Проблема женской эмансипации в русской литературе 30-40

ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2000 • № 4
Л.П. МОИСЕЕВА
Проблема женской эмансипации
в русской литературе 30-40-х годов XIX века
В. Даль в "Толковом словаре живого великорусского языка" так объясняет значение слова "эмансипация": "Эмансипация (лат.) - освобождение от зависимости,
подчиненности, полная свобода, воля" [1].
Авторы "Современного словаря иностранных слов" расширяют данное толкование:
эмансипация это освобождение еще и "от угнетения, от предрассудков; отмена
ограничений, уравнивание в правах (например, эмансипация женщин)" [2]. Именно в
этом, последнем значении слово "эмансимация" наиболее употребительно в русском
языке и русской литературе. Само понятие "эмансипация" приходит в русскую литературу в начале XIX века из французской. Связано это прежде всего с двумя
женскими именами: Ж. де Сталь и Жорж Санд - ярких представительниц французского романтизма.
Стоит отметить, однако, что первые ростки женской эмансипации возникли в
России еще в XVIII веке. Это явление связано с именем сподвижницы Екатерины II княгини Е. Дашковой, известной своей широкой общественной деятельностью.
В 1783-1796 годах она была директором Петербургской академии наук и президентом
основанной при ее активном участии Российской академии для разработки русского
языка. Княгиня организовала первые в России публичные чтения. Но фигура Дашковой была, скорее, исключением для российского общества XVIII века, в то время
как к концу столетия влияние эмансипации становилось в России все более активным.
Властительница дум читающей молодежи конца XVIII - начала XIX века, последовательница идей эпохи Просвещения, г-жа де Сталь в своих романах, пользовавшихся не меньшей популярность, чем "Новая Элоиза" Руссо, а позднее романы
Жорж Санд, утверждала идею свободы человеческого чувства, независимости его от
нравственных предрассудков и светских ограничений. В центре ее произведений были
образы женщин ("Дельфина", 1802; "Коринна", 1807). В романе в письмах "Дельфина"
автор утверждает, что женщина должна и может быть свободна в выборе своего
жизненного пути, отстаивает ее право на любовь. Ту же идею развивает писательница и
в романе "Коринна", героиня которого является фигурой во многом автобиографической, хотя в значительной степени идеализированной. Коринна так же образованна и одарена талантами, как г-жа де Сталь, так же страстно желает обрести
счастье, не зарыть в землю свои исключительные дарования, так же отважно пренебрегает мнением света. Героиня не только по-человечески похожа на свою создательницу. Она воплощает в себе некоторые заветные эстетические и общественные
идеи г-жи де Сталь. Основная проблема произведения - положение женщины в
обществе, ее раскрепощение, эмансипация. Коринну ценят за ее собственные таланты, тонкость чувств. Она, девушка из аристократической семьи, оставляет родину и в
одиночестве отправляется за границу, что жестоко оскорбляет общественные приличия. Для родственников она умерла, ей пришлось даже изменить имя, и не случайно
она назвалась Коринной, по имени древнегреческой поэтессы VI-V вв. до Р.Х.
М о и с е е в а Людмила Павловна - филолог.
164
Однако история, рассказанная знаменитой писательницей, не была типичной.
Героиня романа - одинокая бунтарка, она родилась слишком рано: люди, покоренные
талантами Коринны, осуждают ее как женщину. Возлюбленный расстается с ней:
искренне увлеченный ее артистическим обаянием, он тем не менее убежден в том, что
женщина должна держаться в тени и заниматься лишь домашними делами.
Влияние романов г-жи де Сталь на русское общество было огромным. Может
быть, впервые о женщине в России стали говорить как о личности, о ее духовных возможностях, о потребности раскрепощения. "Коринною севера" называли княгиню
Зинаиду Александровну Волконскую, женщину необычную, независимую в суждениях, одаренную, как и Коринна, многими талантами: она была поэтессой, новеллисткой, композитором, певицей. Ее московский салон привлекал множество знаменитых поэтов, художников, музыкантов. Известен ее портрет кисти К. Брюллова.
