Комическое в «Несерьезных рассказах» Саши

Studia Culturae. Âûïóñê 12
80
М. А. Жиркова
КОМИЧЕСКОЕ В «НЕСЕРЬЕЗНЫХ РАССКАЗАХ» САШИ ЧЕРНОГО
Единственный сборник прозы Саши Черного «Несерьезные рассказы» опубликован в Париже в 1928 г. Действие почти всех рассказов связано с эмиграцией. Причем пространственные границы достаточно конкретны: это Франция (Париж, Тулон, Провансаль), где с
1924 г. и до конца своих дней обосновался Саша Черный. В своем
творчестве, посвященном будням эмигрантской жизни, он пытается,
возможно, и, скорее всего, преодолевая собственные невзгоды, пессимизм, грусть, тоску, поддержать и подбодрить других. Как замечает
исследователь жизни и творчества Саши Черного А. С. Иванов о прозе писателя в эмиграции: «все его устремления направлены на то,
чтобы помочь соотечественникам, поднять дух – шуткой, комичным
случаем, озорным и потешным словом»1.
Примером такой поддержки может служить и сборник «Несерьезные рассказы». Сборник рассказов в соответствии со своим названием
получился оптимистическим, внутри него, в самих рассказах, происходит преодоление горечи и тоски по оставленной Родине и прошлой
жизни. Не случайно А. Куприн в своей рецензии пишет: «Прекрасным
эпиграфом, мудрой русской пословицей открывается этот милый
сборник А. Черного: «Посильна беда со смехом, невмочь беда со слезами». Лучшего предисловия к этой книге и нельзя было бы подобрать… Вся она пронизана легкой улыбкой, беззлобным смехом, невинной проказливостью, и если ухо улавливает изредка чуть ощутимый желчный тон, но что ж поделаешь: жизнь в эмиграции не особенно сахар»2. В книге, действительно, преобладают мягкость и лиризм, ирония и сочувствие, улыбка и смех, а не сатира и сарказм, знакомые по раннему творчеству писателя.
Сам писатель называет свои рассказы «несерьезные», т. е. шутливые, озорные, веселые, юмористические, иронические. Открывает их
1
Иванов А. «Ах, зачем нет Чехова на свете!» (Проза Саши Черного) //
Черный Саша. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4: Рассказы для больших. – М.: Эллис Лак,
2007. С. 12.
2
Куприн А.А. Черный. Несерьезные рассказы. – Париж, 1928 // Куприн А.И.
Собр. соч. В 9 т. Т. 9: Воспоминания, статьи, рецензии, заметки. – М.: Худож.
лит., 1973. С. 175.
Studia Culturae. Âûïóñê 12
81
произведение, которое создает особую атмосферу и определяет тональность всего сборника в целом: «Третейский суд. (Шутка в I бездействии)». Сам писатель обозначает его жанровую принадлежность
как «шутка». Нам важны здесь несколько значений: это и небольшая
пьеса комического содержания, и игра автора с читателем. Ведь цель
шутки – вызвать улыбку, смех, поднять настроение, приободрить.
«Третейский суд» посвящен ссоре соседей по дачным участкам, не
способных разобраться, успокоиться и вынужденных обратиться к
содействию других.
То, что стало причиной ссоры, вызывает, скорее, сочувствие и
грусть. Маленькие дачные участки: «Земли с дамскую сорочку. Домишко вроде поддержанного рояльного ящика»1, открытые всем ветрам и любопытным взорам – единственное, что обрели русские эмигранты в чужой стране. Это и судьба самого Саши Черного. Но он поворачивает эту историю комической стороной, заставляет отвлечься
от грустного, и если не посмеяться, то хотя бы улыбнуться после прочтения.
