Контаминация в речи и творчестве, или блендинг как

Контаминация в речи и творчестве, или блендинг как универсальная
когнитивная способность
Хасанова Л.Р.
Действие определенных языковых законов проявляется одинаково на всех
языковых
уровнях,
и
определенные
языковые
явления,
традиционно
рассматриваемые изолированно, часто бывают обусловлены действием одного и
того же механизма. В последнее время исследователи приходят к мнению, что
подобные механизмы, лежащие в основе тех или иных языковых явлений,
представляют собой универсальные когнитивные способности человека,
не
являющиеся сугубо лингвистическими.
Очевидно, не случайным является факт совпадения некоторых речевых
ошибок, продуктов детского словотворчества и окказиональных образований,
представляющих собой результат языковой игры.
Приведем примеры подобных языковых явлений:
I. Речевые ошибки.
(1) “Китаянец Ли на вашем экране…” (ср. японец – японка, кита(ян)ец –
китаянка), (2) “…для того, чтобы какой-то урон ей был принесен, чтобы потом ей
дали деньги…” (нанесен урон + принесен ущерб),
(3) “ну в правительстве
войдут две службы…” (Новости НТВ) (в правительстве будет + в правительство
войдут) , (4) “…поэтому мы вправе рассчитывать от него очень хорошего
результата” (рассчитывать на очень хороший результат +
ожидать от него
хорошего результата), (5) “Минуточку отвлечемся” (на минуточку отвлечемся +
Минуточку внимания), (6) “Мне интересует наша страна” (Мне интересна +
Меня интересует наша страна), (7) “Поскольку он перемолчал должное время, он
просто махнул рукой” (переждал должное время + промолчал), (8) “Я проживаю
с Еленой Прошкиной в одной лестничной клетке фактически” (в клетке (с
животными – более частотно) + на лестничной клетке), (9) “А ты бы на какой
хакультет Фогвартса хотел бы попасть?” (факультет Хогвартса), (10) “Кто-то
предлагает перебирать бусинки белые от черных” (перебирать бусинки белые и
черные + отделять бусинки белые от черных), (11) “То, что я увидел из договора,
стало окончательно ясно” (увидел в договоре + узнал из договора), (12) “голая
правда о жизни церковных…цирковых животных (Новости НТВ), (13) “…и
превратится в тридцатилетнюю старушку с желтыми зубками, с бледными
личиками” (с желтыми зубками + с бледным личиком) (примеры из корпуса
речевых ошибок М.В. Русаковой).
II. Детское словотворчество.
(14) Ногти у нас на ногах. А которые на руках - это рукти”, (15) “Нинка
выдра, выдра, выдра!… - Надо не выдра, а тыдра”, (16) “Это подмышки, а где
же подкошки?”; (17) “мачеха – пачеха”, (!8) “папоротник – маморотник”, (19)
“мамонт – папонт”, (20) мазелин < мазь, мазать (вазелин),
(21) мокресс <
мокрый (компресс), (22) вертутия < вертеться (ртуть), (23) кусарик < кусать
(сухарик), (24) вихрахер < вихры (парикмахер), (25) болерьянка < боль, болеть
(валерьянка), (26) кашлюш < кашлять (коклюш), (27) лизык < лизать (язык), (28)
муфталин < муфта (нафталин) (К.Чуковский); (29) бомбазеинная < бомба
(бумазеиная), (30) крикотажная < крик (трикотажная), (31) ул. Гусинен(а) < гусь
(ул. Куусинена), (32) крикатур(а) < крик (карикатура), (33) волосетка (сетка для
волос), (34) жукашечка (жук + букашечка), (35) кучело (куча + чучело), (36)
морякорь (моряк + якорь), (37) луксус (лук с уксусом), (38) подхализа (подхалим
+ подлиза), (39) пиджакет
(пиджак + жакет), (40) паукан (паук + таракан)
(К.Чуковский), (41) мясольничек (мясо + рассольничек), (42) вкуски (вкусные
куски), (43) глухарябчик (глухарь + рябчик), (44) колбасало (колбаса + сало), (45)
бабезьяна (бабушка + обезьяна) (примеры Т.Н.Ушаковой).
