали бы
мы сегодня, общество лишенное внутреннего консенсуса было не способно
решить основные вопросы времени, к числу которых он относил: социальный вопрос, проблему ревизии Версальского мирного договора, превращение
911
Ibid. S. 80.
Ibid. S. 82 – 83.
913
Ibid. S. 83 – 84.
914
Ibid. S. 151.
915
Quaritsch, H. Positionen und Begriffe Carl Schmitts. Berlin, 1991. S. 9.
916
Ibid. S. 12.
917
Ibid. S. 26 – 27.
918
Ibid. S. 38 – 39.
912
173
Германии вновь в великую державу 919. Борьба с «Женевой» (Лигой Наций) и
«Версалем» предполагала борьбу с «Веймаром».
Оригинальную трактовку политических и юридических взглядов
Шмитта, с точки зрения психоанализа, предпринял в монографии «Немецкие
мужчины и их враги. Карл Шмитт: судьба немца между мужскими союзами и
системой матриархата» сын знаменитого немецкого экономиста XX столетия
Вернера Зомбарта, известный социолог Николаус Зомбарт (1923 2008) 920. По
мнению Зомбарта, говорить о значении трудов Шмитта для немецкой интеллектуальной истории следует исходя из предпосылок их возникновения и условий конкретной исторической ситуации его времени 921.
В противовес общепринятому мнению о том, что на становление политико-юридических взглядов Шмитта основное влияние оказала общественнополитическая ситуация Веймарской республики, Зомбарт предполагает, что
истоки мировоззрения Шмитта обусловлены специфическими социокультурными условиями кайзеровского Второго рейха. Более того Зомбарт считает,
что Шмитт, как мыслитель, целиком находиться в ментальности XIX века, а
его идеи: борьба с Веймаром/Женевой/Версалем, концепция «тотального государства, по существу являются отголосками проблем Второго рейха. Зомбарт называет Шмитта «эпигоном вильгельменистской эры» и «последним
бисмаркианцем» 922.Зомбарт проводит линию исторической преемственности
от Второго к Третьему рейху и считает, что произведения Шмитта, его идеи
точно характеризуют путь ошибок, которым шла Германия. В интеллектуальном наследии Шмитта отразилась судьба Германии 923.
Основная идея Зомбарт заключалась в следующем: произведения
Шмитт, отражали проблемы, уходящие своими корнями в основания Второй
империи. «Проблемы Карла Шмитта были проблемами вильгельмовской
Германии» 924. Мировоззрение Шмитта было типичным проявлением духовного и интеллектуального развития целого поколения немецкой молодежи,
рожденного на рубеже веков, и ставшего в конце концов сторонниками «немецкого пути», «консервативной революции», национал-социализма. В социально-психологическом плане это поколение было, по мнению Зомбарта
«больным», из этого вытекал радикальный характер его мировоззрения 925.
Социально-психологические причины подобного радикализма Зомбарт объясняет сильными патерналистскими тенденциями в немецких семьях Второго
рейха. Молодежь, особенно юношество, пытаясь вырваться из-под власти отцов, с одной стороны, нападало на нормы и ценности буржуазного общества.
919
Ibid. S. 69.
Sombart N. Die deutschen Männer und ihre Feinde: Carl Schmitt - ein deutsches Schicksal zwischen Männerbund und Matriarchatsmythos. München, 1991
921
Ibid. S. 9.
922
Ibid. S. 10 – 11.
923
Ibid. S. 12 – 13.
924
Ibid. S. 14.
925
Ibid. S. 17 – 18.
920
174
С другой – стремилось найти себе подобных и объединялось в организации
типа «Перелетных птиц», в которых сильно чувствовались отголоски патернализма. Молодежь, пытаясь убежать из-под власти отцовского авторитета,
попадала под власть ситуации и неизбежно искала новый авторитет 926.
Как полагал Зомбарт, политико-юридические воззрения Шмитта являются производными от немецкой системы патерналистского государства и
страха перед хаосом и низменными страстями. Как полагает Зомбарт, концепция децинионизма Шмитта – некая волшебная палочка, при помощи которой Шмитт попытался максимально упростить принципы функционирования столь сложного организма как государство. Теория государства, философия государства, метафизика государства Шмитта не сложны для понимания.
Государство у Шмитта – машина по принятию решений в условиях чрезвычайного положения. Для того чтобы поддерживать чрезвычайное положение
длительное время Шмитт вводит свое знаменитое различие друга/врага, которое является сущностью политики, суверенитета и государства 927». Без различия друга – врага, без «решения», нет суверенитета, нет государства» –
пишет Зомбарт 928. Зомбарт присоединяется к мнению известного философа
Карла Лёвита, назвавшего теорию политики Шмитта «децизионистким окказионализмом» то есть фактически политической фантазией 929.
Таким образом, Зомбарт рассматривает мировоззрение и политические
взгляды Шмитта в рамках сугубо психоаналитического конфликта «я» и
«сверх я» в контексте авторитарно-патриархальной политической культуры и
социальной психологии кайзеровской Германии. Знаменитый тезис Шмитта:
«Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении», Зомбарт трактует как проявление эдипова комплекса и стремлением избавиться
от власти отца 930, а политическую теорию Шмитта определяет как «типичный невроз мужской сексуальности эпохи вильгельминизма» 931. Несмотря на
интересные и содержательные идеи труда Зомбарта, сводить политические
взгляды Шмитта к простому фрейдизму было бы слишком просто.