Герои его истории, спорящие соседи: Анна Петровна и Иван Сидорович, обыкновенные средние люди, одинокие и неустроенные в
жизни. Женщине во время судебного разбирательства почти удается
вывести из себя трех мужчин, даже тех, кто обязан по долгу службы
оставаться спокойными и бесстрастными: самих судей. Она из тех,
кто за словом в карман не полезет, несколько истерична (нарочитый
обморок), любопытная: и за соседями наблюдает и под дверью подслушивает, пока судьи выслушивают противную сторону, т. е. второго тяжущегося. Непоследовательна в своем поведении: при попытке
примирить тяжущиеся стороны кричит: «Не слышу!»2, а как только на
нее махают рукой: «Ну и пес с ней, если не слышит!»3 – тут же возмущается. Ей предлагают первой изложить обстоятельства дела – отказывается, потому что «обстоятельства всегда выгоднее излагать
противной стороне в затылок»4 или «он вам тут последний про меня
наплетет – наахает, – все мои предварительные слова и завянут». Но
как только предлагают начать рассказ Ивану Сидоровичу, начинает
всех подозревать в мужском сговоре: «Вы же тут, мужчины, конечно,
будете мужскую руку тянуть… Почему ему первому начинать? С ка1
Черный Саша. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4: Рассказы для больших. – М.: Эллис
Лак, 2007. С. 141.
2
Там же.
3
Там же. С. 142.
4
Там же.
Studia Culturae. Âûïóñê 12
82
кой такой привилегии?»1. Еще до начала изложения обстоятельств в
словесных пререканиях успевает многое рассказать.
Да и судьи принадлежат к тому же кругу, что и тяжущиеся, они
тоже их соседи по дачным участкам. Начинается суд при отсутствии
главного лица – суперарбитра, который спит в соседней комнате после ночной игры на флейте в баре; ведущие суд не всегда соглашаются, поддевают друг друга: про руку и сердце не в той стороне или по
поводу того, надо вставать или нет в начале суда, ведь разговор уже
давно идет.
Итогом судебного разбирательства становится примечательное
решение в духе всего заседания: виновником объявлен мистраль, т. е.
ветер, переносящий белье с одного участка на другой, страницы книги, непонятно все-таки кем и у кого зачитанной и используемой в качестве метательного снаряда каждой стороной. Но подобное решение,
самое главное, приносит необходимое примирение и разрешает спор.
Итак, с одной стороны, неустроенность быта, одиночество, тоска
по родине, а с другой – способность найти выход в любой ситуации,
пусть забавный и далекий от реальности, но примиряющий и разрешающий спор.
Комизм сборника рассказов связан, во-первых, с характером людей, которые настолько сосредоточены на своих проблемах, воспоминаниях или мечтах, что и не замечают комическую сторону происходящего; во-вторых, с ситуациями, в которые попадают герои рассказов Саши Черного; и, в-третьих, с образами детей, забавными в своих
рассуждениях и поведении.
Примером первого случая могут служить герои-мечтатели и фантазеры, немножко наивные, погруженные в свои воспоминания и мечты, уносящие их от приземленной и суровой реальности эмигрантского быта и позволяющие не унывать в любой ситуации.
Наивный герой рассказа «Испанская легенда» всколыхнет унылую
семейную жизнь яркой мечтой об испанском эдеме: «Дом в три комнаты, кухня, ветряная мельница, колодец, право пользоваться фруктами и виноградом сколько влезет, и за все про все… с т о ф р а н к о в
в м е с я ц … Что?!»2, который, к сожалению, окажется фикцией, иллюзией: и комната одна, в другой потолок обрушился, а в третьей курятник («Не можем же мы запретить испанцам разводить кур?»), и
мебели нет, и палисадник с виноградником сданы в аренду, да и сто
1
2
Там же. С. 143.
Там же. С. 164.
Studia Culturae. Âûïóñê 12
83
франков оказывается с каждого человека. В итоге жена с подругой
идут в ресторан и кинематограф, ну а мужа отправляют на Майорку
обедать с приятелем испанцем, владельце упомянутого испанского
эдема в прошлом и такого же эмигранта в настоящем.
Смех автора чаще добрый, сочувственный и грустный; реже осуждающий, как это происходит в «Иллинойсском богаче», герой которого оказывается в центре розыгрыша. Добившись материального благополучия, художник Кандыба возносится на свой Олимп, с некоторой долей снисхождения взирая сверху вниз на других. Одиночество
является самостоятельным выбором, продиктованным характером
героя: удивительной смеси высокомерия, предельной скупости и душевной скудости, какой-то толстокожести, когда не затрагивает даже
прямое оскорбление. Насмешка и неуважение окружающих выплескивается в розыгрыш: приятели и придумают историю о тетушкином
наследстве. Шутка оказывается равновеликой заносчивости и высокомерию Кандыбы. Как пишет В. Я. Пропп: «Смех есть орудие уничтожения: он уничтожает мнимый авторитет и мнимое величие тех,
кто подвергается насмешке»1.