III. Языковая игра.
(46) верлан < верить (орлан), (47) будрый < будет (мудрый), (48) любрый <
любить (мудрый), (49) волныхание < волна (колыхание), (50) звездыхание <
звезда (дыхание), (51) вечниканша < вечный (великанша), (52) могровый < мочь
(багровый), (53) можарище < мочь (пожарище), (54) летютень < летать
(витютень), (55) колюбель < любить (колыбель), (56) бихорь < бить (вихрь), (57)
волезнь < воля (болезнь) (В.Хлебников); (58) “Грозный черный паукабель /
шевелится на столбе...” (паук + кабель), (59) “...отрывает сапогири / от
паркетного ковра...” (сапоги + гири), (60) “Басовая его виолончелюсть размерно
ходит - раз и два, и три...” (виолончель + челюсть) (А.Левин); (61) “Перламутро.
Очнувшийся аэропорн” (перламутр + утро, аэропорт + порно), (62) “...озирая
гордым оком / небосклонности богов...” (небосклон + склонности), (63) “За горой
рай. Ух ты - бухты. Эклогическая ниша. / Загораю. Элегическая лень... (эклога +
экологическая), (64) “...В ластолюбивую глубизну...” (глубина + голубизна)
(В.Строчков), (65) “...всеобщая дебемолизация...” (демобилизация + бемоль), (66)
“Скирпичный ключ его ребрист и непомерен” (скрипичный + кирпичный)
(А.Левин); (67) “...Во-первых - створческий метод. / Мидии тоже создают перлы”
(створчатый + творческий), (68) “Явясь как шестикрылый склерофим, / устроив
циклопический свинарник...” (склероз + Серафим) (В. Строчков)
С
одной
стороны,
примеры,
приведенные
выше,
не
являются
однородными, если принять во внимание то, что некоторые из них, как
представляется, относятся к фонетическому уровню, другие – к лексическому,
третьи – к морфологическому, синтаксическому. Причем, в ряде случаев может
наблюдаться пересечение аспектов, что вызывает затруднение в отнесении того
или иного примера к тому или иному языковому уровню.
С другой стороны,
примеры кажутся разнородными и с точки зрения традиционного описания
механизмов, лежащих в основе их образования. Так, некоторые образования
можно объяснять аналогией (1, 13-19), другие – контаминацией (1-10, 46-57), ктото будет рассматривать отдельно случаи междусловного наложения (33-45, 5862);
какие-то
примеры
можно
толковать
как
результат
фонетических
преобразований, таких как диереза (63, 64), метатеза (65-66), эпентеза (66-68),
можно обнаружить среди примеров случаи лексической субституции (8, 11, 12);
можно выделять образования по типу “народная этимология” (20-32), есть среди
примеров спунеризм (9), а также случай неузуальной префиксации (7). Многие
примеры допускают не одно, а несколько толкований.
На наш взгляд, весь приведенный иллюстративный материал, несмотря на
его кажущуюся разнородность, объединен действием одного единого механизма,
механизма контаминации, или блендинга (термин, получающий большее
распространение в последнее время), который, в свою очередь, тесно связан с
механизмом аналогии. Связь между аналогией и контаминацией настолько
сильна, что часто бывает невозможно определить, действие какого из этих
механизмов обусловило порождение той или иной языковой единицы.
E.A.Esper в обзоре, посвященном аналогии в современной лингвистике,
ссылается на работу Hockett (1958), в которой говорится о том, что механизм
образования
по
аналогии
идентичен
механизму,
задействованному
в
большинстве случаев порождения идиом, когда новое выражение строится из
знакомого материала, по известным моделям. Hockett различает “второстепенные
механизмы”
лингвистических
изменений,
такие
как:
контаминация
–
видоизменение слова на основе устойчивой ассоциации с другим словом (при
этом отмечается, что аргументы в пользу того, что подобное видоизменение
может происходить по аналогии, не являются убедительными), “народная
этимология” (также может не быть чисто аналогичной), речевые ошибки –
метатезис, гаплология, ассимиляция, диссимиляция. Сочетания, или бленды
(blends), являются результатом конфликта аналогий, когда говорящий следует
двум моделям одновременно, как, например, в случае smoke + fog > smog.
