кулаков артем егорович лингвокультурный и коммуникативный

На правах рукописи
КУЛАКОВ АРТЕМ ЕГОРОВИЧ
ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ И КОММУНИКАТИВНЫЙ
АСПЕКТЫ ИНВЕКТИВНОГО ЛЕКСИЧЕСКОГО ИНВЕНТАРЯ
(на материале территориальных вариантов французского языка
Франции, Канады и Африки)
Специальность 10.02.19 — Теория языка
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Саратов — 2011
Работа выполнена на кафедре теории, истории языка и прикладной лингвистики
Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского
Научный руководитель:
доктор филологических наук, профессор
КЛОКОВ ВАСИЛИЙ ТИХОНОВИЧ
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук, профессор
МОЛОДКИН АНАТОЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ
кандидат филологических наук, доцент
КУЗНЕЦОВА ЕЛЕНА ВАЛЕРЬЕВНА
Ведущая организация:
ВОЛГОГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
СОЦИАЛЬНО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
Защита состоится «30» ноября 2011 г. в 14.00 час. на заседании
диссертационного совета Д 212.243.02 при Саратовском государственном
университете им. Н.Г. Чернышевского (410012, г. Саратов, ул.
Астраханская, 83, XI корпус).
С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке
Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.
Автореферат разослан «_____» ______________________ 2011 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
Ю.Н. Борисов
Реферируемая
диссертация
посвящена
исследованию
лингвокультурологических и коммуникативных особенностей инвективного
лексического инвентаря территориальных вариантов полинационального языка
(на примере территориальных вариантов французского языка Франции,
канадской провинции Квебек и стран Африки).
Актуальность представляемой работы связана, с одной стороны, с
растущим интересом лингвистов к изучению инвектив, и необходимостью их
комплексного исследования как языкового и речевого явлений, в том числе в
лингвокультурологическом и коммуникативном аспектах, — с другой.
Объектом исследования является инвективный лексический инвентарь
территориальных вариантов полинационального языка (на примере
территориальных вариантов французского языка).
Предметом исследования являются лингвокультурологические и
коммуникативные особенности инвектив в территориальных вариантах
французского языка.
Цель настоящей работы заключается в комплексном исследовании
структурных,
лингвокультурных
и
коммуникативных
особенностей
инвективного лексического инвентаря в полинациональном языке,
функционирующем в различных этнокультурных условиях.
Реализация поставленной цели предполагает решение ряда следующих
задач:
а) определить место лингвистической инвектологии в рамках
антропоцентрической парадигмы науки о языке;
б) выявить основные подходы к определению понятия «инвектива» в
лингвистике и определить основные направления исследования
инвектив в современном языкознании;
в) выявить основные критерии отнесения лексических единиц к
инвективам;
г) рассмотреть соотношение инвективной и обсценной лексики;
д) определить структуру инвективного лексического инвентаря языка и
основные источники его пополнения;
е) описать функциональные особенности инвективной лексики;
ж) рассмотреть лингвокультурологические особенности инвективного
инвентаря разных территориальных вариантов полинационального
языка;
з) определить коммуникативный потенциал инвектив на материале
франко-канадских драматургических текстов и художественных
фильмов.
Материалом исследования послужили картотека инвективной лексики
французского языка Франции, канадской провинции Квебек и стран Африки
(1179 единиц), собранная путем сплошной выборки из лексикографических
источников (см. Список использованной литературы), а также картотека
инвективных контекстов, которая была составлена по материалам
драматургических текстов и художественных фильмов общим объемом около
1500 инвективных словоупотреблений.
3
Цель и задачи работы определили использование следующих методов:
метода сплошной выборки, метода наблюдения и описания материала
исследования,
методов
контекстуального
анализа,
метода
прагмалингвистического анализа, интерпретативного метода, дискурсивного
метода.
Теоретической основой исследования послужили работы российских и
зарубежных исследователей, посвященные общим и частным вопросам
изучения инвективной лексики и вербальной агрессии (В.И. Жельвис, А.Ю.
Позолотин, О.В. Саржина, Б.Я. Шарифуллин, В.В. Дементьев, К.Ф. Седов, Г.В.
Дмитриенко, P. Merle, A. Bougaïeff, C. Légaré, N. Houston, D. Lagorgette, G. Charest, P. Edouard, J.-P. Pichette и другие).
Научная новизна исследования заключается:
 в сочетании лингвокультурологического и коммуникативного
подходов к изучению инвектив;
 в рассмотрении лингвокультурологических особенностей инвектив,
используемых в территориальных вариантах полинационального
языка;
 в комплексном изучении инвективного лексического инвентаря
языка;
 в выделении трех типов инвектив: инвективных имен лица,
инвективных императивов и междометных инвектив и в
исследовании лингвокультурологических и коммуникативных
особенностей инвектив каждого типа;
 в определении места прозвищ среди инвективных имен лица;
 в том, что впервые проведено исследование инвективных
императивов в структурном и коммуникативном аспектах;
 в выделении коммуникативных моделей инвективной номинации
лица и инвективных побуждений;
 в рассмотрении проблемы коммуникативной агрессивности
междометной инвективы.
Теоретическая значимость исследования связана с расширением
теоретических положений лингвистической инвектологии о влиянии, которое
оказывает на инвективный лексический инвентарь его соотнесенность с
различными культурами, в которых функционирует единый полинациональный
язык.
Практическая значимость работы связана с возможностью
использования выработанной методики комплексного лингвокультурного и
коммуникативного исследования инвективного лексического инвентаря языка,
в том числе полинационального, с возможностью применения результатов
исследования в переводческой деятельности, а также в исследованиях по
лингвокультурным и коммуникативным аспектам науки о языке.
На защиту выносятся следующие основные положения:
1. Инвективная и обсценная лексика являются разными классами слов,
выделяемых по параметрам различного порядка. Прилагательное
«инвективный» характеризует коммуникативный аспект слова,
«обсценный» — формально-семантический.
2. Инвективный лексический инвентарь языка четко делится на
агрессивные (инвективные имена лица и инвективные императивы) и
4
эксплетивные (междометные) инвективы. В то же время, эксплетивные
инвективы могут выступать как агрессивные.
3. Национально-культурную специфику имеет в большей степени состав
инвективного лексического инвентаря и в меньшей степени — его
функционирование. Коммуникативные особенности инвективного
лексического инвентаря определяются параметрами коммуникативной
ситуации: ее участниками, содержанием и, в особенности,
коммуникативными интенциями инвектора.
4. Инвективный лексический инвентарь в большей степени зависит от
принадлежности к определенной культуре и в меньшей степени — от
языка, единицами которого он формально выражается и который
обслуживает данную культуру. Инвективный лексический инвентарь
территориального варианта полинационального языка в большей
степени ориентирован на ту культуру, в которой он существует, и в
меньшей — на центральный вариант данного языка.
5. В семантике инвективных имен лица находят отражение недостатки
человека, осуждаемые в данном обществе. В совокупности этих
недостатков выделяется постоянный (универсальный) и переменный
(национально-специфический) компоненты.
6. На состав инвективного лексического инвентаря может оказывать
влияние религиозный фактор. В таком случае, наиболее
чувствительны к его влиянию междометные инвективы.
7. В территориальных вариантах полинационального языка по-разному
проявляется отношение к другим культурам для формирования
инвективного лексического инвентаря. Территориальный вариант
может игнорировать либо активно или вынужденно заимствовать
инвективную лексику из других языков. Это определяется
особенностями распространения и существования языка на данной
территории, а также его соотнесенностью с определенной культурой.