И все-таки автор чаще по-доброму посмеивается над своими героями, добродушная ирония преобладает, сатирик уступает место
юмористу.
Большие фантазеры и мечтатели герои другого рассказа «Изобретатели» переплетчик Гуськов и кондитер Флипс. Главная забота друзей – изобретения, при этом не важно, что изобретать, самое главное –
полет воображения и фантазии. Например, состав и название новых
коктелей (герои сидят в бистро и рассуждают за рюмочкой кальвадоса), мази для вызывания роскошных снов, алкогольного зубного порошка («из жилетного кармана порошок вынул, зубы почистил, сельтерской запил – и весь день пьян, как каучук»2, сандуновских бань с
висячим мостом через улицу для американцев, но этот проект отвергается: «Мелкое только дело, брат, американские спины намыливать –
полета настоящего не вижу»3. От алкогольного аппарата, прикрепленного к трамвайным столбам, чтобы в любой момент и любом место можно было бы подкрепиться горячительным напитком, переходят к музыке: «… надо все домашние звуки обработать. Сидишь в
ванне: кран тебе под головой «Крейцерову сонату» насвистывает. Ва1
Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. – М.: Лабиринт, 2002. С. 30.
Черный Саша. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. – С. 173.
3
Там же. С. 174.
2
Studia Culturae. Âûïóñê 12
84
рит жена суп с клецками, газ ей для успокоения ноктюрн напевает.
Телефон мазурку мурлычет. Радио – похоронный марш задувает. Вода в коридорном депо бежит, тоже что-нибудь гвадалквивирное журчит. Электрическая лампочка в спальной грудному младенцу колыбельную песню нажаривает. А центральное отопление по всей квартире органом гудит, как атлантический прибой… Подумай только: не
квартира, а консерватория!»1. Правда, все сводится к привычному:
«Воображаю я, какими тогда все алкоголиками станут!»2, – комментирует приятель фантазии друга на музыкальную тему.
Появление жизнерадостного монтера по прозвищу Брудершафт
прерывает полет мечты приятелей. Получивший деньги за патент на
свое изобретение, он не способен вызвать ни зависти, ни обиды.
Слишком прозаическим и приземленным оно оказывается: решеткой
для батареи центрального отопления – «алюминиевый, вытянутый,
как Офелия, поднос с изящными дырками», способный прикрыть неуклюжий решетчатый столбик, а также «при помощи легкого телодвижения превращается в роскошный столик с изящными дырками.
Сидя в кресле возле отопления и грея свои мечтательные кости, вы
можете дополнительно и совершенно бесплатно на означенном подносе подогревать ваши собственные утренние сухари и иметь постоянно теплую воду для прополаскивания ваших внутренностей»3.
Примечательно, что автор на стороне своих горе-изобретателей, и
его ирония направлена в большей степени в адрес удачливого соперника: «…ни в молчании Флипса, ни в ехидных словах Гуськова ни
капли зависти не было. Просто, знаете: столкнулся пруд с океаном.
Где им друг друга понять?»4.
Таким же даром фантазии наделен герой рассказа «Замиритель»,
предлагающий свой вариант прекращения первой мировой войны.
Отдыхая на этапном дворе, возвращающийся на фронт с побывки ефрейтор Егор Пафнутьев делится с земляком своим планом захвата
Вильгельма в плен. Сначала нужен немецкий «ероплан», в него легко
в фантазиях героя переделывается русский самолет, да веревки английской сажень сто, потом «самолучшего» летчика, да бульона французского в бутылочке, да германского обмундирования. Во время немецкого парада он предлагает зависнуть над Вильгельмом, подхва1
Там же. С. 174–175.
Там же. С. 175.
3
Там же. С. 176.
4
Там же.
2
Studia Culturae. Âûïóñê 12
85
тить его веревкой, спущенной с самолета, и доставить к русским в
плен. Немецкий самолет и обмундирование – чтобы немцы за своих
приняли и стрелять не стали, французский бульон для Вильгельма
подкрепиться в полете, даже фланелевые штаны ему предлагает, чтобы комфортнее на веревке висеть было и не терло под мышками.
