ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ ИЗВЕСТНОГО ИСТОРИКА (ПО МАТЕРИАЛАМ
реклама
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 23 (161). История. Вып. 33. С. 151–159. О. В. Богомазова ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ ИЗВЕСТНОГО ИСТОРИКА (ПО МАТЕРИАЛАМ ВОСПОМИНАНИЙ О В. О. КЛЮЧЕВСКОМ) Данная статья раскрывает мало освещенные аспекты частной жизни известного историка рубежа XIX–XX веков, В. О. Ключевского. Сквозь призму мемуаров его современников рассматриваются семья и быт, круг общения, личностные качества профессора. Изучается взаимосвязь некоторых биографических сюжетов с профессиональной деятельностью представителя научного сообщества. Ключевые слова: В. О. Ключевский, биография историка, «историографический быт», воспоминания о Ключевском. Мемуары современников нередко использовались для воссоздания биографии известного историка рубежа XIX–XX вв., Василия Осиповича Ключевского (например, как в фундаментальной работе М. В. Нечкиной1). Но в классической советской историографии «путь историка» понимался преимущественно как процесс подготовки научных работ. Современный взгляд на личность, частную жизнь и коммуникации историка, процесс его научного и вненаучного творчества подразумевает самоценность этих объектов исследования как части «историографического быта» и мира русской культуры в целом2. Это позволяет нам не только реконструировать мало освещенные прежде грани биографии В. О. Ключевского, но и выявить их взаимосвязь с его профессиональной деятельностью, по-новому взглянуть на творческую «лабораторию» ученого. Незаурядная во всех отношениях фигура В. О. Ключевского, безусловно, не могла не привлекать к себе внимания современников. Их воспоминания дают нам представление о доме, быте, семье профессора; о том, чем предпочитал он заниматься вне работы, о круге друзей и взаимоотношениях, складывавшихся между ними. Эти приватные моменты жизни ученого, как составляющие элементы «историографического быта», неизбежно влияли на становление его научных взглядов и исследовательский процесс. Люди, которым довелось общаться с профессором в непринужденной дружеской обстановке, на журфиксах, на дому у Ключевского или у его товарищей3, видели перед собой не «знаменитого ученого», но «прежде всего человека» [здесь и далее курсив мой. – О. Б.]. В числе таковых можно на- звать С. Б. Веселовского, А. П. Голубцова и его дочь М. А. Голубцову, А. Ф. Кони, Н. А. Умова, Л. О. Пастернака, С. Н.»Василенко, Ф. И. Шаляпина. Ученики и коллеги профессора также, со своей стороны, пытались осмыслить те или иные его поступки, вникая в особенности личности В. О. Ключевского. На основе совокупности этих оценок, содержащихся в переписке, дневниках, воспоминаниях, мы и попытаемся реконструировать внешний вид, поведение, психологический портрет и те аспекты частной жизни Василия Осиповича Ключевского, которые касаются его семейного быта и круга общения. Но в связи с обилием подобного рода информации в источниках остановимся лишь на некоторых моментах биографии историка. Фигура Ключевского уже при его жизни была окружена ореолом «мифов» и априорных суждений4. Немного забегая вперед, отметим, что уже современники историка (в их числе С. Б. Веселовский, В. А. Маклаков, А. Е. Пресняков) в своих мемуарах преодолевают некоторые стереотипы в восприятии Ключевского. Они опровергают миф о его «сложности и загадочности», «эгоизме», пытаются защитить его от скорых и поверхностных характеристик. Заметим, что и в наши дни сохраняется проблема клишированного восприятия личности историка, что, как правило, основано на субъективных отрицательных характеристиках П. Н. Милюкова5 и язвительных афоризмах самого Ключевского, которые широко доступны читателю. Но дневниковые записи и афоризмы, как исторический источник, имеют в своей основе особое восприятие автором самого себя и происходивших с ним событий6. Чтобы понять внутренний мир историка и обусловленность оценок, которые давали 152 ему современники, мы должны учитывать особенности формирования личности нашего героя7. Внимательный взгляд современников, знавших В. О. Ключевского уже профессором, улавливал, какой неизгладимый отпечаток «ненормального напряжения» оставили тяжелые годы детства и юности на всем его облике. Худощавый, необыкновенно живой и подвижный, Василий Осипович не казался обладателем большой физической силы. Но его организм, закаленный «спартанской обстановкой духовной школы», скрывал в себе неистощимый запас здоровья, позволявший ему развивать поразительную работоспособность. М. М. Богословский вспоминает, как для его учителя обыкновенным делом было провести целую ночь напролет без сна за письменным столом, а иногда и в оживленной беседе с друзьями, превзойти при этом бодростью и оживлением окружавшую молодежь, затем, отдохнув час-другой, прочесть полную вдохновения и огня лекцию, и это на седьмом десятке лет8. «…Разве это не выносливость?