П. Б. Клевцов Проблема упадка европейской культуры в контексте межкультурных коммуникаций Цель данной статьи – обсудить наиболее интересные и спорные аспекты проблемы упадка европейской культуры, обращая преимущественное внимание на межкультурные коммуникации. Прежде всего, следует сказать, что проблема «заката Европы» не должна восприниматься в научной среде (как это иногда бывает) как нечто надуманное и идеологизированное. Любой ученый, поставив эту проблему, попадает в напряженное пространство политических и идеологических споров. В этих спорах общественные деятели (а иногда – и ученые), которые защищают консервативные, религиозно-философские, богословские и т. д. позиции, почти всегда разделяют идею «гниения Европы». При этом указывается на утрату Европой христианских ценностей, ранее выступавших в качестве ее основы. С другой стороны, общественные деятели, стоящие на либеральных позициях, рассматривают разговоры о конце Европы как покушение на святая святых, на то, во что они верят и на что они надеются. По-человечески обе эти позиции понятны, кроме того, как и любые другие, они несут в себе некую истину, и, по крайней мере, отражают общественные противоречия нашей эпохи. Другое дело, что в этом напряженном дискуссионном пространстве не остается места для чисто научной постановки вопроса. Между тем, она необходима. Подобно тому, как астрофизики спорят о том, произойдет ли тепловая смерть Вселенной, а экологи – о том, сколько еще осталось жить человечеству при современном уровне потребления ресурсов планеты, культурологи должны дать диагноз дальнейшего развития мировых культур и, в частности, европейской. И это не должно быть связано ни с истерией по поводу «нарастающей бездуховности», ни с верой в то, что Европа является уникальным надисторическим образованием. Тема конца европейской культуры больше всего разрабатывалась мыслителями, которых принято называть сторонниками цивилизационного подхода. Одним из первых об этом заговорил отечественный философ культуры Н. Я. Данилевский в своей работе «Россия и Европа». Данилевский, как известно, уподоблял развитие культурно-исторических типов (макрокультурных образований) развитию живых организмов в природе, например, цветка. Подобно цветку, культура зарождается, длительное время растет, набирая силы, затем ненадолго расцветает, а потом – увядает. Данилевский обращает внимание на то, что этот путь про357 ходит каждая культура. Применяя свои теоретические построения к европейской культуре, русский мыслитель утверждал, что Европа уже прошла этап расцвета, кульминации и теперь начинает загнивать. Важно отметить, что Данилевский, хотя и был неославянофилом и православным консерватором, тем не менее, строил свою аргументацию как универсальную. Дело не в том, что Европа – «плохая» или «неправильная», а в том, что упадок культуры является всеобщим законом. Данилевскому вторил его последователь К. Н. Леонтьев, который в своей книге «Византизм и славянство» утверждал, что каждая культура проходит три стадии – первичной простоты, цветущей сложности и вторичного смесительного упрощения. Леонтьев говорил, что современная Европа вступает в последнюю стадию. Заметим также, что Леонтьева часто обвиняют в предвзятом отношении к Европе по тем же мотивам, что были и у Данилевского – его ученик был православным консерватором и в конце жизни даже постригся в монахи. Эти обвинения, однако, не всегда точны. Если внимательно вчитаться в произведения Леонтьева, то будет видно, что по своему мировоззрению, по стилю жизни он был «настоящим европейцем». Леонтьев, например, не задумываясь признавал, что культура Англии в эпоху ее расцвета (Возрождение) – намного выше, что русская культура в аналогичный период. Вообще в текстах Леонтьева можно найти немало «русофобских» мест. Конечно, взгляды Данилевского и Леонтьева вполне могли бы восприниматься как «маргинальные» в общеевропейском контексте (что и пытался доказать В. С. Соловьев, полемизируя с последователями Данилевского). Однако после выхода в 1918 г. первого тома «Заката Европы» О. Шпенглера это было уже невозможно. Шпенглер, как известно, отталкивался от тех же теоретико-методологических посылок, что и Данилевский (отказ от теории прогресса, цивилизационный плюрализм, биологизм), но он пошел намного дальше. В той сфере, которая нас в данном случае интересует, Шпенглер разработал поистине гениальное учение об одновременных эпохах, то есть о сущностно одинаковых эпохах, которые каждая культура проживает в свое историческое время. Шпенглер пытался показать, что такие явления, как просвещение, реформация, феодализм и даже демократия – не есть достояние только современной и только европейской истории, но что они носят универсальный характер. Шпенглер даже находил демократический режим в истории