Она была музой юного Д. Веневитинова. А. Пушкин, часто посещавший салон
княгини Волконской, посвятил ей стихи, в которых он, как известно, не любивший
"умных" дам, восхищался не только ее красотой, но и талантами. Посылая ей поэму
"Цыганы", он писал:
Среди рассеянной Москвы, При
толках виста и бостона, При
бальном лепете молвы Ты любишь
игры Аполлона. Царица муз и
красоты. Рукою нежной держишь
ты Волшебный скипетр
вдохновений, И над задумчивым
челом, Двойным увенчанным
венком, И вьется и пылает гений.
Певца, плененного тобой. Не
отвергай смиренной дани, Внемли с
улыбкой голос мой, Как
мимоездом Каталани Цыганке
внемлет кочевой [3].
Но Волконская была не только художественно одаренным человеком. Ее ценили
прежде всего как свободолюбивую личность. Вскоре после поражения восстания
декабристов она не побоялась навлечь на себя гнев недавно вступившего на престол,
но уже скомпрометировавшего себя казнью и ссылкой лучших представителей
дворянского общества Николая I: в ее доме находили приют опальные жены
ссыльных декабристов, пожелавшие разделить участь своих мужей, что вызвало
откровенное неудовольствие самодержца. Княгиня Волконская устроила не просто
проводы, но целый музыкальный вечер по поводу отъезда в Сибирь своей родственницы по мужу Марии Николаевны Волконской. Именно здесь и состоялась
последняя встреча этой по-своему тоже необыкновенной женщины с Пушкиным,
некогда влюбленным в нее и посвящавшим ей проникновенные строки. Об этом
необычном вечере и самой 3. Волконской повествует Н. Некрасов в поэме "Русские
женщины". Замечательно, что поэт в 70-е годы отмечает, так же как Пушкин в 20-е,
прежде всего одаренность Волконской и своеобразие ее личности, вложив характеристику "Северной Коринны" в уста вернувшейся в конце жизни из Сибири ее
невестки Марии Николаевны:
.. .Мила и умна
Была молодая княгиня.
Как музыку знала! Как пела она!
Искусство ей было святыня.
Она нам оставила книгу новелл,
Исполненных фации нежной,
Поэт Веневитинов стансы ей пел,
Влюбленный в нее безнадежно...
165
Царица московского света,
Она не чуждалась артистов, - житье
Им было у Зины в гостиной;
Они уважали, любили ее
И Северной звали Коринной... [4].
Такой представлял себе Некрасов истинно просвещенную женщину середины 20-х
годов XIX века.
Итак, идеалом раскрепощенной женщины во Франции были вымышленные
героини г-жи де Сталь, в России - княгиня Зинаида Волконская, которая стала одной
из первых эмансипированных русских женщин XIX века. Но, к сожалению, пока
единственной. Русское общество оставалось консервативным, а зачастую невежественным, о чем с горечью повествовал Пушкин в незаконченном романе "Рославлев".
Он описал приезд де Сталь в Россию в 1812 году: "мужчины и дамы", которые
"съезжались поглазеть на нее", "видели в ней пятидесятилетнюю толстую бабу,
одетую не по летам", и за обедом у отца героини романа "были гораздо более
довольны ухой... нежели беседою m-m de Stael" [5]. Сама героиня, Полина, с пылом
юности восхищаясь писательницей и мыслительницей, в сущности, выражает мысли
самого Пушкина: "Как ничтожно должно было показаться наше общество этой
необыкновенной женщине! Она привыкла быть окружена людьми, которые ее
понимают... А здесь... ни одной мысли, ни одного замечательного слова в течение
трех часов! Обезьяны просвещения" [5, с. 120] - такой вывод делает о русском
обществе героиня романа, а вместе с ней и образованный читатель.
