Гуманитарный вектор. 2010. № 2 (22) Филология 4.

Филология
4. Пшенкина Т. Г. «Бабье лето» vs «Indian summer»: перевод кок взаимодействие когнитивных
структур // Методология современной психолингвистики: сб. ст. Москва-Барнаул: Изд-во Алт. ун-та,
2003. С. 100–120.
5. Рябцева Н. К. Теория и практика перевода: когнитивный аспект // Перевод и коммуникация. М.: ИЯ РАН, 1997. С. 42–62.
6. Сорокин Ю. А. Переводоведение: статус переводчика и психогерменевтические процедуры. М.: Гнозис, 2003. 160 с.
7. Фрумкина Р. М. Психолингвистика: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М.: Академия, 2003. 320 с.
УДК 482
ББК Ш 141. 2 – 5
Т. Ю. Игнатович
г. Чита
Современное произношение долгих шипящих в русских говорах
севернорусского происхождения на территории Забайкальского края
В статье рассматривается судьба долгих шипящих в русских говорах севернорусского происхождения на территории Восточного Забайкалья. Автор обращается к исследованиям Нерчинских памятников
письменности времени начала формирования вторичных говоров, выявляет современные модификации
глухого и звонкого долгих шипящих, определяет тенденции их изменений.
Ключевые слова: долгие шипящие, русские говоры.
T. Y. Ignatovich
Chita
Contemporary pronunciation of the long fricatives in north
russian dialects on the territory of Zabaikalye
The article is devoted to the destiny of the long fricatives in North Russian dialects on the territory of Zabaikalye. The author uses Nerchinsk written records of the beginning of the secondary dialects formation to reveal
contemporary modifications of voiced and voiceless fricatives and to determine the tendency of their changes.
Key words: long fricatives, Russian dialects.
В литературном языке глухой долгий
мягкий шипящий [ш’:] встречается во многих корнях, на стыках морфем, в разных позициях, звонкий долгий мягкий шипящий
[ж’:] произносится только в немногих корнях
и лишь частью говорящих на литературном
языке, постепенно заменяется твёрдым [ж:]
[11, с. 68].
В русских говорах севернорусского происхождения на территории Забайкальского края больше модификаций наблюдается
в соответствии с глухим долгим шипящим:
[ш:], [ш’:], [шч], [ш’ч’], [ш’т’], [сч’], [сш], [с’ш’],
с утратой долготы [ш], [ш’], заменой на [ч’];
в соответствии со звонким долгим шипящим
встречаются модификации [ж:], [ж’:], [ж’д’],
[ж], [ж’].
В соответствии с глухим долгим шипящим самыми распространенными вариантами являются [ш:] и [ш’:]. Твердый [ш:] встречается повсеместно в речи всех возрастных
групп. Отражение этой произносительной
особенности отмечают исследователи региональных письменных памятников периода
освоения Забайкальского края и рассматривают как диалектную черту.
Исследователь Нерчинских памятников
деловой письменности второй половины
XVII – первой половины XVIII вв. Г. А. Христосенко пишет: «В говоре Нерчинских писцов долгий глухой шипящий функционировал как твёрдый звук… Нерчинские говоры
сходны по судьбе долгого шипящего с некоторыми севернорусскими, например, с вологодскими и устюжскими» [13, с. 151–153].
А. П. Майоров, исследователь забайкальской деловой письменности XVIII в., приводит примеры написаний буквы ы после букв
ш, щ, обозначавших отвердевший долгий
шипящий [шш]: клешы, плашы, приобшыть,
вешы, сочетание шо на месте ще: урочишо, следуюшои. Ученый предполагает, что «произношение [шш] в данном региональном узусе
было общепринятым, и поэтому на письме
111
Гуманитарный вектор. 2010. № 2 (22)
его обозначение буквами-дублетами ш и щ
приобретало характер узуальной нормы»
[8, с. 184–185]. А. П. Майоров также находит
случаи обозначения долгого шипящего сочетаниями сч, шч, сщ: клешчи, урожаюшчеи,
дошченiковъ; весщи, сусщаго, лежасщаго; следуюсчия, упусчения. Учёный считает, что «альтернативное использование этих диграфов, возможно, также свидетельствует о стремлении
писца передать своё аффрикативное произношение шипящего [ш’ч’] или [шч’], восходящего к северным и/или северо-западным
говорам [ДАРЯ, карта 48]. На мягкость аффрикативного шипящего (в отличие от [шч])
может указывать написание буквы ю после данных буквосочетаний: счюрупная» [8,
с. 185].
