В Нагорном Карабахе и вокруг него

"В НАГОРНОМ КАРАБАХЕ И ВОКРУГ НЕГО":
ОПЫТ ИНТЕРПРЕТАЦИИ МИФИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ
Нет дурных народов...
(из газет)
... Каждая несчастливая
семья несчастлива по-своему
(великий писатель земли Русской)
В начале марта 1992 г. я беседовал с летчиками в ереванском
аэропорту "Эребуни". Это загаженное и промерзшее здание: в результате блокады не топили всю зиму, которая оказалась необычно
суровой. Мы сидели в комнате начальника перевозок в Карабах.
Вылетов в тот день не было: "для вертолетов погода нелетная".
Да и вообще "в Карабахе журналистов больше, чем надо: и так мы
каждый день видим наших ребят в "Новостях". Они солдаты, а не
кинозвезды. Что от вас, журналистов, толку? Вам одно важно подороже продать свои ленты". (Говорил все время один и тот же
летчик, остальные одобрительно кивали.)
Хотелось как-то отделить себя от неправильных журналистов: у
меня-дескать даже фотоаппарата с собой нет, я не репортер, мое
дело - писать, анализировать ситуацию.
На это последовала реплика: "А ты разве не понимаешь, что
происходит? Не знаешь, что один народ сражается за свободу, а
другой не дает ему освободиться?"
Мне запомнилась эта простая формулировка. В самом деле: когда ты находишься за пределами интеллектуального истеблишмента,
ничто не мешает говорить правду: некому осуждать тебя за несбалансированность подхода к сложной проблеме.
Я думаю, что формулировка моего собеседника истинна, но она
сводит вопрос к "праву народов на самоопределение" - теоретически всюду признанному и "закрепленному", а практически, к сожалению, целиком зависящему от конкретного соотношения политических сил и интересов.
Но ведь можно описывать происходящее и в чисто историческом
плане, отвлекаясь от юридических определений и нравственной
оценки. Посмотрим на карту Кавказа и Передней Азии. Отметим на
ней районы компактного проживания армян в начале 10-х годов XX
века. Не имея собственной государственности, армяне жили общинами в Российской и Османской империях на пространствах от малоазиатского побережья Средиземного моря (Киликия) до Тифлиса и
Северного Кавказа, от Баку до Черного моря. В Турции армянское
население насчитывало больше двух с половиной миллионов человек, большинство которых жило в шести малоазиатских вилайетах.

“Российская газета”, 1992, № 72.
(Важно отметить: спустя 80 лет примерно такова же численность
населения сегодняшней Республики Армения.) "До 1-ой мировой
войны б.ч. армян (около 4 млн.чел.) жили компактно на территории исторической Армении: из них в Российской империи - ок.1,5
млн.чел., остальные - в Турции" (Народы мира. Историко-этнографический справочник. - М., 1988, с.69.) Под исторической Арменией обычно понимается пространство, включающее озера Севан (на
востоке), Ван (на юго-западе) и Урмия (на юго-востоке).
И при таком описательно-демографическом подходе история армян в XX веке выглядит как растянутая на десятилетия национальная катастрофа, которая грозит обернуться полным уничтожением
этого народа.
В самом деле, вспомним общедоступные факты.
В результате геноцида армян в Османской империи Западная Армения (восточная часть современной Турции) практически лишилась
коренного населения: в 1915-1916 гг. от полутора до двух миллионов армян были лишены гражданских прав, депортированы и, наконец, уничтожены "под шумок" мировой войны. В этой последовательности событий читатель легко узнает модель физического
уничтожения целых социальных групп, которая затем неоднократно
применялась в нашем веке. Именно так русские коммунисты уничтожали эксплуататорские классы, а немецкие национал-социалисты евреев.
Вот результат: сейчас в Турции всего около 100 тысяч армян,
они живут преимущественно в Стамбуле и других крупных городах,
в большинстве своем они сильно ассимилированы, отрицают - в соответствии с официальной турецкой версией истории - геноцид
1915 года, подчеркивают свою лояльность Турции. А во всем мире
общее число армян за прошедшие после геноцида восемь десятилетий выросло лишь незначительно: последствия этого события ощущаются до сих пор.