8. Инвективный смысл инвективного императива может порождаться
либо характером действия или поступка, требуемого инвектором от
инвектума, либо только его особой речевой репрезентацией. Во
втором случае инвективный императив почти всегда имеет
неинвективный эквивалент.
Апробация работы. Основные результаты исследования обсуждались в
рамках научно-практических семинаров «Контакты языков и культур на
Американском континенте» (Саратов, 2006 г.), «Квебек в системе Канадской
федерации» (Саратов, 2008 г.); научных конференций «Коммуникативные и
социокультурные проблемы романо-германского языкознания» (Саратов, 2006
г.), «Филология и журналистика в начале XXI века» (Саратов, 2007, 2009, 2010
гг.), «Лингвистические и социокультурные аспекты преподавания иностранных
языков» (Саратов, 2011 г.); круглого стола «Le sacre en théâtre et en littérature:
transitions d’une transgression» (Montréal, 2010). Кроме того, отдельные
положения работы излагались в цикле публичных лекций «Sacres et identité nationale des Québécois», прочитанных нами по приглашению Международной
Ассоциации квебекских исследований в г. Монреаль (Канада) в 2010 г.
По материалам диссертации опубликовано 9 работ, две из которых — в
изданиях, рекомендованных ВАК РФ.
5
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав,
заключения, списка использованной литературы, списка лексикографических
источников, списка исследованных художественных текстов и кинофильмов.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
В первой главе «Исследование инвектив как особое направление в
языкознании» определяется место исследований по инвективной проблематике
в современном языкознании, характеризуются основные направления данных
исследований и рассматриваются основные теоретические вопросы, связанные
с изучением инвектив.
Изучение инвектив естественно вписывается в антропоцентрическую
парадигму науки о языке. Во-первых, инвективная лексическая единица
обязательно содержит в себе оценку, а для того, чтобы оценить объект, человек
«пропускает» его через себя. Кроме того, оценка субъективна и основывается
не только на знании, но и на отношении субъекта к объекту. Во-вторых,
инвектива является коммуникативно направленной единицей и ее понимание
невозможно в отрыве от сферы человеческого общения.
Понятие инвективы не нашло пока однозначного толкования в
современном языкознании. В существующих исследованиях инвектива
отождествляется либо с определенной лексической единицей, либо с текстом
[см.: Можейко 1998, Позолотин 2005, Жельвис 2000, Семенова 2008, Степко
2008, Дмитриенко 2007]. Мы, вслед за О.В. Саржиной, разграничиваем
понимание инвективы как единицы языкового и речевого уровней [см.:
Саржина 2005. На уровне языка инвектива представляет собой лексическую
единицу либо оборот, имеющие пейоративную эмоционально-оценочную
окраску и способные выступать в речи как средство вербальной агрессии
(оскорбления, обиды, девалоризации личностных качеств адресата и т.д.).
Речевое явление инвективы соотносится с отдельным высказыванием или
текстом, содержащим языковую инвективу и служащим средством
отрицательного воздействия на адресата инвективы (оскорбления, обиды,
девалоризации личностных качеств адресата и т.д.).
Нередко в научных исследованиях (а в обыденной коммуникации почти
всегда) понятия обсценной и инвективной лексики смешиваются между собой.
Кроме того, некоторые ученые ограничивают рамки инвективы лишь
обсценной и скатологической лексикой, что неизбежно приводит к восприятию
терминов «инвектива», «обсенизм» и «скатологизм» как взаимозаменяемых, т.е.
синонимичных. Тем не менее, нередки случаи, когда инвектива не является
обсценизмом и наоборот. Следует разграничивать инвективную (бранную) и
обсценную лексику (мат). Выделение этих классов слов происходит по
критериям разного порядка. Под обсценной лексикой традиционно понимаются
стилистически сниженные лексические единицы, связанные с сексуальной
сферой человеческой жизни. Иногда в ее состав включают также
скатологическую лексику, связанную с процессами дефекации. Инвектива —
это пейоративная эмоционально-оценочная единица, выступающая как
средство вербальной агрессии. Таким образом, важнейшей характеристикой
инвективы является ее коммуникативная природа; инвектива всегда реализует
функцию отрицательного воздействия оскорбления, унижения, обиды и т.д.
6
Причина смешения понятий «инвектива» и «обсценизм» очевидна: это
многозначность русского слова ругаться, которое значит и «браниться; ругать,
поносить кого-либо», и «использовать в речи нецензурную, обсценную
лексику; грубо выражаться».
В исследовании инвектив четко проявляют себя структурносемантическое,
прагмалингвистическое,
коммуникативное,
лингвокультурологическое, юридическое направления.
Структурно-семантическое направление рассматривает инвективную
лексику с точки зрения ее семантики, критериев отнесения лексических единиц
к инвективам [см.: Петрищева 1984, Мизис 2009, Семенова 2008, Домашевич
2010, Заложная 2011, Bougaïeff 1984].
Прагмалингвисты исследуют инвективу как особый речевой акт,
наделенный бранной иллокутивной силой [см.: Левин 1998, Буй 2005].
Теория речевой коммуникации исследует функционирование инвектив, в
том числе в различных речевых жанрах, изучает стратегии и тактики
инвективного общения [см.: Жельвис 1997, Дементьев 2005, Курьянович 2005,
Седов 2007, Шарифуллин 2004, Стернин 2006].
В рамках юридической лингвистики исследования инвектив имеют
прикладной характер: они необходимы для проведения лингвистических
экспертиз спорных текстов по делам о защите чести, достоинства и деловой
репутации [см., напр.: Понятия чести 2004].
В лингвокультурологии инвектива рассматривается сквозь призму
отражения в инвективной лексике менталитета народа, использующего данный
язык, и влияния культуры на состав инвективного лексического инвентаря [см.,
напр.: Позолотин 2005, Кусов 2004].
Под инвективным лексическим инвентарем языка мы понимаем
совокупность лексических средств конкретного языка (слов, лексикосинтаксических моделей и выражений), способных выступать в речи в
инвективной функции, то есть в функции оскорбления (прямого и косвенного),
обиды, девалоризации личных качеств и стереотипов поведения собеседника
или другого адресата инвективы, ситуации в целом и т.д.
В инвективном лексическом инвентаре мы, вслед за Г.В. Дмитриенко
[см.: Дмитриенко 2007] и Е.Ю. Кустовой [см.: Кустова 2010], выделяем две
большие группы: эксплетивные (импрессивные) и агрессивные (экспрессивные)
инвективы.
К эксплетивным (импрессивным) инвективам относятся те инвективные
лексические единицы, которые используются говорящим для выражения
собственного отношения не к человеку, а к описываемой ситуации в целом.
Речь идет о междометных инвективах, или собственно ругательствах.
Агрессивная
(экспрессивная)
инвектива
представляет
собой
непосредственную реализацию вербальной агрессии по отношению к человеку,
прямому или косвенному участнику коммуникации. Агрессивные инвективы, в
свою очередь, подразделяются на инвективные имена лица и инвективные
императивы.