В современных забайкальских говорах
севернорусского происхождения глухой
долгий шипящий твердый [ш:] встречается в пределах морфемы: ш:ука, иш:у, ш:ы,
ш:ав’ьл’, ш:ытат’, ш:ас’т’:ь, йиш:о (повсеместно), например: иш:о, т’ош:а, на кладб’иш:ъ,
апш:амс’ъ (ЗарН)1, ш:анк’и, опш:а работъ,
вапш:э , апш:эж’ит’ии, выташ:ылъ, сл’едуш:ый,
н’и кр’иш:онъ, ачиш:а’ли, пръш:ыталс’ъ (ЗН),
уборш:ыцъй, аб’иш:ал’и, тр’иш:ыт (ПН), иш:о,
в’еш’:и, вапш:э (УПБ), ш:ука, ш:и, ш:авель, иш:у
(УБ, ЖБ, ЗнН, ОН, МирШ, НШ, БогШ, КазШ,
НККалг, ЧКалг, ЧАЗ), угаш:ат’, худуш:а,
пр’иташ:у, н’е п’ер’еш:ытат’, тош:а (УБ), ш:алкай,
в jаш:ыч’к’ь, уч’ил’иш:ъ, п’иш:ат, н’и абраш:ат,
развад’аш:ый, будуш:а, н’ь пуш:ат, патхад’аш:ы,
сташ:ыл (ДжБ), jаш:ерк’и н’ьбал’шы, jаш:ыка,
бал’шушый, ч’ахладушый, братиш:а, пр’икаш:ыкъ
(БКБ), прош:упал, бол’иутал’айуш:ый, иш:о,
сташ:ыл’и, тр’иш:ало (ИБ), прош:упал (НИБ),
н’и пуш:айут, папуш:ацъ, угаш:айьт, уташ:ыл
(ОБ), ганбиш:ъ, кладб’иш:а (ЧШ), ш:ыпцы,
кладб’иш:ъ, жэнш:ын (УТШ), иш:о, таш:ак
(УАШ), ж’енш:ына, хл’иш:ус, худуш:а (СОЧ),
нъ кр’иш:онъвъ (ВЦО), пОмаш:ы, н’и криш:оны
(АЧ), пьр’ираш:ыват, борш:, иш:у, выраш:ывълъ,
чугун барш:эй (АЧ), с’им’онофш:ыну, ф помош:,
иш:о, н’и пуш:ат, тош:а (АЗ), аташ:айут, веш:,
сташ:ыш, папуш:ацъ, угаш:айьт, халш:овых,
тш:ат’ьл’нъ, иш:о, вапш:э, истап’илъ ш:эпъчкам,
дараш:ывът’, груш:ык, заш:ыш:ат, нуждайуш:ым
(НААЗ) и др.
Зафиксировано произношения [ш:] на
стыке морфем: на стыке корня и суффикса в сочетании зч, например: вош:ык (КБ,
УБ, ЖБ, СН, БГЗ, НЦО, МакШ, УТШ, ВККалг),
п’ир’ивош:ык (УАШ, КШ), на стыке приставки и корня в сочетании сч: ръш:ытал (БКБ),
1
Здесь и далее: см. список условных сокращений населенных пунктов в конце статьи.
112
раш:оску-тъ вз’ал’ (ИБ), и обычно в сочетании сш: ръш:ып’ер’ицъ (БКБ), раш:агалас’ (ИБ),
раш:ыблъ (АЧ), ш:ыл на месте сшил (повсеместно), на стыке предлога и корня: иш:эрс’т’и на
месте из шерсти (повсеместно). Встречается
произношение [сш]: исшэрс’т’и, сшыл (повсеместно).
Вариантно также повсеместно распространено
произношение
глухого
долгого шипящего мягкого [ш’:], также
в пределах морфемы ш:’ука, иш:’у, ш:’и,
ш:’ав’ьл’, ш’:итат’, ш’:ас’т’:ь, йиш’:о, например: иш’:о, йиш’:о, тыш’:, опш’:ь, кладбиш’:ь,
вапш’:е, апш’:иж’ит’ии, ш:’инка, ж.енш’:ины,
пр’ицэпш’:ич’алъ,
ш’:олкн’ьт,
пуш:’ай,
ш’:италъс’, наш’:от (ЗН), ш’:укъ, ш’:уку (ЗарН,
ЗнН, ОН, ПН), ж’энш’:ины, клъдафш’:иком
(ЗарН), иш:’о, ш:’ука, иш:’у, вытъш:’ил’и, ,
ж’ивуш:’ъ, ш:’и, ш:’авел’, паш’:ады (УПБ),
jаш’:ика, вапш’:е, веш’:и, оваш’:и, наш’:иташ,
расташ’:или, прадафш’:ица, триш’:ид за оградъй,
паздбиш’:, суш’:ьство, даш’:еч’к’и, трав’иш’:и,
исхлеш’:ьц:а, ж’ен’ш’:ины, (ДжБ), ш’:иколдъчкъ,
заш’:олк’ивъйьц:ъ, ш’:елкат’, наш’:еп’ины,
пъм’иш’:ен’:а, со ш’:оту, нахл’Ош’:ут (БКБ),
ш’:и, угаш’:у, уташ’:иц:а, б’езац:Офш’:ина
(ИБ), йиеш’:о, вал’б’иш’:и, ис халш’:овых кул’ей,
выташ’:иш (ОБ), иш’:о, овош’:и, раш’:итыват,
пайш’:ик’и, уташ’:ит’, пом’иш’:ен’jа, будуш’:ьйь
(УБ),
jаш’:ич’ьк, пр’иш’:епку, апш’:есв’ины,
ж’ен’ш’:ины, прапаш: (УАШ), ж’ен’ш’:ин
(УТШ), ш:’ука, иш:’у, ш:’и, ш:’ав’ьл’, ш’:итат’,
ш’:ас’т’:ь, йиш’:о, в’еш’:и (КШ, КазШ, НШ,
БогШ), кас’jОвиш’:е, груш’:икъм, (п)саломш’:ик,
выташ’:ил’и, сачуствуйуш:’ий, н’ипапуш’:ал’ис’
(МитШ), с плош’:ьд’и, заприш’:оны, да тыш’:и,
вал’б’иш’:е, бал’ш’уш’:айа, пуш’:ат’, вапш’:е,
талш’:ина, м’ир’еш’:иц:а, из опш’:ай м’иск’и,
палош’:ат, начиш’:ат (ЧШ), ш:’ас, паташ:’ила,
в опш’:ьм’, с пазб’иш’:а (СОЧ), ш’:итаводъм,
ж’енш’:ины, ш’:ас, иш’:о, ж’ен’ш’:инъ, уташ’:ит
(АЧ), за ш’:от, пътхад’аш’:а, абраш’:ацъ,
ш’:епк’и, помъш’:, дъмарош’:ьнъ (АЗ), вал’б’ищ’:и,
ис халш’:овых кул’ей, выташ’:иш, йиеш’:о,
жэн’ш’:инъ помош’:и, шуб’иш’:и (НААЗ),
кладб’иш’:а, кр’еп’ел’ш’:икъм, бал’шуш’:ий,
пъм’иш’:ен’йь, таш’:ит’ь, ш’:итат’ (СААЗ),
в’еш’:и, помош’: (ЧААЗ), ш’:ас, уташ’:ил’и,
сташ’:ил’и (НККалг, ЧККалг) и др.