[E.A.Esper: 1973: 188-189]. Если контаминация и блендинг не идентичны, то не
совсем ясно, какова разница между ними в понимании Hockett.
Hockett (1968) определяет блендинг как разновидность, подтип аналогии.
Во многих речевых ситуациях задействовано много аналогий, некоторые из них
несовместимы в том смысле, что следование одной исключает следование
другой. Если следовать одной аналогии, результатом может быть повторение
ранее сказанного или услышанного, или это может быть инновация, являющаяся
простой аналогией (например, swimmed); если же следовать двум или более
несовместимым аналогиям, результатом будет бленд (например, sigh : sighed ::
swim : x and sing : sang :: swim : x, где x = swammed).
Далее говорится, что любые три формы, А, В и С, при условии, что
имеются общие черты в звуковой форме и значении между А и В, а также общие
черты в звуковой форме и значении между А и С, могут сформировать базу для
образования по аналогии новой формы Х, которая является решением пропорции
А:В :: С:Х. Если имеется много исходных пар А1, В1, А2, В2, …, А6, В6, и С
имеет общие признаки с А1, … А6, то тенденция к изменению по аналогии будет
сильнее, частота появления исходных форм является определяющей [E.A.Esper:
1973: 192].
H.
Dufva
рассматривает
явление
сегментной
транспозиции,
или
метатезиса, или перестановки элементов, таких как слова, слоги, морфемы,
сегменты, даже признаки. Сюда же относятся спунеризмы (например, You have
hissed all my mystery lectures. In fact, you have tasted the whole worm). Автор
относит подобные сегментные транспозиции к двойным блендам. Сначала в речи
появляется одна ошибка, затем, следом за ней точно такая же другая. Когда
говорящий
должен
разделить
свое
внимание
между
обнаружением
и
распознаванием первой ошибки, и произношением следующей лексической
модели, его попытка исправить ошибку может породить другую ошибку. Таким
образом, говорящий осознает первую ошибку, которая является блендом, или
контаминацией, двух соседствующих слов, и информация о первой ошибке
является интерферирующим фактором, который вмешивается в дальнейшее
производство речи, порождая вторую ошибку. H. Dufva также ссылается на
Hockett (1973), приводя его пример I fool so feelish, который объясняется тем, что
сначала слово feel было контаминировано со следующим словом foolish (породив
fool), а затем foolish и feel породили бленд feelish. [H. Dufva:1992:191-194]. Из
этого примера уже становится ясно, что контаминация и блендинг понимаются
Hockett как тождественные понятия.
H. Dufva отмечает, что бленд является более обширной категорией, чем
принято считать. Бленды являются результатом ситуации, в которой имеется две
или более активные модели, доступные говорящему. Классическим фактором
является то, что говорящий должен сделать выбор одной из конкурирующих
моделей, выражающих одну и ту же мысль. Подобные модели могут
сталкиваться и порождать бленд. Изменение речевой интенции в процессе
говорения, наличие слов, актуализированных предшествующим дискурсом,
присутствие в контексте ситуации визуальных и аудитивных стимулов – все это
также способствует образованию бленда [H. Dufva:1992:194-196].
Почему же механизм, обусловливающий появление речевых ошибок, и
механизм, обеспечивающий языковую игру (творческий акт), действуют по
одному и тому же принципу, порождая бленды? Один ли это и тот же механизм?
Являются ли речевые ошибки побочным результатом какого-либо процесса более
высшего
порядка?
Или
языковая
игра
явилась
осмыслением
процесса
бессознательного порождения ошибок – блендов? Или и то и другое является
проявлением какой-то универсальной когнитивной способности?