К инвективным именам лица относятся пейоративные наименования
человека, выступающие в функции отрицательного воздействия на адресата:
оскорбления, унижения, обиды и т.д. Инвективные имена лица могут иметь
самое общее значение неблагоприятного впечатления от человека, либо
7
конкретизировать отдельные качества: недостатки внешности, возрастные
характеристики, национальную принадлежность, профессию и т.д. Инвентарь
инвективных имен лица включает в себя как собственно инвективы
(экспрессивные
пейоративные
обозначения
недостатков
человека,
агрессивность которых закреплена уже на уровне языка) и потенциальные
инвективы (языковые единицы, содержащие в своей семантике отрицательную
оценку, имеющие потенциал оскорбительности и в определенной ситуации
способные употребляться или, скорее, восприниматься адресатом как
составляющие вербальной агрессии). Существующие к настоящему моменту
исследования инвектив не рассматривают место прозвищ среди инвективных
имен лица, а исследования прозвищ не обращают отдельного внимания на
возможность некоторых прозвищ выступать как оскорбления. Тем не менее,
прозвищное имя может быть мотивировано самым широким спектром
индивидуальных или коллективных характеристик человека (людей), и среди
этих характеристик часто бывают отрицательные, неодобряемые или
осуждаемые обществом, поэтому нередко прозвища (индивидуальные и
коллективные) являются по своей сути инвективными именами лица.
Под инвективными императивами понимаются агрессивные вербальные
побуждения
собеседника
осуществить
непрестижное,
унизительное,
осуждаемое обществом действие (ср.: англ. fuck your mother, фр. mange ma
chatte), а также агрессивные требования прекратить контакт инвектума с
инвектором (ср. рус. отъ...бись от меня) или пожелание, чтобы собеседник
удалился (ср. рус. пи...дуй отсюда).
Во второй главе «Лингвокультурологические и структурные
особенности
инвективного
лексического
инвентаря
(на
примере
территориальных вариантов французского языка)» нами предпринята попытка
исследования инвективного лексического инвентаря одного языка (в нашем
случае — французского) на материале лексикографических источников.
Поскольку французским языком пользуются во многих странах мира, мы
посчитали необходимым привлечь к исследованию материал трех его
территориальных вариантов (французского языка Франции, канадской
провинции Квебек и стран Африки), что, на наш взгляд сделало выводы о
лингвокультурной значимости инвективной лексики более убедительными.
Семантика инвективных имен лица (ИИЛ) всегда отражает физические и
духовные качества человека, подвергающиеся осуждению со стороны
носителей данного языка и представителей данной культуры. Причем это могут
быть не только объективно отрицательные проявления личных особенностей,
но и признаки, кажущиеся представителям других культур вполне
допустимыми: это зависит от системы ценностей в структуре конкретного
национального менталитета. Кроме того, ИИЛ могут отражать и
положительные качества человека, если интенсивность данного качества
кажется инвектору чрезмерной. ИИЛ может содержать в себе негативное
отношение к нескольким признакам сразу (так, ИИЛ vagabond «бродяга»
сочетает в себе признаки тематических групп «Внешность» и «Социальный
статус»).
8
Анализ языкового материала позволил нам выделить следующие
тематические группы ИИЛ:
ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК ВО ФРАНЦИИ
Внешность
Рост:
высокий: sémaphore, hypertrophié, plante grimpante;
низкий: homoncule, bout de mégot, demi-portion.
Худоба/полнота:
худоба: mal nourri, cadavre ambulant, tas d’os;
полнота: gras double, lardeux, espèce de citrouille.
Ухоженность/неопрятность:
ухоженность: vaseliné, snobinard, coq de village, crâneur;
неопрятность: mal torché, mal foutu, crasseux, pouilleux.
Красота/непривлекательность:
красота: une gueule de gigolo, maquereau, narcisse;
непривлекательность: pas beau, moche, un vrai repoussoir, vilain.
Возраст
Молодой (часто соотносится с наивностью или дерзостью): anchois, grand dadais, blanc-bec, sale morpion, petit merdeux, bougre de morveux;
старый (ассоциируется со старомодностью, консервативностью и дряхлостью):
antiquaille, vieux chaudron, vieux croûton, vieille chipie.
Умственные способности
Ограниченная ментальная способность: abruti, andouille, imbécile, con, couillon,
âne, du genou.
Характер и моральные качества
Гордость, самоуверенность, самодовольство: arriviste, bravache, enflé, fanfaron,
fier-à-bras, parvenu, pète-sec, vantard.
Зависть: envieux, guigneur, voyeur, grand jaloux.
Скупость: radin, rat, rapiat, ladre, grippe-sou, suceur de sang, vautour.
Сластолюбие: polisson, perverti, dévergondé, coquin, cuisse légère.
Чревоугодие: goinfre, mange-tout, gros goulu, sac à viande, grand de la gueule.
Пьянство: soûlard, ivrogne, piccoleur, pochard, imbibé.
Гнев, злость: cabochard, ronchonneur, un beau chameau, mégère, gueulard.
Лень, пассивность: fainéant, ramier, lézard, caleux, lymphatique.
Слабость, трусость, несамостоятельность: chiffe molle, trouillard, peureux, lopette, poltron, trembleur.
Импульсивность: écervelé, crâne de piaf, robot, possédé, danger public.
Нравственная нечистоплотность: dégueulasse, salaud, salopard, saligaud.
Речевые/коммуникативные характеристики
Навязчивость/надоедливость: commère, fouille-merde, emmerdeur.
Грубость, пошлость: malotru, grande gueule, goujat, grand sans-gêne, butor, mal
élevé, vulgaire, merdophage.
Болтливость: babillard, babilleur, bavard, bavacheur, baratineur, bonimenteur.
Обман: hypocrite, patte-pelu, couillonneur, trompeur, imposteur, menteur, carambouilleur, farceur.
Социальные характеристики
9
Бедность: pauvre, pauvresse, purotin, mendigot, miséreux, indigent, pleure-misère,
va-nu-pieds, clochard, ramasse-miettes.
Профессия: flic, boucher, charcutier, pâtissier, plombier, éleveur, poubellier.
Преступник: gibier de potence, bandit, brigand, égorgeur, tueur, assassin, croquant,
fripouille, profiteur, crapule, larron, escamoteur, fraudeur, pick-pocket.
Половая жизнь
Половая несостоятельность, импотенция: peine-à-jouir, amputé, asexué, eunuque,
incomplet, châtré, sans-couilles.
Занятие проституцией, распутство: grue, catin, putain, pute, morue, salope, cocotte, nymphomane.
Гомосексуализм
мужской: enculé, enculeur, pédale, pédé, tante;
женский: gouine, gousse, chipette, vrille.
ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК В КАНАДЕ
Человек в общении. Речевая характеристика человека:
грубость, сквернословие (sacreur, cheap, roffe);
докучливость, назойливость, нудность (dégouttière, scie ronde);
болтливость (bagoulard, panier percé);
неприятность в общении (pisse-vinaigre, vlimeux);
сплетничество (bavasseux);
высокомерие (jars);
ворчливость (grognard);
лицемерие (jocrisse).
Ограниченная ментальная способность человека: nerd, épais.
Подлость. Предательство: baveux, bâtard.
Отношение к труду:
лень (traîne-savates, serin, picasse, poche molle);
некачественный труд (pigrasseux, ramancheux, colle);
безынициативность (sans-dessein).
Половая жизнь человека:
гомосексуализм (bardache, fif, suceux de cul, butch);
распутность, занятие проституцией (courailleux, pitoune).
Национальная принадлежность: bloc, pepsi.
Физические характеристики человека:
рост (baducul);
полнота, худоба (chicot, pourcil).
Бесполезность человека для общества: trou de cul, cossin.
Неопрятный внешний вид: souillon, sargaillon, amanchure.
Упрямство: tocson.
Жизненная позиция человека:
ханжество (mangeux de balustres);
консервативность (mononcle);
склонность идеализировать (pelleteux de nuages);
фанатичность (bigot).
Достаток. Отношение к деньгам:
богатство (big shot);
бедность (hobo);
10
скупость (suce-la-piasse).
Пьянство: suceur.
Трусость: chieux.
Легкомыслие: gogo.
Отсутствие воли: flanc mou.
Амбициозность: glorieux.
ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК В АФРИКЕ
Этническая и расовая принадлежность: Zodiague, Belgicain, oreilles rouges,
bougnol.
Профессиональные инвективы: mange-pays, mangeur d’âmes, forgeron.
Деревенское происхождение человека: chien de brousse, imbouc.
Материальное положение: badolo, gros-cul.
Социальный статус человека: cow-boy, tampiri, hors-jeu, baragnini.
Внешность: pamplemousse, agbasse, typesse, ambifiée.
Характер человека: faux-type, bourreur, lib-lib, bandit.
Возраст: pa, longtemps.
Религиозная принадлежность человека: kirdi, fétichiste.
Полезность человека для общества: margouillat, cadavre.
Умственные способности: fais-chier, con carré.
Отношение человека к традиции: nampé, toubab, homme au double pantalon.
Занятие проституцией: diantra, fumière, toyota.
Сравнив результаты нашего исследования тематики ИИЛ с результатами
других исследований на материале русского, английского, немецкого и
испанского языков [Позолотин 2005, Саржина 2005, Заворотищева 2010,
Жельвис 2011], мы пришли к выводу о том, что в совокупности недостатков,
осуждаемых в рамках ИИЛ, можно выделить некоторый универсальный
компонент, который составляют недостатки, критикуемые повсеместно и
противоречащие общечеловеческим представлениям о красоте, порядочности и
т.д. Это физические параметры человека (рост, полнота, привлекательность и
др.), духовные параметры (честность, порядочность, открытость и др.),
социальные и экономические характеристики (отношение к деньгам, их
наличие, работа, полезность для общества, наличие дома, отношение к
алкоголю и др.), параметры сексуальной сферы (распутство, гомосексуализм и
др.).
В каждом языке есть и национально-специфический компонент в составе
совокупности отрицательных качеств, осуждаемых при помощи ИИЛ. В
первую очередь, это касается ИИЛ, характеризующих человека по его
этнической, расовой или географической принадлежности. Это объясняется
тем, что данные лексические единицы обозначают представителей народов,
проживающих на территории той же или соседней страны, жителей более
крупных регионов, в которые входит или с которыми соседствует данная
страна, то есть тех людей, с которыми жители данной страны или региона
имеют постоянный контакт и о которых они имеют ясное представление
(культура, привычки, быт). В этом случае наличие в инвективном лексическом
инвентаре национальных ИИЛ обусловлено геграфическим фактором, и
инвентарь подобных ИИЛ будет индивидуальным для каждого языка
(территориального варианта полинационального языка). Перечень подобных
11
специфических качеств, пейоративно оцениваемых посредством ИИЛ,
определяется не только географическим фактором, но и влиянием культуры,
соотносимой с каждым вариантом языка (ср. во французском языке Африки
ИИЛ, обозначающие людей с искусственно осветленной кожей или
характеризующие отношение человека к традиции). Национальноспецифическими будут и ИИЛ, обозначающие религиозную принадлежность
инвектума.
Инвективные императивы в территориальных вариантах французского
языка, как и в любом другом языке, содержат побуждение в агрессивной,
грубой форме совершить или, наоборот, не совершать какое-либо действие.
Количество действий, с которыми соотносятся инвективные императивы, как
правило, ограничено. Они связаны с присутствием инвектума в месте
совершения коммуникативного акта, его участием в этом акте, его
продуктивной речевой деятельностью, контактами с партнерами по
коммуникации.
В центре инвективного императива находится форма повелительного
наклонения глагола (se casser — casse-toi «убирайся, пошел прочь») или
глагольного выражения (farmer sa yeule — farme ta yeule «заткнись»). Глагол
может иметь экспрессивно-отрицательную эмоциональную окраску, нередко он
является обсценным (arrête de me faire chier). Вместе с тем, в центре
инвективного императива может находиться и нейтральный по своей
эмоционально-оценочной окраске глагол. В таком случае, императив
приобретает инвективный смысл при помощи включения в императивную
конструкцию инвективного имени лица (se cacher — cache-toi — cache-toi, enfant de chienne! «скройся отсюда, сукин сын!»).
Необходимо отметить, что инвективные императивы являются скорее
речевыми, нежели языковыми единицами. Инвективный императив создается
инвектумом непосредственно во время коммуникативного акта, с учетом
ситуации, собственных интенций и прогнозируемого результата. На уровне
языка существует лишь ограниченное количество устоявшихся шаблонных
форм инвективных побуждений.
Междометные инвективы, или ругательства, на уровне языка в
подавляющем большинстве представляют собой результат морфологической
транспозиции существительных и — реже — глаголов, прилагательных и
местоимений: указанные классы слов переходят в разряд междометий и
десемантизируются. Транспонированные слова, став междометными
инвективами, получают новое, довольно размытое значение отрицательной
эмоции, испытываемой к какой-либо ситуации или факту.
Среди ругательств территориальных вариантов французского языка
практически нет тех, которые изначально являлись бы междометиями, то есть
всегда существовали в языке в качестве инвективных междометий.
Значительная часть междометных инвектив (ругательств) французского
языка во Франции лексически связана с христианской религией и содержит в
себе слово dieu «бог» или эвфемизм к этому слову. Данный факт объясняется
тем, что генетически французские ругательства связаны с клятвами,
торжественными, обрядовыми или бытовыми. При произнесении клятвы
говорящему требовалось призвать кого-либо в свидетели: родственника, друга,
короля. Высшим свидетелем и, следовательно, главным гарантом честности
12
говорящего выступал бог. Кроме того, для клятвы был необходим не только
гарант-свидетель, но и то, что можно было указать в качестве залога клятвы:
свое здоровье, благополучие или даже жизнь, здоровье и жизнь своих близких,
а также бога, его добродетель и т.п. В таких случаях бог персонализировался,
наделялся чертами человека, и говорящий клялся не только богом как таковым
(bon dieu), но и его телом или частями тела (corps de dieu, ventredieu). В
качестве залога клятвы говорящий мог указать смерть бога (mort de dieu) или
отречение от него в случае невыполнения клятвы (jarnidieu).
Все современные междометные инвективы религиозной семантики
развились из конструкции «par + имя бога» (сочетания с предлогом par во
французском языке имеют значение творительного падежа). В настоящее время
предлог par исчез из всех форм ругательств, кроме pardieu и его производных,
однако генетическая связь с клятвами может быть установлена следующим
образом: смысл фразы Je n’y ai pas arrivé, pardieu! «У меня не получилось, ≈
черт побери!» может быть истолкован как «У меня не получилось, я этим
расстроен и клянусь богом, что это правда».
Помимо междометных инвектив религиозной тематики, инвективный
лексический инвентарь французского языка во Франции располагает
ругательствами, происходящими от обсценной (bordel, con) и скатологической
(merde, chiasse) лексики, а также от наименований человека и животных (putain,
cochon).
Подавляющее большинство квебекских междометных инвектив так или
иначе связано с религиозной (христианской) терминологией и религиозными
персонажами. Это своего рода реакция населения на когда-то доминировавшую
роль католической церкви в жизни франко-канадского сообщества. С одной
стороны, католицизм, наряду с французским языком, был важным фактором,
позволившим выходцам из Франции сохранить свою национальную
идентичность в Канаде. С другой стороны, католическая церковь на
протяжении XVIII-XIX вв. и вплоть до Тихой революции 1960-х гг. в Квебеке
оказывала существенное влияние на все сферы жизни франко-канадского
общества. Необходимо отметить, что квебекские ругательства носят не строго
антирелигиозный или антицерковный, а антиклерикальный характер. Речь идет
о негативном отношении к духовенству и, прежде всего, к приходским
священникам.