В 1994 году выходит известная монография Генриха Майера об этических и религиозных аспектах политической философии Шмитта 932. Майер
подчеркивал тесную взаимосвязь между политической философией Шмитта
и его моральными убеждениями. Шмитта ни в коем случае нельзя считать
только теоретиком «чистой политики». Политическая философия Шмитта
шла нога в ногу с его критикой гуманистической морали, под которой он понимал мораль буржуазии 933. С другой стороны, Шмитт в своей концепции
926
Ibid. S. 19 – 20.
Ibid. S. 164 – 165.
928
Ibid. S. 165.
929
Ibid. S. 166.
930
Ibid. S. 177.
931
Ibid. S. 180.
932
Meier H. Die Lehre Carl Schmitts: vier Kapitel zur Unterscheidung politischer Theologie und politischer Philosophie. Stuttgart, 1994.
933
Ibid. S. 14.
927
175
политической теологии большое значение придавал проблеме морального
выбора человека 934. Шмитт, согласно Майеру, был убежден в том, что отсутствие религиозной оценки морали способствует сокрытию истинных моральных принципов в политических идеях, а отрицание принципа первородного
греха приводит к разрушению социального порядка 935. Политическая теология Шмитта содержит веру в божественное откровение. Истина божественного откровения есть истина веры 936.
Говоря в целом о представлениях Шмитта о морали, Майер указывает
на глубокий отпечаток, который наложил католицизм на его мировоззрение.
Это в конечном итоге обусловило становление жесткой модели его образного
мышления в определенных дуалистических категориях. Исходя из наличия
такого дуализма в мировоззрении Шмитта, Майер трактует основное понятие
его политической философии понятие «политического». Понятие «политического» изначально предполагает понятие «врага» 937. Собственно без наличия врага не может быть и политического.
Майер считает учение Шмитта о политическом частью его политической теологии. Центральное различие друга/врага проходило в мышлении
Шмитта по линии политико-теологических отличий 938. В этом смысле враг в
понимании Шмитта представлял собой как некое экзистенциальное целое
способное воспринимать политическое как тотальное целое во всех его моральных, эстетических, политических, социальных и экономических различиях 939. Таким образом в учении Шмитта, по образному замечанию Майера,
вера направлена против веры, религия против религии, метафизика против
метафизики и так далее 940.
По словам Р. фон Буше, главным объектом критики Шмитта стала доктрина либерально-правового государства, не признававшего концепцию
чрезвычайного положения. В свою очередь подобное государство ассоциировалось у Шмитта с Веймарской республикой 941. Критика Шмиттом модели
либерального государства основывалась на немецких политических традициях примата общего над частным. Немецкое государство не может быть либеральным, так как либерализм проповедует индивидуально-персоналистический подход и отрицает необходимость наличия государственной
идеи. Это противоречит духу немецкой политической традиции, основанной
на понимании государства как единого целого в традиционалистскоконсервативном духе 942.
934
Ibid. S. 26 – 27.
Ibid. S. 29.
936
Ibid. S. 109.
937
Ibid. S. 51.
938
Ibid. S. 54.
939
Ibid. S. 54.
940
Ibid. S. 74.
941
Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik… S. 192.
942
Ibid. S. 195 – 196.
935
176
По мнению Буше, несмотря на видимую рациональную основу критики
Шмиттом современных ему форм политики, его аргументация имеет иррациональный и матаполитический характер. Просто там, где Шпенглер и
Мёллер ван ден Брук открыто оперировали такими иррационалистическими
понятиями как «кровь» и «почва», Шмитт пытался диалектически рационализировать иррационалистические установки, предавая им вид академических штудий. Кроме того, как полагает Буше, источники, из которых Шмитт
черпал свои аргументы, также во многом основаны на иррационалистическом понимании политики 943. Критика Шмиттом политической романтики
римского католицизма, его понятие «политического», концепция друга/врага
были продуктом иррационалистической проекции его консервативной теории диктатуры 944. Как пишет Буше, «оценка Шмиттом аполитичной позиции
немецкого консерватизма в кайзеровском рейхе и его взгляд на эволюцию
этой позиции в Веймарской республике являются специфической формой
аполитического ответа на политизацию государства и общества» 945.
Шмитт также как Шпенглер и Мёллер ван ден Брук в обращении к политике видел единственный шанс «против разрушения аполитичной гармонии» немецкого консерватизма 946. Буше выделяет следующие пункты возражения Шмитта против современной ему политической системы. Первое, все
консервативные усилия внутри плюралистической политической системы
должны отказаться от любых форм политической романтики. Второе, либеральному правовому конституционализму Шмитт противопоставляет учение
о децизионизме, согласно которому в исключительной не предусмотренной
никакими юридическими нормами ситуации необходима политическая воля
для принятия неординарных решений. «Решение освобождается от любой
нормативной связанности и становится в собственном смысле слова свободным» 947. Таким образом, в «Политической теологии» Шмитт выступил как
сторонник правовой концепции основанной на чрезвычайных методах управления государством, а децизионизм он провозгласил в качестве антитезы
нормативности в праве и политике. Третье, это оправдано тем, что либерализм не знает понятия государства 948. Поэтому в центре критики Шмитта находилась доктрина либерального правового государства, не признававшая
концепцию чрезвычайного положения 949. Поэтому в центре критики Шмитта
находилась доктрина либерального правового государства, не признававшая
концепцию чрезвычайного положения 950.
943
Bussche R. von dem. Konservatismus in der Weimarer Republik: die Politisierung des Unpolitischen… … S.
180.
944
Ibid. S. 182.
945
Ibid. S. 183.
