А.Б. Рахманов
реклама
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2010. № 4 А.Б. Рахманов, канд. филос. наук, доц. кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова* РАЗВИТИЕ ВЗГЛЯДОВ К. МАРКСА И Ф. ЭНГЕЛЬСА НА РОССИЮ** Статья посвящена анализу развития взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса на Россию. Проблема отношения основателей марксизма активно обсуждается в современной российской науке. Автор показывает, что их взгляды на Россию изменялись в связи с развитием ситуации в мире и в России и в связи с развитием марксистской теории. Ключевые слова: К. Маркс, Ф. Энгельс, Россия, марксизм, капитализм, феодализм, революция, контрреволюция, царизм, русофобия. The article is devoted to the evolution of the analysis of the attitude of K. Marx and F. Engels to Russia. The problem of the attitude of founders of marxism is actively discussed in a modern Russian science. The author shows that their sights at Russia changed in connection with development of a situation in the world both in Russia and in connection with development of the marxist theory. Key words: K. Marx, F. Engels, Russia, marxism, capitalism, feudalism, revolution, counterrevolution, tsarism, russophobia. Второй период. С 1860-х гг. интерес К. Маркса и Ф. Энгельса к России резко возрастает. Это проявляется в первую очередь в том, что в данный период они создают намного больше произведений, посвященных России, чем в предшествующий. Россия становится одним из главных предметов специального изучения Маркса и Энгельса, а глубина и детальность рассмотрения российской проблематики в их трудах, в том числе и в их переписке, растет. О взрывообразном росте их интереса к России начиная с 1860-х гг. свидетельствуют данные, приводимые советской исследовательницей Р.П. Конюшей: если в период с 1854 по 1863 г. Маркс упоминал о России в 5,6% своих писем, то в 1864—1873 гг. — в 14,8, а в 1873— 1883 гг. — уже в 38,2% писем1. Любопытно и то, что если в начале первого периода (примерно 1848—1855 гг.) России большее внимание уделял Энгельс, то на последней стадии первого периода (вторая половина 1850-х гг.) и во второй период (до 1883 г.) российской проблематикой более интенсивно занимался Маркс. Во второй половине XIX в. Россия постепенно переходит к капитализму и интегрируется в формирующуюся мировую капитали∗ Рахманов Азат Борисович, e-mail: genova22@yandex.ru Окончание. Начало в № 3 за 2010 г. 1 Конюшая Р.П. Карл Маркс и революционная Россия. М., 1975. С. 79. ∗∗ 119 стическую систему. Здесь возникает аграрно-крестьянское движение и стремящееся быть выразителем его интересов революционнодемократическое движение под знаменами общинного народнического социализма. В связи со всем этим и отношение Маркса и Энгельса к России становится по сравнению с предшествующим периодом более дифференцированным, сложным и конкретным. Безусловно, у них сохранялся и развивался практико-политический интерес к России как к субъекту международных отношений, фактору, влияющему на революционные процессы в Европе, но он был теперь дополнен и теоретическим интересом к ее социальноэкономическому строю. Эти две стороны интереса Маркса и Энгельса к России, с одной стороны, были взаимообусловленными и пересекающимися, но с другой, — на мой взгляд, они еще не приняли зрелых форм взаимопорождения в качестве сторон диалектического противоречия, а были даны во многом как “равнодушно” соотносимые друг с другом противоположности. Это было связано с тем, что Россия не была страной зрелого капитализма и в ней капитализм только начинал формироваться. Рассмотрим последовательно политический и теоретический аспекты интереса Маркса и Энгельса к России. Затронем политический аспект интереса Маркса и Энгельса к России. Мы обнаруживаем, что их политико-практический интерес к России по сравнению с тем, что существовал до 1860-х гг., не только интенсифицировался, но и стал более сложным и противоречивым. Что касается политического аспекта интереса Маркса и Энгельса к России, то в нем можно выделить две составляющие. Первая: стало более противоречивым отношение Маркса и Энгельса к Российской империи с точки зрения перспектив европейских революций. Оценки, которые теперь давали Маркс и Энгельс этой проблеме, стали противоречивыми. Во-первых, они продолжали видеть в царской России основную силу европейской контрреволюции и главную угрозу будущим европейским революциям. Вовторых, Маркс и Энгельс теперь стали более трезво оценивать экономический и военно-политический потенциал царской России и уже не считали ее самой могущественной европейской державой и вершителем судеб Европы. Это изменение было обусловлено как ставшей очевидной после Крымской войны военно-технической и экономической отсталостью царской России, так и созданием политэкономии