На стыке морфем: на стыке приставки и корня, предлога и корня, например: раш’:ифруйт’ь (ЧШ), раш’:иблас (АЧ),
иш’:ерс’т’и на месте из шерсти (ЧШ), ш’:илки
(с Шилки – КШ) на стыке корня и суффикса: муш’:инъ, вош’:и (повсеместно), например: п’иер’ивош’:ик (КШ), муш’:инъ (ЗН,УАШ),
Филология
муш’:ины(ЧШ), с муш:’инъй (МитШ), муш:’ина
(СОЧ, АЧ), муш’:инъ(АЧ) и др.
[ш’:] употребляется в соответствии с
щ, например: ш’:и (ЗН), ж’ен’ш’:инъ (УТШ),
м’иеш’:аны (УТШ), а также зш, сш: иш’:ерс’т’и
(из шерсти – ЧШ), сч, зч: ш:’итац:ъ (УТШ),
груш’:ик, вош’:ик (ЧШ), жч: муш’:инъ (ЧШ)
и др.
Мягкий долгий шипящий внутри морфемы встречается независимо от зоны образования последующего гласного: и перед
гласными переднего ряда, например: ш:’и,
веш’:и, jаш’:ик (повсеместно), и перед гласными непереднего ряда, например: ш’:олкн’ьт,
пуш:’ай (ЗН), ш’:укъ, ш’:уку (ЗарН, ПН), иш:’о,
ш:’ука, иш:’у (УПБ), на конце слова, например: помъш’: (повсеместно), тыш’: (ЗН), прапаш: (УАШ) и др.
Мягкость долгого шипящего на стыке морфем в сочетаниях зш, сш, например:
раш’:ифруйт’ь (ЧШ), раш’:иблас (АЧ), ш’:ил на
месте сшил (ЗН), иш’:ерс’т’и на месте из шерсти (ЧШ), ш’:илки на месте с Шилки (КШ), –
результат ассимилятивного смягчения, т. к. в
этих говорах наблюдается позиционная мягкость шипящих (перед гласными переднего ряда), и эти мягкие шипящие смягчают
предшествующий им шипящий. И мягкий
долгий шипящий на стыке встречается перед
гласными переднего ряда.
В говорах также наблюдается утрата
долготы как у твёрдого варианта, например:
бал’шушыйь, заташыт, вапшэ, ж’еншыны (ЗН),
ишо, дош : (ПН), ишо, пушай (ДжБ, ИБ, УАШ),
ишо, нашот, ж’эн’шыны (УПБ), ишо, н’и нам
ышо, вырашъвъли, (УБ) пушай, ишо, тавар’ишы,
шок’и азноб’иш (КШ) вапшэ, уч’ил’иша, ишо
(ЧШ), н’и абрашайьт’ь, выч’ишал’и (МитШ),
ишо, вапшэ-тъ (СОЧ), борш, Баншыкъвъй (АЗ),
шыпцы (НААЗ), шэлкаАйут, кладб’иш:ъ, буршыкъм (СААЗ) и др., так и у мягкого, например: памош’н’ик(ЗН), клъдъфш’иком, сч’иш’ацъ
(ПН), патхад’аш’а (КШ), паш’ады, ш’ас, ш’ичас
(УПБ), помаш’ (ЧШ), таш’иш (НШ), в опш’ьм
(СЧО) и др.