G. Fauconnier
и M. Turner разработали теорию концептуальной
интеграции, являющуюся логическим продолжением теории концептуальной
метафоры Lakoff и Johnson (1980). Теория концептуальной метафоры имеет в
основе модель, состоящую из двух элементов: “сфера – источник” (source
domain), пространство, из которого берется описание, и “сфера – мишень”
(target domain), пространство, описываемое метафорой. Часто между “сферой –
источником” и “сферой – мишенью” имеются какие-то общие признаки, а
продуктом
метафоры
является
новое
концептуальное
пространство,
появляющееся благодаря взаимодействию “сферы – источника” и “сферы –
мишени”. В модели концептуальной интеграции Fauconnier и Turner два
исходных пространства дополняются двумя другими пространствами: общим
пространством (generic space), являющимся основой для объединения двух
исходных пространств,
и
результирующим пространством бленда (blend
space), которое содержит концептуальный продукт интеграции [Tony Veale :
http://www.compapp.dcu.ie/~tonyv/trinity/blending.html]
G. Fauconnier утверждает, что теория концептуальной интеграции, часто
называемая просто блендингом, снова подтверждает то положение, что
сходные общие свойства нервных связей и моделирование, воспроизведение
лежат в основе сенсомоторной активности, конкретного взаимодействия с
миром, повседневного опыта, абстрактных рассуждений, научных и
художественных изобретений. Концептуальная интеграция является основной
ментальной способностью, ведущей к новым значениям, глобальным
озарениям, концептуальной компрессии, удобной для памяти, а также
манипулированию диффузными в других отношениях значениями. Во многом
этот процесс протекает бессознательно. [G. Fauconnier :2001:
http://www.ifi.unizh.ch/ailab/people/lunga/Conferences/EDEC2/invited/FauconnierG
illes.pdf]
Какова же роль концептуальной интеграции, или блендинга, или
контаминации, в языке? Можно предположить, что если один и тот же
механизм лежит в основе таких различных явлений, как речевые ошибки и
языковая игра (детское словотворчество может быть ближе к тому или иному
полюсу), то между ними должна быть закономерная связь. Основное различие
явлений речевых ошибок и языковой игры заключается в том, что первое
является бессознательным процессом, а второе вполне осознанным. Языковая
игра метафорична по своей сути, в речевых ошибках метафора может
появиться случайно, только в результате осмысления бленда. Речевые ошибки,
порожденные в результате конкуренции двух и более контекстов, являются
неадекватными по отношению к ситуации первоначального речевого
намерения, а потому часто могут быть смешными, если бленд обладает яркой
образностью. Так, пример “Я проживаю с Еленой Прошкиной в одной
лестничной клетке фактически” может быть переосмыслен и использован в
качестве образца языковой игры в значении “мы живем с Еленой Прошкиной,
как звери в одной клетке, не выносим друг друга”.
Языковая игра, основанная на контаминации, стала чрезвычайно
популярной в последние десятилетия, активно используется в СМИ, рекламе.
Бленды редко являются номинациями для новых понятий, они комментируют
уже существующие явления и объекты действительности, в них, по большей
части, заключена оценка известных вещей. Окказиональные образования такого
типа метафоричны.
Нередко в языковой игре общее пространство содержит лишь
формальные элементы, содержательные же компоненты, связанные с общим
значением подбираются ситуативно. Так, например, А. Зудин придумал
шуточный “календурь” состоящий из следующих месяцев: “пьянварь”,
“фигвраль”, “кошмарт”, “сопрель”, “сымай”, “теплюнь”, “жарюль”, “авгрусть”,
“слюнтябрь”, “моктябрь”, “гноябрь”, “дубабрь”, а художник К.Мелихан
ежегодно снабжает этот “календурь” иллюстрациями, сообщающими какую-то
семантическую общность исходным пространствам, отраженным в блендах.
Наблюдая тот бум блендинга, который испытывает в современный
период словообразование, можно предположить, что этот механизм стал так
активно использоваться только в последнее время. Бленды, используемые в
рекламе, привлекают внимание, так как обладают уникальной структурой и
семантикой.
Однако, если обратиться к словотворчеству В.Хлебникова, можно
обнаружить целые парадигмы окказионализмов, образованных путем
контаминирования различных лексем с каким-либо одним словом, или по
аналогии к нему: чертог: веселог (< веселый), водог (< вода), войног (< война),
высог (< высокий), грезог (< грезить), гудог (< гудеть), делог (< дело), думног (<
думать), кострог (< костер), лесног (< лесной), любог (< любить), небог (<
небо), снежог (< снег), низог (< низ), умног (< умный), соног (< сон), ступог (<
ступать), утрог (< утро) и др. Пример их употребления в тексте В.Хлебникова:
"Снежоги.../ Водоги / Костроги / Лесноги / Мечтоги / Сказоги / Небоги /
Войноги / Умноги."