Ряд франко-канадских междометных инвектив происходит от имен
религиозных персонажей: crisse или jésus (от Jésus Christ), viarge (от Sainte
Vierge «Пресвятая Дева Мария»), saint-esprit (от Saint Esprit «Святой Дух»),
baptisse (от Jean Baptiste «Иоанн Креститель»), simonac (от Saint Simon «Святой
Симеон»), mausus (от Moïse «Моисей», через английский язык). Есть
междометные инвективы, образованные от библейских топонимов: calvaire (от
Calvaire «Голгофа»). Некоторые ругательства связаны с названиями церковных
обрядов и ритуалов: sacrament (от sacrement «таинство»), baptème (от baptême
«крещение»), carême («пост»), eucharesse (от eucharistie «евхаристия, святое
причастие»), sacrifice («жертвоприношение»). Особое место занимают
инвективы, образованные от названий материальных объектов, прямо или
косвенно связанных с церковью: câlisse (от calice «чаша, потир»), tabarnac (от
tabernacle «дарохранительница, скиния»), cibouère (от ciboire «дароносица»),
osti (от hostie «просвира, облатка»), saint-chrême (от chrême «елей, миро»),
13
ciarge (от cierge «церковная свеча»), crucifix («распятие»), sacristie («ризница»),
presbytère («дом священника»). Каждая из этих междометных инвектив
является очень продуктивной для производства новых единиц и имеет по
несколько вариантов и дериватов, которые создаются для того, чтобы, с одной
стороны, отдалить фонетически ругательства от церковной лексики и смягчить
их грубость. С другой стороны, новые ругательства всегда экспрессивнее
существующих. Основными средствами создания новых междометных
инвектив на базе существующих являются апокопа, афереза, метатеза,
паронимия, произвольная аффиксация, телескопические слова. Так, слово tabarnac может дать следующие производные: bacarnac, baguertac, barnac, barnache, barnique, barnouche, batarnac, cafarnac, crétac, jarnac, kakarnac,
klakarnac, morsac, ta, tabagnole, tabanaque, tabarchière, tabargeolle, tabarnache,
tabarnanane, tabarnance, tabarne, tabarniche, tabarnine, tabarnique, tabarnouche,
tabarnouère, tabarouette, tabarsac, tabarslac, tabarsloune, tabatèche, taber, tabernane, tabernicle, tableau, taboire, taboîte и другие варианты.
Инвективный инвентарь различных территориальных вариантов
французского языка по-разному относится к заимствованию инвектив из других
языков. Это может быть объяснено как особенностями распространения и
существования французского языка на конкретной территории, так и влиянием
культуры, которую на данной территории обслуживает французский язык.
Инвективный инвентарь может быть самодостаточным, принадлежать языку и
культуре, имеющим давнюю историю, быть распространенным и
доминирующим в течение длительного времени на определенной (часто
«родной») территории и игнорировать инвективную лексику других языков.
Для территориальных вариантов французского языка такую позицию занимает
французский язык Франции.
Территориальный вариант языка может заимствовать инвективную
лексику из других языков, в особенности из тех, с которыми он имеет
постоянный контакт (автохтонные языки или другой полинациональный язык,
представленный своим вариантом). Так, в инвективном лексическом инвентаре
французского языка в Канаде немало ИИЛ, заимствованных из английского
языка (gypsy, yes-man, fish). Это связано с многовековым сосуществованием
этих двух языков на территории страны при доминирующем положении
английского языка. Во французском языке Африки инвективы заимствуются из
автохтонных языков по той причине, что в колониальную эпоху метрополия
распространяла в Африке литературную норму французского языка и
инвективы центрального варианта языка не были освоены местным населением
(за исключением, разумеется, наиболее распространенных ИИЛ, содержащих
общую отрицательную оценку человека). Кроме того, многие ИИЛ
французского языка Франции в Африке не воспринимаются как таковые в связи
с особенностями жизни африканского общества (например, слово charlatan
«традиционный лекарь» в Африке не имеет пейоративной коннотации, что
объясняется чувством традиционного уважения к местной народной медицине,
а также тем, что количество врачей с современным образованием здесь
настолько мало, что население вынуждено пользоваться услугами целителей).
В формировании инвективного лексического инвентаря французского языка в
Африке проявляют себя, таким образом, две противоположные силы: 1)
стремление к использованию инвективных лексических средств местных
14
языков (diantra, natanguiste, mounafica, tampiri) по той причине, что инвективы
французского языка Франции не были в достаточной степени усвоены местным
населением в связи с особенностями распространения французского языка на
континенте и 2) стремление к использованию инвективных лексических
средств французского языка Франции или созданных на основе
общефранцузских слов, поскольку на нем может быть выражено то, что
запрещает произносить родная культура посредством табу.
Исследованный нами материал французского языка Канады и Африки
показывает, что инвективный лексический инвентарь этих территориальных
вариантов не ориентирован полностью на инвективный инвентарь
центрального варианта. Напротив, в каждом случае инвективный лексический
инвентарь является индивидуальным; специфические черты, объясняемые
особенностями распространения и существования языка на данной территории
и влиянием местных культур, в нем преобладают над универсальными.
Инвективный лексический инвентарь, таким образом, является неотъемлемой
частью народа и культуры. Каждый народ и каждая культура создают свой
инвективный
лексический
инвентарь,
даже
в
рамках
единого
полинационального языка.
Разумеется, территориальный вариант полинационального (в нашем
случае — французского) языка не отвергает изначально инвективный
лексический инвентарь центрального варианта, часть инвективных лексических
средств входит в местный инвентарь. Это, зачастую, наиболее употребительные
инвективы с минимально конкретным значением (ср. ИИЛ широкой семантики,
передающие общее отрицательное впечатление от человека). Кроме того,
средства центрального варианта полинационального языка активно
привлекаются территориальным (периферическим) вариантом для создания
собственных новых инвектив. Однако большая часть единиц инвективного
лексического инвентаря территориальных вариантов французского языка
представляет собой инновации по отношению к единицам центрального
инвентаря: это заимствования или новые инвективы, образованные на данной
территории средствами общефранцузского языка. Так, основой инвентаря
междометных инвектив французского языка Канады стала «религиозная»
модель центрального варианта, но на канадской территории она была
полностью переосмыслена (среди ругательств французского языка Франции
представлены лишь те, которые происходят от слова dieu и имен нескольких
библейских персонажей, и нет ругательств происходящих, например, от
названий предметов церковной утвари). Кроме того, в центральном варианте
французского языка религиозные ругательства не являются самыми
частотными при своем численном превосходстве и почти не воспринимаются
носителями языка как кощунственные. В Квебеке же междометные инвективы
религиозного происхождения наиболее употребительны и составляют ядро
инвентаря ругательств, и в сознании квебекцев до сих пор существует
представление о том, что их произнесение является богохульством. Поэтому
многие междометные инвективы имеют эвфемизмы, которые, впрочем,
являются лишь эвфемизмами по форме и тоже входят в состав инвективного
лексического инвентаря.
15
Третья глава посвящена исследованию коммуникативного потенциала
инвективного лексического инвентаря на материале квебекских театральных
пьес и художественных фильмов.
Инвективная номинация лица производится двумя основными способами.
