Создание III Отделения Собственной Его Императорского

УДК 94(47)
А.Н. Бикташева
Высшая школа экономики
Москва
A.N. Biktasheva
Higher school of economics Moscow
Состояние изученности административного потенциала III Отделения
Собственной Его Императорского Величества Канцелярии
(1826 – 1880 гг.)1
В статье реконструируется история изучения административного потенциала деятельности III Отделения и подчиненного ему Корпуса жандармов. Обращается внимание на проблемы нынешней историографии полицеиских исследований, возможностям и перспективам изучения участия российских жандармов в модернизации губернского управления.
Ключевые слова: Российская империя, III Отделение СЕИВК, корпус
жандармов, модернизация управления.
The article reconstructs the ways of the studying of the administrative capacity
and the activities of the Division III Corps subordinate police. The author draws attention to the problem of the current historiography, lacks and gaps of suc studies, Russian gendarmes participation in the modernization of the provincial government.
Keywords: Russian empire, III Branch SEIVK Corps of Gendarmes, management
modernization.
Делопроизводство по созданию и регламентации деятельности тайной полиции в России представляет интерес, как для политической, так и для социальной истории. Оно раскрывает смыслы ее появления, дает яркие примеры создания вопросников и этических рекомендаций офицерам Корпуса жандармов,
подводит к пониманию, что экспертиза состояния административного управления стало приоритетной компетенцией наблюдательной полиции. Легко было
бы предположить, что реконструкция практик имперского управления связана
со знанием и привлекательностью исторического опыта. Однако изучение исследовательской литературы убеждает в том, что российское интеллектуальное
сообщество слабо «владеет» данной темой. У нас до сих пор нет аналитического обобщения опыта губернского управления Российской империи, и особенно
ощущается дефицит знания о механизмах самоорганизации государственного
строительства. В этой связи использование информационных возможностей де-
Исследование осуществлено в рамках программы «Научный фонд НИУ ВШЭ» в 2013 –
2014 гг., проект № 12-01-0123
1
лопроизводственных материалов органов административного надзора способствовало бы изменению сложившейся исследовательской ситуации.
В XIX веке в институциональные реформы российской полиции сменяли
одну за другой. В 1802 году создается министерство внутренних дел. Через непродолжительное время учреждается министерство полиции (1810 – 1819 гг.).
После восстания декабристов в 1826 – 1827 годах начинается реорганизации
политической полиции и появляется III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии [14]. Идея «наблюдательной полиции» заключалась в выведении российской жандармерии из министерской исполнительной системы, что позволило бы ей давать «бесстрастные» оценки и незаинтересованные суждения об эффективности органов государственного управления. Подчиняясь лично императору, политическая полиция находилась за пределами правительственного и ведомственного давления. В 1880 году III Отделение СЕИВК заменили Департаментом полиции, который просуществовал до
1917 года. Этот краткий обзор показывает, что на протяжении всего XIX столетия верховная власть искала оптимальную форму организации полицейского
наблюдения за государственным аппаратом. Были ли эти институциональные
реформы результатом личных инициатив, государственной модернизации или
реакцией на социальные вызовы? Насколько они соответствовали современным
теориям общественного порядка или политического развития? Возможны ли у
полицейских учреждений механизмы самоорганизации подобные прочим профессиям?
Указанные вопросы обсуждаются исследователями в двух контекстах: с
одной стороны, в связи с изучением истории и теории полицейского государства в Европе[4, 16], а, с другой стороны, в связи с концепциями политической
власти в Российской империи. Во втором случае особый интерес вызывает тема
адаптации идей французского «surveillance» и политической утопии просвещенного правительства. Цель данной статьи – выявить формирование историографического задела административного потенциала III Отделения и Корпуса
жандармов. Она задумана для того, чтобы собрать бытующие на этот счет в литературе толкования и судить о степени изученности их участия в модернизации управления Российской империи.
Исследовательская судьба практически всех дореволюционных институтов власти во многом одинакова. В советское время «буржуазные учреждения»
были не интересны, за исключением, пожалуй, «наблюдательной полиции».