За такой подвиг его, несомненно, наградят: «Сам главнокомандующий с коня слез, в губы меня чмокнул, с себя офицерский Георгий снял – да мне на грудь. Хоть и не по уставу – да уж подвиг больно
выдающийся»1. А дальше больше: за прекращение войны сразу, перскочив через другие воинские звания, в генералы произведут, а французские красавицы замуж за такого героя пожелают. Но здесь герой
тверд – своя русская обрученная невеста есть. И вновь героя с небес
на землю спускает сотоварищ, трезво смотрящий на жизнь: вопервых, да разве стал бы ротный шептаться с Егором Пафнутьевым,
во-вторых, кто же до генерала его допустит, в-третьих, «ероплан» караульные еще в небе расстреляют, не дадут подлететь близко, вчетвертых, даже если зацепил бы он Вильгельма веревкой, так тот
шашкой бы ее разрубил. Заканчивается рассказ прозаическим борщом, за которым надо поспешить, а то за разговорами и без обеда остаться можно.
Мы видим, что писателю дороги его мечтатели, именно они являются главными героями, а их фантазии составляют содержание рассказов, тогда как их оппоненты появляются лишь в конце с одной целью вернуть героев на землю, к действительности. Но нередко авторская ирония обращена именно на них, а трезвый взгляд ни в коей мере
не перечеркивает и не отменяет сумасбродные мечты главных героев.
Саша Черный сам прошел через первую мировую войну в составе
полевого госпиталя и к своим героям военным относится с особой
теплотой. Примером этому служит рассказ «Диспут», посвященный
спору раненых в госпитале о прочитанном гоголевском «Вие». Среди
раненых солдат в палате, лишенных имен, обозначены лишь ефрейтор, а также писарь. Но если ефрейтор мало чем отличается от других
обитателей больничной палаты, то писарь принадлежит к другой, бумажной службе на войне и не принимается солдатами. Но это и плата
за высокомерие и презрение «образованного человека» к простым
солдатам, которые в споре о гоголевских героях сумеют положить его
на обе лопатки.
1
Там же. С. 212.
Studia Culturae. Âûïóñê 12
86
Близки к изобретателям из одноименного рассказа герои «Полной
выкладки»: два приятеля агроном Арнаутов и художник Редько, оказавшие в непростой ситуации, опасной для жизни и все-таки благополучно завершившейся. Нагрузившись вермутом и джином по самую
«ватерлинию», друзья решаются отправиться домой через морской
залив: «Да почему бы в четыре весла не докатиться до соседнего залива? Море тихенькое. Две луны… Маяк на мысу подмигивает, путь
указывает. Даже два маяка как будто… Спокойнее, значит, ехать»1.
Не важно, что при этом «у мостков лодочная цепь долго не давалась в
руки, и ключ никак не попадал в замочную скважину. От электрического фонарика тоже помощь небольшая, особенно когда его уронишь
в воду, и он со дна светит. Лодка прыгает, вода танцует, под носом
луна расплывается. По бокам пьяные яхты чайками покачиваются»2.
С крепкой словесной перебранкой, со сталкивающимися «пьяными»
веслами друзья все-таки благополучно добираются до середины залива. Здесь передышка: отдохнуть надо и песни русские хором попеть.
Но очередной словесный спор приводит к самому страшному – лодка
переворачивается, и двое друзей оказываются по шею в воде. Спасает
их единственная подводная скала между двумя заливами. Осознав
чудесное спасение, вмиг протрезвев, герои с трудом переворачиваю
лодку «скамьями кверху» и осторожно забираются в нее. Теперь весла
работаю дружно, да и маяк перестал двоиться. Тетушка, встретившая
своих «брандахлыстов» сначала недоверчиво, потом сочувственно
замечает: «Чудо Господне… Ангел-хранитель место выбрал, не иначе»3. Бывшие утопленники тут же дают слово больше не пить, но для
того чтобы согреться рюмки перцовки им кажется мало: «Очень уж
промокли… По стаканчику бы следовало… Ведь это же не пьянство,
а вроде лекарства в предупреждение подводного гриппа»4.