За катастрофой в Османской империи последовала резня армян в
Нахичеване, Баку и Шуше (1918-1921). В конце 1920 г. независимая Армянская республика, продержавшись менее трех лет, пала
под ударами турецкой и русской армий. Армянские территории были
разделены между кемалистской Турцией и коммунистической Россией.Согласно Московскому договору,подписанному 16 марта 1921 г.,
было подтверждено право Турции на Карсскую область и некоторые
другие западноармянские территории, захваченные Россией во время русско-турецкой войны 1877-1978 гг. и вошедшие в ее состав
по Берлинскому трактату 1878 г. (Впервые Россия отказалась от
этих территорий в Брест-Литовском договоре.) Согласно тому же
Московскому договору Нахичеванская область, относящаяся к ядру
исторических армянских территорий, была передана под протекторат Азербайджана. Этот договор стал правовой основой для образования Нахичеванской АССР в составе Азербайджана. Известное
постановление о включении Нагорного Карабаха на правах автономии в Советский Азербайджан, принятое Кавбюро РКП(б) 5 июля
1921 г., тоже определено попытками русских большевиков найти
общий язык с Турцией, которая тогда, как и сегодня, стремилась
быть покровителем азербайджанцев.
В Нахичеване мы видим тот же результат,что и в Западной Армении: в 1917 г. армяне составляли около 40% его населения, в
1926 г. их численность сократилась почти в 5 раз, а к началу
восьмидесятых гг.в этой армянской автономии Азербайджана оставалось лишь два армянских села, т.е. армянская община Нахичевана более не существует. От нее, как и в Малой Азии, осталось
лишь армянское название области.
За пятьдесят лет, непосредственно предшествовавших нынешнему
карабахскому кризису, доля армянского населения в НКАО и прилегающих к области районах Азербайджана (Шаумяновск, Дашкесан,
Ханлар, Шамхор) непрерывно уменьшалась. По многочисленным свидетельствам, устным и литературным, армянская и азербайджанская
общины в Карабахе при советской власти жили в состоянии "замороженной войны" - взаимной вражды, время от времени приводившей
к кровопролитию.
Расспрашивая специалистов-этнографов и грузинских армян (к
1988 году их было около полумиллиона), я узнал, что существование армянской общины в Грузии тоже оказалось под угрозой. Эта
тема мало обсуждается, так как из политических соображений о
ней не принято говорить слишком громко. Здесь тоже была глухая
вражда, вырывавшаяся на поверхность по мере подъема грузинского
национально-освободительного движения. Армянские культурные институты сворачивались, армянам навязывался статус "гостей",
поставленных перед выбором: ассимиляция или эмиграция. При Звиаде Гамсахурдиа такое отношение к армянскому меньшинству фактически стало государственной политикой. Грузинские армяне уезжают на Северный Кавказ и в Россию, их немало и среди кандидатов
на эмиграцию в США.
Уже в ходе конфликта "в Нагорном Карабахе и вокруг него"
сотни тысяч армян были изгнаны из Баку, Кировабада (Гянджи),
а также из Ханлара, Шамхора, Дашкесана и других сельских районов Азербайджана. Здесь нет нужды подробно говорить о сумгаитской резне в феврале 1988 г., о кировобадских погромах в ноябре
1988, о бакинских погромах в январе 1990 г.: все, кто этим интересуется, хорошо помнят упоминаемые события, в результате которых в Азербайджане не осталось армян.
Повторяю: речь идет не о моральной оценке, а об описании исторического процесса, который, как кажется, идет с необратимостью геологического сдвига. Страшно сказать, но даже землетрясение 7 декабря 1988 г., разрушившее половину Армении, естественным образом вписывается в эту картину.
И на этом фоне Карабахское движение можно понять как последнюю судорогу народа, цепляющегося за жизнь, как последнюю попытку "повернуть" динамику армянской истории, оборвать эту тенденцию, не пустить ее в будущее. По понятным причинам используемые мной понятия вызывают неприятные ассоциации, но дело идет
именно о борьбе за жизненное пространство. Ведь всякий, кому
знаком чудовищно раздувшийся за последние два-три десятилетия
Ереван, кому приходилось путешествовать по Армении, знает, что
эта крохотная горная страна, болеющая всеми болезнями "третьего
мира", не в состоянии прокормить собственное население, тем менее - принять сотни тысяч беженцев.
Таким образом, "карабахская проблема" сводится к животному
стремлению народа выжить, уцепиться на последнем рубеже. Это
инстинкт самосохранения, который находится "по ту сторону добра
и зла", который внеположен нравственности, как и само национальное начало, понимаемое в биологически-этническом смысле.
Угроза изгнания и уничтожения - константа армянской истории,
наиболее ярко проявившаяся в XX века, но возникшая гораздо
раньше. Именно она способствовала окончательному оформлению той
модели интерпретации истории, которую можно назвать армянским
мифом.