К первому относятся те инвективные номинации, в основе которых находятся
собственно ИИЛ: A m’a toute arrosée, la vieille chipie! (BS1) Elle, la niaiseuse, a
l’épluchait les pétates en écoutant la radio! (BS)
Второй способ инвективной номинации лица реализуется описательными
средствами без непосредственного использования собственно ИИЛ или
инвективной именной группы. Тем не менее, ядром инвективной номинации
лица второго типа будет являться лексическая единица, имеющая
пейоративную коннотацию. К данному типу относится употребление
фразеологических оборотов для девалоризации черт внешности и характера или
умственных способностей инвектума: On le sait que ton mari se fend le cul en
quatre pour pouvoir emprunter de l’argent pour te payer des fourrures pis des
voyages! C’est pas plus riche que nous autres pis ça pète plus haut que son trou!
(BS)
Таким же образом функционируют инвективные имена лица, в которых
оскорбление строится на нелестном описании условий жизни и деятельности
объекта инвективы: T’sais que ça a pas été long qu’est revenue en rampant, ta
grande sœur, hein? C’tait pas si beau que ça, Montréal, à’ fin du compte! A’ pensait
que j’la ramasserais, que j’la tirerais de sa crotte! Ben laisse-moi te dire qu’a’ y’ est
restée, dans sa crotte! (DM)
Инвективная номинация лица может осуществляться прямо и косвенно. К
прямым формам ИИЛ относится, прежде всего, употребление инвективы в
качестве обращения: J’essaie de t’expliquer, innocent, que, quand j’suis en congé,
j’aime autant penser à rien. A rien de difficile, de compliqué. (LG) Mon ostie de
chienne, ça te va pas pantoute de jouer les saintes viarges épurées. Je sais qu’tu vas
aimer ça. (FS) Pense avec ta tête, sans dessein. (HB)
Это самая интенсивная и грубая форма вербальной агрессии по
отношению к лицу. Использование ИИЛ при обращении к собеседнику
подразумевает наличие у инвектума отрицательных характеристик,
передаваемых подобной лексической единицей, как неоспоримый факт.
ИИЛ в прямой форме могут использоваться как единственное и
самостоятельное средство номинации третьего лица, не являющегося
непосредственным участником данного коммуникативного акта. В таком
случае ИИЛ выступает как субститут других, неинвективных форм
индивидуальной или коллективной номинации (имя собственное, номинации
по профессиональной, социальной принадлежности и т.д.) и становится
основной, преобладающей характеристикой лица или коллектива. Инвектор
Здесь и далее используются следующие условные обозначения источников текстовых иллюстраций:
а) драматургические тексты: BS — Tremblay M. Les belles sœurs. Montréal, 1972. CU — Mouawad W.
Couteau // Mœbius 75: Contes urbains. Montréal, 1997. DI — Bienvenue Y. Dits et inédits. Montréal, 1997.
DM — Tremblay M. Demain matin, Montréal m’attend. Montréal, 1995. FS — Boucher D. Les fées ont soif.
Montréal, 2010. LG — Barbeau J. Les gars. Montréal, 1987. LV — Meunier C. Les voisins. Montréal, 2002.
SB — Boudreault S. Sauce brune. Montréal, 2010;
б) художественные фильмы: CR — C.R.A.Z.Y. (2005). HB — Horloge biologique. (2005).
1
16
таким образом указывает на несущественность остальных характеристик
инвектума для усвоения партнерами по коммуникации передаваемой
информации: Chus tannée de servir des barbecues pis des grill-steaks aux hommes
d’affaires de Saint-Martin le jour pis aux bums de Saint-Martin le soir! (DM)
Comme à chaque Noël, le salaud venait à passer une heure. Le temps de faire le
plein et de me faire chier. (CR)
Другой прямой формой ИИЛ являются инвективы-суждения, в которых
имя лица (имя собственное или местоимение) и ИИЛ в сочетании с глаголомсвязкой образуют предикативный центр. Подобные ИИЛ соответствуют модели
«ты (он) — X»: Comme ça, c’est vrai. Le p’tit est fif! (CR) T’appelles ça du monde,
toi? Moi, j’appelle ça des tarlas. J’m’excuse de te dire ça, Georges, mais ton gars,
c’t’un tarla. (LV)
Нередко прямая инвективная номинация лица осуществляется через
причисление инвектума к устоявшемуся в лингвокультуре типажу носителя
ИИЛ (модель «ты (он) настоящий X»): La vrai maudite folle! On va entendre parler de ses timbres pendant des années! (BS)
Инвективная номинация лица, реализующаяся в причислении инвектума
к определенному лингвокультурному типажу, может также осуществляться в
рамках модели «нужно быть Х, чтобы так поступать (говорить, думать)»:
Qu’est-ce que tu crés? Y’a pas de dépanneur icitte au coin de la rue. La ville veut
pas. On est zoné «résidentiel». Ben moi, j’appelle ça être zoné «agricole». Faut-tu
être habitant pour raisonner de même! (LG)
ИИЛ в своей прямой форме могут усиливаться применением
определенных речевых средств. К таким случаям относятся инвективывосклицания, передающие удивление субъекта инвективы по поводу
интенсивности отрицательного признака, которым обладает объект-инвектум
(модель «какой же ты (он) X»): Ostie qu’t’es innocent! (HB) Eh! qu’a l’est donc
sans allure, c’te femme-là! (BS)
К усиленным ИИЛ относятся и двойные инвективы, в которых инвектор
констатирует наличие у инвектума отрицательного признака и при этом
утверждает, что интенсивность известного ему признака превосходит его
ожидания (модель «я знал, что ты X, но что настолько X, — нет»): J’savais que
t’étais nounoune, mais pas à ce point-là! (BS)
К косвенным формам инвективной номинации лица относятся те случаи,
когда инвектива, адресованная собеседнику или третьему лицу, не называет
объекта напрямую и не констатирует наличие негативного признака у
инвектума. Наличие такого признака предполагается или уточняется. Иногда
ИИЛ предстает в форме вопроса, цель которого — выяснить, имеет ли
инвектум запрашиваемые отрицательные признаки (модель «(разве) ты (он)
X?»): Es-tu fou toi? J’fais ça pour me détendre... (LV) Non, mais y est-tu assez
épais? (LV)
Таким же образом косвенная агрессия реализуется в инвективахсравнениях, где объект инвективы сравнивается с лицами, для номинации
которых используется ИИЛ, при этом прямой номинации инвектума с
использованием ИИЛ не происходит (модель «ты (он), как X»). Агрессивный
заряд инвективных номинаций лица в рамках этой модели усиливается в том
случае, если инвектор в своей инвективе-сравнении меняет компоненты
местами: не просто «ты (он), как X», а «(такие) Х, как ты (он)». В такой
17
ситуации инвектор демонстрирует свою уверенность в том, что наиболее
подходящей формой номинации для инвектума является именно ИИЛ, факт
принадлежности инвектума к носителям ИИЛ позиционируется как известный
a priori, однако прямой номинации с помощью ИИЛ здесь по-прежнему нет: A
cause de smattes comme toi, à part de ça, qui seraient prêts à donner leur butin à
tout le monde rien que pour passer pour un esprit avancé devant les autres... (LG)
Des plottes comme toé, j’en ai jusque-là. Si je voulais, j’aurais rien qu’à faire ça pis
j’en aurais deux comme toi. Oh, pas comme toi! Deux petites de dix-huit ans. Pis qui
aiment le sexe, à part de ça! (FS)
ИИЛ могут употребляться для отрицания того, что инвектум обладает
негативным признаком. Инвектива выступает средством апологии, повышения
статуса инвектума в глазах участников коммуникации: отрицается
принадлежность объекта инвективы к лицам, называемым с помощью ИИЛ
(модель «он (ты) не X»): C’est pas un fifi, ton Robert! (BS) C’est pas un niaiseux,
vous saurez! (BS)
Иногда при использовании инвективы-апологии наличие у инвектума
негативного признака отрицается не полностью (модель «ты (он) не такой (не
настолько) X»): On est pas aussi crétins qu’on essaie d’en avoir l’air. Moi, en tout
cas, j’en suis pas un. (LG)
Косвенная форма инвективной номинации лица может проявляться и при
передаче говорящим чужих слов, содержащих адресованную ему инвективу
или намек на наличие недостатков, характеризуемых с помощью ИИЛ (модель
«ты говоришь (думаешь), что я X»). Как правило, инвектум повторяет
агрессивную характеристику инвектора для того, чтобы не согласиться с ней
или для развития конфликта, для того, чтобы возразить на оскорбление и
зачастую направить его против самого инвектора: J’suis peut-être épais comme
tu le penses, mais j’me dois pas l’cul, moi, comme toi. (LG) Y disent tous que chus
folle. Chus pas une folle. Non chus pas une folle. (FS)
Автоинвектива (т.е. инвектива, употребляемая говорящим по отношению
к самому себе), в рамках которой передается чужое мнение, реальное или
предполагаемое, присутствует в таких моделях инвективной номинации, как
«меня принимают за Х», «я боюсь выглядеть, как Х (прослыть Х)», а также «я
себя чувствую Х». Инвектор употребляет в таких конструкциях инвективные
формы номинации, для того, чтобы оградить себя от обвинений в
принадлежности к носителям ИИЛ, признавая, что в определенной ситуации он
действительно обладает некоторыми признаками носителя ИИЛ, но это
вызвано лишь стечением обстоятельств вкупе с предвзятым восприятием
окружающих: Mais lui, eh... sa femme a dû m’prendre pour une vrai folle? Etait là
que son mari mourait, pis je disais rien. (LV) Pourquoi à chaque fois que j’essaie
d’avoir un petit peu de rigueur dans cette affaire-là, là, tu me fais sentir con? (LG)
Инвективные императивы можно разделить на две группы по способу
реализации инвективного смысла: инвективные императивы, в которых
инвективность порождается самим характером побуждаемого действия, и
императивы, инвективность которых создается особой речевой репрезентацией
действия или поступка, требуемого инвектором от инвектума.