Древнего Египта, что было совсем немыслимо. Безусловно, учение Шпенглера об одновременных эпохах не было абсолютно доказано, но в качестве гипотезы оно вполне имеет право на существование. Шпенглер считал, что каждая культура, исчерпав свои возможности, переходит в состояние упадка, то есть цивилизации. Именно это, с его точки зрения, и переживает современная Европа. Необходимо отметить, что Шпенглера, в отличие от Данилевского и Леонтьева, было достаточно слож358 но обвинять в консерватизме, в том, что его отношение к проблеме упадка европейской культуры предвзято в плане каких-либо политических или религиозных ценностей (хотя как таковые они у него, видимо, были)556. Последний крупный представитель цивилизационного подхода, который уделил проблеме возможного упадка Европы, наверное, большую часть своего научного внимания, был русско-американский философ и социолог П. А. Сорокин. В своей книге «Социальная и культурная динамика» он выдвинул теорию, что каждая культура проходит в своем развитии три стадии – идеациональную (господство религии), идеалистическую (сосуществование в культуре религиозных и светских ценностей) и чувственную (победа светской культуры). Сорокин считал, что Европа перешла в чувственную стадию в XVI веке. Пережив ее кульминацию в XIX веке, современная Европа неуклонно идет к закату. Правда, Сорокин не считал, что Европа неизбежно погибнет – скорее всего, радикально изменится ее «культурный код». После полного оборота трех циклов европейская культура должна снова войти в идеациональную стадию. Надо признать, что Сорокин – единственный из всех представителей цивилизационного подхода, который в качестве обоснования своей теории привел огромный статистический материал, относящийся как к неевропейским культурам, так и к Европе. Безусловно, проблема упадка Европы до сих пор вызывает в культурологическом сообществе дискуссии. Не имея возможности в рамках доклада обсудить все точки зрения, укажем только на два момента. Во-первых, цивилизационному подходу (в том числе и самими его сторонниками) часто противопоставляется теория прогресса (или, как вариант, формационная теория). При этом и прогрессисты, и «цивилизационщики» часто забывают о том, что между этими двумя подходами нет непроходимой пропасти и что не стоит искусственно усиливать их противостояние. Приведем только один, но вполне классический пример – теорию прогресса Георга Гегеля. С одной стороны, в своих «Лекциях по философии истории» Гегель утверждал, что история человечества имеет кардинальное отличие от существования природы. В природе все повторяется, а в человеке мы находим «стремление к усовершенствованию»557. В этом утверждении Гегеля мы действительно находим радикальное отличие от цивилизационного подхода (хотя его в то время еще не существовало), так как последний методологически основывается как раз на 556 В этом смысле исчерпывающим является следующее заявление Шпенглера в «Закате Европы»: западный человек должен понять, что «его „непреложные истины“ и „вечные достижения“ истинны только для него и вечны в его аспекте мира…». Шпенглер О. Закат Европы: в 2 т. Т. 1. М., 1998. С. 153. 557 Гегель Г. В. Ф. Лекции по философии истории. СПб., 1993. С. 103. 359 отождествлении природных и исторических процессов. Однако, с другой стороны, говоря о роли народов в истории, Гегель прямо утверждает, что их развитие – циклично. Как только тот или иной народ осуществляет в истории свой принцип, душа его умирает, он сходит со всемирноисторической сцены. Эта идея Гегеля явно противоречит его утверждению о том, что человечество в своей истории не похоже на природу. Но это противоречие не обязательно понимать в том смысле, что человек абсолютно подобен природным процессам, как утверждали сторонники цивилизационного подхода. Противоречие объективно и «находится» оно в самом человеке – мы видим в истории и прогресс, и цикл. В рамках темы данной статьи важно вспомнить также и о том, что Гегель, рассматривая Европу как вершину и конец прогресса, явно «выводил» ее из-под действия жестких исторических законов, в соответствии с которыми ни один народ не может оккупировать всемирноисторическую сцену. Гегель, воспевавший изменчивость истории, видение истории как бесконечной игры духа, который создает и разрушает то, что сам создал, отказывался даже предполагать, что Европа тоже станет жертвой исторического разума. В этом смысле, все, что сделали сторонники цивилизационного подхода, – это просто распространили гегелевское видение истории на саму Европу. То есть они сделали тот шаг, который Гегель сделать не мог. Для нас, однако, важно другое – следует раз и навсегда признать, что обсуждение проблемы упадка европейской культуры совсем не является прерогативой цивилизационного подхода, как считали и его