Маркса, которая на основе глубокого и систематического исследования капиталистического способа производства позволяла понять, в частности, насколько полуфеодальная Россия была слабее развитых капиталистических стран и поэтому была не 120 в состоянии противостоять им. В наибольшей степени это противоречие отражено в произведениях Энгельса. Маркс и Энгельс продолжали полагать, что царская Россия, главный оплот реакции, должна быть повержена во имя будущих европейских революций. Они считали, что царская Россия может быть сокрушена изнутри социальной революцией и извне посредством внешнего воздействия — войны. Маркс и Энгельс исходили из того, что социальная революция в России может быть ускорена войной. И поскольку они были уверены, что поражение царской России в ее военном столкновении с другими странами ускорит революционный взрыв в этой стране, то они занимали по отношению к последней позицию революционного пораженчества. Классовая, революционная позиция Маркса и Энгельса оставалась неизменной. Они, в частности, надеялись, что революция в России и крах царского самодержавия будут ускорены в случае поражения в Русско-турецкой войне 1877—1878 гг. Отсюда проистекали их явно и четко сформулированные пожелания победы в этой войне Турции. Маркс писал в письме к В. Либкнехту: “Мы самым решительным образом становимся на сторону турок по двум причинам: 1) Потому, что мы изучали турецкого крестьянина — следовательно, турецкую народную массу — и видим в его лице безусловно одного из самых дельных и самых нравственных представителей крестьянства в Европе. 2) Потому, что поражение русских очень ускорило бы социальный переворот в России, элементы которого наличны в огромном количестве, а тем самым ускорили бы резкий перелом во всей Европе”2. Будучи высокого мнения о “турецкой народной массе”, Маркс вместе с тем резко критиковал господствующий класс Турции за коррумпированность и некомпетентность. Маркс резко упрекал турок в том, что они не осуществили революцию в Константинополе, не свергли правящий класс Османской империи и не повели войну против Российской империи революционно. Многие из этих положений Маркса и Энгельса выглядят наивными. Они, очевидно, были обусловлены тем, что общественный строй Османской империи Маркс и Энгельс знали еще хуже, чем социальные порядки Российской империи. Вышеописанное противоречие воспроизводится в следующем высказывании Энгельса в его важнейшей работе о внешней политике России — статье “Внешняя политика русского царизма” (1890). Эта работа резюмирует политическую позицию Энгельса этого периода по отношению к России. Он писал: “Мы, западноевропейская рабочая партия, вдвойне заинтересованы в победе русской революционной партии. 2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 34. С. 246. 121 Во-первых, потому, что царская Российская империя является главным оплотом, резервной позицией и вместе с тем резервной армией европейской реакции; потому, что одно уже ее пассивное существование представляет для нас угрозу и опасность <...> Вовторых, потому, — и этот момент мы, со своей стороны, все еще недостаточно подчеркивали, что своим вмешательством в дела Запада эта империя задерживает и нарушает нормальный ход нашего развития и делает это с целью завоевания для себя таких географических позиций, которые обеспечили бы ей господство над Европой и тем самым сделали бы невозможной победу европейского пролетариата”3. Этим Энгельс сформулировал свое кредо революционера, выступающего за революцию в России. Революция разрушила бы царскую Россию как бастион реакции и создала бы новую, революционную Россию и повела бы страну путем социального прогресса. В этой работе Энгельс оценивает царскую Россию уже не как главную угрозу европейским революциям и цитадель контрреволюции, но только как “пассивный” субъект реакции, а отнюдь не решающую силу европейской политики. Такая оценка выработалась у Энгельса, по всей вероятности, в результате систематического сравнительного анализа состояния вооруженных сил и военного дела России и вооруженных сил и военного дела других стран, преимущественно европейских. На армию царской России Энгельс в этот период стал смотреть намного более критично, чем ранее. В своем анализе он исходил в первую очередь из опыта недавней Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. В одном из писем 1885 г. он писал об этой войне: “...способ ведения войны русскими в Турции в 1878, по описанию их собственным генералом Куропаткиным, находится на более низком уровне, чем у пруссаков в 1806 году”4. В рассматриваемый период Энгельс так характеризовал состояние военного дела в России: “Все разлагается, дисциплина и управление, офицеры и солдаты; недостатки во всем... ибо воровство в России совершенно чудовищно. Чем больше создается складов и запасов для мобилизации, тем меньше там содержимого, так как это — только повод для воровства”5. На будущее развитие армии царской России Энгельс смотрел пессимистически. Он даже предвидел ее поражение в будущей общеевропейской (т.