– вопрошал Ключевский, – А годятся ли на это ваши спортсмены»?9 Как вы видите, у профессора было свое мнение о том, кого считать крепким и выносливым человеком, и его параметры были привязаны к профессиональным особенностям ученого-историка. Знакомые Ключевского считали его воплощением «настоящего аскета», преданного исключительно «умственной жизни», замкнутого в себе, любящего мир и тишину10. И действительно, Василию Осиповичу была присуща сдержанность в запросах, экономность, порой даже излишняя. Но, отмечая эти качества, многие не осознавали, что за ними стоял горький жизненный опыт. По крайней мере, это не указывалось в мемуарах. Сестра Ключевского, Е. О. Вирганская, писала, как нелегко жилось студенту-Ключевскому первое время в Москве. Порой он оставался без чая, а иногда и без обеда. Жизнь приучила его считать каждую копейку и обходиться без излишеств. Отъезжая по делам, профессор неизменно занимал самые скромные номера, заказывал простые обеды11. А свой поношенный, местами даже «засаленный», сюртук он, казалось, никогда не снимал. Профессор, будучи лицом университета, при этом получал отнюдь не лестные отзывы со стороны студенчества и коллег12. Но преобладающая часть аудитории прощала гениальному ученому подобные мелочи. О. В. Богомазова Трудности, с которыми приходилось сталкиваться Ключевскому в юности, закалили его характер. После смерти отца старшему сыну пришлось обеспечивать мать и двух младших сестер. Одновременно с учебой в Духовной семинарии он стал давать частные уроки, за которые ему поначалу платили буквально копейки. С трудом заработанные деньги он отдавал матери, говоря: «вы бы купили что-нибудь Лизе, она уже подрастает». Так и всю жизнь он помогал сестрам. Например, после того как Ключевский решил покинуть семинарию, Елизавету угрожали лишить положенной ей, по обычаю, поддержки со стороны церковного прихода. Брат при этом, посоветовавшись с родственниками, не изменил своего решения, но обещал всячески помогать сестре и ее семье13. И обещание свое сдержал. Кроме того, после смерти своей младшей сестры, Василий Осипович принял двух ее детей в свою семью, в Москву и воспитал их. В качестве наблюдения отметим, что современниками практически никак не освещена семейная жизнь В. О. Ключевского. Коегде встречаются упоминания о контактах с сыном историка – Борисом, причем оценки их отношений с отцом, на наш взгляд, носят весьма субъективную окраску. Так, Маклаков и Савин полагали, что молодой человек оказывает сильное давление на престарелого, слабевшего от болезней Василия Осиповича; Ю. В. Готье в одном из писем вообще именует сына Ключевского «мерзавцем», который «уморил» своего отца. Тогда как в других источниках описывается сдержанное общение и атмосфера взаимопонимания, царившая между ними. Известно, что Борис жил в доме родителей и помогал Василию Осиповичу, исполняя обязанности секретаря. Нередко отец обсуждал с сыном, как университетская публика отреагировала на особо удачные моменты в его лекции. Благодаря стараниям Бориса, после смерти В. О. Ключевского сохранился архив историка. Несмотря на сложный характер, «самолюбие» и, наряду с этим, непризнанность в научной среде14, Борис Ключевский поддерживал отношения с учениками отца, следил за посещением ими панихид. Благодаря ему, дом на Житной улице сохранил роль центра, объединяющего московских историков15. Со стороны матери у Ключевского в Пензе было много родственников. Один из них – муж тетки, пензенский священник Европейцев, Частная жизнь известного историка ... которого молодой Ключевский очень любил и «всегда обо всем с ним советовался». А дядя, в свою очередь, уже тогда обращался к нему на Вы16. Этот человек, по-видимому, оказал большое влияние на формирование жизненной позиции молодого Ключевского17. По материалам мемуаров можно заключить, что пензенскими родственными связями Ключевского (семья Вирганских) его московские современники и вовсе не интересовались17. Хотя могли бы заметить, насколько жизненный путь его внучатых племянников сходен с судьбой великого историка: сыновья его племянника (сельского священника), по семейной традиции закончив духовную семинарию, по зову