ОБРАЗ ИДЕАЛЬНОГО ГЕРОЯ В ГЕРОИЧЕСКОМ ЭПОСЕ

ВЕСТНИК ТОМСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
2009
История
№2(6)
УДК 94
А.Н. Кокуев
ОБРАЗ ИДЕАЛЬНОГО ГЕРОЯ
В ГЕРОИЧЕСКОМ ЭПОСЕ МЕСОПОТАМИИ
И ГЕРМАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ. ОПЫТ
СРАВНИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА
Рассматриваются различия в понимании социальной роли правителя в месопотамской и германской культурах на примере англо-саксонского эпоса «Беовульф» и месопотамских произведений о Гильгамеше.
Ключевые слова: эпос, Беовульф, Гильгамеш.
Эпический герой как воплощение социального идеала человека или человека, приближающегося к идеалу, является носителем коллективных, традиционных ценностей породившей его культуры. Образы, мотивы и сопровождающие их ценности, которые входят в эпос, формируются в народной
культуре в самое раннее время. Анализ этих ценностей может пролить свет
на культурные отличия ближневосточного и западноевропейского традиционных обществ. Вопрос заключается в следующем: являлись ли эти отличия
изначальными, присущими тем или иным обществам ещё в архаичную догосударственную эпоху, или это порождение цивилизации? Остановимся лишь
на различиях в понимании социальной роли правителя в месопотамской и
германской культурах и рассмотрим аспект обязанностей правителя перед
коллективом, а также понимание в эпосе самого коллектива.
Древняя Месопотамия и Северная Европа в раннее Средневековье представляют собой архаичный этап развития переднеазиатской и западноевропейской культур. Одним из известнейших эпических персонажей в древнем
Двуречье считался Гильгамеш [1]. Помимо известного аккадского эпоса «О
всё видавшем» [2], до нас дошло ещё несколько более ранних шумерских
героических сказаний [3; 4; 5], повествующих о Гильгамеше. Позднее их мотивы вошли в сюжетную линию эпоса. Сказания тесно примыкают к фольклору, отличаются по жанру, не связаны композиционно друг с другом, лишены развёрнутого образного действия и детального «эпического» описания – всего того, из-за чего их нельзя в полной мере отнести к эпосу [6.
С. 305–307]. «Эпос о Гильгамеше», безусловно, более «зрелое» произведение
по сравнению с «Беовульфом», относящееся к городской культуре. «Беовульф» же относится к периоду разложения родовых отношений, к аграрной,
более архаичной культуре, так же как и шумерские героические сказания.
Это обстоятельство, однако, не исключает возможности выделить из эпоса
наиболее архаичные культурные пласты. Одним из великих эпических героев раннесредневековых англов и саксов и, наверное, культуры германцев в
целом является Беовульф [7]. Несмотря на то, что тексты о Гильгамеше и
Беовульфе были созданы в очень отдаленных друг от друга культурных и
временных рамках, они относятся примерно к одной стадиальной плоскости – эпохе так называемой военной демократии.
148
А.Н. Кокуев
Согласно традиционным представлениям об идеальном человеке как
представителе социума, хороший человек – это тот, кто своей деятельностью
приносит пользу людям, своим однообщинникам, дружинникам и т.д., тем
более, если таковую осуществляют германский конунг или шумерский лугаль. Будучи главными представителями правящей элиты, они несли ответственность за весь коллектив и, соответственно, их основной обязанностью
являлось забота о нем [8. C. 15].
Многие подвиги Беовульфа – это помощь, оказанная людям. Они содержат в себе обязательный мотив защиты коллектива [7. Ст. 276–282, ст. 423–
426] или верность долгу [7. Ст. 458–473, ст. 2332–2335], часто кровному.
Три основных подвига, составляющих основу сюжетной линии произведения, доказывают это. Беовульф сражается с Гренделем, верный старому долгу своего предка, и если целью подвига можно назвать получение щедрой
награды и славы героя, то его итогом становится помощь вполне конкретным гаутам, которые воспринимались как побратимы, а значит, соплеменники. Аналогичная мотивация определяет поведение героя и в поединках с матерью Гренделя и драконом – защитить, обезопасить, либо отомстить за
представителей своего коллектива [7. Ст. 2510–2514]. Здесь не герой ищет
подвига – подвиг сам находит героя. Связанный узами долга перед дружиной и племенем, Беовульф вынужден следовать своим обязанностям, чтобы
соответствовать своей социальной роли, превращающейся для него в судьбу.
Одной из обязанностей Гильгамеша, в том числе как правителя, объясняющей причины его подвигов, является забота о коллективе. Гильгамеш
строит стену вокруг Урука, вступает в открытое противостояние с правителем Киша Аггой [5]. Отправляясь в поход на Хуваву (Хумбабу) [4, 2], эпический герой тоже руководствуется целью помочь людям. Он добывает кедр,
дерево, ценное в месопотамской пустыне, и убивает отрицательного персонажа Хуваву, который «не ведает матери, не знает отца-родителя», живёт в
горах, вдали от людей [4. Стк. 148(79)–149(80)], чем сходен с отрицательным
персонажем из другого эпоса – Гренделем [7. Ст. 101–107]. Результаты подвига Гильгамеша, в конце концов, оборачиваются славой победителя над
злом, воплощённым в Хуваве, а также ливанским кедром, привезённым в
Урук [2. С. 163, стк. 39–43]. Значимость события подчёркивается ещё и тем,
что подвиг героя сохраняется в народной памяти.