Итак, в 1831 году (действие романа происходит в эпоху Отечественной войны
1812 года, но ко времени написания романа в русском обществе мало что изменилось,
и в обрисованных лицах можно узнать современников и современниц писателя)
Пушкин не видел в России истинного просвещения и женщин, сколько-нибудь
похожих на великую француженку (Полина - исключение из правил), время женской
эмансипации еще не наступило.
После де Сталь, оказавшей столь сильное, но еще явно недостаточное влияние на
состояние умов русского общества и впервые поставившей вопрос о раскрепощении
женщины, на устах читающей публики появляется новое имя, начинается новое
брожение общественных умов, вопрос о женской эмансипации приобретает иную
окраску. Это связано с личностью и творчеством другой французской писательницы
Авроры Дюпен, избравшей себе псевдонимом мужское имя - Жорж Санд. И она
сумела доказать, что женщина может быть независимой и играть значительную роль
в общественной, культурной и политической жизни. Так называемый "женский
вопрос", затронутый во многих произведениях писательницы ("Индиана", 1832;
"Валентина", 1832; "Лелия", 1833 и др.), перерастал в проблему свободы личности,
внутренней свободы человека вообще. Сам пример жизни Жорж Санд говорит о том,
как выросли нравственные запросы, интеллектуальные потребности женщины
XIX века, как расширился ее умственный кругозор и какие возможности таит в себе
женская душа, долгие столетия находившаяся в клетке предрассудков. Недаром
В. Белинский в 1842 году назвал французскую романистку "гениальной женщиной",
"первой поэтической славой современного мира". "Каковы бы ни были ее начала, восторженно писал критик, - с ними можно не соглашаться, их можно не разделять,
их можно находить ложными; но ее самой нельзя не уважать, как человека, для
которого убеждение есть верование души и сердца. Оттого многие из ее произведений
глубоко западают в душу и никогда не изглаживаются из ума и памяти" [6].
Влияние творчества Жорж Санд на европейскую литературу было огромно.
Романы писательницы быстро нашли горячий отклик не только во Франции, но и за
ее пределами. Особенно живо и горячо откликнулась на них передовая русская
общественность, русская интеллигентская мысль. Произведениями Жорж Санд
зачитывались представители наиболее прогрессивных кругов русского общества.
Защищая творения Жорж Санд от нападок Ф. Булгарина и О. Сенковского, русская
166
критика в лице В. Белинского и А. Герцена, а впоследствии и Н. Чернышевского
подчеркивала социальное и даже революционизирующее воздействие ее романов на
русскую публику. (Следует оговориться: в среде революционеров-демократов это
последнее и играло определяющую роль в оценке творчества Жорж Санд.)
Французской писательницей восхищались в кружке Грановского; ее высоко ценили
Боткин, Некрасов, Ф. Достоевский, И. Тургенев, Салтыков-Щедрин.
Однако если говорить о непосредственном влиянии на русскую литературу и
критику личности и творчества Жорж Санд, то это нашло свое отражение прежде
всего в тех художественных произведениях и полемических статьях, где речь шла
именно о женской эмансипации, о том, кем была и кем могла стать женщина в
русском обществе, о новой героине русских повестей и романов.
Итак, определим, как же был "решен" пресловутый "женский вопрос" в России в
исследуемое время, т.е. в 30-40-е годы XIX века, и проследим связь между ним и
(более узко) женским воспитанием, которое, несомненно, является здесь ключевым.
Обратимся сначала к более раннему времени, к 1824 году, когда А. Грибоедов
закончил комедию "Горе от ума", где и речи еще не было о женской эмансипации. На
образе Софьи Фамусовой поэт показал губительность "методов" воспитания барышни
даже в богатых и знатных семьях. Часто приглашались невежественные учителя
(в основном французского языка и музыки) "числом поболее - ценою подешевле" [7].