сердца переметнулись в другой лагерь, став активными деятелями искусства и просвещения (Борис – одни из первых художников-имажинистов в России), а также политики (Виктор). В 1869 г. В. О. Ключевский вступил в брак с Анисьей Михайловной Бородиной. В переписке 1864 г. Ключевский ласково называл ее «Никсочка», «поверенная души моей». Но, что примечательно, в дальнейшем не зафиксировано какой-либо переписки между супругами, даже во время отъездов Василия Осиповича: он, как правило, просил других своих адресатов передавать ей сведения о себе. В разговорах с друзьями Ключевский нередко иронизировал по поводу пристрастия жены к «спортивным» походам в церковь, которая находилась очень далеко от их дома. В целом, складывается впечатление, что в течение многих лет совместной жизни они сохраняли друг к другу глубокую привязанность. Об этом свидетельствует хотя бы то, что Василий Осипович очень тяжело переживал смерть супруги. И когда в декабре 1909 г. появился долгожданный четвертый том его «Курса», перед текстом на отдельной странице была надпись: «Памяти Анисии Михайловны Ключевской († 21 марта 1909 г.)»18. Кроме того, Василий Осипович всю жизнь поддерживал весьма тесные и доверительные отношения с сестрой жены – Надеждой Михайловной. После рождения у Ключевских сына она стала его крестной. Сам же Василий Осипович был крестным отцом ее воспитанницы. Он часто приглашал Надежду в гости. В переписке отразилось их трогательнобережное отношение друг к другу. Разные характеры этих людей объединяло пристрастие к остроумному юмору и интеллектуальной 153 иронии. В. О. Ключевский сделал Надежде Михайловне бесценный подарок – отдал свою «черную книжку» с собранием афоризмов. Возможно, поэтому в ней содержится так много посвящений женщине19? В воспоминаниях, посвященных историку, не обсуждается вопрос, был ли он счастлив в браке. Эта, весьма пикантная сторона частной жизни, либо намеренно умалчивалась его знакомыми, либо была скрыта от посторонних глаз. В итоге его взаимоотношения с супругой, отраженные в основном в переписке с родственницами или в чрезвычайно редких воспоминаниях друзей семьи, остаются не вполне определенными20. И, наверное, неспроста на этом фоне выделяется мемуарная тема, характеризующая отношение Ключевского к представительницам прекрасной половины человечества. Притом, что уважаемый профессор представлялся благонадежным семьянином, за ним закрепилась слава галантного кавалера. Мария Голубцова – дочь друга Ключевского, преподавателя Духовной Академии, А. П. Голубцова, – вспоминает такую «забавную сценку». Василий Осипович, придя к Пасхе, не прочь был с ней «похристосоваться». Но маленькая девочка ему бесцеремонно отказала. «Первая женщина, которая отказалась меня поцеловать!» – сказал, смеясь, Василий Осипович ее отцу. Даже на прогулке в горах с князем Георгием и всей его «блестящей компанией», Ключевский не преминул привлечь к своей персоне женское внимание. Огорченный, что ему в спутницы дали старуюпрестарую фрейлину, он надумал отомстить: Ключевский эпатировал компанию тем, что, сорвав росший над обрывом эдельвейс, преподнес его своей даме. «На обратной дороге все меня окружили, и уж самые молодые барышни шли со мной», – сообщал довольный профессор21. М. М. Богословский имел случай наблюдать своего учителя в дамском обществе22, когда тот любезно согласился провести вечер в их доме осенью 1907 г.: «он был внимательным и занимательным кавалером; в его отношении к дамам было что-то особенно изящное и благородно – рыцарское». На вечере у Ю. В. Готье Василий Осипович приоткрыл своим ученикам тайну своего творчества. Зашла речь о готовившихся празднествах по случаю открытия памятника Гоголю. Василия Осиповича распорядительный комитет про- 154 сил произнести речь на торжественном заседании, подобно тому, как он неоднократно выступал на пушкинских торжествах. Жена Ю. В. Готье стала особенно горячо настаивать на том, чтобы Василий Осипович не отказывался от речи, говоря, что тот, кто написал об Евгении Онегине и его предках, сумеет и о Гоголе прочесть не хуже. «Эх, Елизавета Петровна, – отвечал Василий Осипович, – а вы найдете мне пару таких же синих глаз, ради которых та речь была прочитана?