Этот институт давал аргументы в пользу вековой истории борьбы царского
правительства с революционными идеями. Впрочем, трактовка деятельности III
Отделения как карательного учреждения не была изобретением советского
времени. Примерно на рубеже XIX – XX вв., в период радикальных политических размежеваний оценки деятельности III Отделения стали проникать в научную литературу. В этот период ведомству А.Х. Бенкендорфа стали предписывать черты душителя и гонителя всех прогрессивных сил. С III Отделением стали олицетворяться все отрицательные стороны николаевской России. И если во
времена А.С. Пушкина интеллектуалы 1820 – 1840 гг. иронично ассоциировали
детище графа Бенкендорфа с цветом пламени «жжёнки», то в конце 1880-х го-
дов его ведомство именовали не иначе как сборище «синих скотов». В подобной репутационной обстановке трудно представить появление серьезного и непредвзятого исследования. И не удивительно, что после 1917 года в научной
литературе стала преобладать карательная компетенция III Отделения в ущерб
всем другим направлениям его деятельности. Порицалось все, что касалось
царской охранки. Постепенно исчезла разница, стерлась грань между этими институтами, их функциями и направленностью. Стали забывать причину смены
одного другим. И даже среди современных историков нередки случаи их отождествления. Такое искусственное ограничение значений политической полиции
стало преодолеваться лишь в последние годы [12].
Одним из первых кто специально обратился к функциям императорского
секретариата, был Юрий Владимирович Готье историк-архивист, специалист по
истории областного управления XVIII века. Изучив характер делопроизводственных материалов СЕИВК, он пришел к выводу, что посредством личной
канцелярии осуществлялось управление всей страной [8, с. 346]. Через сорок
лет в работах Николая Петровича Ерошкина можно обнаружить почти зашифрованную, очень краткую характеристику СЕИВК. Смысл ее сводился к утверждению, что при Николае I это учреждение из личной канцелярии превращается в правительственный орган, наделенный самыми широкими полномочиями,
и что между его отделениями существовала глубокая внутренняя связь [10]. И
если у дореволюционных исследователей российской государственности отсутствовала традиция комплексного рассмотрения всех структурных частей этого
ведомства, в работах Н.П. Ерошкина она была заявлена, хотя и не реализована.
Его заслуга заключалась в продвижении тематики полицейских исследований
среди своих учеников, поскольку без ее разработки невозможно было исследовать революционное движение в России. Благодаря этой установке архив политической полиции стал активно осваиваться советскими историками.
Но настоящим прорывом в этом направлении стала книга финского исследователя П. Мустонена [11], второй подзаголовок которой – «К типологии
основ имперского управления» – отражал оригинальность заявленного исследования. В ней впервые обосновывалась трансформация императорского секретариата в орган общегосударственного значения в области гражданского
управления, осуществлялась попытка комплексного анализа компетенций всех
отделений СЕИВК на фоне проводимых административных реформ Российской
империи. Исследовательский импульс был задан, постепенно история каждого
отделения стала обрастать собственной литературой. Не было исключением и
III Отделение. Попытаемся выделить в ней административную составляющую,
поскольку делопроизводственные материалы первого десятилетия свидетельствуют в пользу участия российских жандармов в разрешении административных проблем губернского управления.
Впервые архив III Отделения стал предметом фронтального изучения в
диссертационном
исследовании
ученицы
П.А. Зайончковского
Т.Г. Деревниной. Она занялась изучением истории создания и функционирования политической полиции во второй четверти XIX века не случайно. Преемственность постановки этой темы становится очевидной, ведь Петр Андреевич
Зайончковский был учеником В.Ю. Готье. Вводимые в научный оборот архивные материалы позволили Т.Г. Деревниной реконструировать институциональные контуры высшей полиции, раскрыть ее полномочия. Она приходит к выводу, что российские жандармы занимались не только политическим сыском, но,
они сконцентрировали «в своих руках ряд отраслей государственного управления, подменив, по существу, некоторые министерства» [9, с. 63]. Практически
все, кто после Т.Г. Деревниной занимались III Отделением с завидным постоянством ссылаются на ее работу, хотя диссертация так и не была опубликована
в 1970-х годах. Затем появились работы И.В. Оржеховского, И.М. Троцкого
[13], написанные в духе своего времени. В них раскрывались различные аспекты устройства и деятельности «высшей» полиции с момента ее создания и до ее
ликвидации в 1880 году.
Зарубежные историки приступили к освоению истории тайной полиции
Николая I примерно с 1960-х годах. Их участие позволило уйти от официального восприятия этой темы [3], использовать ее компаративистские возможности
[5], продемонстрировать многосложность уровней коммуникационных каналов
[2], изучить истоки проникновение жандармерии в Россию [1].