е. фактически Первой мировой) войне. В письме П. Лафаргу от 19 марта 1888 г. он писал по поводу будущей общеевропейской войны: “Что касается русских, то они, конечно, будут разбиты. Я только что изучил их турецкую кампанию 1877—1878 годов. 3 Там же. Т. 22. С. 13. Там же. Т. 36. С. 316. 5 Там же. Т. 34. С. 188. 4 122 На двух сносных генералов приходится 98 неспособных, это — армия исключительно плохо организованная, с офицером ниже всякой критики, с солдатом храбрым и привычным к большим перегрузкам (они переходили вброд при 10º мороза по Реомюру, вода доходила до подмышек), очень послушным, но и очень тупым, чтобы вести единственно возможный в наше время бой — рассеянными стрелковыми цепями”6. Как видно из данной цитаты, Энгельс низко оценивал командный состав русской армии, а рядовых — противоречиво: как храбрых и выносливых, с одной стороны, и неразвитых (неинициативных и т.д.) — с другой. Оценки потенциала русской армии, данные Энгельсом, оказались реалистичными и подтвердились в ходе Русско-японской и Первой мировой войн, в ходе которых армия царской России потерпела поражение. Однако у Энгельса вплоть до конца его жизни сохранилось определенное преувеличение потенциала Российской империи как цитадели контрреволюции. Это проявилось в его работе “Внешняя политика русского царизма” (1890), в которой он воспроизвел некоторые упрощенные установки, выдвинутые Марксом в работе “Тайная дипломатическая история восемнадцатого века”. Но то, что было только упрощением в 1857 г., стало серьезным заблуждением в 1890 г. В действительности Россия не только продолжала отставать в том, что касалось промышленной и военной мощи от ведущих держав мира — Великобритании, Германии, Франции США, — но отставание это все увеличивалось. Обратимся к фактам. Россия в конце XIX и начале XX в. уступала ведущим странам мира по темпам экономического развития. Так, если в 1870 г. валовой внутренний продукт (ВВП) на душу населения России был равен 51,8% от ВВП на душу населения Германии, 50,3 — Франции, 29,3 — Великобритании, 38,6% — США, то в 1913 г. ВВП на душу населения России составлял 40,8% ВВП на душу населения Германии, 42,6 — Франции, 30,2 — Великобритании, 28,1% — США7. Невысокие темпы экономического, в первую очередь промышленного, развития, сохранение полуфеодальных отношений, прежде всего пережитков сословного строя, необразованность и неграмотность основной массы населении — вот совокупный комплекс причин низкой военно-технической оснащенности, неготовности личного состава к войнам индустриальной эпохи, что и стало причиной военных поражения царской России в начале XX в. Напомним, что в результате возрастающего экономического отставания от ведущих стран мира царская Россия не смогла обеспечить в полной мере свою армию современными вооружениями. За годы 6 Там же. Т. 37. С. 34. См.: Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. М., 2010. С. 663. 7 123 Первой мировой войны в России было произведено лишь 11,7 тыс. артиллерийских орудий, 28 тыс. пулеметов и 3,5 тыс. самолетов, тогда как в Германии — 64 тыс., 320 тыс. и 48 тыс. соответственно, в Великобритании — 26,4 тыс., 239,4 тыс. и 48 тыс. соответственно, во Франции — 23,2 тыс., 280 тыс. и 52 тыс. соответственно, в Австро-Венгрии — 15,9 тыс., 40,5 тыс. и 5,4 тыс. соответственно8. Эти факты не только красноречиво свидетельствуют о значительном отставании царской России от ведущих стран мира, но и показывают то, насколько Энгельс переоценивал Россию как военно-политическую силу. Энгельс в последние годы своей жизни недостаточно четко представлял себе глубинные процессы, происходившие в царской России. Итоги Русско-турецкой и Крымской войн, разрозненные свидетельства очевидцев, далеко не исчерпывающая социальноэкономическая статистика и научные исследования пореформенного развития России, которыми располагал и из которых исходил он, не позволяли глубоко и масштабно исследовать закономерности движения царской России к капитализму. Поэтому если Энгельс и смог предсказать поражение России в Первой мировой войне, то он оказался не в состоянии увидеть происходившего еще при его жизни прогрессирующего ослабления России, увядания ее военной мощи и падения ее влияния на международной арене и, следовательно, не смог увидеть того, что уже в последние десятилетия XIX в. Россия перестала быть главной силой реакции, какой она, бесспорно, являлась во второй четверти XIX в. Для того чтобы быть главной реакционной и контрреволюционной силой, России нужно было быть ведущей военной державой Европы. Но она таковой не была. Она была слаба по отношению