Не менее забавны и ситуации, в которых оказываются герои рассказов Саши Черного, комизм которых они-то как раз и не замечают.
Рассказ «Колбасный оккультизм» имеет подзаголовок: рассказ делового человека. Главный герой, рязанский переплетчик Иван Трофимов – человек успешный, открывший свой колбасный цех посредством странного гадания. В начале рассказа он на распутье времен:
прошлое известно, что его обсуждать, настоящее тоже этого не стоит,
1
Там же. С. 190.
Там же.
3
Там же. С. 194.
4
Там же.
2
Studia Culturae. Âûïóñê 12
87
а вот будущее – «вещь заманчивая»1, необходимо принять важное
решение, а обратиться за советом не к кому.
Поход к гадалке с примечательным именем Веранда Брахмапутра,
и ее слова помогают укрепиться в своем решении и поверить в свои
силы. Хотя гадалка изначально не вызывает доверие: «Сидит в обыкновенной венской качалке этакий кулич необъятных размеров. Щеки – земляничное желе, грудь на пульмановских корсетных рессорах,
глаза – две коринки, – ничего мистического»2, но странное гадание по
книге удивительным, почти мистическим образом попадает в точку.
Конечно, главная помощь более реальная и земная: у Веранды Брахмапутры находится мастер из русских и непьющих, удобное помещение и т.п. И все-таки у главного героя рассказа сохраняется вера в
мистическую, оккультную силу странной гадалки, гадающей, как выясняется впоследствии по второму тому пословиц русского народа
Владимира Даля.
В рассказе «Сырная пасха» герой сталкивается с необходимостью
готовить к празднику пасху самому по причине занятости жены.
Обычное женское занятие становится настоящим испытанием для
мужчины. Изготовление сырной пасхи оказывается длительным («к
вечеру работу кончил») и тяжелым процессом, о чем свидетельствуют
все внешние признаки: «Первое. Снял пиджак… Второе. Снял жилет… Третье. Снял рубашку… Четвертое. Снимать с себя больше нечего…»3. Правда, одежда снимается по причине и по мере ее «испачканности» в продуктах питания. Продукты оказываются не только в
тазу, где растираются для пасхи, но и на жилете, рубашке героя
(«Жилет насквозь измазал – спрошу в русской аптеке, чем творог выводят»). Растирание масла в умывальном тазике кеглей превращается
в состязание по бегу: «Масло в умывальном тазу бегает, а я за ним с
кеглей. Целый час бегал, всю краску с кегли в масло стер… Сойдет.
Дышу, как грузовик. Сорочка в масле, глаза, как у загнанного кабана»4.
Результатом почти нечеловеческих усилий становится кулинарный
шедевр, оцененный по достоинству не только женой, но и гостями.
При этом рождается смешная обида на жену, которой и достаются все
похвалы.
1
Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. – С. 195.
Черный Саша. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. – С. 198.
3
Там же. С. 216.
4
Там же.
2
Studia Culturae. Âûïóñê 12
88
Рассказ «Греческий самодур» о незадачливом рыболове, который
поддавшись на завораживающий рассказ заядлого рыболова о так называемым греческом самодуре, т.е. специально устроенными крючками для ловли рыб, связывает большие надежды, а при этом, отправляясь в море, забывает снять защитные бузиновые шарики с крючков.
В завершающем сборник рассказе «Письмо из Берлина» вырвавшаяся погулять белка устраивает в доме и на улице катастрофу вселенского масштаба и лишает жилплощади незадачливого жильца. Отгрызенный нос у гипсового бюста, прыжок на спящую 70-летнюю
немецкую фрау («Слыхали Вы когда-нибудь, как визжат старые немки? Уличное движение сразу остановилось»1) и сорванная наколка,
обнажившая лысину бедной женщины, лесной танец на животе отдыхающего советника, раздавленное спросонья золотое пенсе – лишь то
немногое, что натворила белка.