Лишь в начале 1990 – х годов, во времена перестройки, отечественные
исследователи освоили применительно к этой теме функционалисткий подход,
реализуемый сквозь призму поиска эффективного государственного управления в условиях этнического и культурного разнообразия. Большинство исследователей сосредоточили внимание на изучении политической деятельности
А.Х. Бенкендорфа и его влиянии на решения императора. Вначале это были небольшие статьи [17]. Затем появились монографические исследования. Значительных результатов достигли работы, ориентированные на личностный срез
институциональной истории наблюдательной полиции [19]. Современные авторы стремятся выявить связующие механизмы между деятельностью политической полиции и решениями правительства, изучить влияние этого ведомства на
позицию императора [18]
При этом деятельность подчиненных III Отделению жандармов, то есть
рутинная повседневность политической полиции, остается в тени. Обойденной
исследовательским вниманием, оказалась история Корпуса жандармских штабофицеров: механизмы его внутриинституциональных взаимоотношений, влияние на принятие политических решений. До сих пор в литературе смешиваются
полномочия жандармских штаб-офицеров и командиров жандармских команд.
Только благодаря развитию региональных исследований институтов власти появилось представление о корректирующей роли жандармских офицеров в имперском управлении[6]. В силу того, что, как правило, это периферийный сюжет для региональных историков, а также в силу скудости региональных архивов на свидетельства общей политики, до сих пор не ясно – что должна была
делать жандармерия в губерниях, какими были полномочия жандармских офицеров, как они справлялись с ними?
Между тем информационный ресурс донесений, должностных записок
губернских штаб-офицеров направленных своим начальникам и шефу жандармов свидетельствует об их активной интеграции в процесс модернизации гу-
бернского управления. Продвижению локальных исследовательских намерений
на общероссийский уровень способствует богатейший архив Корпуса жандармов, отложившийся в Государственном архиве российской федерации. Поскольку с момента создания Корпуса жандармов [15] его штаб-офицеры стали
основными поставщиками разнохарактерных сведений из губернских городов.
С этого времени коммуникативное пространство империи стало наполняться их
тайными сводками, которые стекались в единый «наблюдательный центр»,
находящийся под личной опекой царя. Иными словами, функцию обратной связи с обществом и местными властями начали выполнять сводки жандармских
штаб-офицеров. Таким образом, во второй четверти XIX века негласный рутинный надзор над местной администрацией и общественными настроениями
пришел на смену гласному, но спорадическому, сенаторскому.
Изменение способов административного контроля и политических установок верховной власти связано не только с личностью императора и его персональными тактиками властвования, но и опытом изучения и разрешения губернских конфликтов первой четверти XIX века. Очевидные сбои в министерском механизме государственного управления, неэффективность спускаемых
по губерниям сенаторских ревизий подвигали верховную власть к ремиссии авторитарных форм местного управления, к замене сенатских публичных разбирательств негласным жандармским наблюдениям.
Комплексное изучение жандармского делопроизводства ведется с использованием исходящих и нисходящих бумаг. Первые, как правило, являются носителями политики, творимой в недрах самого отделения. Местные подразделения в своем служебном доносительстве отражали реалии применения этой
политики на практике. И хотя из всей монографии Г. Бибикова истории формирования Корпуса жандармов посвящена всего одна глава [7], автору удалось создать в ней цельное представление об управленческой компетентности губернских штаб-офицеров. В ней анализируются тексты первых инструкций жандармских штаб-офицеров, дается их рецепция в донесениях штаб-офицеров. На
этом основании автор реконструирует их полномочия, показаны условия, при
которых они изменялись. Обозначена разница службы жандармов во внутренних губерниях, в Царстве Польском, в Закавказье. Впервые говорится о технологиях создания «положительного образа» жандармского ведомства, затронута
проблема комплектования жандармских чинов. Небольшой раздел книги вместил характеристики наиболее ярких корпусных представителей. И хотя работа
посвящена не самому Корпусу жандармов и заявленный в этом разделе материал в основном освещает штабные проблемы, созданный в ней исследовательский задел, позволяет апробировать его на материале местных подразделений,
используя региональные архивы.