946
Ibid. S. 186.
947
Шмитт К. Политическая теология. М., 2000. С. 25.
948
Bussche R. von dem. Op. Cits. S. 188.
949
Ibid. S. 192.
950
Ibid. S. 192.
177
В этой связи уместно привести рассуждения известного интерпретатора Шмитта левого толка бельгийской исследовательницы Шанталь Муфф,
которая пишет: «Шмитт утверждает, что существует неснимаемое противоречие между либеральным индивидуализмом с его моральным дискурсом,
сосредоточенном на индивиде, и демократическим идеалом, который по сути
своей является политическим и нацелен на создание однородной идентичности» 951. Шмитт в «Понятии политического» утверждал, «что государство
нельзя считать одним из объединений людей, находящимся на том же уровне, что церковь или профсоюз. Вопреки либеральной теории, цель которой
состоит в превращении государства в добровольное объединение людей посредством теории общественного договора, он заставляет нас признать, что
политическое единство представляет собой нечто иное и более важное» 952.
Но вернемся к Буше. Он выделяет следующие основные положения политической философии Шмитта:
1) решения в политике основаны не на дискуссии или рефлексии, а являются результатом энергии и воли;
2) тезис Шмитта «Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении» означал для него важнейший критерий государственной
власти и политической дееспособности субъекта;
3) все политические понятия являются секуляризованными теологическими политическими понятиями, поэтому истинная политическая теория
может быть верна только в осознании ее отношения к теологии;
4) главный принцип общественного порядка – политическая гомогеннность, а главная задача государства – поддержание или восстановление гомогенности;
5) подлинным проявлением политического является различие друга
953
врага .
Т. Рокрэмер рассматривает идеи Шмитта в контексте своей концепции
«другого модерна». Для Рокрэмира факт принадлежности Шмитта к широкому течению критики цивилизации в Веймарской республике является неоспоримым. Рокрэмер считает, что анализ интеллектуального наследия
Шмитта в рамках критики цивилизации может послужить важнейшим ключом в понимании его произведений. Из перспективы своего католического
вероисповедания Шмитт критиковал дефицит веры в эпоху модерна 954.
Шмитт надеялся на появление сил, которые вновь придадут обществу силу
веры. По мнению Рокрэмера, концепция политического и теория децизионизма Шмитта предполагают личностное и волевое участие политика в принятии решений. Тенденция, которая объясняла политическую необходимость
951
Муфф Ш. Карл Шмитт и парадокс либеральной демократии // Логос. 2004. № 6. С. 142.
Там же. С. 150.
953
Ibid. S. 196 – 197.
954
Rohkrämer Th. Eine andere Moderne? Zivilisationskritik, Natur und Technik in Deutschland 1880 – 1933. Paderborn; München; Wien; Zürich, 1999. S. 293.
952
178
сугубо экономическими проблемами, представлялась Шмитту как попытка
избежать политической ответственности 955.
В подтверждении вывода Рокрэмера нам представляется уместным
привести обширное высказывание самого Шмитта по этому поводу: «Сегодня нет ничего более современного, чем борьба против политического. Американские финансисты, техники индустрии, марксистские социалисты и революционеры анархо-синдикалисты объединяются друг с другом в требовании, чтобы было устранено необъективное господство политики над объективностью хозяйственной жизни. Должны остаться лишь организационнотехнические и экономическо-социологические задачи, но не должно быть более никаких политических проблем. […] Современное государство, кажется,
уже действительно стало тем, что усматривает в нем Макс Вебер: большим
предприятием» 956. Шмитт, как полагает Рокрэмер, отвергал экономическую и
социальную основу политического действия и отрицал технократический
подход к политике 957.
К. Вайсманн рассматривает взгляды Шмитта как в контексте идеологии
«консервативной революции», так и общего значения в политикоюридической мысли Веймарской республики. Несмотря на то, что Шмитт
считается представителем политического католицизма, он не симпатизировал
партии Центра, так как отвергал парламентаризм. Шмитт также не может
быть причислен к немецким юристам католического направления, признававших естественные права человека. Влияние Шмитта как мыслителя основывается прежде всего на его попытке примерить церковь и модерн 958. Вайсманн выделяет три ключевых пункта идейно-теоретической и политической
программы Шмитта:
1) идею об органической неспособности парламентаризма как политической системы к стабильному функционированию;
2) из этого вытекало убеждение Шмитта о том, что только диктатура
может навести порядок в государстве;
3) абсолютизация государства как политической формы организации
общества и разработка концепции «тотального государства» 959.
Если для большинства «консервативных революционеров» в основе их
политических взглядов находились государство и народ, то для Шмитта
только государство 960. Вайсманн замечает, что до начала 1930-х гг. влияние
сочинений Шмитта было ограничено узким кругом специалистов, то с 1930
года его идеи стали привлекать внимание политиков и общественности.
Именно тогда происходит кратковременный взлет Шмитта как политического теоретика. Он устанавливает контакты с различными группами «консерва955
Ibid. S. 294.
Шмитт К. Политическая теология. М., 2000. С. 96 97.
957
Rohkrämer Th. Op. Cits. S. 295.
958
Mohler A., Weißmann K. Die konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932… S. 180.
959
Ibid. S. 181 – 182.
960
Ibid. S. 180.
956
179
тивных революционеров» и пытается воздействовать на политическую элиту.
Однако Вайсманн подчеркивает, что влияние идей Шмитта на общественнополитическую ситуацию исходило не из их теоретической фундированости и
практической выгоды, а из того пафоса которые они несли: пафоса разрушения Веймарской республики 961.