к старым и новым капиталистическим державам мира — Великобритании, Германии, Франции, США и Японии. В конце XIX в. военная мощь России превосходила лишь военную мощь еще более отсталых Турции, Персии и Китая (для развития последних решающее значение имело вмешательство вышеназванных развитых капиталистических стран). Безусловно, Энгельс был гениальным мыслителем, однако по глубине и остроте мышления уступал ушедшему из жизни в 1883 г. Марксу, а потому не смог адекватно оценить некоторые важные социальные процессы. Еще одной причиной заблуждений Энгельса стала неразвитость теории докапиталистических способов производства (предварительно и неполно она отражена, например, в “Формах предшествующих капиталистическому производству”). Исследовать должным образом докапиталистические способы производства можно было только после завершения ис8 Ростунов И.И. Первая мировая война // Советская энциклопедия. Т. 19. М., 1975. С. 1038. 124 следования капиталистического способа производства, а этого Маркс, как известно, не успел сделать (“Капитал” остался недописанным). Для Маркса исследование докапиталистических порядков имело вспомогательное, а не специальное значение, и поэтому в этой области он успел сделать относительно немного. После смерти Маркса работа Энгельса над этой теорией существенно замедлилась. Неглубокие представления о природе феодальных и полуфеодальных обществ, их трансформации в капиталистические общества помешали Энгельсу достаточно глубоко исследовать развитие царской России и адекватно оценить ее внешнеполитическую роль в конце XIX в. Вторая составляющая политического аспекта интереса Маркса и Энгельса к России заключается в следующем. Маркс и Энгельс в соответствии с обострением противоречий общественного развития встающей на путь капитализма России обращают свое внимание на растущее аграрно-крестьянское движение и обусловленное им начало революционной деятельности народников. В результате тщательного изучения социально-экономического строя России Маркс и Энгельс постепенно приходят к выводу, что в стране близится аграрно-крестьянская (буржуазно-демократическая) революция. Для Маркса и Энгельса Россия перестает быть однородным реакционным целым, они начинают отделять официальную, самодержавно-помещичью Россию от революционной России. С этого времени Россия для них уже не только цитадель реакции, но и очаг будущей революции. С их точки зрения, Россия могла бы стать союзником ожидаемых ими европейских пролетарских революций. Маркс и Энгельс предполагали, что французские революционные события 1789—1794 гг. повторятся на российской почве, а их собеседники из числа русских революционных эмигрантов казались им будущими русскими якобинцами. В результате глубокого изучения социально-экономических отношений в России автор “Капитала” и пришел к выводу, что эта страна вскоре может не только стать участником революционного процесса в Европе, но и выступить его инициатором. Маркс и Энгельс полагали, что буржуазно-демократическая революция в России может дать импульс пролетарским революциям в Европе. К убеждению в возможности скорой революции в России Маркса, по всей вероятности, подтолкнула книга русского ученого Н. Берви-Флеровского “Положение рабочего класса в России”, вышедшая в свет в 1869 г. в Санкт-Петербурге. В ней была дана многосторонняя характеристика бедственной жизни трудящихся слоев России — крестьянства, ремесленников и пролетариев в различных губерниях Российской империи. Берви-Флеровский дал весьма красноречивые характеристики угнетенного положения трудящихся: “Нашего 125 крестьянина не только нельзя сравнивать с современным пролетарием Германии, Франции или Англии, но даже с французским работником прошлого столетия, т.е. того времени, которое считалось таким бедственным для французского рабочего класса... После всех этих сравнений я думал сравнить положение нашего крестьянина с положением бывших рабов-негров Соединенных Штатов, но оставил эту мысль... я не мог вынести мысли, что сравнение это может закончиться в пользу рабов — о Боже!”9 Русский ученый подчеркивал тяжелое положение трудовых низов в России: “Из двенадцати промышленных губерний в десяти смертность значительнее, чем в самых ужасных кварталах Лондона, где живут одни воры и нищие. Патриоту можно с ума сойти, добравшись до таких данных. Промышленность, этот источник благосостояния и счастья для народов, делается у нас бичом, который заколачивает в гроб, бедствия с которым не могут сравняться ни чума, ни холера”10. Берви-Флеровский считал важнейшей причиной бедственного положения крестьянства подати и сборы (подушные, оброчные, земские и т.