В гуманитарных науках разработаны десятки определений понятия "миф". Я использую их общий элемент: миф - это вненаучное
знание, позволяющее включенному в некое сообщество человеку осмыслить свою жизнь. Миф не обладает истинностным значением, то
есть не может быть истинным или ложным, его нельзя доказать или
опровергнуть. Миф предписывает человеку нормы и ценности, его
главная характеристика - действенность. Если миф оказывается не
в состоянии предложить членам сообщества смысл жизни, он становится бездейственным, утрачивает свою социальную функцию и распадается. В такой ситуации его заменяет другой миф. Стало быть,
миф содержит - в нерасчлененном виде - религиозные, философские, правовые и моральные компоненты. Мифы обеспечивают человеку смысл жизни как в сакральной, так и в профанной сфере. Например, сейчас в русском образованном обществе на смену мифу о
социальной справедливости идет миф о правах человека и свободном рынке.
Ключевой символ армянского мифа - цивилизованность. За этим
словом-шифром стоит представление об армянстве как о древнем
народе с трехтысячелетней историей, о наследнике настоящей античной культуры, распространяющем ее цивилизующее влияние на
другие народы. Концепция цивилизованности, резко выделяющей армян из среды окружающих народов, функционально подобна концепции избранности народа единым Богом, которая находится в центре
еврейского мифа.
Второй важнейший элемент армянского мифа - представление об
армянах как о христианском народе, форпосте христианского мира
на Востоке.
С этими двумя элементами мифа связан третий - самопонимание
армян как вечной беззащитной жертвы в руках нецивилизованных
иноверцев и как народа, преданного Западом во имя ложно понятых
политических интересов. Армянский народ обречен на невинные
страдания подобно самому Христу. В армянской истории заключен
некий урок, который христианское человечество не хочет усвоить.
- Именно эти представления дали возможность азербайджанскому
писателю Анару говорить об "армянском мазохизме", о свойственном армянам культе страдания.
Этот миф окончательно оформился в советской Армении за последние 25 лет, где он сейчас даже более действен, чем в армянской диаспоре. В 60-е годы советские армяне добились права отмечать день памяти жертв геноцида - 24 апреля, с тех же пор в Армении появляется обширная литература о геноциде. Образ
непризнанного и замолчанного миром злодеяния решающим образом
повлиял на армянское культурное сознание: рядом с культом страдания возникает культ героя-федаина, борца с турками.
Легко заметить, что все элементы мифа способствуют изоляции
армян, ибо последовательно противопоставляют этот народ "соседям", т.е.тюркским и другим мусульманским народам. (Тут я вспоминаю о моих друзьях из Степанакерта, которые вместо слов
"азербайджанцы" или "турки" всегда говорят перифрастически:
"наши соседи".) В сущности, миф формирует идентичность армян
как "антитурок". Очевидно, что этот партикуляристский миф чужд
современному западному этосу: господствующее в Западной Европе
и США либеральное мировоззрение основано на секулярности и универсализме. Другими словами, армянский миф не поддается адекватному переводу на язык мифа о правах человека.
Что же касается "московских друзей армянского народа", то
они, к сожалению, за прошедшие четыре года часто занимались актуализацией и перифразированием армянского мифа. Здесь надо
уточнить: имеются в виду те, кому действительно важна судьба
армян, а не славолюбивые люди из числа "так называемых демократов" (М.С.Горбачев), использовавшие в свое время армянскую тему
и доверчивость армянского народа как трамплин для своей публичной карьеры. Я уверен: эти последние понимают смысл собственного предательства. Надеюсь, что иногда они испытывают стыд.
По моим наблюдениям, "московские друзья" нередко добивались
эффекта при помощи запрещенного приема: обращаясь к армянской
аудитории, они использовали глубоко укорененные антитюркские и
антиисламские чувства армян, то есть унижались до пропаганды
национальной и религиозной вражды в чужой стране, относясь при
этом к армянам как к "братьям нашим меньшим", с которыми можно
и нужно говорить именно на расистском языке. "Московские
друзья" укрепляют как раз те элементы армянского мифа, что изолируют армян от соседних народов и обеспечивают их "антитурецкую" идентичность.