Идейное наследие Шмитта продолжает привлекать к себе внимание все
новые и новые поколения исследователей. Германская историография имеет
достаточно обширный опыт изучения взглядов Шмитта. На примере Шмитта,
даже в большей степени, чем на примере Юнгера, немецкие исследователи
рассматривали проблему вины «консервативных революционеров» за приход
к власти национал-социалистов. Взгляды Шмитта, его основные политикоюридические концепции были подвергнуты тщательному анализу и серьезной критики. Главная идея, которая красной нитью проходит через всю западногерманскую шмиттиану, заключается в мысли о неоспоримости вклада
Шмитта в концепцию «тотального государства».
Национал-большевизм Э. Никиша
В отличие от большинства ведущих идеологов «консервативной революции» лидер правого национал-большевизма Эрнст Никиш (1889 – 1967)
имел большой опыт участия в практической политике. В 1917 году он вступил в ряды Социал-демократической рабочей партии Германии, в 1918 –
1919 гг. был председателем Центрального Совета рабочих и солдатских депутатов в Мюнхене, активно участвовал в создании Баварской Советской
республики, а после ее краха вышел из СДПГ и вступил в Независимую социал-демократическую рабочую партию Германии, от которой с 1919 по
1922 года был депутатом Баварского ландтага, а с 1922 года председателем
объединенной фракции СДПГ и НСДПГ.
Но постепенно Никиш разочаровывается в левой идеологии. В 1923 году он отказывается от мандата депутата Баварского ландтага, уезжает в Берлин, где быстро сближается с национал-большевиками из «Der Hofgeismarer
Kreis», в состав которого входили молодые национально ориентированные
социалисты, выступавшие против марксистского интернационализма и пропагандирующие идею национального социализма на основе сильного государства. С этого момента Никиш становиться активным националбольшевиком, а затем и духовным лидером правого национал-большевизма в
Веймарской Германии, автором известной концепции «Сопротивления». Одним из центральных пунктов идейно-политической программы Никиша стало
его знаменитое различение романских и германских народов, опираясь на которое он пытался обосновать особый исторический путь Германии. С 1926 по
1934 год Никиш издает главный печатный орган правого националбольшевизма журнал «Widerstand. Zeitschrift für nationalrevolutionäre Politik»
961
Ibid. S. 183.
180
(Сопротивление. Журнал национально-революционной политики), на страницах которого печатались многие видные «консервативные революционеры», в частности близкий друг Никиша Эрнст Юнгер. Направление национал-большевизма,
возглавляемое
Никишем,
называют
националреволюционным и «Widerstandsbewegung» (Движение Сопротивления). Никиш также известен своим резким неприятием национал-социализма. В 1937
– 1945 гг. он находился в концентрационном лагере. После войны с 1945 по
1953 гг. проживал на территории ГДР. После берлинского кризиса июля 1953
года переехал в Западный Берлин.
Несмотря на то, что Никиш пытался откреститься от левых политических корней, школа немецкого левого политического радикализма наложила
глубокий отпечаток на его личность и мировоззрение. В частности, Ганс
Буххайм писал: «Эрнст Никиш начинал свой политический путь как убежденный социалист марксистского толка» 962. Давая общую оценку идейнополитическим взглядам Никиша, Ганс Буххайм полагал, что концепция «сопротивления» имела скорее не конкретно-политическую направленность, а
была в большей степени этической позицией 963. Так, например, согласно
Буххайму, различие между романским и немецко-прусским мирами Никиш
прежде всего усматривал в различии человеческой породы. Романский тип
человека всегда любил ясность и определенность в отношении своего внутреннего «я» и внешнего мира. Немецко-прусский человеческий тип всегда
был ориентирован на решение трудных задач, которые могли не совпадать с
его внутренними убеждениями 964.
К. О. Пэтель, как непосредственный деятель правого националбольшевизма в Веймарской республике, дает высокую переходящую в пафос
оценку Никишу. Национал-большевизм Никиша, его политическая концепция «Сопротивления» возникли, по мнению Пэтеля, на основе чувства национальной ответственности, которое демонстрировало молодое поколение
социалистов и националистов в Веймарской республике, и которое видело
возможность интеграции пролетарских масс в нацию путем достижения «национального социализма» 965.
При жизни Никиша его творчество не стало объектом масштабного исследования. Статья Буххайма – исключение. Слава Никиша, как яркого представителя «консервативной революции» и антифашиста померкла. Например,
в сравнении с его близким другом Э. Юнгером, который уже 1950-х гг. стал
восприниматься в качестве наиболее репрезентативной фигуры «консерва-
962
Buchheim H. Ernst Niekischs Ideologie des Widerstands // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte. 1957. H. 5. S.
334.
963
Ibid. S. 350.
964
Ibid. S. 348 – 349.
965
Paetel K. O. Versuchung oder Chance? Zur Geschichte des deutschen Nationalbolschewismus. Göttingen; Berlin;
Frankfurt; Zürich, 1965. S. 80.
181
тивной революции». Первое исследование творчества Никиша вышло в 1973
году, его автором был философ Фридрих Каберманн 966.
Каберманн отмечает отрицательное отношение Никиша к «идеям 1789
года» (несмотря на левые политические взгляды), что объективно сближало
его в условиях Веймарской республики с правонационалистическим лагерем,
особенно с «консервативной революцией». Национал-большевизм Никиша
проявлялся, согласно Каберманну в том, что он считал русскую революцию и
большевистскую Россию единственной силой, которая используя западную
идеологию и политические формы, смогла придать им истинно национальный смысл и наполнить национальным содержанием. Никиш призывал соединить советский коллективизм и немецкий аристократизм, большевизм и
прусский социализм 967.