д.). Ученый выступал за отмену оброка и помещичьего землевладения и передачу земли крестьянским общинам. Он выступал и против частной собственности. Автор был близок народникам и отражал точку зрения крестьянина-общинника, еще слабо втянутого в капиталистические отношения. Берви-Флеровский выступал против помещиков, эксплуататоров из числа богатых крестьян, т.е. кулаков (“мироедов”), и государства. Книга содержала в себе богатый материал, иллюстрирующий тяжелое положение трудящихся России, которые страдали и от капиталистических, и от феодальных отношений. Маркс и Энгельс с огромной симпатией относились к русскому революционному движению. Именно его, а также польское национально-освободительное движение они считали главными силами, призванными сокрушить Российскую империю. Энгельс писал: “В стране, где положение так напряжено, где в такой степени накопились революционные элементы, где экономическое положение огромной массы народа становится день ото дня все более нестерпимым, где представлены все ступени социального развития, начиная от первобытной общины и кончая современной крупной промышленностью и финансовой верхушкой и где все эти противоречия насильственно сдерживаются деспотизмом, не имеющим себе равного, деспотизмом, все более и более невыносимым для молодежи, воплощающей в себе разум и достоинство нации, — стоит в такой стране начаться 1789 году, как за ним не замедлит 9 10 126 Берви-Флеровский Н. Положение рабочего класса в России. М., 1869. С. 55—56. Там же. С. 347—348. последовать 1793 год”11. Энгельс утверждал (согласно пересказу Г. Лопатина): “Россия, это — Франция нынешнего века. Ей законно и правомерно принадлежит революционная инициатива нового социального переустройства”12. Симпатии Маркса и Энгельса к революционной России, к ее приходящим в движение народным массам определяли их отношение к ней. Оптимизм во взглядах Маркса и Энгельса на революционные возможности России рос, что было связано и с демократизацией социального состава революционного движения. Об этом говорит, например, замечание Энгельса в одном из писем 1872 г.: “Что касается русских вообще, то существует огромная разница между ранее приехавшими в Европу русскими дворянами-аристократами, к которым принадлежат Герцен и Бакунин и которые все шарлатаны, и теми, кто приезжает теперь, — выходцами из народа. Среди последних есть люди, которые по своим дарованиям и характеру безусловно принадлежат к лучшим людям нашей партии; у которых выдержка, твердость характера и в то же время теоретическое понимание прямо поразительны”13. Энгельс также высоко ценил интерес к марксизму, существовавший в России. Он полагал, что по теоретическому уровню своих революционных сил Россия превосходит Германию. В письме к В. Засулич от 6 марта 1884 г. Энгельс писал: “То, что Вы мне сообщаете о растущем интересе в России к изучению книг по теории социализма, доставило мне большое удовольствие. Теоретическая и критическая мысль, почти совершенно исчезнувшая из наших немецких школ, по-видимому, в самом деле нашла себе убежище в России”14. В ходе исследований Маркс не только приходит к выводу, что будущая российская революция, скорее всего, начнет эпоху социалистических революций в Западной Европе, но обосновывает возможность особого пути перехода России к социализму. Он полагал, что Россия, опираясь на свой, во многом еще общинный строй и соединяя его с техническими достижениями Западной Европы, власть в которой возьмет в свои руки пролетариат, будет способна перейти к социализму, минуя многие фазы буржуазного общества. В этом суть позиции, высказанной им в набросках письма к В. Засулич в 1881 г. Следует отметить, что этот прогноз отчасти оправдался. Развитие социализма в СССР во многом опиралось на синтез сохранившихся общинных отношений и заимствований передовой техники у Запада. Однако очень примечательно то, что Маркс отказался включить в письмо к В. Засулич многие свои 11 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 36. С. 263. Там же. Т. 21. С. 490. 13 Там же. Т. 33. С. 411. 14 Там же. Т. 36. С. 104. 12 127 идеи, касавшиеся особенностей общественного развития России и ее будущего, сформулированные в набросках. Очевидно, это говорит о том, что Маркс не был уверен в своих выводах. Примечателен следующий прогноз Энгельса, опирающийся, видимо, на предположения Маркса: “Россия, положение в которой я изучал по русским оригинальным источникам, неофициальным и официальным (последние доступны лишь ограниченному числу лиц, мне же были доставлены моими друзьями в Петербурге), давно уже стоит на пороге переворота, и все необходимые для этого элементы уже созрели. Взрыв ускорен на многие годы благодаря ударам, нанесенным молодцами турками не только русской армии и русским финансам, но и лично командующей армией династии (царю, наследнику престола и шести другим Романовым) <...