Могут возразить, что я преувеличиваю влияние политических
мифов на развитие конфликта. Но вот еще одно наблюдение: армянские лидеры и масс-медиа как правило подавляют ту информацию, что противоречит мифу. На мой взгляд, одно из решающих событий, окончательно придавших конфликту характер борьбы до конца, т.е. до физического уничтожения или изгнания одной из этнических групп, - это депортация азербайджанцев из Армении в ноябре 1988 г. По моим сведениям, более ста тысяч азербайджанских
крестьян были изгнаны (главным образом из Гугаркского, Горисского и Степанаванского районов Армении) за несколько дней, десятки убиты. Лидеры тогдашнего Карабахского движения Армении
(сейчас многие из них - руководители государства) не заявили
публично, что армяне руководствуются пещерным принципом кровной
мести и коллективной ответственности, свойственным "нецивилизованным" народам. Случившееся не стало предметом публичного обсуждения и осмысления. Оно не было воспринято как национальный
позор армян. Вместо этого смутно давалось понять, что армянские
азербайджанцы сами во всем виноваты, ибо вели себя нелояльно.
На демифологизацию никто в Армении не отважился.
По мере пробуждения азербайджанского общества здесь формировался (из уже готовых блоков) и становился публичной величиной
"контрмиф" о коварных армянах и по-детски наивно-доверчивых
азербайджанцах. Характерно, что вместо демифологизации массовому сознанию предлагается борьба мифов. А в Азербайджане растет
уверенность в том, что русская и западная публика не откажется
от двойных стандартов: христианский мир всё равно будет на стороне цивилизованного народа, проявляя свойственный ему европоцентричный расизм. У всех перед глазами бесчувственность западной совести перед страданиями палестинского народа. Ведь в
современном западноевропейском и американском сознании на роль
страдальцев прочно определены евреи (кстати, к ним испытывают
ревность и носители армянского мифа), и пока тема вины христиан
перед евреями за Голокауст вконец не надоест западному (христианскому) интеллектуальному сообществу, христианская совесть едва ли обременит себя новыми заботами такого же рода. "Боливар
не вынесет двоих".
Что касается "московских друзей" армян, то они перед лицом
таких событий как изгнание азербайджанцев из Армении либо демонстрировали кровожадность болельщиков за свою команду, либо
обнаруживали беспомощную растерянность и даже разочарование в
цивилизованных армянах: "Как такое возможно?" Особенно ясно всё
это проявилось после публикации сообщений о массовых убийствах
азербайджанского населения при штурме поселка Ходжалы в конце
февраля 1992 г.
А попытки "объективного подхода" в центральной и (затем)
российской прессе тоже не назовешь удачными: с осени 1988 г.
здесь помещают армянскую и азербайджанскую версии событий в
двух соседних колонках. Однако "неумение найти и сказать правду" (Б.Л. Пастернак) такой объективностью не заменишь.
Здесь мы вступаем на узкую тропу. Ведь очевидно, что быть
"болельщиком" безнравственно, а принять (выраженный в неявном
виде) принцип коллективной ответственности невозможно. Однако и
либеральная догма о том, что "нет дурных народов" (т.е., в пределе, "все народы одинаковы") не способствует пониманию ситуации, а иногда прямо вредит делу.
То, что мне важно выразить, очень близко к словам французского католического писателя Жоржа Бернаноса, написанным в нояб-
ре 1943 г. в споре с одной прогрессивной американской журналисткой: "Дороти Томпсон считает несправедливым распространять
на весь немецкий народ ответственность за преступления, совершенные фашистами. А я полагаю столь же несправедливым исключить
фашистов из немецкого народа, тем самым сбрасывая со счетов
смягчающие их вину обстоятельства, то есть наследственность
среды, культурные и нравственные традиции. Да, среди немцев
есть маньяки и садисты... Но есть еще одна, самая многочисленная категория немцев, которые, хоть они не маньяки и не садисты, тем не менее смотрят на жестокость и насилие иначе, чем
мы." Неудобное высказывание, но его стоит продумать.
Недавно американский друг обвинил меня в расизме за слова:
"В русской культуре человеческая жизнь не относится к основополагающим ценностям". Вероятно, он отнесся к этим словам примерно так же, как я оценил бы стандартные обвинения в адрес "грузин", звучащие где-нибудь в московской очереди. ("Вся их нация
такая" и т.п.). И однако: мы знаем, что разные народы смотрят
на жестокость и насилие по-разному,так же как разные народы по=
разному относятся к человеческой жизни.