В говорах в речи пожилых диалектоносителей встречается произношение [ш’ч’],
например: ш’ч’ука, иш’ч’у, ш’ч’и, вош’ч’ик,
ш’ч’итать, ш’ч’ас’т’:ь, йеш’ч’о (БГЗ НЦО), шч’и
(НШ), муш’ч’инъ (УТШ), овош’ч’и, муш’ч’ины,
ш’ч’итай (ЗН), муш’ч’инь, зав’идуш’ч’и, ш’ч’ас
(ДжБ), с муш’ч’инам’и (ИБ), ш’ч’итавой дом,
овош’ч’и, уташ’ч’им, ш’ч’ас (УБ), данный
вариант зафиксирован и на стыке предлога
и корня: ш’ Ч’орнава мор’а (СОЧ), ш’ч’ем-то
(ДжБ). Вариант твёрдых [шч] встречается
редко: Хрушчова (УБ), а также на стыке пред-
лога и корня: б’ишчоту раз (СОЧ). В отличие
от литературного языка, в котором господствующее в XIX в. произношение [ш’ч’] в
корнях и на стыке корня и суффиксах было
постепенно вытеснено произношением [ш’:]
[11, с. 68] , в говорах в этой позиции старый
произносительный вариант фиксируется.
Редко встречаются
[сч’], например:
сч’итаводъм (МитШ), сч’иш’ацъ, (ПН), насч’от
(СААЗ), [с’ч’]: с’ч’иш’:ац:ъ (ЗарН), [сш’]:
с’ш’ука, ис’ш’у, с’ш’и (БГЗ, НЦО), вос’ш’ик,
с’ш’итать, с’ш’астье, йис’ш’о (НЦО) и ещё реже
[ш’т’]: веш’т’и складыват’ (СААЗ).
Зафиксирован случай произношения
[ш’:] на месте [шт]: ш’:екатур’ат с’ен’и (штукатурят – БКБ).
На месте сочетания [пш’:]:
вапш’:е,
опш’:ий (повсеместно), встречаются [пш’], например: апш’есв’ины (УАШ), вопш’ьм (СЧО),
[пш]: в Опш:у чашку (АЗ), а также в речи
старшего поколения встречается произношение [пч’], например: опч’ий (ЧШ), опч’есв’ьны
(УТШ), опч’ижыт’ийь (УТШ), опч’исво (общество -УАШ), опч’ий (УБ, БКБ), опч’ьсвъм,
опч’ьсв’ьн:ъйь (БКБ), фс’еопч’ий (всеобщий –
УБ), вапч’е-тъ (СОЧ, АЗ) н’и саапчалъ (АЧ), отмечаются и варианты [пч], например: вопчэтъ (АЗ), [пс’ш’]: в опс’ш’им, вопс’ш’ьм, вопс’ш’ьм,
опс’ш’им (СЧО).
В корнях помощ-, щекот-, щип- наряду с
[ш’:], например: помаш’:, ш’:икотка, ш’:ипат
(повсеместно), в речи старшего поколения
встречается
лексикализованное произношение [ч’], например: помоч’ (УТШ), помач’
(БКБ), ч’икотка (СОЧ), ч’икот’ит, ч’икътнъ
(ЗН, КШ), мух’и ч’икат’ат (СААЗ), да он
ч’ипац:а (ДжБ). Слово помощь употребляется в общем значении, помочь употребляется с конкретным значением оказания коллективной помощи односельчанину в строительстве дома, бани и т. д.
Вариантно произносится наречие сейчас, например: ш’:ас (ЗарН, ПН, ДЖБ, ИБ,
УБ, УПБ, МитШ, ЧШ, АЧ, СОЧ, НААЗ), ш’:аз,
пош’:аснъму (ИБ),
ш’:ичас (УПБ, ИБ, АЧ),
ш’ч’ас (ДжБ, УБ, СОЧ), ш’ч.ас (УБ) шч.ас-тъ
(ДжБ), ш’час (СОЧ) и др.. С твердым долгим
глухим, например: ш:ас (ДжБ), с утратой
долготы: ш’ас (ПН, УПБ), ш’ичас (УПБ, СОЧ),
ш’ич.ас (УБ), возможны варианты: ч’ич’ас
(УТШ, АЧ), ч’ичас (НААЗ), час-тъ чо н’и жыт’
(НААЗ), пош’:ич’аснъму(БКБ).
Зафиксированы случаи произношения
полумягкого долгого шипящего, например:
jаш.:ики (ЗН), кладбиш.:ь (КШ), иш.:о (ЧШ).
На основании проведённого анализа диалектного материала можно сделать вывод, что
113
Гуманитарный вектор. 2010. № 2 (22)
в исследуемых говорах имеет место вариативность [ш:] и [ш’:], с активностью мягкого варианта, под влиянием литературного языка
мягкий долгий шипящий внутри морфем вытесняет старый твердый вариант, в пределах
морфемы [ш’:] произносятся в любой позиции, а на стыке морфем только перед гласными переднего ряда. Варианты [шч], [ш’ч’] –
утрачивающаяся особенность, ещё в 80-е годы,
исследуя забайкальские говоры центральных
районов, Э. А. Колобова в говорах МакШ,
ЧШ, КШ, УТШ, МирШ, НШ, КазШ УПБ, ДжБ,
УБ, НИБ, ЁлкБ отмечала варианты [ш’:], [ш:],
[шч], [ш’ч’] (например: аб’иш’:ал’и (МакШ),
таш’:ит (МакШ); пр’иташ:ыт (МакШ); шчука, пр’иташчыт (МакШ); ш’ч’и (МирШ),
опуш’ч’ус’ (МакШ), в говорах сел ВТШ, УНШ,
УАШ – арианты [ш’:] и [ш:] [7, с. 25].