Все, чему учили девушку, сводилось лишь к "танцам, и пенью, и нежностям, и
вздохам" [7]. В результате - жеманство, заменяющее истинные чувства, склонность к
интригам, злословие. В критическом этюде "Мильон терзаний" И. Гончаров говорит о
том, как в 20-е годы XIX века воспитывалась светская барышня: «Французские
книжки... фортепиано... стихи, французский язык и танцы - вот что считалось классическим образованием барышни. А потом "Кузнецкий мост и вечные обновы",
балы... и это общество - вот тот круг, где была заключена жизнь "барышни".
Женщины учились только воображать и чувствовать и не учились мыслить и знать.
Мысль безмолвствовала, говорили одни инстинкты. Житейскую мудрость черпали
они из романов, повестей - и оттуда инстинкты развивались в уродливые, жалкие или
глупые свойства: мечтательность, сентиментальность, искание идеала в любви, а
иногда и хуже. В снотворном застое, в безвыходном море лжи у большинства женщин
внешне господствовала условная мораль, а втихомолку жизнь кишела за отсутствием
здоровых и серьезных интересов теми романами, из которых и создавалась "наука
страсти нежной"» [8, с. 401].
Вспомним, что названия знаменитых повестей "Княжна Мими" и "Княжна Зизи"
В. Одоевскому подсказали имена второстепенных героинь бессмертной комедии
Грибоедова, в которой обе княжны Тугоуховские - Зизи и Мими, - пока еще зеленые
барышни, уже умеют льстить, притворяться и сплетничать. Софья Фамусова отличается от них умом, умением чувствовать, но и она невольно подчиняется законам
светского общества. Великолепную характеристику грибоедовской героини дал Гончаров: "Софья Павловна индивидуально не безнравственна <...> это смесь хороших
инстинктов с ложью, живого ума с отсутствием всякого намека на идеи и убеждения,
путаница понятий, умственная и нравственная слепота - все это не имеет в ней
характера личных пороков, а является как общие черты ее круга. В собственной,
личной ее физиономии прячется в тени что-то свое, горячее, нежное, даже мечтательное. Остальное принадлежит воспитанию" [8, с. 401, 402]. "Она загублена в
духоте, куда не проникал ни один луч света, ни одна струя свежего воздуха" [8, с. 404].
Слово "мечтательность" Гончаров в цитированных строках употребляет дважды: в
отрицательном и положительном смысле. Это не случайно. Девушка, воспитанная
подобным образом, как правило, не могла отличить свои искренние чувства от
книжной морали.
Гончаров защищает Софью Павловну, оправдывая ее недостатки неправильным.
уродливым воспитанием. О том же писал в 1834 году Одоевский в повести "Княжна
Мими". Писатель постоянно обращался здесь к вопросу о воспитании, "которое
167
получают женщины: канва, танцевальный учитель, немножко лукавства... да два-три
анекдота, рассказанные бабушкою как надежное руководство в сей и будущей
жизни - вот и все воспитание" [9, с. 133].
Одоевский, так же как и Гончаров, склонен обвинять, скорее, общество, чем
девушку, получившую подобное воспитание: «...вините, плачьте, проклинайте развращенные нравы нашего общества. Что же делать, если для девушки в обществе
единственная цель в жизни - выйти замуж! если ей с колыбели слышатся эти слова "когда ты будешь замужем!". Ее учат танцевать, рисовать, музыке для того, чтоб она
могла выйти замуж: ее одевают, вывозят в свет, ее заставляют молиться Господу
Богу, чтоб только скорее выйти замуж. Это предел и начало ее жизни. Это самая
жизнь ее. Что же мудреного, если для нее всякая женщина делается личным врагом, а
первым качеством в мужчине - удобоженимость. Плачьте и проклинайте, - но не
бедную девушку» [9, с. 140, 141].