… Нет, нет того вдохновения, да и силы уже не те. Федот, да не тот», – с грустью вздохнув, прибавил Василий Осипович23. В связи с вышеприведенными примерами, как наиболее характерными, напрашивается вывод о том, что женщины занимали не самое последнее место в жизни этого человека. Современники удостоили В. О. Ключевского прозвания «замечательнейший человек нашего времени»24. Какие черты его характера выходили на первый план в воспоминаниях людей, знавших историка? Но прежде чем раскрыть этот вопрос, обратимся к его дневниковым записям, где красной нитью проходит глубокая саморефлексия, стремление вознести свои внутренние переживания над суетностью будничной жизни. Также мы нередко находим записи, свидетельствующие о непонимании современниками, как казалось самому Ключевскому, его внутреннего мира. Порой ему даже не с кем поделиться печалями, он замыкается, ищет откровений в самом себе, в природе, подальше от суеты современного общества25. Буквально единицы, из достаточно большого числа мемуаристов, замечали этот его скрытый, сложный внутренний мир… Василий Осипович был человеком тонкого психологического склада, наделявшим личной эмоциональной окраской все явления жизни, отношение к людям и даже свои лекции26. Его психику П. Н. Милюков сравнивает с очень чувствительным измерительным аппаратом, находящимся в постоянном колебании. По мнению Милюкова, такому человеку, как его учитель, достаточно трудно было устанавливать даже обыкновенные житейские отношения. Тем более историк просто не мог оставаться безучастным к событиям, происходившим в связи с реформированием университетов, к арестам своих учеников; Ключевский глубоко переживал трагическую судьбу своей страны. Свой пессимизм по от- О. В. Богомазова ношению к будущему Ключевский нередко высказывал в частных разговорах и выливал в литературных статьях. Но пессимизм Ключевского был пессимизмом очень умного и проницательного человека. В его «большой душевной сложности» сплелись самые разнородные элементы русской стихии и общечеловеческой мысли27. Соединив свой «великий характер» со своим умом28, В. О. Ключевский, казалось, имел «полную свободу от всякого догматизма». А это, надо отметить, является значимой чертой в профессиональной характеристике историка. Говоря о внешности Ключевского, многие отмечали, что он «по своей наружности был незавидный… несолидный». Но стоило Василию Осиповичу с кем-то завязать разговор, и «в нем моментально является какая-то непонятная магнетическая сила, заставляющая, как-то поневоле, полюбить его»29. Он никому не подражал и, ни на кого не походил, «он создан был во всем оригиналом»29. Кроме того, особа Василия Осиповича была интересна благодаря незаурядному чувству юмора: «Он сверкал как фейерверк блестками остроумия». Как известно, яркие образы лекций Ключевского были приготовлены им заранее и даже повторялись из года в год, что отмечали его студенты и коллеги. Но, в то же время, их всегда освежала «быстрая и точная, как выстрел» импровизация. При этом «прелесть его острот состояла в том, что в каждой из них, наряду с совершенно неожиданным сопоставлением понятий, всегда таилась очень тонкая мысль»30. Дневниковые записи и письма историка буквально пестрят резкими высказываниями и меткой иронией. Острый язык Ключевского не щадил никого, отсюда пошла его репутация «неисправимого скептика, не признающего никаких святынь». На первый взгляд он легко мог показаться эгоистичным и злым. Но впечатление это, конечно, было неверным – оправдывали его П. Н. Милюков и А. Н. Савин. «Маска Мефистофеля» была призвана не пускать посторонних в святая святых его чувствительной души31. С этим согласуются и наблюдения С. Б. Веселовского, который имел встречи с историком не только на научной стезе, но и вне ее32. По его мнению, попав в новую и разнородную социальную среду, Ключевскому пришлось выработать привычку носить «защитную скорлупу»33. «Всегда скромный и осторожный», этот человек не Частная жизнь известного историка ... желал причинять никому «обиды по недосмотру и недоразумению». Однако Ключевский не всегда был таким осторожным, как его характеризует Веселовский. Вспомним хотя бы его настойчивость в конфликте с П. Н. Милюковым. Или искреннюю, научноточную лекцию в память об Александре III в ноябре 1894 г.; но по сути своей она была весьма смелой для контекста эпохи консервативных реформ и, в результате, вызвала волну студенческих выступлений и порицания в адрес профессора со стороны коллег по университету. Притом, что Ключевский тем самым нанес чувствительный удар по своей репутации, отдельные лица оценили то, что он «имел гражданское мужество симпатий своих не стыдиться»34. Современниками высоко ставятся волевые качества характера Ключевского, его принципиальность. Например, когда историк встречался с людьми, которые претендовали у п р а в л я т ь событиями, он был всегда рад поставить их на место. И имел