Использование победы: от Сталина до Путина

29.04.15
Эксперт МГИМО: Алексей Токарев, к.полит.н.
Использование победы: от Сталина до Путина
Каждый год накануне празднования Победы в России и вокруг нее обостряются
споры. Ветеранов становится все меньше. Государственного гламура все больше.
Сначала Победу обеляли, потом очерняли, теперь цветов добавили, особенно
розового. Несмотря на то, что она — единственная общенациональная ценность,
консолидированного отношения к Победе нет до сих пор.
Ясным июньским днем 2014 года, через две недели после того, как союзники отпраздновали
70-летие открытия второго фронта в Европе, американка Кэтти Зюси сказала за завтраком
в Бостоне двум русским, живущим у нее: «О, да! Я знаю, вы были нашими союзниками
в войне». После этого она прослушала краткую историю Второй мировой войны.
— Вы знаете, что мы за одну только Вяземскую оборонительную операцию потеряли почти
столько же солдат, сколько вы за всю войну? 380 тысяч против 405? — гневно вопрошал
ее русский.
— Но я… я… — она явно опешила. — Нас так учили. Вы были нашими союзниками.
— Это вы были нашими союзниками! 27 миллионов человек мы потеряли во Второй мировой
войне. Да, мы редко жалели солдат, они были плохо вооружены, мы сами стреляли
им в спины, но именно наш народ выиграл эту войну. И союзники — это США, Великобритания
и Франция. А мы — народ-победитель.
Американцам можно не знать историю. Для них это была война где-то далеко — в Европе
и в Японии. Но наша национальная черта — «а у вас негров линчуют» в ответ на любое
указание на собственные сложности, пакости и ошибки — неистребима.
Вряд ли большинство из тех, кто ставит мысленный лайк задорновскому «ну, тупыыые»,
может вспомнить, кто такой Константин Рокоссовский, сколько самолетов сбил Иван
Кожедуб, за что Туле присвоили звание города-героя и почему голливудский фильм «Враг
у ворот» воспевает Василия Зайцева. При этом Победа является важнейшей национальной
ценностью по умолчанию — вне обсуждения фактов, что и используется властью для
собственной легитимации.
История научила русских правителей, что значительное количество русских войск,
вернувшихся из Европы, способно пошатнуть трон.
Иосиф Сталин хорошо знал, что заграничный поход русской армии 1813–1814 годов через 11
лет вывел ее часть на Сенатскую площадь. С 1948 года 9 мая перестало быть нерабочим
днем. Фронтовики Великой Отечественной войны были людьми совсем не старыми и могли
рассказать, какой ценой досталась им Победа. Окопная правда явным образом отличалась
от того, что показывалось на экранах и звучало в динамиках. Жесточайший приказ 227, менее
известный и более ранний — за номером 270, случаи каннибализма в Ленинграде, репрессии
в армии до войны, тотальное недоверие вождя разведдонесениям, называвшим точную дату
начала войны («пошлите его к… матери. Это не источник, а дезинформатор»), «бабы еще
1/4
нарожают» Клима Ворошилова, СССР и нацистская Германия как союзники в 1939–1941
годах — все это было частью реальности, но не пропаганды. Советский воин в фильмах
умирал так же, как на войне — героически, но максимум, что случалось с ним — кровь
струилась по лицу, как у пошедшего в бой «старика» — подбитого «Ромео», который умирает,
сказав «командир, я сел». В советском кино у солдат не отрывало конечностей, их не давило
танками, им не стреляли в спины заградотряды. Генералиссимус мудро курил в кадре,
степенно выслушивая донесения своих маршалов, чтобы военным гением поправить
их не до конца продуманные операции.
Представить, что «Мосфильм» покажет, как «отец народов» после падения Минска в конце
июня 1941 года на ближней даче в Кунцево думает, что товарищи по Политбюро приехали его
арестовывать, а к стране вместо вождя с грузинским акцентом обращается сильно окающий
Молотов, было невозможно.
Сталин в начале войны — это «братья и сестры» и парад 7 ноября, а никак не пауза в 11 дней
между началом войны и первым обращением к нации.