Собственные объяснения мотивации своих подвигов у Гильгамеша [4.
Стк. 16–33] и Беовульфа [7. Ст. 1386–1389] аналогичны. Однако в своих рассуждениях о бренности всего сущего Гильгамеш задаётся вопросом: «Разве
не так уйду и я?» – и сам же на него отвечает: «Воистину так, воистину так!
// Самый высокий не достигнет небес, // Самый огромный не покроет земли,
// Гаданье на кирпиче не сулит жизни! // В горы пойду, добуду славы!» [4.
Стк. 27–31]. В сказании герой как нельзя близко подходит к вопросу о смысле жизни, который для него заключается в прославлении себя подвигами во
имя собственного коллектива (см. выше). Обязанность заботиться о своём
коллективе превращается здесь для Гильгамеша в смысл жизни. Аналогичная мотивация, но значительно менее явная и вне сравнения с Гильгамешем
даже незаметная, может присутствовать в поведении Беовульфа. Автор «Бео-
Образ идеального героя в героическом эпосе Месопотамии и германской культуры
149
вульфа» уделяет главное внимание сюжету взаимного воинского долга князя
и дружины и тесно связанному с ним мотиву кровной мести (совершенно отсутствующему в произведениях о Гильгамеше), и только за этим обнаруживается скрытый мотив заботы о племени. У Гильгамеша же на первый план в
качестве мотива для подвигов выходит забота об Уруке и его жителях.
Отличия в понимании социальной роли правителя выражаются и в том,
каким образом в анализируемых произведениях изображается подчинённый
правителю коллектив. В «Беовульфе» – это сплошь и рядом представители
аристократии: конунги, их благородные жёны, дружинники. Даже само слово «гауты» употребляется исключительно как синоним дружины гаутов.
Обычные соплеменники проходят фоном, их нет, «Беовульф» – сугубо аристократический эпос.
Сюжеты о Гильгамеше более демократичны. Во-первых, здесь упоминаются жители Урука. Отправляясь в поход на Хуваву, Гильгамеш собирает
некое подобие народного ополчения, при этом очень чётко произведение
отделяет мирных общинников от образовавшейся военной дружины правителя [4. Стк. 48–51]. Во-вторых, они играют в отдельных сказаниях важную
самостоятельную роль. Перед сражением с Аггой Гильгамеш советуется с
«собранием старцев города Урука», и уже после того, как получил у них отказ на открытые военные действия, он решает заручиться поддержкой «Собрания мужей города Урука». При этом народное собрание само успокаивает
страхи героя и уговаривает его вступить в противостояние с врагом [5.
Стк. 3–14, стк. 24–39]. Образы народа и правителя, созданные в сказаниях и
поэме «О всё видавшем», отражают их сосуществование и активное сотрудничество, как представителей одной семьи под названием Урук. Гильгамеш
свободно общается с однообщинниками, руководит ими и помогает им. Образ отцовской трепетной заботы об Уруке и его жителях, которая проявляется в подвигах и разговорах с подданными, не ограничивает понимание коллектива лишь одним войском, дружиной.
Ценность помощи коллективу приобретает в лице власть имущего эпического героя государственную обязанность заботы правителя о тех, кем он
управляет. Трактовки этого и в германской, и в месопотамской культуре могут отличаться, но факт присутствия подобной ценности в указанных эпических произведениях представляется очевидным. Мотивация поступков
главного героя «Беовульфа» акцентируется авторским текстом на ценностях
личной выгоды конунга и его дружины. Мотив правительственной заботы о
племени в целом не является первостепенным. Коллектив представлен узкой
социальной прослойкой – политической элитой, не отождествляемой напрямую с коллективом народным. «Беовульф» прежде всего аристократическое
произведение, созданное аристократами для аристократов.
В эпических произведениях о Гильгамеше в мотивации действий героя
выделяется защита и забота о подданных как часть правительственных обязанностей. Образ коллектива, представленный в них, по своему социальному
составу соответствует действительным общинникам, народу, в отличие от
«Беовульфа». Анализ взаимоотношений правителя и коллектива показывает,
что социальные отношения сохраняют (или приобретают) внутрисемейные,
150
А.Н. Кокуев
патриархальные черты. В сравнении с «Беовульфом» это более чётко просматривается во взаимоотношениях Гильгамеша и Энкиду [1]. Однако эта
проблема уже выходит за рамки настоящей статьи и требует отдельного обстоятельного исследования.
Литература
1. Афанасьева В.К. Гильгамеш и Энкиду. Эпические образы в искусстве. М., 1979.
2. Когда Ану сотворил небо. Литература древней Месопотамии / Сост. В.К. Афанасьева,
И.М. Дьяконов. М., 2000.
3. Гильгамеш, Энкиду и нижний мир [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: //
hworld.by.ru/myth/sumer/gil.en.n.m.html
4. Жрец к «Горе Бессмертного»... [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: //
bibliotekar.ru/vostok/14.htm
5. Послы Аги... [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: //
bibliotekar.ru/vostok/13.htm#_ftn1
6. История древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации: В 2 ч. / Под ред. И.М. Дьяконова. М., 1983. Ч. 1.
7. Беовульф [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: //
norse.ulver.com/other/beowulf/beowulf.html
8. Якобсон В.А. Возникновение писаного права в древней Месопотамии // Вопросы древней истории. 1981. № 4.