Осенью 1990 г. я прожил неделю в доме моего знакомого аскеранца. По несколько раз в день он возил меня на "Жигулях" из
Аскерана в Степанакерт и обратно. Прямая дорога ведет через
Ходжалы, и однажды шедшую перед нами армянскую машину там закидали камнями. В следующие дни армянские водители предпочитали
труднопроезжую окольную дорогу. По этому поводу я услышал: "Если бы весной 1988 г. мы сожгли в Ходжалы пару домов, азербайджанцы сами ушли бы оттуда".
Тут уместно вспомнить, что первый поход толпы погромщиков из
Агдама на Аскеран был 22 февраля 1988 г., через два дня после
внеочередной сессии совета народных депутатов НКАО, ходатайствовавшей перед Верховными Советами обеих республик о передаче
НКАО из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР.
Этот поход стал первой с начала карабахского движения попыткой
насилия со стороны азербайджанцев, и одновременно - первой публично значимой реакцией азербайджанцев на решение карабахского
облсовета. На своем пути толпа избивала армян, разоряла постройки. Погромщики были остановлены выстрелами милиции на окраине Аскерана - там, где четыре года спустя, в начале марта 1992
г. были остановлены прорывавшиеся к Аскерану азербайджанские
бронетранспортеры.
Второй реакцией азербайджанского общества на стремление карабахцев освободиться был сумгаитский погром 27-29 февраля 1988
г.
Сополагая все эти разнородные эпизоды, я пытаюсь обосновать
два утверждения.
Во-первых, отношение к насилию в азербайджанской и армянской
политических культурах действительно разное. Мне трудно представить себе, чтобы нейтральный историк смог аргументированно
опровергнуть такой вывод. Погром и массовая резня - это именно
тот отклик,которого в феврале 1988 г. было естественно ожидать.
Именно такие ожидания вытекали из всего опыта сосуществования
армян с тюрками в критические моменты истории. Угроза резни
(так называемый "азербайджанский фактор") действительно стала
политическим аргументом с самого начала конфликта.
Во-вторых, заданный "сумгаитом" уровень политической морали
побеждает у нас повсюду - и не только в Закавказье. (Это утверждение уже стало общим местом у авторов, анализирующих динамику массового насилия в эпоху распада СССР.) Армяне тоже успешно усвоили аргумент насилия: тебя никто не защитит, поэтому
убивай противника и захватывай его позиции, если не хочешь оставаться беззащитной жертвой. Таков сегодняшний вывод из призыва "Сумгаит не должен повториться", и именно в этом смысле я
понял сожаление моих аскеранских знакомых об упущенной возможности изгнать азербайджанцев из Аскерана. Если бы не упорное
вооруженное сопротивление армян, то уже давно состоялось бы
"окончательное решение" карабахского вопроса путем уничтожения
армян.
К сожалению, попытки решения споров "цивилизованным" способом, т.е. путем взаимных уступок, компромиссов, в Закавказье
почти не имели успеха, отчасти из-за беспомощности и некомпетентности центральных властей, но не только поэтому. Возможность компромисса наметилась в то время, когда в Карабахе губернаторствовал Аркадий Вольский (лето 1988 - ноябрь 1989),
вначале как представитель ЦК КПСС и ВС СССР, а затем в качестве
главы Комитета особого управления, ответственного перед ПВС
СССР. Но то, что он пытался сделать и уже сделал, было разрушено совместными усилиями Азербайджана и Армении. В обеих республиках ситуацией овладевали силы, не готовые к компромиссу.
Впрочем,это неудивительно: даже в Европе новый мировой порядок, основанный на исключении силы в качестве главного политического аргумента, лишь начинает утверждать себя. Распад Югославии тоже поставил под вопрос судьбу этнических меньшинств
(например, сербов в Хорватии). Объединяющаяся Европа не смогла
или не захотела предотвратить там гражданскую войну, резню и
изгнание населения. Или вот пример другого рода. Как только
Вацлав Гавел стал президентом Чехо-Словакии, он попробовал в
одной из речей чуть-чуть проблематизировать послевоенную поголовную депортацию немцев из Судетской области. Речь шла не о
юридической обоснованности этого события (никакие заигрывания с
Германией не имелись в виду); Гавел усомнился лишь в моральном
величии и красоте этого акта. Его выступление вызвало бурную
отрицательную реакцию, ясно показавшую, что многие чехи придерживаются принципа коллективной ответственности.
Предложенное здесь понимание ситуации ведет к следующему
прогнозу. В решении карабахской проблемы, по-видимому, существует лишь такая альтернатива: армянскую общину Карабаха уничтожают (возможно, при военном поражении остатки ее спасаются
бегством), либо Карабах обретает фактическую самостоятельность
(как бы она ни называлась). Что касается проектов "реальной автономии" внутри Азербайджана, то они, видимо, неосуществимы,
если допускают хоть какой-то контроль Азербайджана над Нагорным
Карабахом.