Обращает на себя внимание тот факт, что остаточный компонент от
слова “чертог” во всех блендах один и тот же и очень напоминает суффикс.
Можно вспомнить ряд существительных, содержащих, как полагают,
уникальные суффиксы, но по существу являющихся блендами (кот-офей <кот
+ Тимофей или Ерофей, стекл-ярус< стеклянный + ярус, подхали-за<подхалим
+ подлиза и др.).
Можно предположить, что возникновение аффиксальных элементов могло
происходить
благодаря
таким
контаминированным
образованиям
(или
образованиям по аналогии) и ассоциации (звуковой или семантической). Скажем,
по аналогии к непроизводному слову возникает новое слово, имеющее в своем
составе
финаль
исходного
слова.
Новообразование,
сохраняя
какие-то
компоненты семантики слова-образца, имеет дополнительные компоненты
семантики слова, вступающего в отношения контаминации. Предположим, что
существительное молодежь непроизводно. По аналогии образуется холостежь,
которое имеет значение "холостая молодежь" или ребятежь, где семантика
исходного также сохранена, или стародежь, где представлена уже ассоциация
по контрасту, значение новообразования противоположно исходному. Ср. также
образования по аналогии к слову молодежь В.Хлебникова: босежь (< босой),
бесежь (< беситься), лютежь (< лютый), любежь (< любить), юнежь (< юный) и
др. Это именно ассоциативный ряд, а не образования по словообразовательному
типу:
все
новообразования входят в
семантическое поле слова молодежь.
Предположим, что на каком-то этапе в языке появляется достаточное количество
аналогических образований от одного слова, имеющих общий структурный
элемент. Данный структурный элемент начинает восприниматься в языковом
сознании как
своеобразный маркер,
сигнализирующий
о наличии общей
семантики в какой-то группе слов.
Постепенно, с
развитием логического аппарата, изменился принцип
образования новых слов. Слова начали образовываться не по конкретному
образцу,
а
с
помощью
присоединения
формально
и
семантически
самостоятельного отрезка, который мы называем аффиксом (или морфемой), к
основе
мотивирующего
слова.
При
этом
упорядочиваются
отношения
мотивирующих и производных: мотивирующие стремятся к структурному
единообразию, которое обеспечивается общей частеречной принадлежностью
производящих
слов.
Действие
нового
словообразовательного
механизма
проявлялось в том, что аффикс присоединялся к целому слову: строить >
строитель, женить > женитьба. Ср. в детской речи: людейная тропка < людей,
большихов ужин < больших, моешная игрушка < мое (примеры Т.Мехович).
Взаимодействие
различных
процессов
(логических
и
стихийных)
затемняет картину реального состояния языка в древние периоды и позволяет
лишь спекулировать по поводу возможных путей происхождения аффиксальных
элементов. Возможно, механизм концептуальной интеграции сыграл в этом
процессе решающую роль, однако это требует доказательств.
Литература
1.
Левин А. Биомеханика. Стихотворения 1983-1995 годов. М.,
2.
Перцова Н.Н. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова.
1995.
Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 40, 1995.
3.
Строчков В. Глаголы несовершенного времени. Избранные
стихотворения 1981-1992 годов. М., "Диас", 1994.
4.
Ушакова Т.Н. Функциональные структуры второй сигнальной
системы. М., "Наука", 1979.
5.
Чуковский К.И. От двух до пяти. Минск, "Народная асвета",
6.
Dufva, H. Slipshod utterances: A study of mislanguage. - University
1983.
of Jyväskylä, Jyväskylä, 1992
7.
Esper E. A. Analogy and association in linguistics and psychology. –
University of Georgia press. – Athens, 1973
8.
Fauconnier G. Emergence and Development of Embodied Cognition -
Conceptual Integration, 2001 http://www.ifi.unizh.ch/ailab/people/lunga/Conferences/EDEC2/invited/FauconnierG
illes.pdf
9.
Veale, T. Conceptual Integration and Blending: An Overview-
http://www.compapp.dcu.ie/~tonyv/trinity/blending.html