Вопрос о воспитании и образовании женщины продолжал волновать русское
общество и в 40-е годы XIX века. Так, Белинский, делая очередной обзор русской
словесности этого времени, предлагал «оставить... мусульманский взгляд на
женщину и в справедливом смирении сознаться, что наши женщины едва ли не ценнее
наших мужчин, хотя эти господа и превосходят их в учености. Кто первый... оценил
поэзию Жуковского? - женщины. Пока наши романтики подводили поэзию Пушкина
под новую теорию... женщины наши уже заучили наизусть стихи Пушкина. Мнение,
что женщина годна только рожать и нянчить детей, варить мужу щи и кашу или
плясать и сплетничать, да почитывать легонькие пустячки - это истинно киргизкайсацкое мнение (Белинский намекает, очевидно, на произведение Г. Державина
"Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная неким мурзой, издавна
проживающим в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге", которая
была создана в 1782 году и в которой превозносятся добродетели Екатерины Второй,
именуемой Державиным "киргиз-кайсацкой царевной", т.е. мусульманской по воспитанию женщиной. - Л.М.)". Женщина имеет равные права и равное участие с мужчиной в дарах высшей духовной жизни, и если она во всех отношениях стоит ниже его
на лестнице нравственного развития, - этому причиною не ее натура, а злоупотребление грубой материальной силы мужчины, полуварварское, немного восточное
устройство общества и сахарное, аркадское воспитание, которое дается женщине"
[10]. Но время идет, продолжает критик, и положение дел меняется: "...век идет, идеи
движутся, и варварство начинает колебаться: женщина сознает свои права человеческие... Кому не известно имя гениальной Жорж Санд?" [10].
Белинский продолжил свою мысль, анализируя роман Пушкина "Евгений Онегин".
В девятой статье, посвященной "Сочинениям Александра Пушкина", характеризуя
образ Татьяны Лариной, он писал: "Русская девушка - не женщина в европейском
смысле этого слова, не человек: она нечто другое, как не в е с т а" [11, с. 538]. Ранее
об этом же писали Одоевский и позднее Гончаров. Далее Белинский отмечает то, что
найдет, и уже нашло к тому времени (1845 год), свое подтверждение в произведениях,
анализируемых в настоящей статье. Они принадлежат перу новой плеяды писателей,
заявивших о себе в 30-40-е годы XIX века, относящихся в основном к так называемой
"натуральной школе" в русской литературе. Белинский поставил вопрос, который
особенно волновал этих литераторов, - вопрос о положении девушки в родной семье.
Юная девушка, считал критик, рано начинает "чувствовать, что она - не дочь своих
родителей, не любимое дитя их сердца... а тягостное бремя, готовый залежаться товар, лишняя мебель, которая, того и гляди, спадет с цены и не сойдет с рук" [11].
Проблема отношений дочери-"невесты" и матери, видящей в ней "товар", точно
обозначена критиком: "За что больше всего упрекает и бранит свою дочь попечительная маменька? За то, что она не умеет ловко держаться, строить глазки и
гримаски хорошим женихам... Чему она больше всего учится? Кокетничать по
расчету, притворяться ангелом, прятать под мягкою, лоснящеюся шерсткой кошачьей
лапки кошачьи когти" [11]. Этот порочный круг замкнет сама девушка, ставшая
168
наконец женой и матерью. Дочек своих родители "поучают прыгать и шнуроваться,
немножко бренчать на фортепиано, немножко болтать по-французски - и вот
воспитание кончено; тогда им одна наука, одна забота - ловить женихов" [11]. Не
таково ли было воспитание матери? Не меньше волновал литературу и критику
вопрос о перерождении пылкой, зачастую неглупой девушки в обывательницу.
Вырвавшись из родительского дома, она становится "барыней", "хозяйкой". Все юные
мечтания, надежды, если таковые и были, теперь ввиду изменения ее общественного
положения извращаются самым безжалостным образом. Ее дело теперь "повелевать
всемив доме... покупать и тратить, наряжаться и франтить" [11,с. 541].