Важнейшим идеологическим «ноу-хау» Никиша, по утверждению Каберманна, стала его концепция исторического противопоставления пруссачества и католицизма, борьбы Севера и Юга Европы. Германский рейх был
центром этой борьбы. В столкновении Пруссии и Рима проходила основная
линия новой европейской истории. Исходя из этой исторической концепции,
Никиш рассматривал итоги Первой мировой войны для Германии как победу
римско-католического империализма над прусско-протестантским духом. С
точки зрения Каберманна, интерес Никиша к опыту русского большевизма не
в последнюю очередь был обусловлен тем, что русская революция преодолела давление западного империализма 968. Каберманн выстраивает следующие
ряды исторической и политической дихотомии в мировоззрении Никиша: с
одной стороны, Запад, Европа, католицизм, романизм, буржуазнокатолический империализм, с другой стороны, Германия, германство, Россия, славянство, протестантизм, большевизм 969, либо: Восток – Запад, германство – славянство, романство, пролетарский – буржуазный, социалистический – капиталистический, Потсдам, Москва, Рим – Версаль, Вашингтон 970.
Каберманн, учитывая симпатию Никиша к леворадикальной идеологии,
отделяет его от «консервативной революции» и акцентирует внимание на революционных, а не консервативно-охранительных чертах политической программы Никиша. Но при этом все же отмечает близость идейнополитической платформы Никиша с идеологией праворадикального национализма в Веймарской республике, подчеркивая, в частности, тождество понимания Никишем социализма с концепцией «прусского социализма» 971.
966
Kabermann F. Widerstand und Entscheidung eines deutschen Revolutionärs. Leben und Denken von Ernst Niekisch. 2. Aufl. Koblenz, 1993.
967
Ibid. S. 64 – 65.
968
Ibid. S. 67 – 68.
969
Ibid. S. 68.
970
Ibid. S. 88.
971
Ibid. S. 96 – 97.
182
Л. Дюпё в своем фундаментальном исследовании националбольшевизма в Германии, как мы писали выше, фактически считает это течение наиболее радикальным, а, соответственно, наиболее репрезентативным
для «консервативной революции». Э. Юнгер был, в глазах Дюпё, более значительным и последовательным национал-большевиком, чем Никиш. Но, тем
не менее, Никиш и его единомышленники по журналу «Widerstand» достигли, по мнению Дюпё, выдающихся результатов в обосновании духовных основ ультраправого национал-большевизма 972. Дюпё определяет политическую позицию Никиша как пролетарский национализм, призванный переориентировать пролетариат на дело служения нации 973. Никиш воспринимал
большевизм как идейную и политическую концепцию, противоположную
влиянию Запада. Он пытался соединить в национал-большевизме фёлькишеские и революционно-консервативные тенденции 974.
Дюпё выделяет в идейной эволюции Никиша три этапа. Первый с 1926
по 1929 год – этап «пролетарского национализма», прошедший под знаком
влияния «консервативной революции». Второй этап с 1929 по 1930 гг. – этап
наивысшего отрицания Никишем принципов материализма и интеллектуализма. Третий этап с 1930 по 1933 гг. этап разработки Никишем концепции
немецкого национального большевизма, которая с его точки зрения должна
вернуть немцам их подлинную прусскую сущность 975.
Известный историк и журналист Себастьян Хаффнер в книге, посвященной знаменитым историческим деятелям Пруссии, пишет о том, что
идейно-политические воззрения Никиша с наибольшей силой выразили тенденцию, которая стала возможна в специфических общественнополитических условиях Веймарской республики, синтеза революционного
социализма и прусской государственной идеи. Однако, по мнению Хаффнепа, как политик Никиш потерпел крах, причем дважды: как одни из лидеров
революции в Баварии и видный представитель правого националбольшевизма 976. Характеризуя национал-большевистский период деятельности Никиша, Хаффнер считает оправданным определить его политические
взгляды формулой «национал-социализма» (но не в духе НСДАП) или
«прусского социализма». Термин «национал-большевизм» Хаффнер не приветствует, считая его в большей мере шаблонным и не отражающим политических взглядов Никиша 977.
Новая волна интереса к «консервативной революции» в германской гуманитарной мысли рубежа XX – XXI вв. обусловила возрастание интереса к
творчеству Никиша. Кристиан Верт в рамках своей фундаментальной моно972
Dupeux L. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919 – 1933: kommunistische Strategie und konservative
Dynamik… S. 234.
973
Ibid. S. 242.
974
Ibid. S. 330.
975
Ibid. S. 347.
976
Haffner S. Preußische Profile. Königstein/Ts., 1980. S. 247 – 248.
977
Ibid. S. 249.
183
графии о проблеме социализма в немецкой общественно-политической мысли первой половины XX столетия основательно рассмотрел взгляды Никиша.
Верт определяет сущность концепции Никиша как проект прусскототального государства рабочих, направленного против буржуазно-западной
цивилизации 978. Верт причисляет Никиша, также как и Э. Юнгера, к идеологам Веймарской Германии, которые занимали промежуточное положение
между правыми и левыми радикалами и не оспаривает идейную принадлежность Никиша к национал-большевизму 979.