полное право на это, так как сам «брал с бою» все свои успехи35. Малоизвестен факт, что при всем своем «острословии» В. О. Ключевский с ранних лет заикался, что сильно мешало обучению в духовной школе36. Способному ученику назначили репетитора (бесплатно как сироте и малоимущему). При этом он стал заниматься самостоятельно и его «живая и целесообразная по методу и приемам»37 подготовка приносила высокие результаты. Так «природный недуг» подтолкнул его к самосовершенствованию, к поискам более эффективных методов работы. Со временем Ключевский нашел способ скрыть эту свою особенность. Малознакомые люди, даже общавшиеся с ним непосредственно, могли уловить лишь то, как Василий Осипович как будто на минуту задумывался, «по свойственной ему манере (после некоторой паузы, как бы собрав мысли)»38, чтобы, как казалось собеседнику, поразить чем-нибудь оригинальным или неожиданным39. И действительно, – замечал М. М. Богословский, – пока Ключевский делал вынужденную паузу, у него было время, чтобы хорошенько обдумать свой ответ. Таким образом, заикание ему удалось обернуть выгодной для себя стороной, а образ профессора сделался от этого лишь более загадочным для современников. Домашнюю обстановку и быт В. О. Ключевского подробно описывала еще М. 155 В. Нечкина . Мы же хотим представить самого Василия Осиповича в непринужденной домашней атмосфере. В доме Ключевского царила традиционная для старой столицы, обстановка: посетителю бросались в глаза старомодные «домотканые половички» и тому подобные «мещанские элементы»41. На многочисленные просьбы жены и сына по улучшению быта, например, такие, как покупка новой мебели, Василий Осипович соглашался очень неохотно. Приходивших посетителей, Ключевский, как правило, принимал в столовой и, если находился в благодушном настроении, – приглашал за стол42. Иногда в гости к Василию Осиповичу приходили его коллеги, профессора. В таких случаях «он заказывал небольшой графин чистой водки, селедочку, огурцов, потом появлялась белуга», хотя вообще Ключевский был очень бережлив43. Василий Осипович, сам любивший ходить в гости, по русскому обычаю сидел там до поздней ночи, «до после ужина»44. Он был желанным гостем, как необычайно интересный собеседник. По словам Ю. И. Айхенвальда, «не было больше поучительности, чем разговаривать с историком на внеисторические темы»45. Ключевский любил общаться и рад был, иногда, даже случайному слушателю. А то, что говорилось на «вечеринках» и обращало на себя его внимание, заносились им в записную книжку46. Нередко мемуаристы отмечают сходство в поведении Ключевского в университете и в неофициальной, дружеской обстановке. При нем неизменно оставались его типичные жесты, остроты и поучительность при разговоре. Вне университета он оставался историком, а за кафедрой – человеком, неординарным и талантливым: он словно «вдохновенно разыгрывал» то, о чем говорил, настолько он был артистичен. Ф. И. Шаляпин после встречи с историком даже высказывал сожаление, что Василий Осипович не актер, ведь роль исторического характера, которую они обсуждали, он бы исполнил лучше иного актера47. Неповторимая и выразительная мимика Ключевского «как будто вколачивала его слова в память слушателя»48, и они помнились многие десятилетия. В свою очередь, представители широкой аудитории склонны были считать подобное поведение профессора ни чем иным, как «дешевым лицедейством», призванным привлекать внимание публики. Как мы видим, несмотря на занятость в 40 156 университете, подготовку научных работ, у Ключевского находилось время и на общение в кругу друзей. По мнению М. А. Голубцовой, друзья у Ключевского бывали «весьма оригинальные»49. Например, у него часто можно было застать помощника академического библиотекаря – иеромонаха Рафаила. Иеромонах был большой оригинал и очень добрый человек (у него в келье постоянно жили племянники или семинаристы). К тому же отец Рафаил любил похвастаться своей ученостью и былою красотой. И это притом, что он знал ученые труды только по названиям и был на редкость некрасив. Любопытно было видеть друзей вместе. Ключевский вечно шутил над отцом Рафаилом и особенно любил спрашивать его, почему тот не женился. На что ему был ответ: «Да знаешь, брат, как кончил семинарию, так к нам невест, невест, страсть. А я, бывало, убегу в огород, лягу меж гряд, да и лежу, а меня-то ищут. Я ведь тогда красив был». – «Следы былой красоты и теперь заметны», – с доброй иронией соглашался Василий Осипович50. Товарищеские отношения Ключевский мог завести и на почве научных коммуникаций. Так, после