Далее критик объясняет причины подобного положения женщины в русском
обществе, обвиняя мужскую его часть в отсутствии у нее интеллектуальных запросов
и социальных интересов, в отсутствии потребности быть не только чьей-то женой, но
самостоятельной личностью, иными словами, в отсутствии стремления к эмансипации:
"Разве не вы сами сделали из женщины только невесту и жену, и ничего более? Разве
когда-нибудь подходили вы к ней бескорыстно, просто, без всяких видов... Желали ль
вы когда-нибудь иметь друга в женщине?". Ваш взгляд на женщину чисто
утилитарный, почти коммерческий: она для вас капитал с процентами, деревня, дом с
доходом; если не это, так кухарка, прачка, ключница, нянька, много, много если
одалиска..." [11, с. 541].
Итак, обратимся непосредственно к предмету настоящей статьи - проблеме
женской эмансипации в русской литературе 30-40-х годов XIX века. Литераторы под
влиянием времени, под влиянием идей Запада начинают освещать образы своих
героинь уже в ином свете, чем прежде. Это, в первую очередь, представители "натуральной школы", которые главным содержанием своих произведений сделали
правдивое и точное изображение действительности, описание жизни без прикрас и во
главу угла ставили острые жизненные коллизии, в том числе и такие, где затрагивался
"женский вопрос". Хотя первыми о неправильном положении женщины в обществе
заговорили еще писатели-романтики (например, Одоевский), основная заслуга здесь
принадлежит именно писателям-реалистам 30-40-х годов. Они создали жанр так
называемой "чиновничьей повести", где героями были мелкие служащие с их,
неинтересной и невозвышенной жизнью. Но искусство писателя делало "маленького
человека" подлинным героем отечественной литературы. Каждый персонаж имел
свою любовную, семейную историю, и даже в тех случаях, когда женские образы в
"чиновничьих повестях" оказывались второстепенными и третьестепенными, вопрос о
положении женщины в обществе не мог не быть поставлен.
Попытки его разрешения мы находим в произведениях таких писателей, как
А. Дружинин ("Полинька Сакс", 1844-1845; "Лола Монтес", 1848), В. Соллогуб
("История двух калош", 1839; Большой свет, 1840; "Аптекарша", 1841; "Тарантас",
1841-1845; "Медведь", 1843; "Воспитанница", 1846; "Старушка", 1850), А. Кульчицкий
("Необыкновенный поединок", 1845), С. Победоносцев ("Милочка", 1845),
П. Кудрявцев ("Без рассвета", 1848; "Сбоев", 1847), А. Плещеев ("Папироска", 1848;
"Дружеские советы", 1849), М. Достоевский ("Господин Светелкин", 1848) и некоторые другие. Героини их произведений большей частью являются существами,
полностью зависящими от представителей мужского пола - отцов, братьев, мужей и не имеющими ни малейшей самостоятельности. То есть общественное положение
женщины определялось тем, чья она дочь, сестра, жена, вдова, но не личными,
индивидуальными качествами, интеллектуальными и нравственными запросами и тем
более не ее общественной деятельностью. Однако почти каждый из упомянутых
писателей не только сожалеет о бесправности своих героинь, но и показывает их
протест против подобного несправедливого положения дел.
Особенно интересным в этом отношении представляется творчество Соллогуба.
произведения которого в русской литературе 30-40-х годов XIX века занимают особое
место. Близкое знакомство и непосредственное общение этого литератора с Грибоедовым, Пушкиным, Вл. Одоевским, Вяземским, Лермонтовым не прошло бес169
следно для его творчества, в котором стихи и талантливые водевили соседствовали с
остроумными очерками петербургского быта, с повестями, проникнутыми сочувственным отношением к демократическим героям и написанными с большой художественной достоверностью. Недаром Белинский отмечал, что "простота и верное чувство
действительности составляют неотъемлемую принадлежность повестей" [ 12] писателя
и сравнивал его с Гоголем.
В светской среде нет места верной, искренней любви. Эту мысль Соллогуб
развивает в повестях "История двух калош" и "Большой свет". Героини этих произведений готовы любить, но любовь эта в любой момент может обернуться трагедией.