Верт отмечал парадоксальность историко-политической концепции
Никиша, утверждавшего, что в мире борются две великие силы: еврейскокатолический Запад и противостоящий ему фронт Потсдам Москва, союз
национально ориентированных немцев и русских большевиков 980. Никиш категорически отвергал все, что было связанно с Западом: буржуазию, капиталистическую форму организации народного хозяйства, демократию, индивидуализм и т. д. Он считал, что западный парламентаризм был направлен против традиций немецкого государственного разума. По словам Верта, Никиш
в рамках своих ценностных представлений о мире, видел в буржуазии проявление ненавистного ему еврейско-католического духа 981. Капитализм свободной конкуренции был для Никиша проявлением торгашестского духа.
Вершиной капитализма в европейской истории стала Англия 982.
Исходя из таких представлений Никиша о Западе, Верт комментирует
его не менее парадоксальную концепцию национал-социализма. Никиш воспринимал национал-социализм движением, инспирированным католическим
Западом, не имеющим никакого отношения к прусским национальным традициям. Верт предполагает, что такая оценка Никишем национал-социализма
связанна с австрийским происхождением Гитлера и, соответственно, влиянием на идеологию национал-социализма римско-католического политического
стиля. Гитлер выступал в роли троянского коня Запада, его главная задача
сводилась к сведению немецкого национализма к маскараду 983.
Никиш отвергал и марксизм, который воспринимал как проявление еврейско-западных интеллектуальных и политических форм. Верт показывает
сущность национал-большевизма Никиша. Он отмечает, что для Никиша, в
связи с его позицией неприятия Запада, существовало только два образа проявления государственного разума: мифологически стилизованная Пруссия и
большевистская Россия. Он воспринимал фигуру Ленина, как человека вернувшего Россию на ее исконный путь исторического развития, человека который освободил Россию от чуждых для нее западных наслоений. В данной
978
Werth Ch. Sozialismus und Nation: die deutsche Ideologiediskussion zwischen 1918 und 1945. 2. Aufl. Weimar,
2001. S. 107.
979
Ibid. S. 107.
980
Ibid. S. 108 – 109.
981
Ibid. S. 110.
982
Ibid. S. 111.
983
Ibid. S. 115.
184
связи Верт отмечает, что Никиш хотел видеть в большевизме то, что ему казалось, но не его реальный исторический облик 984. Иными словами: Никиш
считал для борьбы с Западом жизненно необходимым создание союза между
Потсдамом и Москвой, но при условии политического лидерства прусского
духа и Германии 985.
Национал-большевизм Никиша базировался на идее государственного
социализма прусского образца. Классовая борьба выступала для Никиша
средством совершения национальной, а не социальной революции. Под рабочим Никиш понимал не конкретный социально-политический феномен, а
обобщающий образ (Верт отмечает влияние Юнгера) гражданина будущего
прусско-социалистического тотального государства. «Каждый мог стать рабочим» замечает по этому поводу Верт 986.
Ш. Бройер относит Никиша к числу «планетарных империалистов» на
основании его интерпретации концепции «Рабочего» Э. Юнгера. По мнению
Бройера, Никиш трактует «Рабочего» не как представителя некого класса, а
как носителя техницистского и коллективистского сознания, который уничтожит капиталистическую систему, ибо ситуация диктует неизбежность перехода к коллективной собственности и плановой экономике, то есть к социализму как наиболее рациональной форме введения хозяйства. Таким образом Никиш, согласно Бройеру, недвусмысленно сдвигает концепцию юнгеровского «Рабочего» влево и говорит о создании бесклассового общества 987.
Биргит Рёч-Лангеюрген возвращается к положению Никиша в структуре «консервативной революции» и, соответственно, к определению ее сущности. Она указывает на факт критического восприятия Никишем понятия
«консервативная революция». Никиш, по ее мнению, мыслил себя кем угодно, но только не консерватором. Он считал, что консервативное мировоззрение было источником многих бед Германии 988. В подтверждении своих выводов Рёч-Лангеюрген приводит следующие слова Никиша: «Консервативный революционер» это такой революционер, который выдает свою борьбу
против революции, против самого принципа революции как подлинно революционную позицию» 989. Прилагательному «консервативный» Никиш предпочитал прилагательное «национальный». Рёч-Лангеюрген соглашается с
Никишем, считая, что понятие «консервативная революция», не совсем соответствует его содержанию. Идеологи «консервативной революции» были
прежде всего радикальными националистами это было то общее, что объе984
Ibid. S. 114.
Ibid. S. 115.
986
Ibid. S. 119.
987
Breuer S: Grundpositionen der deutschen Rechten 1871 – 1945… S. 130 – 131.
988
Rätsch-Langejürgen B. Ernst Niekisch und der Widerstands-Kreis // Völkische Bewegung – Konservative Revolution – Nationalsozialismus. Aspekte einer politisierten Kultur / Hrsg. von W. Schmitz, C. Vollnhals. Dresden,
2005. S. 155.
989
Ibid. S. 156.
985
185
диняло их. Поэтому, как полагает Рёч-Лангеюрген, течения «консервативной
революции» следует характеризовать исходя из их собственного самоназвания: младоконсерваторы, «новые» националисты, национал-большевики 990.