В книгах ульяновского историка В.В. Романова предложены читателю
две исследовательские оптики: восходящая и нисходящая. Первая его монография посвящена основным тенденциям развития политической полиции за 1826
– 1860 гг. Вторая – формам и основным направлениям деятельности в местных
подразделениях. В качестве исследовательской модели избраны Поволжские
губернии. Изложение форм и основных аспектов деятельности Корпуса жан-
дармов конструируется автором при помощи структурно – функционального
подхода к анализу институтов власти. Достоинством автора является масштабная проработка местных и столичных архивных материалов. Однако эта структурированная подача деятельности жандармских штаб-офицеров формализованная официальной документацией так и не позволила автору раскрыть мотивы и причины принятия тех или иных решений. Создается впечатление, что
«восходящая» исследовательская канва послужила лишь дополнением к «нисходящей». Она ограничилась набором примеров деятельности жандармов на
местном уровне. Ожидалось же раскрытие механизмов реализации, апробации
спускаемых III Отделением политических и административных программ. К
примеру, комментируя приказ по Корпусу за № 278 от 8 февраля 1832 года, автор приводит примеры взаимодействия ряда губернаторов с жандармским
штаб-офицером 5-го округа, чтобы проследить изменения «профилактической»
деятельности последнего. Причина же изменений во взаимоотношениях губернаторов с жандармами заключалась в межведомственных изменениях. Главным
событием этого периода в истории III Отделения стало увольнение министра
внутренних дел А.А. Закревского, который активно сопротивлялся в проникновение жандармов в сферу исполнительной власти. Административная составляющая деятельности местных жандармских подразделений, к сожалению, в
этом исследовании не получило специального освещения. Трудности освоения
этого исследовательского направления можно пояснить малоизученностью локальных административных практик, отсутствием работ по участию жандармских штаб-офицеров в саморегулирующих процессах имперского управления.
В целом же изучение деятельности местных подразделений Корпуса жандармов
остается на стадии разрозненных эмпирических представлений.
Вместе с тем, прочтение делопроизводственных текстов секретного архива III Отделения, 1 экспедиции, штаба отдельного корпуса жандармов позволяет заключить, что с момента своего создания «наблюдательная» полиция выполняла тайный административный надзор, осуществляла экспертизу состояния
власти. Действенность и эффективность этой экспертизы ждет своего специального изучения. Практически все жандармские штаб-офицеры самые первые
свои рапорты и донесения начинали словами – «о состоянии управления…». В
особенности интересовала ситуация в губерниях, которые подвергались тотальным ревизиям Сената. В состав каждой новой ревизии Сената входил жандармский офицер в качестве следователя. И если в первых инструкциях А.Х
Бенкендорфа прописывалось, что жандармы не должны вторгаться в компетенции органов исполнительной власти, то это не означало, что они будут безучастны в принятии политических решений по управлению того или иного региона.
Шеф жандармов посещал заседания различных комитетов и комиссий, в
частности комитета 6 декабря 1826, на заседаниях которого вырабатывалась
будущая модель губернского управления. Находился в переписке с видными
сановниками по обсуждению административных проблем. Секретных архив отделения аккумулировал записки, проекты «мнения» о состоянии власти и путях
ее совершенствования. Большая их часть написана на французском языке.
Кадровые вопросы также перемещаются на согласование политической
полиции. Отныне в этом ведомстве откладываются сведения практически на
каждого российского чиновника. Влияние жандармов на назначения и увольнения губернаторов становится очевидным даже для современников. Расширение
территориальных округов в Царстве Польском и на Кавказе продемонстрировало участие российских жандармов в выработке новых моделей в управлении
окраинными территориями Российской империи. Все перечисленные наблюдения подводят к необходимости комплексного изучения административного потенциала III Отделения СЕИВК. Это позволит переосмыслить восприятие институциональной и концептуальной значимости политической полиции в истории России имперского периода.
Источники и литература:
1. LeDonne J.P. Absolutism and ruling class: the formation of the Russian political order, 1700–1825 / J. P. LeDonne. – New York: Oxford University Press,
1991. – P. 121–177.
2. Lincoln, W. Bruse. Nicolas I. Emperor and Autocrat of Aii Russians. – The
Press, Worcester, and London, 1978.
3. Monas S. The Third Section. Police and Society in Russia under Nicholas I /
S. Monas. – Harvard, 1961.
4. Polizeiwissenschaft in Deutschland. In: Polizeiwissenschaft 1, hrsg. von
Möllers/van Ooyen. – Frankfurt, 2013. – S. 111–146 (Nachdruck des Beitrages in
Polizei & Wissenschaft 2007).