О. Л. Абросимова в говорах Ононского
района определяет, что долгие фрикативные
шипящие функционируют в разновидностях
[ш:], [ш.:], [ш.ш], [шч], [ш’ч’], [ш. ч. ]. При этом
на стыке приставки и корня в ононских говорах наблюдается зависимость качества долгих шипящих от твердости-мягкости кратких
шипящих: в речи ононских старожилов, характеризующуюся позиционной мягкостью
кратких шипящих, сочетания сш произносятся как [ш’:]: ш’:ил; сочетания сч и зч как
долгие твердые шипящие. На стыке корня и
суффикса чаще произносятся твердые долгие шипящие. Внутри морфем встречается
произношение долгих твердых шипящих,
[шч], [ш’ч’], факультативное употребление
долгих мягких шипящих внутри морфем
вызвано влиянием литературного языка.
О. Л. Абросимова отмечает, что долгие твердые шипящие постепенно вытесняются в
ононских говорах мягкими долгими шипящими через ступень промежуточных разновидностей [ш.:], [ш.ш], т. е. данные говоры находятся на переходном этапе в употреблении
долгих шипящих звуков [1, с. 12–13].
В литературном языке произношение
[ж’:] встречается в нескольких словах, всегда в
корне, но и оно вытесняется произношением
твердого шипящего [ж:], в корне дожд- заменяется сочетанием [жд’] [6, с. 196].
Долгий звонкий шипящий в исследуемых говорах встречается в вариантах [ж:],
[ж’:], [ж’д’].
Долгий звонкий твердый шипящий [ж:]
внутри морфемы: вож:ы, дрож:ы, дож:а, еж:у,
виж:ать употребляется повсеместно, например: вож:ы стары, дрож:ы, н’ету дож:А (УБ),
важ:ами б’ил’и (КШ), дрож:ы прадайут (ЧШ),
драж:эй н’е былъ (ЗН, КШ, УТШ), даж:ы (УАШ)
114
и др. [ж’:] произносится и на месте орфографического жд, например: дож:ык (ЗН),
даж:а нет, дож:а-то (ДжБ), даж:а (ОБ), дож:а
н’ету, даж:ы идут, дож: был (БКБ), посл’ь даж:а
(АЧ), даж:ы (НААЗ) и др., на месте зж, например: пр’ийиж:алъ (ЗН), выйиж:айу, уйж:айу
(ЗарН), пож:ъ (позже), уйеж:али, доjеж:али,
заjеж:айут, прииж:ала (ДжБ), сйиеж:ал’ис’ (БКБ),
п’ер’ейеж:ат, уйиж:ала, пр’ийеж:ала, пр’иjеж:ал,
пр’ииж:айут, (ИБ), приjе@ж:ай, пр’ииж:ал’и (УБ),
пр’ииж:ал (КШ), н’и даиж:айъ (УАШ), выиж:ат
(ЧШ), пр’ииж:айут, пъд’йиеж:ат’ (НААЗ),
пъд’йиеж:ат’ (СААЗ), сйиж:ац:а, пр’ииж:ал’и
(АЧ); на стыке приставки и корня: раж:ыц:а
(разжиться – НААЗ), ж:ог гумаг’и (УПБ), на
стыке предлога и корня: ж:ыват’инкъй (с животинкой – УАШ), ж:ыватом ход’ит (ЧШ).
Встречается вариант с утратой долготы, например: были бы дажы да громы, уйежат (УАШ), дажа-тъ, дожыч’ьк скупъ (НААЗ),
пойежан’е (БКБ), уйижал’и (ЗарН), дажа н’и
б’уд’ет, пъд’йижат, пр’ийижалъ (АЗ), атйиежал’и
(НААЗ), дож будьт, дож был (ДжБ) и др..
В случае дожл’иву-тъ (УБ), возможно,
утрачен компонент [д’].
На конце слова [ж:] оглушается, заменяется на твёрдый [ш:], например: дош: (АЧ),
дош: буд’ьт (МитШ), долгота может утрачиваться: дош как пойд’от, дош будьт (ДжБ), дош
т’иб’а обмойьт, дош-та прашол, дош л’и ч’о л’и
буд’ьт, дош (ИБ), дош (УБ) и др. .
Параллельно твердому варианту повсеместно употребляется и долгий мягкий
[ж’:], тоже в корневых морфемах, например:
важ:’ам’и (ЗН), дрож’:и (УАШ), вож’:и (ЗН), на
месте орфографического жд: даж’:ей, даж’:и,
(ЗН), давай дож’:ич’ка нам (ДжБ), фс’о хот’
н’и нъ даж’:е (АЧ), даж’:ит (ЧШ), дож’:ичьк
(УАШ), даж’:а, дож’: был (УАШ), даж’:и идут
(МитШ), на месте орфографического зж:
пож’:и, пож’:ь, уйеж’:ал’и, пр’ийеж’:ал (ЧШ),
паиж’:ай, пр’ийиж’:ай, сjеж’:ал’ис’, паиж’:ай
(ЗН), пр’ииж’:ал’и (УАШ), зав’иж’:ит (УАШ),
п’ьр’ийиж’:ат, п’р’ийиж’:айут (АЗ) и др. [ж’:]
употребляется независимо от зоны образования последующего гласного.