Особенно ярко писатель отразил это в повести "Аптекарша", которую отметил
Белинский, назвав прекрасной "по глубоко гуманному содержанию, тонкому чувству
такта, по мастерству формы" [10, с. 184]. Героиня повести, Шарлотта, оказалась
жертвой сословных предрассудков, мешающих ей соединиться с возлюбленным.
Сколь бы ни была мила Шарлотта, бедность семьи, убожество обстановки, в которой
она живет, не оставляют ей надежды на взаимную любовь, так как ее избранник
принадлежит к кругу "аристократии". Здесь и речи нет о женской эмансипации, но
чувства, испытываемые героиней повести, заставляют задуматься об общественном
положении женщины, ее унизительной зависимости от социальных барьеров,
преодолеть которые она не в силах.
В повести "Медведь" влюбленные герои словно бы меняются местами: героиня
богата и знатна, герой же, по мнению тетушки его возлюбленной, не является выгодным женихом для ее племянницы. Девушка вынуждена выйти замуж за нелюбимого,
но "достойного", т.е. состоятельного человека. Ей не оставляют ни малейшей свободы
выбора, она - собственность, вещь своих родных. Таким образом, произведения
писателя, вызывавшие сочувствие читающей публики, готовили почву для появления
новых героинь, способных протестовать, заявлять свои права на жизнь и счастье.
Таковы Наташа - героиня повести "Воспитанница", и Настенька - центральный
персонаж повести "Старушка".
Одна из лучших повестей Соллогуба — "Тарантас", - также удостоившаяся высокой
оценки Белинского (отдельная статья), посвящена вовсе не женскому вопросу, но в
ней писатель дает блестящую характеристику мещанской среды, где воспитываются
девушки, чьи судьбы могут стать трагическими из-за отсутствия просвещения. "У нас
все губернские города похожи друг на друга... барышень вдоволь. Все они поют
варламовские романсы" и "толкуют о московском дворянском собрании... Образ
жизни довольно скучный. Размен церемонных визитов. Сплетни, карты; карты, сплетни..." [13]. Вопрос был поставлен.
Победоносцев в повести "Милочка" рисует женский характер, противоположный
характерам кротких героинь Соллогуба. Писатель показал обратную сторону
женской эмансипации, когда желание стать личностью извращается и в женщине
начинает превалировать лишь желание властвовать. Тогда она становится сухой,
бездушной, теряя лучшие порывы своей юности. Героиня повести, предавшись "духу
эгоизма и пустоты", жила жизнью "безотчетно-пустой, какой-то фальшивой и
нарумяненной" [14]. Потребность выразить себя, жить не считаясь с условностями,
превратили ее в избалованную барыню, разорившую и опозорившую своего мужа
(ситуация, отчасти напоминающая психологический конфликт в "Попрыгунье" А. Чехова). С горечью повествует автор о воспитании девушек, приводящем к подобным
результатам, о женском образовании. Рисуя портрет одной из второстепенных
героинь, Прасковьи Ивановны, писатель иронизирует: "А ее умственная жизнь? - захотите вы, может быть, спросить меня. Образованная женщина в нынешнем XIX веке,
при общем стремлении к прогрессу, к знанию... должна читать, следить за ходом века,
за современными вопросами, скажете вы. Читать?.. Прасковья Ивановна читает...
каждые вторник, четверг и субботу - «Прибавление к "Московским ведомостям"!..
Современный вопрос?.. Как вы играете: семь, восемь или бескозырную?.. Ход века?..
По новому курсу, на серебро. - Вот вам ответы на вопросы» [14, с. 125,126].
170
Отчасти напоминает Милочку героиня повести Плещеева "Папироска", где вопрос
о женской эмансипации в русском обществе толкуется весьма иронически. Героиня
Плещеева "как истинно эмансипированная женщина... любила ездить верхом, поглощать пахитосы и выпить бокал шампанского на загородном пикнике" [15]. Оба
писателя показывают, чем может обернуться неправильное представление о свободе
женщины, т.е. речь идет не о духовном раскрепощении, а лишь о чисто внешних
признаках равноправия женщины и мужчины или (у Победоносцева) о желании
женщины возвыситься над мужчиной не интеллектуально, а лишь из эгоистической
потребности властвовать.