того как Василий Осипович был оппонентом на защите диссертаций А. П. Голубцова51 и В. А. Маклакова, они стали дружески общаться. Эти люди первоначально отличались непредвзятым отношением к историку52 и, вероятно, поэтому между ними и историком наладилось взаимопонимание. Доброжелательное и радушное отношение, с которым профессора принимали в различных общественных кругах, самому В. О. Ключевскому было непривычно. Приезжая в Петербург по служебным делам, он всегда был «желанным гостем» в кругу главнейших деятелей «Вестника Европы», даже несмотря на свою репутацию «скептичного старого москвича»53. А, например, в московском обществе то «крайнее почтение» и несдержанное любопытство, которым он был окружен, стесняли Василия Осиповича. В одном из своих писем пожилой профессор иронично замечал о подобных «друзьях»: «Оказывается их у меня больше, чем я сам ожидал»54. После смерти В. О. Ключевского в 1911 г. члены Общества Истории и Древностей Российских поместили в газетах (в частности в «Пензенских Епархиальных Ведомостях») объявления с просьбой сообщить свои воспоминания об историке и прислать фотографии. О. В. Богомазова На это объявление незамедлительно откликнулись родные В. О. Ключевского; все его ученики и коллеги, друзья и знакомые почтили память великого ученого, написав множество памятных статей о его жизни и работе, где говорилось о ни с чем не соизмеримом вкладе Ключевского в русскую науку и культуру. Сложность состояла в том, что даже современникам нелегко было судить, каков был настоящий Ключевский55. В заключение отметим, что фигура В. О. Ключевского «ярко выдавалась на фоне своего времени», благодаря его оригинальной «умственной индивидуальности» и самобытности56. Видимо, это в личностном плане привлекало к нему взоры и умы молодого поколения, из которого вышла плеяда учеников Ключевского. Замечено, что нередко воспоминания современников о Ключевском как ученом или лекторе плавно перетекают в психологический анализ и характеристики его личности. Видимо, его персона была настолько ярким событием в жизни современников, что эту тему никак нельзя было обойти. Чрезмерную колкость, замкнутость характера и дистанцированность ученого не могли не замечать его современники. Но здесь мы должны понимать, что разные люди могли быть допущены Ключевским к себе на разное же расстояние. Каждый, кто писал о Ключевском, так или иначе, прямо или в контексте, указывал на свою степень приближенности к личному пространству ученого. Этим и были обусловлены различные трактовки его поведения и особенностей характера. Друзья ученого не раз отмечали, как свою чувствительность и скромность он пытался скрыть от чуждых взоров за «маской сарказма» – природное чувство юмора стало в некомфортных для него ситуациях подсознательной самозащитой. Личностные характеристики историка нередко дополняли и поддерживали его профессиональные качества. Например, хорошее здоровье, высокая работоспособность, мощная энергетика и определенный артистизм были условиями успеха в научно-исследовательской и лекторской деятельности историка. Вполне скромные запросы и привычки, аскетический внешний вид Ключевского, с одной стороны – выделяли его из среды университетской профессуры, с другой – были Частная жизнь известного историка ... типичны для разночинных московских обывателей или приезжих провинциалов. И притом, что профессор являлся «лицом университета», эти факторы, несомненно, влияли на формирование представлений об «образе науки» того времени. В широкий круг культурных и дружеских контактов профессора входили представители духовенства, научной и творческой интеллигенции, политики – и, что характерно, – отличавшиеся незаурядными талантами. Василий Осипович был достаточно непосредственен и прост в общении, как с близкими друзьями, так и с незнакомыми людьми, – если это общение его ни к чему не обязывало. А его «рыцарское» обращение с дамами приводило всех окружающих в восхищение. И лишь один взгляд «синих глаз» мог стать для ученого источником истинного вдохновения. Ключевский был тонким ценителем женской красоты и внимательным наблюдателем, посвятив образу женщины множество афоризмов, полных не только присущего ему сарказма, но и глубокого понимания женской психологии. Таким образом, рассматривая коммуникации историка, мы фиксируем, что в среде московского научного и культурного сообщества была развита культура неформального общения (исключая такие устоявшиеся формы, как журфиксы и салоны), ценилось гостеприимство. Огромным было значение личности В. О. Ключевского