На стыке морфем также встречается
вариант [ж’:]: на стыке приставки и корня,
например: иж’:ивайьт (изживает – ДжБ); на
стыке предлога и корня, например: б’иеж’:иру,
ж:’иватом (с животом – ЧШ). Мягкость долгого шипящего на стыке морфем в сочетаниях
зж, сж поддерживается позиционной мягкостью недолгих шипящих (перед гласными переднего ряда), эти мягкие шипящие
смягчают предшествующий им ассимилированный шипящий: без жиру [б’иеж+ж’иру –
Филология
б’иеж’:иру]. Мягкий долгий шипящий на
стыке морфем встречается перед гласными
переднего ряда.
Мягкий [ж’:] может утрачивать долготу,
например: дрож’и (УАШ), з даж’а-тъ, не былъ
даж’а, даж’и был’и, пайдут даж’и (ЧШ), даж’а, г
даж’у (УАШ), мягкий на стыке морфем на месте зж, например: ръж’игайьм (ЗН).
На конце слова мягкий [ж’:] оглушается,
заменяется [ш’:], например: дош’: н’и пъпадал
(БКБ), дош’: буд’ьт (МитШ), долгота может
утрачиваться, например: дош’ был, дош’ / туман (УАШ)
Вариант [ж’д’] отмечен в речи диалектоносителей преклонного возраста в удалённой деревне Газимуро-Заводского района: вож’д’и, дрож’д’и (БГЗ- редко), в говоре с.
Зюльзя Нерчинского района встретилось:
п’ьр’ид^jеж’д’ич’ала (ЗН). Случай дож’д’
бал’шой (ЧШ), возможно, вызван влиянием
литературного языка.
Зафиксирован вариант полумягкого
долгого шипящего: дрож.:и (КШ), пр’иjеж.:ийь
(ЗН), виж.:ит (СОЧ)
Таким образом, в исследованных говорах
происходит постепенная замена варианта
твердого произношения [ж:] на вариант мягкого произношения [ж’:].
Э. А. Колобова в 80-е гг. прошлого столетия, исследуя ряд говоров центральных районов, отмечала, что звонкая долгая шипящая
в этих говорах реализуется в двух аллофонах:
[ж:] – перед гласными непереднего и переднего ряда: даж:ом (МакШ), прийеж:айут
(МакШ), дож:эй (УТШ), дрож:ыт (МакШ),
[ж’:] – перед гласными переднего ряда: даж’:и
(ЧШ), дрож’:и (ВТШ) [6, с. 25–26]. В исследованных нами говорах в начале XXI в. такой
зависимости в употреблении [ж’:] внутри
морфемы от переднего ряда последующего
гласного нет. Вариант твердого произношения внутри морфемы [ж:] остаётся распространенным, вариант мягкого произношения [ж’:] менее распространён. Замена [ж:]
на [ж’:] сдерживается распространенностью в
литературном произношении варианта [ж:].
Поддерживает мягкий вариант наличие в говорах мягких шипящих, особенно в тех случаях, когда утрачивается долгота.
О. Л. Абросимова в 90-е гг. в говорах
Ононского района фиксирует функционирование звонкого долгого фрикативного шипящего в разновидностях [ж:], [ж.:], [ж.ж]. На
стыке приставки и корня в ононских говорах
исследователь определяет зависимость качества долгих шипящих от твердости-мягкости
кратких шипящих: в речи ононских старо-
жилов, характеризующуюся позиционной
мягкостью кратких шипящих, сочетания зж,
произносятся как [ж’:]: иж’:ил, на стыке корня и суффикса чаще произносятся твердые
долгие шипящие. Внутри морфем встречается произношение долгого звонкого твердого
шипящего, факультативное употребление
долгого мягкого шипящего внутри морфем
вызвано влиянием литературного языка. По
наблюдениям О. Л. Абросимовой долгие
твердые шипящие постепенно вытесняются
в ононских говорах мягкими долгими шипящими через ступень промежуточных разновидностей [ж.:], [ж.ж], т. е. данные говоры
находятся на переходном этапе в употреблении долгих шипящих звуков [1, с. 12–13].
Исследователь бытовой лексики говоров Борзинского района Е. И. Пляскина в
данных говорах зафиксировала только твердые долгие шипящие: на стыке приставки
и корня: раж:ыл’ис’, ш:ила; на стыке корня и
суффикса: груш:ик; внутри морфем: а) на месте сочетания зж: в’иж:ыт, пр’ииж:ал’и; б) на
месте сочетания жд: дожык; в) на месте сочетания жж: дрож:ы; г) на месте сочетания жч:
мушын; д) на месте орфографического щ:
иш:о, зав’идуш:ый. В некоторых случаях отметила утрату долготы шипящих: вапшэта,
ишо; отмечены случаи произношения [ч’]
вместо [ш]: вапч’ета, опч’иства, апч’еств’ин:ый
[10, с. 45–46]. Варианты мягкого произношения долгих шипящих ею не найдены. Однако тексты записей диалектной речи с. Ключевского Борзинского района дают примеры
произношения иш:о и ш’:ас [5, с. 33–35], что
даёт основание усомниться в отсутствии в
данных говорах вариантности по твёрдостимягкости долгих шипящих.