Сейчас события развиваются так, что вероятность первого решения гораздо выше. Очевидно, что при нынешнем положении вещей
многократное превосходство военного потенциала Азербайджана
скоро проявится, а помощь Карабаху со стороны Армении незначительна. "Воздушный мост" ненадежен, он может быть разрушен
очень скоро. Сельское население Карабаха доедает старые запасы,
и уже близок настоящий блокадный голод. Пытаясь укрепить свои
позиции, карабахцы почти наверняка пойдут на штурм Шуши, и это
приблизит развязку.
Первое крупное военное поражение карабахцев означает поголовное вырезание населения. При прорыве карабахского фронта
правительство Армении, даже оставшись в полной изоляции, придет
на помощь Карабаху, армянские вооруженные формирования попытаются пробить сухопутный "коридор" в Нагорный Карабах через район Лачина. По словам высших должностных лиц Армении, возможности действовать иначе в такой ситуации уже не будет. Отказ от
решительных действий означал бы потерю власти.
Следует иметь в виду, что между властью Республики Армения и
руководством провозглашенной 2 сентября 1991 г. Нагорно-Карабахской Республики (НКР) есть напряженность и противоречия. Руководители национально-освободительного движения армян в Карабахе никогда не зависели от Еревана, и уж совсем неверно думать
о них как о "ставленниках" армянских политических сил. С ходом
времени и утратой иллюзий влияние ереванских властей на карабахцев скорее уменьшается. Из опыта поездок в Карабах и постоянного общения (по телефону, а также в Ереване и Москве) с карабахцами я вынес впечатление, что они стремятся не столько
слиться с Арменией, сколько вырваться из-под контроля Баку:
фактическую независимость от Азербайджана они считают необходимой предпосылкой для сохранения своей общины. В феврале 1988 г.
"миацум" (соединение с Арменией) представлялся единственной
конституционной возможностью уйти из-под власти Азербайджана.
Кстати, все участники февральских событий, включая партийно-советскую элиту области, прекрасно понимали, что своими действиями раз и навсегда отрезают себе путь назад: прощения уже никогда не будет. Поэтому февральское решение сессии облсовета и
соответствующее ему по смыслу постановление пленума Нагорно-Карабахского обкома КП Азербайджана следует считать актами высокого мужества.
А когда ПВС СССР 28 ноября 1989 г. упразднил Комитет особого
управления НКАО и снова отдал Карабах в полное распоряжение
азербайджанским властям, руководители Армении и НКАО предприняли отчаянный шаг с целью хоть как-то воздействовать на "Центр":
1 декабря 1989 г. в Ереване на совместной сессии ВС Армении и
Национального совета НКАО было объявлено о создании единой Армянской республики, включающей Нагорный Карабах. Это решение
осталось без последствий, а новая, посткоммунистическая власть
Армении предпочитает не брать на себя ответственность за него.
Между тем в свое время именно Армянское общенациональное движение (АОД), пришедшее к власти в 1990 г., разработало проект
этого решения и навязало его старому ВС. Более того, АОД возникло и добилось первых успехов именно под "карабахскими" лозунгами, которые оно сворачивало по мере приближения к власти.
(Читатель, быть может, помнит, что руководство АОД было с весны
1988 г. известно как "комитет Карабах".) Такая непоследовательность порождает у карабахских армян недоверие к Еревану. И наоборот: упорство карабахцев, их желание выжить на своей земле,
скорее мешает новому руководству Республики Армения наладить
добрые отношения с Азербайджаном и Турцией. Надо заметить, что
в Армении помощью Карабаху занимается не столько правительство,
сколько оппозиция, прежде всего партия Дашнакцутюн.
Попытка пробить "лачинский коридор" означала бы войну по
всему фронту между Арменией и Азербайджаном. Исход такой войны
зависел бы от позиции соседних государств и потому не поддается
прогнозированию. Одно ясно: сейчас у Армении, в отличие от
Азербайджана, нет настоящих союзников, поэтому речь пойдет уже
не о Карабахе, а о бытии или небытии армян в Закавказье. На горизонте - угроза нового геноцида.
Логическая возможность избежать такого развития - признание
международным сообществом Нагорно-Карабахской Республики. Однако сегодня, видимо, никто не готов к такому решению.
март 1992