Обратимся к другим писателям, кого волновал вопрос женской эмансипации.
П. Кудрявцев - одна из самых примечательных фигур эпохи Белинского, Герцена,
Грановского. Он был выдающимся педагогом, литературным критиком, эссеистом,
историком искусства. Как писатель он создал оригинальный жанр повести. Его
высоко оценил Белинский. Анализируя произведения Кудрявцева, в которых автор
отводит большое место женским образам ("Катенька Пылаева", "Антонина", 1836;
"Одни сутки из жизни холостяка", 1838; "Флейта", 1839; "Недоумение", 1840), критик
писал о том, что они "отличаются особенным, самостоятельным характером и обнаруживают в авторе дар творчества" [10, с. 185]. По его мнению, "женские характеры"
в повестях Кудрявцева очень удачны и "изображаются в них типически, искусно,
верно" [10, с. 185]. Повести Кудрявцева "Последний визит" (1843), "Без рассвета"
(1847) и "Сбоев" (1847) так же удостоились похвалы Белинского. В "Сбоеве" критик
отметил "особенно и оригинально и тонко" [16] обрисованный характер героини. Анализируя повесть "Без рассвета", он, видя в ее героине "существо вялое, отрицательное,
без всякого сопротивления к гнетущим ее обстоятельствам", задает риторический
вопрос: могло ли оно возбудить к себе какое-либо сочувствие в читателях. Он приводит здесь пример другого женского литературного образа этого времени: "То ли дело
Полинька Сакс!" [16]. Далее критик восторженно пишет о героине А. Дружинина.
Именно женские персонажи, изображенные Дружининым, Белинский считал исключением в галерее, может быть тонко чувствующих, но зачастую бледных, безропотных существ или бессердечных эгоисток, выведенных на страницах произведений
упомянутых писателей. Дружининские Полинька Сакс и Лола Монтес заслуживают
рассмотрения в отдельной статье. Здесь же были проанализированы лишь первые
литературные произведения, отразившие зарождение женской эмансипации в России
и сделавшие ее одним из основных вопросов русской действительности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1995. Т. 4. С. 664.
2. Современный словарь иностранных слов. СПб., 1994. С. 714.
3. Пушкин A.C. Собр. соч. В 10 т. М., 1996. Т. 2. С. 101.
4. Некрасов H.A. Стихотворения. Поэмы. М., 1971. С. 339.
5. Пушкин A.C. Собр. соч. В 10 т. М., 1997. Т. 5. С. 119.
6. Белинский В.Г. Речь о критике // Белинский В.Г. Собр. соч. В 3 т. М., 1948. Т. 2. С. 356.
7. Грибоедов A.C. Горе от ума. М., 1969. С. 15.
8. Гончаров И.А. Мильон терзаний //Гончаров И.А. Собр. соч. В 6 т. М., 1974. Т. 6.
9. Одоевский В.Ф. Княжна Мими// Одоевский В.Ф. Повести и рассказы. М., 1988.
10. Белинский В.Г. Собр. соч. В 3 т. М., 1948. Т. 2. С. 139.
11. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья девятая //Белинский В.Г. Собр.
соч. В 3 т. М., 1948. Т. 3.
12. Белинский В.Г. Собр. соч. В 3 т. М., 1948. Т. 2. С. 470.
13. Соллогуб В.А. Тарантас//СоллогубВ.А. Повести и рассказы. Л., 1962. С. 199.
14. Победоносцев С.П. Милочка//Живые картины. М., 1988. С. 156.
15. Плещеев A.B. Папироска//Живые картины. М., 1988. С. 307-308.
16. Белинский В.Г. Собр. соч. В 3 т. М., 1948. Т. 3. С. 836.
© Л. Моисеева, 2000
171