В первой половине прошлого столетия
А. М. Селищев, определял произношение
долгих твердых шипящих как общесибирскую диалектную черту [12, с. 259]. П. Я. Черных в сибирских говорах отмечал произношение, по большей части, долгого твёрдого
[ш:]. Замечание учёного «по большей части»
позволяет предположить уже в тот период существование не уточнённой им вариантности.
Отдельно П. Я. Черных в ряде говоров наряду
с [ш:] отмечает вариант [шч’] [14, с. 60].
В 80-е гг. Э. Д. Эрдынеева в русских говорах Бурятии при распространенности
твёрдых вариантом отмечала спорадическое
употребление мягких вариантов, что дало ей
основание определить намечающуюся тенденцию к формированию признака «палатальность» у этих шипящих [15, с. 46].
115
Гуманитарный вектор. 2010. № 2 (22)
Выводы: В исследованных современных
русских говорах Восточного Забайкалья наблюдается параллельная вариативность [ш:]
и [ш’:], с активностью глухого мягкого варианта, под влиянием литературного языка
мягкий долгий шипящий внутри морфем
вытесняет старый твердый вариант, в пределах морфемы [ш’:] и [ж’:], произносятся в
любой позиции, а на стыке морфем только
перед гласными переднего ряда. Варианты
[шч], [ш’ч’] – утрачивающаяся особенность.
В произношении долгой глухой шипящей в
говорах проявляются две тенденции: приобретение мягкости и утрата долготы.
Вариант твердого произношения внутри морфемы [ж:] остаётся распространным,
вариант мягкого произношения [ж’:] менее
распространён. Замена [ж:] на [ж’:] сдерживается распространенностью в литературном
произношении варианта [ж:]. Поддерживает
мягкий вариант наличие в говорах позиционно мягких шипящих, особенно в тех случаях, когда утрачивается долгота. Таким образом, в произношении долгой звонкой шипящей в говорах можно увидеть проявление
под влиянием литературного произношения
тенденции приобретения мягкости, но активность в литературном языке твёрдого варианта сдерживает процесс замены твёрдого
варианта на мягкий. Проявляется в говорах
и тенденция утраты признака долготы звонкого шипящего.
Фонологический статус долгих шипящих лингвисты определяют по-разному.
Р. И. Аванесов отмечал, что «если на стыке
морфем произносятся долгие твёрдые шипящие, а в пределах одной морфемы долгие мягкие шипящие, то в говоре имеются
особые долгие мягкие шипящие фонемы.
Если, как в пределах морфемы, так и на стыке морфем, долгие шипящие произносятся
одинаково, то в таком говоре долгие шипящие как отдельные фонемы отсутствуют» [2,
с. 174]. Этой же позиции на фонемный статус
придерживаются учёные, которые на стыке
морфем в сигнификативно слабой позиции
усматривают для ряда согласных фонем в сочетаниях с /ч’/: /шч’, /, /жч’/, /сч’/, /с’ч’/,
/зч’/ , /стч’/, /здч’/ нейтрализацию в звуке
[ш:’], а в пределах морфемы, где отсутствуют
чередования со звуками в сигнификативно
сильных позициях, определяют фонему /ш’/
[3, с. 33; 9, с. 228]. Однако Е. Л. Бархударова
[4, с. 82–83], Л. Л. Касаткин [6] придерживаются другого мнения, считая, что в пределах
морфемы [ш:’] оказывается всегда в непроверяемой сигнификативно слабой позиции. 
Л. Л. Касаткин, основываясь на положении
о том, что особая фонема выделяется только
по сигнификативно сильной позиции, постулирует в звуке [ш:’] в пределах морфемы
сочетание гиперфонемы /с|с’|з|з’|ш|ж/,
включающей все переднеязычные щелевые
фонемы, с фонемой /ч’/ [6, с. 164]. Аналогично, как бифонемное сочетание гиперфонемы /с|с’|з|з’|ж/ со второй фонемой /ж/,
в пределах морфемы учёным рассматривается реализация [ж:’] [6, с. 165].
В данном исследовании разделяется позиция Л. Л. Касаткина на бифонемный статус долгих шипящих согласных как на стыке
морфем, так и в пределах морфемы.