сторонники, и его противники. Это обсуждение вполне возможно и в рамках теории прогресса. Развитие бесконечно, каждый народ, каждая культура – всего лишь ступень в этом развитии. Так утверждали прогрессисты, в том числе и Гегель. Распространить этот принцип на саму Европу не мешает логика, а мешает только «психология европоцентризма». Второе, на что следует обратить внимание в связи с темой упадка культуры, – это исторические факты. Ясно, что большая часть мировых культур прошла три стадии, о которых писали Данилевский, Шпенглер и другие. Мы видим это на примере Древнего Египта, Древней Греции, Древнего Рима, шумеро-вавилонской цивилизации и многих других. Однако есть и обратные примеры, с форматированием которых в циклическую концепцию возникают определенные проблемы – это Китай и Индия. Обе культуры – самые древние, однако они благополучно существуют и активно развиваются до сих пор. Сказать, что Китай и Индия находятся в упадке, что их душа «мертва», осталась только оболочка – язык не повернется. Можно, правда, возразить по-другому – что древнекитайскую и древнеиндийскую культуры следует рассматривать отдельно от более поздних культур, появившихся уже на рубеже нашей эры. В этом контраргументе есть своя логика, учитывая, что такие базовые компонен360 ты азиатских культур, как конфуцианство и индуизм, действительно укореняются в них достаточно поздно. Хотя, с другой стороны, такое «деление по живому» вызывает резкое возражение среди специалистов по Индии и Китаю… Одним словом, такого рода примеры оставляют широкое поле для научных исследований. Итак, как то ни было, мы вполне можем утверждать, во-первых, что проблематика упадка европейской культуры не обязательно связана с отказом от теории прогресса, и, во-вторых, что упадок любой культуры – «вероятностный» исторический закон. С нашей точки зрения, эволюция роли Европы в межкультурных коммуникациях дает много пищи для размышлений на тему ее будущего возможного упадка. Оговоримся сразу, что под Европой мы, прежде всего, понимаем «классическую», то есть Западную, Европу. По всей видимости, первый этап эволюции любой культуры (за исключением самых древнейших) связан с ученичеством, с сохранением и разработкой того культурно-исторического наследия, которое застает молодая культура. В случае с Европой это, разумеется, было христианство и античная культура. Иными словами, в V–XV вв. Европа выступала в качестве культурного реципиента, что свидетельствовало о ее молодости. Начиная примерно с XVII в., роль Европы меняется – из реципиента она превращается в культурного донора. Все большее количество азиатских или восточноевропейских стран (среди них – Россия) перенимают достижения европейской культуры и цивилизации. Если обозначать самые главные из этих достижений, то это – классическая наука и философия, литература и искусство, демократия и ценности прав и свобод человека, промышленная революция и капитализм. Эпоха формирования и распространения по миру всех этих явлений – XVIII–XIX вв., это время, видимо, и стало кульминацией Европы как культуры и как донора. В это время она воспринимается как безусловный образец во всех сферах, она двигается ко все новым вершинам, при том, что остальные страны явно за ней не поспевают. Что происходит в XX веке? Это – самый интересный и важный вопрос. С одной стороны, кажется, что все идет по старой схеме – Европа продуцирует, остальные страны – волнами, через противоречия, – усваивают. Но, с другой стороны, если присмотреться внимательнее, то можно увидеть принципиальные изменения, причем эти изменения происходят одновременно и в культурном, и в политическом пространстве. Вопервых, совершенно очевидно, что в XX столетии Европа не создала ни одного культурного или цивилизационного образования, которое бы по масштабу было сопоставимо с XVI–XIX вв. Общественно-политический и интеллектуальный каркас Европы уже сформирован. Например, демократия и права и свободы человека до сих пор остаются базовыми для самосознания и политического бытия Европы, хотя они и претерпели 361 определенные изменения. Что касается промышленной революции и капитализма, то теория постиндустриального общества, утверждающая, что Запад вступил в следующую фазу, до сих пор вызывает серьезнейшие дискуссии. Вряд ли будет ошибкой утверждать, что «постиндустриализм» – современная форма индустриализма. Если говорить об интеллектуальной и художественной сфере, то, опять-таки, развитие в ней происходило, и даже оказывало доминирующее влияние на неевропейский мир, но степень значимости этого влияния явно уступала предыдущим столетиям. Кроме этого, постмодернизм вполне можно воспринять как длинный комментарий к классике и одновременно как «духовное самоубийство». Второе важное явление XX века, которое показывает изменившуюся