для его современников. Его ценили как источник нравственности, поучительности, доброты, искрометного юмора. Однако нельзя утверждать, что на него хотели равняться: кроме того, что Ключевский как человек был самобытен и неповторим, от него отталкивала чрезмерная экономность, скрупулезность в мелочах; его непритязательная, «мещанская» домашняя обстановка; сдержанность, замкнутость его характера. Но при всем этом Василия Осиповича Ключевского высоко ставили как историка-профессионала и ценили как незаурядного, талантливого человека. Но насколько был очевиден талант В. О. Ключевского, настолько была многогранна и загадочна его личная жизнь. Поэтому современники, знавшие профессора с разных сторон, давали ему и различные оценки, порой вступающие в противоречие, порой демонстрирующие нам неожиданное единство взглядов. 157 Примечания Нечкина, М. В. В. О. Ключевский. История жизни и творчества. М., 1974. 2 См.: Вандалковская, М. Г. Индивидуальность в научном творчестве историка // Мир историка. XX век : монография. М., 2002. С. 258; Троицкий, Ю. Л. Историографический быт эпохи как проблема // Материалы Второй всероссийской научной конференции «Культура и интеллигенция России в эпоху модернизации (XVIII–XX вв.)» (28–30 нояб. 1995 г.) : в 2 т. Т. 2. Российская культура : модернизационные опыты и судьбы научных сообществ. Омск, 1995.С. 164. 3 См.: Моначева, М. П. Журналистика и историческая наука : в 2 кн. Кн. 1. Журналистика в контексте наукотворчества в России XVIII– XIX вв. М., 1999. 4 См.: Шмидт, С. О. Ключевский и культура России // Путь историка. Избранные труды по источниковедению и историографии. М., 1997. С. 313. 5 См.: Милюков, П. Н. В. О. Ключевский // Очерки истории исторической науки. М., 2002. С. 467 и др. 6 В частности, запись «афоризмов» и «анекдотов» может объясняться лишь стремлением запечатлеть, сохранить понравившееся остроумное, злободневное высказывание собеседника или свою мысль. См. также: Тартаковский, А. Г. Мемуаристика как феномен культуры // Вопр. лит. 1999. № 1. 7 Эти аспекты на данный момент фактологически подробно освещены в ряде биографических работ: Нечкина, М. В. Указ. соч.; Зимин, А. А. Формирование исторических взглядов В. О. Ключевского в 60-е годы XIX в. // Ист. зап. Т. 69. М., 1961; Щербань, Н. В. Памяти великого историка : К 165-летию со дня рождения В. О. Ключевского // Отечеств. история. 2006. № 2; Александров, В. А. К 150летию со дня рождения. Василий Осипович Ключевский (1841–1911) // История СССР. 1991. № 5 и др. 8 См.: Богословский, М. М. В. О. Ключевский как ученый // Историография, мемуаристика, эпистолярий. М. 1987. С. 23–24. 9 См.: Маклаков, В. А. Отрывки из воспоминаний // Моск. ун-т 1755–1930 : юбилейн. сб. Париж, 1930; Умов, Н. А. От «Научного слова» // В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М., 1912. С. 3–4. 1 158 10 См.: Маклаков, В. А. Указ. соч.; Платонов, С. Ф. Памяти Ключевского // В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М., 1912. С. 96. 11 См.: Голубцова, М. Воспоминания о В. О. Ключевском // История государства рос. 1991. № 11. С. 3. 12 См.: Мельников, А. В. Фрагмент «Воспоминаний» И. Ф. Рыбакова (о В. О. Ключевском) // В. О. Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии : материалы науч. конф. (Пенза, 25–26 июня 2001 г.) : в 2 кн. Кн. 1. М., 2005; Дневниковые записи А. Н. Савина о В. О. Ключевском / подгот. М. Д. Филина // Археогр. ежегодник за 1978 г. М., 1979. 13 См.: Воспоминания сестры В. О. Елизаветы Осиповны Виргинской. Воспоминания о В. О. Ключевском // Василий Осипович Ключевский. Биографический очерк, речи, произнесенные в торжественном заседании 12 ноября 1911 года и материалы для его биографии. М., 1914. С. 415–416. 14 См.: Нечкина, М. В. Указ. соч. С. 528, 605; Бухерт, В. Г. Борис Васильевич Ключевский // В. О. Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии… С. 202. 15 См.: Бухерт, В. Г. Указ. соч. С. 199–200, 207. 16 См.: Воспоминания сестры В. О. Елизаветы Осиповны Виргинской… 17 См.: Воспоминания сестры В. О. Елизаветы Осиповны Виргинской…; Ключевский, В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., Наука, 1968. С. 13–20, 47–50, 67–70, 98–103, 118–125. 18 Основной материал о родственниках историка дают нам современные исследования, особенно – материалы конференций, проходящих на его родине – в Пензе. См. напр.: Плешков, А. Н. Пензенские имажинисты – родственники В. О. Ключевского // В. О. Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии… С. 310–313; Бухерт, В. Г. Указ. соч. С. 199–209. 