Настоящее великое кино о великой войне — эпопея «Освобождение» Юрия Озерова —
начинается с Курской битвы: показывать события до коренного перелома во Второй мировой,
по мнению партийного руководства, было нельзя, даже Сталинград.
Отношение к Победе начало меняться после смерти Иосифа Сталина вместе с изменением
восприятия самого вождя. Никита Хрущев сначала подписывал расстрельные списки
и требовал у «отца народов» увеличения количества «лиц первой категории», а потом так же
истово боролся с культом личности, действительно добившись того, что его сняли лишь
голосованием, оставив персональным пенсионером союзного значения. Он подарил миру миф
о том, что Сталин находился в прострации с 22 июня 1941 года и страной не управлял, хотя
журнал сталинского секретаря Александра Поскребышева скрупулезно фиксировал, что уже
в 5:45 22 июня в кремлевский кабинет вождя вошли товарищи Молотов, Берия, Тимошенко,
Мехлис и Жуков. В ночь Хэллоуина, в год Гагарина тело генералиссимуса вынесли
из мавзолея Ленина-Сталина, перезахоронив у кремлевской стены.
Пропаганда начала работать на тезис «Сталин и Победа — вещи разделяемые».
Во время правления Леонида Брежнева борьба с культом личности закончилась, и началась
«ползучая сталинизация». Автолюбители снова стали помещать портреты Сталина под
ветровое стекло, а партийная верхушка поняла, что никакого восстания декабристов XX века,
30 лет назад увидевших жизнь Европы, не случится.
Леонид Брежнев, фронтовой политработник, участвовавший в параде Победы в звании
генерал-лейтенанта, первым начал пропагандировать Победу как средство легитимации
власти.
С 1965 года 9 мая вновь стало выходным. Леониду Ильичу зачем-то пошили маршальский
китель и вручили орден «Победа», который имели лишь командующие фронтами, начальник
генштаба, генералиссимус, двое военачальников союзных войск, румынский король
и югославский президент. Выдающегося полководца Георгия Жукова вынудили в книге
«Воспоминания и размышления» подробнее осветить роль Малой земли — действительно
героического эпизода обороны Новороссийска, который благодаря пропаганде
и возвеличиванию скромной роли полковника Брежнева, получившего за него орден
Отечественной войны 1-й степени, фольклор огрубил до анекдота: «Где вы были в годы
войны? Сражались на Малой Земле или отсиживались в окопах Сталинграда?»
С началом перестройки, раскрытием архивов, резким взлетом уровня свободы слова войну
принялись очернять. Сталин был лишь изувером, забрасывающим немецкую военную машину
пушечным мясом. Жукову приписали вышеупомянутую фразу «бабы еще нарожают».
2/4
Массовый героизм советского солдата объяснялся исключительно приказом 227, победа под
Москвой — только помощью «генерала Мороза».
Совместный парад Советского Союза и гитлеровской Германии в сентябре 1939 года стал
притчей во языцех, а командующий им Гейнц Гудериан словно перестал быть в массовом
сознании полководцем танковых армий, героически остановленных под Тулой.
Подвиги Карбышева, Путилова, Паникахи, Матросова, Маринеско начали затираться. Про 28
панфиловцев выяснилось, что их не было — справка военного прокурора СССР Афанасьева
прямо называет этот эпизод героической обороны Москвы «вымыслом».
Постсоветская Россия, мучительно искавшая общенациональные ценности, сильно
не преуспела.
Победа стала единственной ценностью для всех, ее образ еще дальше ушел от реальности.
Фильмы сдвинулись к реалистичности, но сам праздник стал гламуризироваться.
За обладание лучшими машинами в стране (которые почему-то производят проигравшие
Япония и Германия) принято оправдываться надписью «трофейная». Георгиевскую ленточку
носят лишь три дня в году, в которые, конечно, «я помню, я горжусь». Из-за явной ассоциации
с ДНР и ЛНР ее не используют даже в братской Белоруссии. Прекрасная идея РИА «Новости»
2005 года теперь превратилась в символ государственной экзальтации, и объединению
бывших сестер-республик вокруг памяти о спасенной матери совсем не способствует (хотя
есть надежда, что с замечательной акцией «бессмертный полк» государство не сможет
сделать ничего плохого).