5. Squire P.S. The Third Department. The establishment and practices of the
political police in the Russia of Nicholas I / P.S. Squire. – Cambridge, 1968;
Emsley C. Gendarmes and the State in Nineteenth-Century Europe / C. Emsley. –
Oxfrord, 1999.
6. Романов В.В. Подразделения политической полиции в Поволжских губерниях в 1826–1860 гг.: формы и основные направления деятельности / В.В.
Романов. – Ульяновск, 2008. – 270 с; Бикташева А.Н. Антропология власти: казанские губернаторы первой половины XIX века / А.Н. Бикташева. – М., 2012. .
– С. 373-413.
7. Бибиков Г.Н. А.Х. Бенкендорф и политика императора Николая I /
Г.Н. Бибиков. – М., 2009. – С. 147–210.
8. Готье Ю.В. Происхождение собственной е.и.в. канцелярии / Ю.В. Готье
// Сборник статей по русской истории, посвященных С.Ф. Платонову. – Петербург, 1922. – С.346 – 355.
9. Деревнина Т.Г. III отделение и его место в системе государственного
строя абсолютной монархии в России: Дисс… канд. ист. наук / Т.Г. Деревнина.
– М., 1973. – С. 63.
10. Ерошкин Н.П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России – М., 1968. – С. 157; Его же. Крепостное самодержавие и
его политические институты. Первая половина XIX века / Н.П. Ерошкин. – М.,
1981. – С. 200.
11. Мустонен П. Собственная Его Императорского Величества Канцелярия в механизме властвования института самодержца 1812–1858 гг.: К типологии основ имперского управления / П. Мустонен. – Хельсинки: Aleksanderi inst.,
1998. – 357 с.
12. Обзор литературы см.: Иванцов М.Н. Отечественная историография
политической полиции России XIX – начала XX вв.: автореф. дис. … канд. ист.
наук / М.Н. Иванцов. – М., 2009; Макарова Н.В. Жизнь российских сословий в
эпоху правления Николая I: общественная и частная жизнь (по материалам III
Отделения): автореф. дис ... д-ра ист. наук / Н.В. Макарова. – М., 2013. – С. 4–
24.
13. Оржеховский И.В. Самодержавие против революционной России
(1826–1880 гг.) / И.В. Оржеховский. – М., 1982. – 207 с.; Троцкий И.М. Третье
отделение при Николае I / И.М. Троцкий. – Л., 1990. – 318 с.;
14. Полное собрание законов Российской империи. – Собрание 2-е. –
СПб., 1830–1884. – Т. 1-30. – № 449.
15. Полное собрание законов Российской империи. – Собрание 2-е. –
СПб., 1830–1884. – Т. 1-30. – № 1062.
16. Проект «Полицейский порядок и ситуативная солидарность: динамика
взаимодействия и трансформаций (Программа фундаментальных исследований
НИУ ВШЭ в 2013 г.)». URL: http://www.hse.ru/org/projects/79579505; Овченко Ю.Ф. Московская охранка на рубеже веков, 1880–1904 гг. / Ю.Ф. Овченко. –
М., 2010. – 232 с.
17. Рац Д.В. «Отрицательно – добрый человек» / Д.В. Рац // Факел. Историко-революционный альманах. – М., 1990; Экштут С.А. На службе российскому Левиафану. Исторические опыты / С.А. Экштут. – М., 1998.
18. Рослякова О.Б. III Отделение в царствование Николая I: автореф. дис.
… канд. ист. наук / О.Б. Рослякова. – Саратов, 2003; Абакумов О.Ю. «…Чтоб
нравственная зараза не проникла в наши пределы»: Из истории борьбы III отделения с европейским влиянием в России (1830-е – начало 1860-х гг.) /
О.Ю. Абакумов. – Саратов, 2008. – 212 с.
19. См.: Чукарев А. Г. Тайная полиция Николая I (1826–1855). Т. 1-2 /
А.Г. Чукарев. – Ярославль, 2003. – Т. 1. – 261 с.; Т. 2. – 291 с.; Тарасов Б.Н. Николай Первый – рыцарь самодержавия / Б.Н. Тарасов. – М., 2007. – 513 с.; Бибиков Г.Н. А.Х. Бенкендорф и политика императора Николая I / Г.Н. Бибиков. –
М., 2009. – 424 с.; Олейников Д.И. Бенкендорф / Д.И. Олейников. – М., 2009. –
428 с.; Его же. Николай I / Д.И. Олейников. – М., 2012. – С. 339.