> Все слои русского общества находятся в настоящее время в экономическом, моральном и интеллектуальном отношении в состоянии полного разложения. Революция начнется на этот раз на Востоке, бывшем до сих пор нетронутой цитаделью и резервной армией контрреволюции”15. Этот прогноз, очевидно, был ошибочен в непосредственном отношении, поскольку забегал вперед и предвосхитил процессы начала XX в., что, впрочем, характерно для ряда прогнозов Маркса и Энгельса. Но поразительно то, с какой точностью он сбылся в начале XX в.: старая Россия разлагалась, а революции 1905 и 1917 гг. развертывались во многом именно так, как предсказывал Энгельс. Разложение общества старой России, ускоренное поражением в войнах, действительно предшествовало российским революциям. История подтвердила правильность взгляда Маркса и Энгельса на военное поражение как на катализатор революционных процессов: Русско-японская война 1904—1905 гг. и Первая мировая война ускорили все три российские революции. Первая мировая война подтолкнула также революционную активность в Германии, Австрии, Венгрии и Италии. Прогноз подтвердился: европейские революции первых десятилетий XX в. начались с России. Недостаток данного прогноза Энгельса лишь в том, что он опережал события в России примерно на 40 лет. Вместе с тем некоторые представления Энгельса о социальнополитических тенденциях развития России не вполне соответствовали действительности. В частности, он преувеличивал степень зрелости революционных процессов, силу и влиятельность революционеров в России. В 1885 г. в письме к В. Засулич Энгельс писал: “То, что я знаю или думаю, что знаю о положении в России, склоняет меня к тому мнению, что страна приближается к своему 1789 году. Революция должна разразиться в течение определенного 15 128 Там же. Т. 34. С. 229—230. времени; она может разразиться каждый день”16. Не соответствовали действительности также замечания Энгельса о том, что русский царь якобы является пленником революции в Гатчине, что в России есть-де два правительства — официальное и подпольное революционное17. Источником данного заблуждения стало, видимо, влияние его русских собеседников-революционеров, которые не только выдавали желаемое за действительное, но и, будучи в качестве народников субъективными идеалистами, не исследовали объективных предпосылок революции. Энгельса, безусловно, подвело не только отсутствие непосредственного знакомства с российской действительностью, но и (о чем было сказано выше) отсутствие в высшей степени глубокого и систематического мышления Маркса, а также неразвитость теории докапиталистических способов производства. Таким образом, заблуждения Энгельса были закономерными. В том, что касается теоретического аспекта интереса Маркса и Энгельса к России, то он, как представляется, заключался в следующем. Маркс исследовал общественный строй России как особый случай разложения докапиталистических формаций, как специфичный вариант перехода от феодально-общинного строя к капитализму. В центре научного внимания Маркса находилась русская община и ее трансформация после перехода страны к капитализму. Сельское хозяйство России давало богатый материал для изучения разных фаз разложения общинных отношений и становления капиталистических отношений, в первую очередь ранних стадий перехода от феодального к капиталистическому способу производства. Общественные формы, продолжавшие существовать в России (община и т.д.), либо уже совсем исчезли или постепенно исчезали в странах Западной Европы. Аграрные отношения России интересовали Маркса в контексте завершения работы над третьим томом “Капитала”, и в первую очередь разработки теории земельной ренты. Энгельс писал о планах исследования Маркса: «Для этого отдела о земельной ренте Маркс в семидесятых годах предпринял совершенно новые специальные исследования. В продолжение нескольких лет он изучал в подлинниках ставшие в России неизбежными после “реформы” 1861 г. статистические справочники и другие публикации о земельной собственности, предоставленные в его распоряжение русскими друзьями с желательной полнотой, делал из них выписки и намеревался воспользоваться ими при новой переработке этого отдела. Благодаря разнообразию форм земельной собственности и эксплуатации сельскохозяйственных произ16 17 Там же. Т. 36. С. 160. Там же. С. 105. 