Для К. Вайсманна значение Никиша как крупнейшего представителя
правого национал-большевизма в идеологии «консервативной революции»
остается неоспоримо. В 1926 году в мировоззрении Никиша и его политических взглядах происходит кардинальная переоценка ценностей, в результате
которой он полностью отказывается от своих социал-демократических убеждений. Вайсманн указывает на два важных последствия этой мировоззренческой революции. Во-первых, возникновение идеи об интеграции пролетариата в нацию для того, чтобы лишить марксизм влияния на рабочий класс. Вовторых, Никиш начинает резко выступать против Версальского мирного договора 991. Авторитарный режим внутри Германии и союз с Советской Россией во вне стали казаться Никишу единственной возможностью сбросить оковы Версальского мирного договора и ликвидировать либеральную систему
Веймара 992. Никиша также не устраивал и национал-социализм, так как на
месте национал-социалистических масс он хотел видеть массы националбольшевистские.
Немецкие правые, по мнению Вайссманна, в целом позитивно восприняли идею Никиша об интеграции пролетариата в национальное движение,
но не приняли его внешнеполитическую программу. Стремление Никиша соединить крайний немецкий национализм прусского толка с элементами русского большевизма Вайсманн рассматривает как важный вклад Никиша в
разработку идеологии национал-большевизма и «консервативной революции». Во всяком случае, именно попытка такого синтеза позволила Никишу
стать одной из крупнейших фигур «консервативной революции» 993.
Интеллектуальное наследие Никиша в годы «консервативно революционного» периода его деятельности получило несколько меньшее освещение в
германской историографии в сравнении с другими ведущими фигурами
«консервативной революции». Для этого, как мы отмечали выше, имелись
объективные и субъективные причины, связанные как с персональной биографией Никиша, так и его ретроспективным восприятием в качестве «консервативного революционера». Однако одна позиция относительно места и
роли Никиша оставалась неизменной: все исследователи подчеркивали его
значение как ведущего идеолога правого национал-большевизма в Веймарской Германии.
990
Ibid. S. 156.
Mohler A., Weißmann K. Die konservative Revolution in Deutschland 1918 – 1932: ein Handbuch. 6, völlig überarb. und erw. Aufl. Graz, 2005. S. 150 – 151.
992
Ibid. S. 151.
993
Ibid. S. 151.
991
186
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Феномен «консервативной революции» в Веймарской республике, несомненно, принадлежит к числу наиболее значительных интеллектуальных
течений общественно-политической и гуманитарной мысли XX столетия как
германской, так и общеевропейской. Последние романтики немецкого консерватизма «консервативные революционеры» попытались удержать германскую консервативную политическую традицию от ее неминуемого распада в
условиях наступления «массового общества» эпохи так называемого второго
модерна. Это потребовало от них исключительных интеллектуальных усилий
по преобразованию этой традиции, которое в конечном итоге вылилось в
консервативный и националистический радикализм идеологем «консервативной революции», что способствовало ее идейному сближению с национал-социализмом – другим праворадикальным феноменом «веймарской действительности» в Германии 1920-х начала 1930-х гг.
Послевоенная духовная и политическая ситуация в ФРГ, многолетние
дебаты о проблеме вины, преодолении прошлого, о прошлом, которое никак
ни хочет уходить, поставили перед западногерманскими исследователями
достаточно трудную задачу определения истинного идейного профиля феномена «консервативной революции». Задача усложнялась тем, что значительная часть ведущих деятелей «консервативной революции», перешагнув двенадцатилетний период Третьего рейха, продолжили в боннской республике
свою успешную карьеру как, например, Э. Юнгер и Г. Церер. Некоторые, несмотря на то, что были подвергнуты остракизму, в силу своего интеллектуального значения оказывали заметное влияние на состояние научного и частично общественно-политического дискурса (К. Шмитт, М. Хайдеггер).
Послевоенная германская историография «консервативной революции»
одновременно возникает и начинает развиваться в рамках концепции «преодоления национал-социалистического прошлого» являясь ее составной частью. С момента своего становления она вызывает неоднозначную реакцию в
западногерманском научном и общественно-политическом сообществе. Попытка одного из будущих духовных лидеров «новых правых» в ФРГ А. Молера оправдать позицию «консервативных революционеров» по отношению к
национал-социализму и обозначить в целом специфику феномена вызывает
оживленную реакцию либерально настроенных исследователей как немецких
эмигрантов (Ф. Штерн, К. Клемперер), так собственно и представителей гуманитарной мысли ФРГ К. Зонтхайиера, Х. Герстенбергер, Г. Й. Швирскотта,
О. Э. Шюддекопфа и др. В этом отношении 1960-е гг. становятся решающими в развитии западногерманской историографии «консервативной революции». Именно тогда наметился основной теоретико-методологический и политический тренд в ее восприятии и изучении, характерной чертой которого,
как мы указывали выше, становится либеральная парадигма в трактовке «революционного консерватизма».
187
Тогда же обозначились основные проблемные области историографии
«консервативной революции»: идейно-политические предпосылки, течения
«консервативной революции», ее политические идеи и, конечно же, проблема
соотнесения «консервативной революции» с национал-социализмом. Необходимо отметить, что западногерманские авторы, понимая всю сложность и
многомерность интеллектуального наследия ведущих представителей «консервативной революции», никогда не связывали его исключительно с проявлением идейно-политического феномена правого радикализма в Веймарской
республике. Тот факт, что в число главных идеологов «консервативной революции» входили отнюдь не рядовые германские интеллектуалы 1920-х начала 1930-х гг., давало исследователям широкий простор для интерпретации
всего феномена, так как научно-теоретическая часть наследия «консервативных революционеров» не менее значима, чем их политические взгляды.
Иными словами: феномен «консервативной революции» представлял собой
уникальный синтез науки и политики, идеологии и мировоззрения, мифа и
реальной действительности.