К инвективным императивам первого типа относятся побуждения объекта
инвективы совершить неприемлемый в той или иной ситуации, постыдный,
неодобряемый обществом и нарушающий морально-этические нормы данного
18
социума поступок. В подобных случаях инвективный смысл побуждения к
действию заключается в самом действии. Как правило, такие инвективные
императивы призывают совершить поступок сексуального характера
(например, осуществить половое сношение с близким родственником или с
животным) либо содержат побуждение объекта инвективы к контакту с
экскрементами. Зачастую в подобных инвективных императивах используется
обсценная лексика: ненормативные наименования гениталий, продуктов
пищеварения, сексуальных практик и актов дефекации. Однако инвективный
смысл таких императивов порождается табуированностью действия, к
которому призывает инвектор, а обсценная лексика является лишь
вспомогательным средством его выражения.
Инвективные императивы второго типа порождаются и функционируют
иначе. В данном случае инвективность заключается не в самом действии, к
которому инвектор побуждает инвектума, а в том, с помощью каких языковых и
речевых средств он это делает. При этом такие инвективные императивы почти
всегда будут иметь нейтральный по своей эмоционально-оценочной окраске
синоним.
Основными средствами, с помощью которых императивы получают
инвективный смысл, являются:
1) использование глагола или глагольного выражения с ярко выраженной
экспрессивностью и пейоративной коннотацией вместо нейтрального
эквивалента: Occupe-toi d’ton épluche pis d’tes câliss de carottes pis crisse moi une
belle patience (SB) (нейтральный эквивалент: laisse-moi tranquille);
2) использование инвективного обозначения частей тела объекта агрессии
(чаще всего — органов речевого аппарата, нередко с интерпретацией их как
мест приложения сексуальной активности): Ferme ton usine à suçage de bat deux
secondes, Armande (SB) (нейтральный эквивалент: tais-toi или ferme ta bouche);
3) сочетание императива (в том числе и нейтрального) с ИИЛ при
обращении к инвектуму: Toé, tais-toé, maudite démonne! (BS) (нейтральный
эквивалент: tais-toé, Pierrette).
Выделяются следующие тематические группы инвективных императивов:
1) проклятия, или инвективные псевдоимперативы. Ожидаемым
результатом подобного побуждения является не действие, передаваемое
императивом (оно, как правило, невыполнимо: мгновенная смерть, сексуальный
контакт с близким родственником или животным, немедленное совершение
акта дефекации, поедание отходов пищеварения и т.п.), а девалоризация всей
совокупности личностных качеств инвектума. По коммуникативным
характеристикам инвективные псевдоимперативы сближаются с ИИЛ широкой
семантики, констатирующими общее неблагоприятное впечаление от человека:
Mangez dont toute un câliss de chaudron d’marde! (SB);
2) побуждения к молчанию или прекращению продуктивной речевой
деятельности (модели «замолчи!» и «закрой рот!»): Écrase ton ostie d’smoke pis
ferme donc ta tabarnak de yeule (SB);
3) побуждения к невмешательству, т.е. побуждения инвектума не
заниматься тем, что лежит в сфере ответственности инвектора и не
высказываться по этому поводу (модели «не вмешивайся!» и «занимайся
своими делами! / не занимайся чужими делами!»): Chut, farme-toé, pis mêle-toé
de tes affaires! T’as toujours le nez fourré où c’est que t’as pas d’affaire! (BS);
19
4) побуждения прекратить контакт с инвектором (модель «оставь меня в
покое!»): Occupe-toi d’ton épluche pis d’tes câliss de carottes pis crisse moi une
belle patience. (SB);
5) побуждения удалиться, т.е. покинуть место, в котором происходит
коммуникативный акт (модель «уходи!»): Décrisse, câlisse! Je t’ai assez vue!
Niaiseuse! (FS)
6) побуждение не вести себя, как носитель ИИЛ (модели «не будь X!»,
«не веди себя, как X!», «перестань быть X!»): Faites pas trop les fous, là. (LV);
7) побуждение не воспринимать инвектора за носителя ИИЛ (модель «не
принимай меня за Х!»): Prends-moi pas pour un cave! (HB);
8) побуждение успокоиться и не принимать близко к сердцу
действительность (модели «успокойся!», «расслабься!», «сними напряжение!»):
Relaxe-toi donc l’anus pour une ostie de fois dans ta criss de vie. C’est rien qu’drôle
là, câliss. (SB)
Междометные инвективы, или ругательства, могут выполнять в речи
следующие функции: 1) междометную; 2) паразитарную и 3)
интенсифицирующую.
При употреблении в междометной функции собственно ругательства
ничем не отличаются от других междометий: они выражают эмоции, не
называя их. Очень часто в таком случае ругательство не связано синтаксически
с другими словами: оно либо обособлено, либо образует самостоятельное
предложение.
Употребляя междометную инвективу, говорящий выражает свое
негативное отношение к сложившейся ситуации в целом, общему ходу вещей,
отдельным фактам: Maudit cul! Ah! ça, y le disent pas dans les vues, par exemple!
Ah! non, c’est des choses qui se disent pas, ça! Qu’une femme soye obligée d’endurer
un cochon parce qu’à l’a eu le malheur d’y dire «oui» une fois, c’est pas assez intéressant, ça! (BS)
Вследствие этого междометная инвектива не имеет прямого адресата
среди участников коммуникативного акта. Высказывание, содержащее
междометную инвективу, в определенной степени монологично: говорящий
особым образом высказывает свое суждение о чем-либо, при этом оно не
подразумевает обязательной реакции собеседника, поскольку к партнеру по
коммуникации обращена лишь информация, передаваемая с помощью
междометной инвективы, но не сама инвектива. Следовательно, соучастники
подобного коммуникативного акта могут отреагировать на суждение, но не на
инвективу.