В ряде рассказов появляются детские образы, как второстепенные,
так и главные. В эмиграции Саша Черный много пишет о детях и для
детей. К детской теме особое, трогательное отношение. С любовью и
теплотой пишет он о своих маленьких героях, заставляя читателя
также любоваться ими, улыбаться, читая, например, рассуждения
гимназистов, тайком наблюдающих за балетными занятиями девочек,
о выборе невесты: «Ты б, Лаврик, на которой женился? – На второй
справа. Мускулы у нее замечательные! – Мускулы у меня самого
есть… Важность какая. А я бы на розовой женился. У нее, брат, на
Тверском бульваре своя кондитерская… Я б целый день из тортов не
вылезал»2.
Герои Саши Черного очень деятельные, активные натуры, но оказывающиеся благодаря этому в очень непростых ситуациях. Храбрый
и решительный восьмилетний приготовишка из рассказа «Самое
страшное», вызвавшийся достать мяч, перелетевший по другую сторону забора на территорию женской гимназии, пережил самое страшное в своей жизни – встречу с девочками в зимнем саду. От страха все
девочки слились в одну пеструю ленту, их уже не несколько человек,
а «миллионы»: «Справа девочки, слева девочки, сзади девочки… Тысячи девочек, миллионы девочек… Маленькие, средние, большие,
самые большие»3. Но мальчик не собирается сдаваться и ведет себя
геройски: «Стою я пунцовый. И со страху в ярость приходить начи1
Там же. С. 220.
Там же. С. 158.
3
Там же. С. 161.
2
Studia Culturae. Âûïóñê 12
89
наю. Мускулы под шинелью натянул. Как сталь! Что ж, думаю…погибать так с треском! Сто девочек на левую руку, сто на правую! Брыкаться-кусаться буду… И не выдержал, в позу стал и головой слегка вперед боднул»1. Рассказ написан в форме воспоминаний,
но даже у взрослого человека оно и сейчас вызывает чувство ужаса и
улыбку одновременно.
Шестилетний Дима из рассказа «Патентованная краска» хотел порадовать любимую тете покрашенной салфеткой, но по случайности
заодно покрасился забредший в номер гостиничный кот, привлеченный запахом краски. Свой вариант спасения от жары и засухи для
уток – купание в море придумал маленький герой миниатюры «Мальчик с селезнем». Правда, радость от встречи с водой быстро проходит, соленая морская вода не подходит домашним птицам.
Завершает «детскую» тему, радости, игр, забав рассказ «Буйабес».
Автор вновь приоткрывает детское видение мира, позволяет услышать детский разговор, стать участником настоящего эксперимента.
По приезде в Провансаль первое же слово, брошенное извозчиком:
«Зато у нас есть “буйабес”!»2, завораживает детей. Даже разочарование оттого, что это всего лишь рыбная похлебка быстро проходит,
наоборот, все загораются одним желанием: узнать секрет настоящего
буйабеса и приготовить его самим. Новое блюдо готовится так «вкусно», что не вызывает никаких сомнений в кулинарном таланте детей.
Неважно, что вместо кастрюли использовали найденное старое ведро,
зато наполняли его от души полувычищенной рыбой, с которой никак
не желала счищаться чешуя, а хвосты и головы отрезались в зависимости от пристрастия ребенка, да и с кишками вышла накладка: некому было вычищать, «Так рыба с кишками в ведро и полетела. А у
ракушек и кишок, слава Богу, нет, сполоснули и в воду…»3. Не забыли про шафран (пять пакетиков: «по полпакетика на детскую порцию
и по пакетику на родителей и дядю Петю»), а соль и перец добавлялись каждым, чья очередь выпадала сторожить ведро. Но радость и
гордость, с которыми дети несут свой кулинарный шедевр, чтобы
угостить взрослых, компенсирует все его недостатки.
Итак, цель сборника – заставить читателя посмотреть на свою
жизнь, наполненную проблемами и заботами, по-новому, отвлечься,
увидеть смешное и забавное, То, что может поддержать, помочь в
1
Там же.
Там же. С. 206.
3
Там же. С. 208.
2
Studia Culturae. Âûïóñê 12
90
жизни, не забывая свое прошлое, жить не только воспоминаниями, но
обратиться к настоящему и будущему. По замечанию Ю. Борева,
«Юмор обладает большой жизнеутверждающей силой»1. Умение видеть смешное, самоирония – это те качества, которыми обладал и сам
писатель.
1
Борев Ю. О комическом. – М.: Искусство, 1957. С. 150.