УДК 801.3 Л.К.Байрамова, Р.С.Яппарова Казанский государственный универсиет ВНУТРЕННЯЯ ФОРМА СЛОВ И ИХ ЭВФЕМИЗАЦИЯ Внутренняя форма слов, их образ (как основа наименования объектов) может не совпадать в сопоставляемых языках, что в определенной степени объясняется и неодинаковой ментальностью носителей этих языков [Байрамова 2002: 24]. С этой точки зрения рассмотрим, как внутренняя форма слов в разнотипных и неродственных языках способствует / не способствует образованию эвфемизмов. Остановимся на одном из ярких, на наш взгляд, примеровтерминов кукольного театра: кукла, курчак (тат.), ningyō (яп.). Театральная кукла существовала в древней Греции и Риме. Она появлялась на сцене театра Диониса, играла в комедиях Аристофана. Называют и имя первого древнегреческого кукольника – Потейн [Кулиш 1979: 153]. Кукольный театр имеет широкую географию: Италия (с кукольным героем Пульчинеллой), Франция (с кукольным героем Полишинелем), Бельгия (с кукольным героем Чанчесом), Англия (с кукольным героем Панчем), Россия (с кукольным героем Петрушкой), Синегал (с кукольными героями Рамой и Шилой) и др. Этимология слов: кукла (русск.), курчак (тат.), ningyō (яп.) раскрывает их разную внутреннюю форму. В русском языке слово кукла является, как указывается в этимологических словарях, заимствованным из греческого языка, от koukla. Исследователи пишут, что само греческое слово koukla (кукла) восходит к латинскому cuculla [Фасмер 1986: 405]. При этом М.Фасмер отмечает, что лат. сuculla, cucullus означает: капюшон, куколь [Фасмер 1986: 406]. Пояснение к слову куколь находим в «Толковом словаре русского языка»: куколь [лат.cucullusкапюшон] (церк.). Монашеский головной убор [Толковый 1935: 1542]. В.Даль также дает дефиницию слова куколь: накидка, наголовник, капюшон, куль [Даль 1881: 214]. На первый взгляд, кажется сомнительным сближение слова кукла со словами капюшон, наголовник, колпак, башлык, накидка. Но исследователь А.П.Кулиш, опираясь на работы Ш.Маньяна, А.Федотова, А.Д.Авдеева [Маньен 1850], доказывает возможность этого сближения [Федотов 1940]. А.Д.Авдеев, например, описал такой интересный факт: в первобытном обществе маска «первоначально представляла собой голову животного и надевалась на голову, а не на лицо человека» [Авдеев 1957], т.е. она была как бы капюшоном, наголовником. Авдеев А.Д. указывает также, что были маски-наголовники с фигурой. Их характерной особенностью являлось то, что на «специальной подставке здесь помещается вырезанное из дерева или сделанное иным способом изображение не головы, а целой фигуры. Если изображается человек, то он изображается с головой, туловищем, руками и ногами» [Авдеев 1959]. Этот факт, действительно дает возможность утверждать, что «общие корни театральной маски и театральной куклы уходит в обрядовое действо» и что «театральная кукла на раннем этапе развития кукольного театра выступает в качестве маски» [Кулиш 1979: 148-154]. Что касается этимологии татарского слова курчак (кукла), то, по нашей гипотезе, это слово имеет корни: кур- и чак. И если обратиться, например, к этимологическому словарю тюркских языков, в частности, к этимологическому словарю турецкого языка, в котором дается информация и из других тюркских языков, то корень kur- имеет следующие значения: 1) строить, сооружать, возводить; формировать, заводить (часы, игрушку); 2) чертить, придумывать, обдумывать; 3) спасать, выручать, избавлять; разрешать проблему, решать, распутывать; 4) завязывать (пояс), соединять, объединять; 5) чин, ранг, звание, степень, сан; 6) сохнуть, высыхать, засыхать, затвердеть; 7) крайняя степень, крайность, излишество; 8) ассимилировать; 9) опускаться, обвалиться, ввалиться, впадать (о глазах, щеках); 10) тесниться [Авдеев 1959: 50]. Второй компонент слова курчак - чак имеет, в нашем представлении, связь со словом чага – в диалектах: детеныш, а также в словосочетаниях – балачага (детвора, дети), корт чагасы (детва пчел), куй чагасы (ягненок). Таким образом, можно предположить, что слово курчак этимологически могло означать: построенное, сооруженное подобие детеныша, ребенка. Как видно, татарская кукла–игрушка и кукла татарского кукольного театра не связаны, в отличие от русской куклы, с маской и обрядовыми действами. Сам Татарский государственный театр кукол (Татар Дәүләт курчак театры) открылся в 1934 году как «Первый государственный интернациональный театр кукол» («Беренче дәүләт интернациональ курчак театры»). Но еще в августе 1932 года начал работать самодеятельный кукольный кружок, который испытал на себе влияние русского представления в куклах, хотя бы даже по тому, что главным героем первой пьесы был Петрушка. Пьеса так и называлась «Петрушка-беспризорник» (о беспризорном мальчишке – воришке, которого перевоспитывает советская общественность) [Авдеев 1957: 254]. Да и сам русский Петрушка