Ругательства, выступающие в речи в междометной функции, передают
самые разнообразные эмоции, в первую очередь, отрицательные, среди которых
можно выделить:
гнев: Maudite marde! Mon dessus de table! (BS);
раздражение: Ben non crisse, c’ta’t pas l’Coluche de rien, c’ta’t l’gros Michel, jusse le gros Michel. (DI);
неудовлетворенность: Maudit! Mon assurance-vie. J’ai oublié de maller mon
chèque (LG);
разочарование: Après avoir regardé ça, j’me suis dit que finalement, estie,
c’tait pas si beau qu’ça une criss de fleur. (SB);
общее недовольство: Qu’est-cé j’ai fait au bon Dieu, simonac? (LV)
20
Также с помощью междометной инвективы говорящий может выражать
относительно нейтральные эмоции, например, удивление: Ah’ben câlisse! Angéline! Que c’est que tu fais icitte, toé! (BS)
Нередки случаи употребления ругательств для передачи положительных
эмоций (радости и удовлетворения): Ben oui, ostie, c’est une super bonne fille.
(DI) Tabarnac! M’as te faire un beau cadeau. (CU)
Нередки случаи использования междометных инвектив в паразитарной
функции. Речь идет об употреблении собственно ругательств не для передачи
какой-либо эмоции или отрицательного суждения о положении дел; они
являются в данном контексте лишними, бессмысленными словами, поскольку
не несут никакой, в том числе эмоциональной, нагрузки. Причиной такого
употребления междометных инвектив малокультурным человеком является
бедность словарного запаса, недостаток лексических и стилистических средств
для выражения мысли. Ругательства в таком случае компенсируют заминки,
возникающие при порождении высказывания. Наряду с этим, подобное
использование междометных инвектив служит для восполнения пауз
хезитации, появляющихся при производстве спонтанной речи: Des fois, estie, on
s’parle, criss, on essaye, câliss, que ça soye... t’sé viarge, clair, pis, sacrament, on y
arrive pas câliss. Pis là, viarge, sans rien s’dire... (SB)
Нередко говорящий употребляет междометные инвективы в сочетании с
другими знаменательными словами: номинациями лиц, предметов, поступков и
лиц, глаголами. В подобных случаях междометные инвективы реализуют свою
интенсифицирующаю функцию. Ругательство является основным или
вспомогательным средством образования оскорбительной номинации, выступая
в качестве своеобразной инвективной морфемы: междометная инвектива
сочетается с именем собственным или нарицательным, либо глаголом, которые
не имеют пейоративной коннотации и обычно не употребляются как средство
вербальной агрессии: C’est quoi c’t’ostie de manie d’tout comparer tout l’temps?
(DI)
Кроме того, в языках, имеющих тенденцию к аналитическому строю,
междометная инвектива, сочетаясь с именами и глаголами при посредстве
предлогов, образует инвективные синонимы существующих в языке
интенсификаторов: Faut être seul en tabarnac (ср.: tout seul) pour faire des pipes
un 24 décembre. (CU) Sorry Armande, y’a des osties d’fois (ср.: bien des fois) où
j’oublie que tu t’es jamais touchée en d’ssous du nombril. (SB)
Приведем пример сочетания междометной инвективы с именем
собственным: Penses-tu vraiment que l’ostie de Cindy a se jaque ses criss de gros
totons blancs jusqu’en dessous du menton juste pour le fun de pus les avoir au ras de
la touffe? Ciboire, Armande, c’est encore plus évident que ton ostie d’moustache de
prépubère qui t’chatouille les criss de trous d’nez. (SB)
В этом примере только употребление инвективы-междометия ostie в
сочетании с именем собственным Cindy делает номинацию пейоративной и
однозначно указывает на крайне негативное отношение говорящего к объекту
вербальной агрессии. Ругательство может, таким образом, участвовать в
образовании инвективных номинаций лица, не являясь при этом агрессивной
(экспрессивной) инвективой. Кроме того, нами отмечены довольно частотные
случаи самостоятельного функционирования междометных инвектив в качестве
оскорблений, т.е. инвективных имен лица (агрессивных инвектив). Приведем
21
несколько примеров: Envoye, ma criss, suce, mon hostie, suce, hostie de cochonne.
Tu l’aimes-tu mon batte, ma câlisse? (CU) M’a la tuer, la calvaire! Grosse maudite
sans dessine! Ça se parmet de juger le monde, pis ça pas plus de tête! (BS) M’as t’a
planter ma graine, tu vas voir qu’est bonne. C’est la meilleure en ville. Aie pas peur,
a va être assez grosse pour toi, ma belle câlisse. (FS)
В данных примерах использование детерминатива (определенного
артикля или притяжательного местоимения) перед междометной инвективой
отнюдь не является показателем ее субстантивации. Детерминатив лишь
подсказывает, что инвектива-междометие употреблена не в своей обычной
интеръективной функции, а именно в качестве резко пейоративного
обозначения человека (в данных случаях — третьего лица, не-участника
коммуникативного акта). Кроме того, для междометных инвектив не
свойственна субстантивация, поскольку они уже являются результатом
транспозиции имен и глаголов.
В заключении обобщаются основные результаты исследования,
делаются выводы, намечаются перспективы исследования.
Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
1. Кулаков А.Е. Междометные инвективы и общие проблемы
инвектологии / А.Е. Кулаков // Известия Саратовского университета.
Новая серия. — 2011. — Т. 11. — Серия Филология. Журналистика.
— Вып. 2. — С. 32-34.
2. Кулаков А.Е. Новообразования в системе франко-канадских
междометных инвектив: языковой и речевой статус / А.Е. Кулаков //
Известия
Волгоградского
государственного
педагогического
университета. — 2011. — Т. 59. — Серия Филологические науки. —
Вып. 5. — С. 108-111.
3. Кулаков А.Е. Инвективная лексика во французском языке Квебека /
А.Е. Кулаков // Контакты языков и культур на американском континенте.
— Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2006. — С.137-140.
4. Кулаков А.Е. Инвективная лексика во французском языке Африки:
лингвокультурологический аспект / А.Е. Кулаков // Коммуникативные и
социокультурные проблемы романо-германского языкознания. —
Саратов: Научная книга, 2007. — С.90-94.
5. Кулаков А.Е. Инвективные имена лица со значением ограниченной
ментальности во французском языке Канады / А.Е. Кулаков //
Филологические этюды. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2008. — Вып.
11, ч. III. — С.27-29.
6. Кулаков А.Е. Специфика квебекских инвектив / А.Е. Кулаков //
Проблемы канадоведения в российских исследованиях. — Саратов:
Издат. центр «Наука», 2008. — С.152-156.
7. Кулаков А.Е. Инвективная лексика во французском языке Канады и
стран Африки / А.Е. Кулаков // Молодые ученые Саратовской области. —
Саратов: [Б. изд.], 2008. — С. 57-58.
8. Кулаков А.Е. Российские исследования обсценной и инвективной
лексики / А.Е. Кулаков // Филологические этюды. — Саратов:
Издательский Центр «Наука», 2010. — Вып. 13, ч. I-III. — С. 258-263.
22
9. Кулаков А.Е. Коммуникативный потенциал инвективной лексики (на
материале французского языка Канады) / А.Е. Кулаков //
Лингвистические и социокультурные аспекты преподавания иностранных
языков. — Саратов: Издат. центр «Наука», 2011. — С. 30-34.
23