расстановку сил, – это противостояние США и СССР. Возможно, что это противостояние – не что иное, как начало борьбы за европейское культурное наследство. В самом деле, если говорить об идеологии, о чем спорили США и СССР? Их спор – это спор об интерпретации исторического опыта Европы, где одна сторона делала акцент на капитализме и либеральной свободе, а другая – на социальной демократии (так, как она ее понимала). Главное, что нам нужно здесь отметить, – сама по себе Европа в этом споре отступила на второй план, и как политический субъект, и как культурный субъект. Восточный блок был побежден не Европой, а американской массовой культурой, ценности которой, действительно, восходили к европейским (опять-таки, так, как их понимали американцы). Таким образом, в XX веке мы наблюдаем превращение Европы в культурный символ, которым пользуются другие народы. Заметим, что одновременно эти народы ставят вопрос о преодолении европейского наследия, а также всегда претендуют на глобальную информационную власть. По всей видимости, пройдя исторический круг, Европа теперь попадает в ситуацию, аналогичную той, к которой пришел в свое время античный мир. Если в раннее средневековье Европа заимствовала результаты развития античности, то теперь она сама выступает в качестве «мертвого наследия». Заметим, что средневековая Европа воспринимала античность через христианство, которое было одновременно и проводником античной культуры, и ее (подчас жестким) критиком. В той же роли в XX веке выступают американская культура и советская культура. И в том, и в другом случае мы видим и искреннюю приверженность европейским ценностям, и в то же время стремление их серьезно скорректировать. Интересно, что, победив в политическом и информационном противостоянии СССР, США одержали победу и над Европой. Парадокс современной Европы заключается в том, что в ней мы видим кладбище классических ценностей, скрытое за фасадом американизированной культуры, культуры, которая построена на упрощенной интерпретации самих этих классических ценностей. Не аналогична ли эта ситуация поздней 362 Римской империи, где «великий Пан умер», и где господствовало чуждое духу античности христианство? Вообще, если проводить исторические аналогии дальше, то можно сказать, что США по своей исторической роли похожи на Византию. Византия оказалась живым проводником между античностью и средневековым варварским миром, принадлежа одновременно и к первой, и к последнему. То же самое и США – основатели этого государства европейцы, но их дальнейшее «демографическое развитие» явно выходит за эти этнические рамки. Что будет дальше? Вспомним, что за роскошью развития античной культуры, воспринятой европейцами-варварами через христианство, последовали столетия «темных веков». Возможно, что и нас ожидают столетия темных веков под знаком американизированной массовой культуры (они уже наступили?). Проблема, однако, заключается в том, что эта аналогия не является исчерпывающей. Слишком много обнаруживается несоответствий между эпохой поздней античности и современностью. Главные из них следующие: – сегодня отсутствуют варварские народы, которые как «чистый лист» принимают чужое, в данном случае, европейское, наследие. – сравнение христианства как культурного проводника и американской массовой культуры в той же роли также имеет свои смысловые пределы. Все-таки, американизм с большой натяжкой может восприниматься как религия, он не является таковой. – наконец, сама общая культурная обстановка современности отличается от поздней античности по многим параметрам, главный из которых – формирование глобальной культуры, тогда так эпоха рубежа нашей эры носила региональный характер. Все эти противоречия связаны с тем, что мы не можем решать проблему упадка европейской культуры только посредством аналогий, выработанных в цивилизационном подходе. Нам необходим синтез теории прогресса и цивилизационного подхода. История повторяется, но она одновременно идет вперед. По общему мнению специалистов, мы стоим на пороге формирования новой, планетарной культуры (о чем уже упоминалось выше). Однако роль в этом процессе европейской культуры не должна преувеличиваться. Европа выступает в роли начальной школы, которую всем необходимо пройти. В той степени, в какой современный мир не прошел этой школы, европейская культура останется актуальной. В то же время, совершенно очевидно, что усвоение европейского наследия в ближайшие столетия должно привести к новому культурному взрыву, который будет и продолжать линию Европы, и отталкиваться от нее. Величие Европы в том, что она подвела мир к этой новой планетарной культуре, но, подобно Моисею, которого бог не пустил в землю обетованную, Европа не сможет стать сама по себе такой культурой, как бы она к этому не стремилась. 363