«Из цикла «Города мира» АМЕРИКА

эссе
«Из цикла «Города мира»
АМЕРИКА
К.В. Киселев
Город в растерянности. Он проиграл.
Морской лев - привратник.
Скамейки – территория покоя.
Нью-Йорк
Манхеттен в трех уровнях.
Вид сверху. Город равнодушно дышит. Ему
плевать, что ты сходишь с ума. Ему никто не
нужен. Он занят собой. Он велик и величественен.
Животное. Ни вопросов, ни ответов.
Когда идешь по улице, нельзя смотреть прямо.
Перед глазами только двери и люди. Зданий нет.
Город вверху. Город без птиц. Город самолетов.
Лечь на спину. Опрокинуть небоскребы.
Опереться спиной. Увидеть и понять. Быть на
равных. Хотя бы. Укротить город. У некоторых
получается. Я не смог.
Музей Соломона Гуггенхайма
Восприятие раздваивается.
Когда видишь музей, то картины становятся
всего лишь элементами внутреннего дизайна.
Иллюстрациями. Наполнителями пространства.
Цветовыми решениями.
Виртуальное здание из камня.
Зрители внутри иллюзорного и изолированного
мира, разделенного и одновременно соединенного
в четырех плоскостях. Плюс время. По виткам
спирали.
Когда видишь Ван Гога, Кандинского или Клее,
то музей исчезает.
Картины висят в воздухе. Им просторно. Они
дышат.
И на самом верху танцует Майкл Джексон.
У Соломона Гуггенхайма он делает это молча,
абсолютно один в черной комнате.
Он будет танцевать вечно.
Брайтон.
Метро - машина времени.
Деревянный тротуар.
Ресторан «Волна». Аптека Зильбермана.
Продается квас. Запах борща. Бабель.
Район жалости и воспоминаний.
Район одиночества и старости.
Район исполненных надежд. Район надежд
умерших.
Дети выросли. Смерть рядом.
Полицейская машина – призрак неотвратимости
перемен.
Океан.
Центральный парк.
Место свободы. Город остановился, но не
сдался.
Шпионы города.
Коньки. Кроссовки. Кто быстрее? Какой
пульс?
Бег по кругу на чужой земле.
Памятники - лазутчики. Музеи в авангарде
наступления.
Интервенция искусства против тишины и
безыскусности.
197
Метрополитен Музей
По странам. По эпохам.
По именам. По фамилиям.
По видам. По сортам.
По номерам. По размерам.
По цвету. По запаху.
Для белых. Для черных.
Для желтых. Для голубых.
Что было. Что будет.
Чем дело кончится. Чем сердце успокоится.
Фламандцы и супрематисты.
Импрессионисты и голландцы.
Океан живописи. Море скульптуры.
Поля мебели и посуды.
Обрывки саркофагов и мумий.
***
На каждом этаже можно поесть.
Линкор Нью-Джерси1
Всегда на солнце.
Всегда весел.
Всегда готов.
Американец.
Немного скучно без людей в форме.
Он верит. Они придут.
Вашингтон.
Город ответов.
Он знает все.
В нем нет полутонов.
Истина и ложь.
эссе
Решения и функции.
Все пронумеровано.
Музей Просвещения.
Кладбище великих идей.
Кладбище идей воплощенных.
1
Апрель 2005
«Нью-Джерси» (New Jersey - BB62). Линкор класса
«Айова». Заложен 16.09.1940. Спущен на воду 07.12.1942. В
строю с 23.05.1943. Принимал участие в боевых действиях по
всему миру, в том числе в корейской и вьетнамской войнах. В
80-е гг. ХХ в. был модернизирован. На нем были установлены
пусковые установки крылатых ракет BGM-109 Tomahawk,
ракетные установки AGM-84 Harpoon и другое оборудование.
Окончательно выведен из состава флота в 1999 году, списан
и передан властям штата Нью-Джерси. В настоящее время на
линкоре организован музей.
ДЕРЕВО – ТЕПЛОЕ, МЯГКОЕ, ЖИВОЕ
(стихотворение в прозе?)
Михаил Фёдорович Казанцев
зав. отделом права Института философии
и права УрО РАН, кандидат юридических
наук, доцент (среди мебели собственного
изготовления)
Любовь к дереву у меня с детства. Наше
село окружали леса – сосновые, березовые,
местами осиновые. С ними тесно связана была
вся деревенская жизнь: летом – покос, зимой
– рубка дров (не говоря уже о сборе ягод и грибов,
привычном и для горожан).
Особенно нравился мне покос, наверное, потому,
что летом тепло. Косить я начал лет с семи. У
меня была небольшая литовка (шестерка). Самую
большую Тимину елань мы выкашивали всей
семьей, шли друг за другом, уступами. Начинал
отец, за ним шли старшие братья и сестры,
а последним – я со своей шестеркой. Позади
оставались семь ровных валков свежескошенной
травы. Ее запах, усиленный зноем, густо наполнял
воздух. Бесподобное буйство зелени. Шум берез.
Рубить дрова зимой мы выезжали еще до
рассвета. По накатанной дороге лошадь (гнедой
мерин) шагает споро, временами даже бежит
вялой рысцой. На снежной целине она утопает по
самое брюхо, сани буровят снег, снежинки, падая
на разгоряченную конскую спину, быстро тают,
ветерок доносит запах конского пота (с тех пор
я люблю запах конского пота). В конце пути уже
совсем светло. Теперь-то я понимаю – мало что
М.Ф. Казанцев
может сравниться с мощью и суровым изяществом
зимнего леса. А тогда это было естественной
средой, обычным фоном, сопутствующим заготовке
дров.
Может быть, рубка дров как раз и выявила мою
склонность к работе с деревом, во всяком случае,
помогла овладеть топором – главным инструментом
плотника (к слову, впервые я взял в руки топор,
точнее топорик, в пять лет и неудачно – посек
ногу). Для зарождения и развития этой склонности
условия были – в нашем деревенском доме имелся
верстак и набор самых необходимых плотницких
и столярных инструментов – ножовки, рубанки,
молотки, стамески и даже рашпиль. Вначале
мои работы по дереву сводились, в основном,
к изготовлению деревянного оружия – сабель,
пистолетов, винтовок и автоматов. Когда стал
постарше (лет с четырнадцати) подрабатывал в
плотничной бригаде. После окончания школы
и до службы в армии работал (в течение семи
месяцев) на Невьянской мебельной фабрике
– шлифовал на станке кромки деталей для шкафов.
Не оставляли меня плотницко-столярные работы и
во время срочной армейской службы. Приходилось
делать учебный деревянный макет самолета –
американского палубного штурмовика «Скайхок» (я
служил в зенитно-ракетном полку Кантемировской
танковой девизии) и обшивать деревом бытовку в
казарме. Навыки работы с топором пригодились и
в студенческом стройотряде, где я был бригадиром
плотницкой бригады.
Но все эти столярно-плотницкие опыты были
прелюдией моего главного деревянного проекта
– сделать корпусную пристенную мебель для
домашнего кабинета. Идея эта возникла в 1990 году.
Надо было куда-то девать книги, а подходящую
мебель тогда нельзя было ни купить в магазине,
ни заказать в столярных цехах (мастерских). Зато
в то время продавались чертежные доски (длиной
100, шириной 75, толщиной 2 сантиметра). Доски
были склеены из деревянных брусков и фанерованы
(облицованы) березовым шпоном – прекрасный
материал для моего мебельного проекта. В течение
года я накупил более ста таких чертежных досок
(в начале они стоили 7 руб. 50 коп. за штуку, потом
198