имеет свои западноевропейские прототипы: итальянского кукольного героя Пульчинеллу (Пульчинеля) и французского Полишинеля. Но к концу XIX в. о западном происхождении Петрушки напоминали лишь некоторые детали его одежды, реплики (типа «мусью», «мурсю-пурсю»), а также иногда измененные до неузнаваемости его прозвища: где-то Петрушка называет себя «мусью Подчинель», где-то – «мусью под шинелью», а то и «мусью Паршинелью» [Кулиш 1979: 153-154]. Японский кукольный театр (ningyō shibai) представляет собой явление, наделенное особой спецификой. В древней Японии куклы были не игрушками, а символическими изображениями богов и людей [Ismet 1995: 447]. Слово ningyō (кукла) буквально означает: человеческий образ / образ человека. И не случайно, видимо, куклы в кукольном театре Японии изготовляются в размере ½ - ⅔ человеческого роста. К концу XVI в. и началу XVII в. кукольное представление было соединено с песенным сказом дзерури (по имени героини сказания Дзерури) о трогательной истории любви Дзерури и юного полководца Минамото-но Ëсицунэ [Шиһапов 1983: 7]. Представление исполнялось под аккомпанемент струнного инструмента – ранее бива, а позднее – сямисэна (завезенного, как предполагают, из Китая), которое переводится как: «очарование трех струн», «прелесть трех струн», «три чарующие струны» (ся - три, ми-прелесть, очарование, сэн - струна) [Некрылова 1979: 146]. Соединение кукольного представления с дзерури и сямисэном привело к созданию нового жанра – бунраку (синонима ningyō – дзерури). Заключая, подчеркнем, что внутренняя форма слов – наименований куклы в кукольном театре раскрывает неодинаковую философию театров разных народов: кукла (русск.) – это маска, курчак (тат.) – не живой, а сконструированный, построенный детеныш или ребенок, ningyō (яп.) – человеческий образ, а потому сами куклы в японском театре не произносят ни слова, и за всех персонажей ведет диалог человек – ведущий (гидаю), комментируя и объясняя мотивы их поступков, описывая их состояние; гидаю и плачет, и смеется, и поет под аккомпанемент сямисэна, озвучивая действие. Сам внешний вид кукол раскрывает указанное различие в философии театров: у европейских кукол большие головы (как обычно бывает у ребенка). Эта диспропорция как бы подчеркивает детскость представления, тогда как у японских кукол головы чуть уменьшены, что говорит о взрослости кукол и, таким образом, о том, что их переживания должны восприниматься по-взрослому, без снисходительности [Япония 2000: 249]. Для современных носителей русского и татарского языков внутренняя форма слов кукла, курчак затемнена (у японского слова ningyō – нет). Поэтому новые значения слова кукла развиваются не от внутренней формы, а «цепочечно»: семантика детскости, чего-то или кого-либо ненастоящего, закрепившаяся как семантическая аура этого слова, под влиянием определенных социальных условий дала толчок к развитию новых, эвфемистических значений. См.: кукла – сверток, пачка, упаковка с нарезанной бумагой вместо денег; человек, используемый в качестве живого тренажера для совершенствования боевых навыков. Последнее эвфемистическое значение у слова кукла закрепилось после выхода в свет телефильма Ю.Кары «Я – кукла» (2001 г.). Эти же значения появились и у татарского слова курчак, ставшего, таким образом, семантической калькой русского слова кукла. В татарском и японском языках указанный процесс эвфемизации не коснулся слов курчак и ningyō. ЛИТЕРАТУРА 1. Авдеев А.Д. Маска. (Опыт типологической классификации по этнографическим материалам) // Сборник музея антропологии и этнографии. – М. – Л., 1957. – Т.17. – С.254. 2. Авдеев А.Д. Происхождение театра. – М. – Л., 1959. – С.50. 3. Байрамова Л.К. Параметры контрастивного исследование языков// Сопоставительная филология и полилингвизм. – Казань, 2002. – С.24. 4. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. – М., 1881. – Т.II. – С.214. 5. Ismet Zeki Eyuboğlu .Tűrk dilinin etimoloji šözluğű. – İstanbul, 1995. – С. 447. 6. Кулиш А.П. Истоки театральной куклы // В профессиональной школе кукольника. – Л., 1979. – С.148– 154. 7. Маньен Ш. История марионеток у древних // Пантеон и репертуар русской сцены. – СПб., 1850. – Т.4. Кн.8. 8. Некрылова А.Ф. Из истории формирования русской народной кукольной комедии «Петрушка» // В профессиональной школе кукольника. – Л., 1979. – С.146. 9. Соломоник И.Н. Традиционный театр кукол Востока. – М., 1992. – С.286. 10. Толковый словарь русского языка / Под. ред. Д.Н.Ушакова. – М., 1935. – Т.II. – С.1542. 11. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. – М., 1986. – Т.II. – С.405-406. 12. Федотов А. Из истории кукольного театра. – М., 1940. 13. Чхартишвили Г. Театр на все времена. – СПб., 2000. – С.22. 14. Шиһапов М.Ә. Казан дәүләт курчак театры. – Казан, 1983. – С.7. 15. Япония от А до Я. – М., 2000. – С.123-249.