19 Нечкина, М. В. Указ. соч. С. 530. 20 См.: Ключевский, В. О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М., 1993. 21 Сведений об отношениях с мужем А. Н. Бородиной исключительно мало. В беседах с друзьями и в письмах, Ключевский, как правило, упоминал жену с доброй иронией. О. В. Богомазова См.: Голубцова, М. А. Указ. соч. С. 3, 5. После того, как Ключевский допустил своих учеников на «шаховский вечер», посвященный памяти своего друга и коллеги, он также стал очень охотно принимать их приглашения в гости. 24 См.: Богословский, М. М. Ключевский – педагог // Историография, мемуаристика, эпистолярий. М., 1987. С. 60. 25 Кизеветтер, А. А. Русская мысль. Кн. VI. М., 1911. Памяти В. О. Ключевского. С. 133. 26 См.: Ключевский, В. О. Указ. соч. С. 222, 224, 231–233, 245. 27 См.: Богословский, М. М. Ключевский – педагог // Историография, мемуаристика, эпистолярий. М., 1987. С. 36–40; Милюков, П. Н. В. О. Ключевский // Очерки истории ист. науки. М., 2002. С. 467. 28 См.: Колобков, В. А. С. Ф. Платонов и В. О. Ключевский (За строкой некролога. По материалам архива С. Ф. Платонова) // Ключевский, В. О. сб. материалов. Вып. 1. Пенза, 1995. С. 140–143. 29 См.: Воспоминания священника А. Рождественского. Воспоминания о В. О. Ключевском // Василий Осипович Ключевский. Биографический очерк… С. 423. 30 Богословский, М. М. Из воспоминаний о В. О. Ключевском // Историография, мемуаристика, эпистолярий. М., 1987. С. 63–64. 31 Доклад М. М. Богословского о В. О. Ключевском на заседании общества «Старая Москва» / подгот. С. Б. Филимонова // Археогр. ежегодник за 1991 г. М., 1994. С. 305. 32 Там же. С. 52–53; Милюков, П. Н. Указ. соч. С. 467. 33 Личное знакомство молодого Веселовского с Ключевским произошло на заседании ОИДР 29 сентября 1907 г. 34 См.: Шокарев, С. Ю. Воспоминания С. Б. Веселовского о В. О. Ключевском и Д. Я. Самоквасове // В. О. Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии… С. 143–144. 35 См.: Маклаков, В. А. Отрывки из воспоминаний… С. 304, 306–309. 36 См.: Кизеветтер, А. А. // На рубеже двух столетий. Воспоминания 1881–1914. М., 1997. С. 49. 37 Воспоминания сестры В. О. Елизаветы Осиповны Виргинской… С. 420. 38 В сравнении с методами обучения в духовной школе. См.: Воспоминания протоиерея В. Маловского. Воспоминания о В. О. Ключев22 23 Частная жизнь известного историка ... ском // Василий Осипович Ключевский. Биографический очерк… С. 420–421. 39 Пастернак, Л. О. Записи разных лет. М., 1975. С. 156. 40 См.: Любавский, М. К. Василий Осипович Ключевский (12 мая 1911 г.). Биографический очерк // Василий Осипович Ключевский. Биографический очерк. С. 4. 41 См.: Нечкина, М. В. В. О. Ключевский. История жизни и творчества. М., 1974. С. 312–314. 42 См.: Дневниковые записи А. И. Савина о В. О. Ключевском… С. 330; Мельников, А. В. Указ. соч. С. 266–267. 43 См.: Василенко, С. Н. Из воспоминаний композитора // Моск. ун-т в воспоминаниях современников [1755–1917]. М., 1989; Богословский, М. М. Из воспоминаний о В. О. Ключевском. С. 46–47. 44 См.: Голубцова, М. А. Указ. соч. С. 3–4. 45 См.: Маклаков, В. А. Отрывки из воспоминаний… С. 300–306. 46 Айхенвальд, Ю. И. Ключевский : мыслитель и художник // В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М., 1912. С. 144. 47 См.: Богословский, М. М. Ключевский – педагог. С. 48–49; Умов, Н. А. От «Научного слова» // В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М., 1912. С. 3–4. 159 См.: Шаляпин, Ф. И. Страницы из моей жизни. Маска и душа // Повести о жизни. Пермь, 1966. С. 134–135, 291, 312–313. 49 Маклаков, В. А. Отрывки из воспоминаний… С. 300. 50 Здесь мы не будем касаться друзей юности, так как эта тема заслуживает отдельного и весьма пристального рассмотрения. 51 Записано со слов А. П. Голубцова. См.: Голубцова, М. Указ. соч. С. 3–4. 52 В 1891 году А. П. Голубцов защищал свою магистерскую диссертацию, а Ключевский был одним из оппонентов. После этого они познакомились ближе, и Василий Осипович стал бывать у них в посаде «запросто». 53 В отличие, например, от С. Ф. Платонова, у которого представление о В. О. первоначально складывалось под воздействием мнения П. Н. Милюкова. См.: Письма русских историков (С. Ф. Платонов, П. Н. Милюков) / под ред. проф. В. П. Корзун. Омск, 2003. 54 См.: Кони, А. Ф. Воспоминания о В. О. Ключевском // В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М., 1912. С. 156. 55 См.: Голубцова, М. А. Указ. Соч. С. 4. 56 Дневниковые записи А. Н. Савина о В. О. Ключевском… С. 329. 57 Здесь приведены мнения его учеников, А. А. Кизеветтера и М. М. Богословского. 48