Каковы были сущностные черты «консервативной революции» с точки
зрения либеральной парадигмы? Она была одним из проявлений немецкого
консерватизма, она была порождена в первую очередь мировоззренческим,
духовным, идейно-политическим кризисом, охватившим немецкое общество
в 1918/19 гг., по своим идейным установкам она принадлежала к радикальному крылу германского консерватизма в Веймарской республике и была
близка, но не тождественна идеологии национал-социализма. Давая в целом
отрицательную оценку идейно-политическим концепциям «консервативных
революционеров», западногерманские исследователи в тоже время подчеркивали значительные заслуги большинства их в различных сферах гуманитарного знания. Подобный дуализм стал характерной чертой западногерманской либеральной историографии «консервативной революции», ибо исследователи, отмечая праворадикальную направленность воззрений «консервативных революционеров», не могли игнорировать реальный интеллектуальный вклад в развитие германской и европейской гуманитарной мысли. То
есть анализ и критика политических взглядов О. Шпенглера, К. Шмитта или
Э. Юнгера одновременно шли в контексте общей оценки их философскоисторических, социально-философских, политологических и т. д. идей.
Ситуация начинает меняться в 1990-х гг., когда ряд исследователей,
основываясь на уровне накопленных знаний, попытались разработать в изучение «консервативной революции» новые подходы к ее рассмотрению. При
этом либеральная парадигма в трактовке «консервативной революции» продолжала оставаться доминирующей, но на первый план выступили вопросы
не морально-этического характера, а теоретико-методологической проблемы.
Значительную роль в развитии современного этапа западногерманской историографии «консервативной революции» сыграла теория модернизации, которая позволила выявить обширный теоретический и практический потенци188
ал данной проблематики. Подобный поворот наметился еще в 1970-х и, особенно, с 1980-х гг., однако в полной мере он проявился, только начиная с
1990-х гг.
Выяснилось, что «консервативные революционеры» не были реакционерами par excellence (фр. – по преимуществу), а стремились в условиях наступления рефлексивной модернизации (или так называемого второго модерна) найти пути выхода из того кризиса самоидентичности, который охватил немецкое и европейское общество после Первой мировой войны. В политической ситуации Веймарской республики их личные симпатии находились
на стороне консерватизма и национализма. Будучи патриотами, они не воспринимали и не принимали рационалистическую и демократическую «систему Веймара». Но «консервативные революционеры», с другой стороны, не
были против и модерна, который они попытались приспособить к своим целям и намерениям.
Поэтому вполне логично, что в современной германской историографии утвердилась распространенная оценка «консервативной революции» как
современного, модернистского феномена, который выступал в форме «альтернативного модерна» (Р. П. Зиферле), «иного модерна» (Т. Рокрэмер). Не
отрицая консервативного и националистического характера идеологии «консервативной революции», современные германские исследователи с известной долей осторожности относят ее к проявлению банальной политической
реакции. Правда, признание модерности «консервативной революции» повлекло за собой идею полного отрицания ее консервативной сущности,
вплоть до оспаривания существования самого феномена. Идея впервые высказанная в 1986 году П. Кондилисом и в дальнейшем развитая Ш. Бройером
и Р. Буше.
Подводя итог нашему исследованию нельзя не согласиться с мыслью
С.Г. Алленова о том, что «именно с «немецким» вариантом «консервативной
революции» сверяются ее последующие версии» 994. То же самое можно сказать и о западногерманской историографии «консервативной революции».
Накопленный опыт и современное состояние западногерманской историографии «консервативной революции» в Веймарской республике свидетельствуют о неослабевающем интересе к этому феномену немецкого правого интеллектуального радикализма XX столетия, оставившему заметный след в
духовной, социокультурной и политической жизни Европы.
994
Алленов С.Г. «Консервативная революция» в Германии 1920-х – начала 1930-х годов. Проблема интерпретации // Политические исследования. 2003. №4. С. 94.
189
ИДЕОЛОГИ «КОНСЕРВАТИВНОЙ РЕВОЛЮЦИИ»
Артур Мёллер ван
ден Брук
Карл Шмитт
Освальд Шпенглер
Эрнст Юнгер
Эдгар Юлиус Юнг
Эрнст Никиш
Ганс Церер (справа)
и Грегор Штрассер
(слева)
Гуго фон
Гофманнсталь
Герман Раушнинг
ИССЛЕДОВАТЕЛИ «КОНСЕРВАТИВНОЙ РЕВОЛЮЦИИ»
Курт Зонтхаймер
Фриц Штерн
Панаётис Кондилис
Армин Молер
Клеменс фон Клемперер
Обложка первого
издания книги Ш.
Бройера «Анатомия
консервативной
революции» (1993 г.)
Хайде Герстенбергер
Рольф Питер Зиферле
Обложка шестого
переиздания книги А .
Молера
«Консервативная
революция в Германии
1918 1932 гг.» (2005 г .)
Научное издание
Терехов Олег Эдуардович
Феномен «консервативной революции» в Веймарской республике
в историографии ФРГ: основные концепции
и проблемы интерпретации
Редактор Л. В. Маренина
Технический редактор И. С. Торопова
Подписано в печать 21.11.2011 г. Формат 60x84 1/16.
Печать офсетная. Бумага офсетная №1. Уч.-изд. л. 11,8.
Тираж 500 экз. Заказ № 27.
Кемеровский государственный университет
650043, Кемерово, ул. Красная, 6.
Отпечатано в типографии ООО ПК «Офсет», 650001, г. Кемерово,
ул. 40 лет Октября 1б, тел. 8(384-2) 34-96-41.