9 ВМУ, социология и политология, № 4 129 водителей в России в отделе о земельной ренте Россия должна была играть такую же роль, какую играла Англия в книге I при исследовании промышленного наемного труда. К сожалению, Марксу не удалось осуществить этот план»18. Для понимания научного интереса Маркса к закономерностям развития общественного строя России показательны его письмо к русской революционерке В. Засулич и три наброска к нему (февраль—март 1881 г.), а также его письмо в редакцию “Отечественных записок”. Маркс и Энгельс довольно компетентно разбирались в русской истории, в реальных отношениях современного им российского общества, о чем говорят, скажем, статья “Об освобождении крестьян в России” и рукопись “Хронологические выписки” Маркса, а также работы Энгельса “Эмигрантская литература” и “Внешняя политика русского царизма”. Научные исследования позволили Марксу стать одним из наиболее компетентных специалистов Западной Европы (своего времени) по России, в первую очередь по ее социально-экономическим проблемам. Так полагал Энгельс. Эту оценку разделяет Е. Боровска, которая пишет: «Независимо от намерений Маркса, его экцерпты полностью подтверждают мнение Энгельса о том, что в 1870-е гг. автор “Капитала” был одним из лучших специалистов в Западной Европе по экономическим и социальным отношениям и внешней политике России»19. Исследования Маркса вели его в направлении объяснения действительных основ Российского государства и российской общественной жизни, отказа от рассмотрения истории России с точки зрения оценки ее государства как самостоятельной сущности и формирование более адекватных представлений о роли России в мировой политике. При всем при том Маркс и Энгельс находились только в начале такого пути. Поэтому при всех их бесспорных достижениях в познании России не следует преувеличивать степень их проникновения в российскую проблематику. В последние годы своей жизни Маркс, опираясь на осуществленное (в основном) исследование капиталистической экономики, начал переходить к новому этапу познания всемирно-исторического процесса, о чем говорят огромные четырехтомные “Хронологические выписки”. Заметное место в этих рукописях Маркса вновь занимала история России. “Хронологические выписки” — это один из шагов к снятию концепции “Тайной дипломатической истории восемнадцатого века”: Маркс в последние годы жизни, вновь обратившись к изучению политической истории России, вернулся к своим исследованиям 1850-х гг. Однако в 1881—1882 гг. 18 Энгельс Ф. Предисловие к третьему тому “Капитала” // Маркс К. Капитал. Т. 3, ч. 1. М., 1989. С. 10—11. 19 Borowska E. Marx and Russia // Studies in East European Thought. 2002. N 54. P. 101. 130 он только начал новый этап исследований. Как и в “Тайной дипломатической истории восемнадцатого века”, в “Хронологических выписках” Маркс обращается к сфере политического феодального российского общества. Однако в это время Маркс, в отличие от своих исследований 1850-х гг., движим в первую очередь не политическим, а теоретическим интересом. Маркс исследует общество и всемирную историю, а не истоки агрессивной политики царской России. Теоретический интерес снимал политический. Для более полного погружения в изучение русской социальноэкономической и политической литературы с ноября 1869 г. Маркс начал активно заниматься русским языком. Здесь следует отметить, что Энгельс начал изучать русский язык еще в 1850 г. Маркс изучал произведения В.В. Берви-Флеровского, Н.Г. Чернышевского, А.И. Герцена, И.И. Кауфмана, Н.И. Зибера, А.А. Головачева, Н.В. Калачева, А.И. Васильчикова, А.И. Кошелева и многих других русских ученых. Маркс и Энгельс были хорошо знакомы с русской революционной публицистикой, в частности с журналами “Колокол”, “Вперед”, “Народная расправа”, издававшимися за границей эмигрантами из России. О серьезности и глубине познаний Маркса о России свидетельствует тот факт, что в 1881 г. в библиотеке Маркса было 115 (!) книг на русском языке. Энгельс сообщал, что после смерти Маркса он обнаружил в его архивах более двух кубометров (!) книг по русской статистике20. В зрелые годы Маркс и Энгельс поддерживали и развивали систематические контакты с русскими революционерами и учеными. Они активно переписывались, например, с ученым, революционером-народником П.Л. Лавровым, революционерами Г. Лопатиным и Н.Ф. Даниельсоном (последние перевели “Капитал” на русский язык), ученым М.М. Ковалевским, революционеркой В.И. Засулич и многими другими. Энгельс после смерти Маркса также поддерживал связи с Г.В. Плехановым. Русские собеседники, и прежде всего Даниельсон, снабжали Маркса современной русской экономической литературой, предоставляли статистический материал. Очень убедительно опровергает утверждения о русофобии Маркса и Энгельса их интерес к русскому языку и русской литературе. Оба они овладели русским языком настолько, что могли читать на нем не только специальную, но и художественную литературу. Маркс, по всей вероятности, без серьезных затруднений читал по-русски научную и художественную литературу, незнакомыми для него были только очень редкие и специальные выражения русского языка. Они читали в оригинале произведения многих русских писателей и поэтов. Маркс в особенности ценил А.С. Пуш20 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 36. С. 41. 131 кина, Н.В. Гоголя и М.