С 1995 года парад в Москве стал ежегодным.
Для Бориса Ельцина эксплуатация образа Победы была единственным шансом хоть как-то
реабилитироваться в глазах старшего поколения за роль «крушителя СССР».
Президент Ельцин в пику мэру Лужкову придумал свой, общефедеральный мемориал
на Поклонной горе, где и провел парад вместо Красной площади. До 2008 года отсутствие
техники на параде объясняли тем, что подземный торговый комплекс «Охотный ряд»
не выдержит, асфальт Тверской будет поврежден, и техника вообще не пройдет через
восстановленные Иверские ворота. Но под улицей Моховой уже сейчас установлены
металлические распорки, гусеничные траки всегда обувают в защитное покрытие, а техника
как-то научилась проезжать через Кремлевский проезд между Историческим музеем
и Угловой Арсенальной башней Кремля.
Мы до сих пор не можем примириться с собственной историей, и фильмы вроде «Штрафбата»
(той самой окопной правды) становятся для нации поводом для взаимных обвинений.
Исторические упоминания «отца народов» мы возвращаем, но явно стесняясь: строки гимна
«нас вырастил Сталин на верность народу» на колоннаду внутри павильона Курскойкольцевой вернули, а статую вождя — нет. У нас в отличие от Иосифа Бродского нет общего
образа Георгия Жукова. Биография маршала Победы для нас не история про «сколько
он пролил крови солдатской» и «Родину спасшему, вслух говоря» одновременно. Он либо скуп
на эмоции в классическом исполнении Михаила Ульянова, либо только и делает, что бегает
за юбками с лицом Александра Балуева.
Сталин снова водружен на знамена тех, кто хочет воевать против Запада, а теми, кто хочет
падения нынешнего режима, воспринимается исключительно в качестве палача.
Художественное кино о войне воспринимается нами как документальное, и тот факт, что «28
панфиловцев» петербуржским режиссером Андреем Шальопой снимается исключительно
на народные деньги, мало волнует тех, кто готов помнить лишь факты.
3/4
Между пафосом Победы как гражданской религией, стремлением опираться только на факты
и откровенным очернительством, даже предательством вроде маршей СС в Прибалтике или
восхваления «подвигов» УПА на Украине, мы никак не найдем баланс.
Однако у нашей нации нет никаких гарантий, что в случае прекращения постоянной
эксплуатации образа войны и Победы властью, мы не станем поголовно «Иванами,
не помнящими родства». Массовое сознание не терпит оттенков и гораздо охотнее любит или
ненавидит, чем ищет факты.
Правда войны состоит не только в том, что:
Сталин вычистил армейскую верхушку в результате массовых репрессий 1937–1938 годов.
Два диктатора поделили Европу секретным протоколом к пакту Молотова-Риббентропа.
В блокадном дневнике Тани Савичевой «умерли все. Осталась одна Таня», которая умрет уже
в эвакуации.
Генсек Брежнев крайне преувеличил свою роль в войне.
Но и в том, что на танках и самолетах советские воины писали «За родину! За Сталина».
В том, что вождь, оставшись в Москве 16 октября 1941 года, дал населению города и страны
надежду: «Столицу не отдадут». Сотрудники института имени Вавилова умерли в блокадном
Ленинграде от голода, не тронув тонны запасов коллекции зерновых. Командующий войсками
Первого украинского фронта генерал армии Ватутин погиб, лично вступив в перестрелку
с бандитами из УПА. При Леониде Брежневе был достроен мемориал на Мамаевом кургане
в Волгограде, а Родина-мать в Киеве вознесла щит и меч над огромным музеем Великой
Отечественной войны.
Наконец, именно массовый героизм советского солдата победил немецкую военную машину,
которую кроме него никто не мог победить.
Именно мы (при участии союзников) освободили Европу и спасли мир.
Точка зрения авторов, комментарии которых публикуются в рубрике
«Говорят эксперты МГИМО», может не совпадать с мнением редакции портала.
Источник: «Защищать Россию»
Постоянный адрес материала: http://www.mgimo.ru/news/experts/document270904.phtml
4/4
Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)