Примечание:
Приняты следующие условные сокращения
населенных пунктов:
Балейский район: КБ – с. Колобово, БКБ –
с. Большое Казаково, УБ – с. Унда, УПБ – с. УндиноПоселье, ЖБ – с. Журавлево, ДжБ – с. Джида, ИБ –
с. Ильдикан, НИБ – с. Нижний Иьдикан, ЁлкБ –
с. Ёлкино, ОнБ – с. Онохово; Нерчинский район: ЗН –
с. Зюльзя, ЗарН – с. Заречное, ЗнН – с. Знаменка,
ОН – с. Олекан, ПН – с. Пешково, СН – с. Савватеево;
Ононский район: ВЦО – с. Верхний Цасучей, НЦО –
с. Нижний Цасучей, СЧО – с. Старый Чиндант;
Шилкинский район: КШ – с. Кироча, МакШ – с. Макарово, МитШ – с. Митрофаново, МирШ – с. Мирсаново, НШ – с. Номоконово, УАШ – с. Усть-Ага,
ЧШ – с. Чирон, ВТШ – с. Верхний Теленгуй, УТШ –
с. Усть-Теленгуй, КазШ – с. Казаново, БогШ – с. Богомягково; Чернышевский район: АЧ – с. Алеур, СОЧ –
с. Старый Олов; Борзинский район: КБор –с. Ключевское; Калганский район: Калг – с. Калга, ВККалг –
с. Верхний Калгукан, НККалг – с. Нижний Калгукан, ЧКалг – с. Чупрово; Газимуро-Заводский район: БГЗ – с. Будюмкан; Александрово-Заводский
район: АЗ – с. Александровский Завод, НААЗ –
с. Ново-Акатуй, СААЗ – с. Старый Акатуй, ЧАЗ –
с. Чиндагатай.
Список литературы
1. Абросимова О. Л. Фонетическая система русских говоров Читинской области: автореф.
дис. … канд. филол. наук / МГПИ. М. , 1996. 25 с.
2. Аванесов Р. И. Русская литературная и диалектная фонетика. М., 1974. 287 с.
3. Баринова Г. А. О произношении [ж:’][ш:’] // Развитие фонетики современного русского языка. М., 1996. С. 25–54.
4. Бархударова Е. Л. Русский консонантизм: типологический и структурный анализ. М., 1999.
159 с.
116
Филология
5. Говоры Читинской области: хрестоматия. Чита, 2005. 115 с.
6. Касаткин Л. Л. Современный русский язык. Фонетика: учеб. пособие. М., 2006. 256 с.
7. Колобова Э. А. Фонетическая характеристика консонантизма говоров центральных районов
Читинской области // Фонетика и орфоэпия. Красноярск, 1984. С. 24–31.
8. Майоров А. П. Региональный узус деловой письменности xviii века (по памятникам Забайкалья): дис. … д-ра филол. наук / ИРЯ РАН. М., 2006. 449 с.
9. Панов В. М. Русская фонетика. М., 1967. 438 с.
10. Пляскина Е. И. Система консонантизма говоров сел Борзинского района Читинской области //
Сибирские говоры: функционирование и взаимовлияние диалектной речи и литературного языка.
Красноярск, 1988. С. 43–49.
11. Русская диалектология /под ред. Л. Л. Касаткина. М. , 2005. 288 с.
12. Селищев А. М. Диалектологический очерк Сибири // Избранные труды. М., 1968.
С. 223–427.
13. Христосенко Г. А. Фонетическая система языка нерчинской деловой письменности второй
половины 17 – первой половины 18 веков: дис. … канд. филол. наук / КГПИ. Красноярск, 1975. 288 с.
14. Черных П. Я. Сибирские говоры. Иркутск, 1953. 96 с.
15. Эрдынеева Э. Д. Диалектная речь русских старожилов Бурятии. Новосибирск, 1986. 92 с.
УДК 81'373
ББК 81. 432.1
Н. Н. Козлова
г. Иркутск
Моделирование ментального пространства как этап выявления
фразеологического значения (на примере ментального пространства green)
Рассматривая фразеологическое значение как процесс последовательного развертывания и слияния
нескольких ментальных пространств, представляется возможным его выделение за счет моделирования
ментальных пространств элементов фразеологической единицы. В каждом ментальном пространстве выявляются три относительно устойчивые сферы: сакральная, профаническая и метафорическая. Выявление
образов, заключенных в каждой сфере, не только позволяет раскрыть фразеологическое значение, но и объяснить процесс образования фразеологизмов.
Ключевые слова: ментальное пространство; фразеологическое значение; сакральные образы; профанические образы; метафорические образы.
N. N. Kozlova
Irkutsk
Modelling of a mental space as a stage of phraseological meaning
detection (mental space green as an example)
It’s possible to detect phraseological meaning as a process of consecutive expansion and integration of mental
spaces using the modeling of the phraseological unit elements’ mental spaces. There are three relatively stable
spheres in every mental space. They are sacral, profane and metaphorical spheres. The detection of each sphere
images lets not only reveal the phraseological meaning but explain the process of phraseological unit formation.
Key words: mental space; phraseological meaning; sacral images; profane images; metaphorical images.
Теория концептуальной интеграции,
предложенная Ж. Фоконье и М. Тернером,
является одним из направлений когнитивной лингвистики, которое исследует пути
и способы конструирования смысла и его
понимания. В основе этой теории лежит понятие о ментальных пространствах. Ж. Фоконье определяет ментальные пространства
как «небольшие концептуальные области,
которые конструируются в процессе мышления и говорения в целях локализованного
понимания и действия» [11, с. 3].
Однако если эту теорию использовать
не в рамках семасиологического подхода,
т. е. с точки зрения слушающего, понимание
которого и ставится во главу угла, а в рамках
ономасиологического подхода, т. е. с точки
зрения говорящего, цель которого – быть понятым, и для достижения этой цели он движется от конструирования смыслов, вкладываемых в сообщение, к выбору способов их
репрезентации, тогда возможным представляется процесс моделирования ментальных
пространств, которые находятся в сознании
117