Е. Салтыкова-Щедрина. Энгельс, упражняясь в занятиях русским языком, переводил на немецкий фрагменты произведений Г.Р. Державина, А.С. Пушкина и А.С. Грибоедова. Энгельс мог процитировать по-русски некоторые строфы из “Евгения Онегина”, в частности про то, что главный герой “был глубокий эконом”, охотно приводя их для иллюстрации противоречия между развитой теорией и неразвитыми экономическими отношениями. Энгельс высоко оценивал современную ему русскую литературу: “Современные русские и норвежские писатели, которые пишут превосходные романы, все тенденциозны”21. Отметим, что для Энгельса тенденциозность литературы является синонимом идейной направленности, что он рассматривает как в высшей степени позитивную характеристику литературного произведения. Энгельс высоко оценивал не только русскую литературу, но и сам русский язык, называя его “одним из самых сильных и самых богатых из живых языков”22. Он замечал в письме к Засулич: “Как красив русский язык! Все преимущества немецкого без его ужасной грубости”23. Однако следует отметить, что Маркс и Энгельс не владели русским в совершенстве и со знакомыми из России общались преимущественно на немецком и французском. Например, упомянутое письмо Маркса к Засулич было написано на французском, а не на русском языке. К изучению русского языка Маркса подтолкнуло желание ознакомиться с действительностью развивающейся по капиталистическому пути России. Непосредственный импульс к этому, видимо, был получен автором “Капитала” от желания прочесть упомянутую выше книгу Берви-Флеровского. Маркс и Энгельс очень высоко оценивали передовую русскую научную мысль. С большим уважением Маркс относился к Н.Г. Чернышевскому, называя его “великим русским ученым и критиком”24 и Н.А. Добролюбову, которого Маркс ставил наравне с Г.Э. Лессингом и Д. Дидро25. В письме к Е.Э. Паприц от 26 июня 1884 г. Энгельс дал высокую оценку “исторической и критической школе в русской литературе, которая стоит бесконечно выше всего того, что создано в этом отношении в Германии и Франции официальной исторической наукой”26. Маркс и Энгельс с большим энтузиазмом относились к распространению марксизма в России. В письме к П. Лафаргу Маркс писал о распространении марксизма в России: “Нигде мой успех не мог бы быть для меня более приятен; он дает мне удовлетво21 Там же. Т. 36. С. 333. Там же. С. 106. 23 Там же. Т. 34. С. 106. 24 Там же. Т. 23. С. 18. 25 Там же. Т. 33. С. 266. 26 Там же. Т. 36. С. 147. 22 132 рение в том, что я наношу удар державе, которая наряду с Англией является подлинным оплотом старого общества”27. Как известно, первый том “Капитала” в переводе впервые вышел именно на русском языке. Сказанное позволяет, на мой взгляд, со всей определенностью подвести черту под идеологически предвзятыми и фальсификаторскими измышлениями о русофобии Маркса и Энгельса. Абсолютно неверно говорить об априорной приязни или неприязни Маркса и Энгельса к какому-либо из государств и народов, и в том числе к России и русскому народу. Ко всякому государству и ко всякому народу Маркс и Энгельс относились строго и последовательно с точки зрения диалектического метода, материалистического понимания истории и созревания предпосылок грядущей пролетарской революции, а следовательно, они последовательно защищали позицию пролетарского интернационализма. В их произведениях можно найти критику в адрес самых разных государств и народов, коль скоро последние выступали в силу конкретно-исторических ситуаций в качестве сил, препятствующих революционному процессу. Эти критические высказывания всегда были подчинены более важной и глубокой задаче революционного преобразования общества, и их необходимо оценивать исключительно диалектически, конкретно-исторически, учитывать те сложные и многообразные ситуации, в которых они давались. К России и к русскому народу, как и к другим странам и народам, Маркс и Энгельс относились не сквозь призму национальных предрассудков (симпатий или антипатий), а исключительно с позиции революционноклассового подхода и с позиции строго объективного и беспристрастного научного исследования, призванного открыть законы общественного развития и тем самым способствовать освобождению трудящихся всех национальностей от угнетения и прогрессу человечества в целом. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Берви-Флеровский Н. Положение рабочего класса в России. М., 1869. Конюшая Р.П. Карл Маркс и революционная Россия. М., 1975. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М., 1955—1981. Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. М., 2010. Ростунов И.И. Первая мировая война // Советская энциклопедия. Т. 19. М., 1975. Энгельс Ф. Предисловие к третьему тому “Капитала” // Маркс К. Капитал. Т. 3, ч. 1. М., 1989. Borowska E. Marx and Russia // Studies in East European Thought. 2002. N 54. 27 Там же. Т. 35. С. 342. 133
