АВТАРКИЯ (от греч. αὐτάρκεια) – как новоевропейский термин

АВТАРКИЯ (от греч. αὐτάρκεια) – как новоевропейский термин означает самодостаточность,
самодовление, однако в текстах античных авторов слово αὐτάρκεια многозначно (переводится как
«исполнение», «произвольность», «воздержность», «благосостояние», «самодовольство» и т.д.) и только в
отдельных случаях отвечает семантике новоевропейского термина. Между тем новоевропейское понятие
автаркии как экономической самодостаточности (= независимости) было спроецировано на древность, и
автаркия стала характеризовать для европейских мыслителей реальный экономический уклад и гомеровской
Греции, и военной демократии Спарты, и торговых Афин, и императорского Рима, а вместе с тем ему был
придан статус экономической категории, якобы выработанной самими эллинами для описания общего для
всех социальных слоев и периодов греческой и римской истории идеала. Хотя до Аристотеля экономической
автаркии нет ни как термина, ни как идеала натурального хозяйства (ср. Xen., Оес. XI 10), у Аристотеля ее
наличие
весьма
проблематично,
а
после
Аристотеля
об экономически
автаркийном
полисе или
домохозяйстве упоминают только его комментаторы или эпигоны (см. [Arist.] Oec. 1343all; Stob. II, 7, 26.48–62;
[Archyt.] apud Stob. 4.1.138.45–60), в научной и энциклопедической литературе 20 в. рисуется стройная схема:
автаркия – первоначально экономический принцип примитивного (натурального) домохозяйства, затем
политический принцип независимости самообеспечивающегося государства, затем этический принцип жизни
ни в чем не нуждающихся древних мудрецов и, наконец, у неоплатоников и отцов Церкви – теологический
принцип бытия Бога.
Как философский термин автаркия была создана, по-видимому, Демокритом в рамках характерной для
философа полемики с обыденным языком и воплощенными в нем расхожими представлениями о благе и
счастье. До Демокрита существовало только прилагательное αὐτάρκης, причем αὐτο- в греческом значит не
только «само-», но может обозначать и естественность, чистоту состава, идентичность, совместность,
точность, возвратность, совпадение, личную причастность, усиление, изобилие (позднее использовалось для
образования группы «философских слов», обозначающих платоновские идеи соответствующих предметов:
αὐτοάνθρωπος,
αὐτογραμμή
etc.). Корень
ἀρκ-
также
обладает
не
абстрактным
значением
«быть
достаточным», а более конкретным: «удерживать и отклонять все плохое от живого, защищать от гибели
живое и защищаться»; ἄρκιος – надежный, или обеспеченный, причем тоже с точки зрения сохранения жизни.
В слове «автаркия» αὐτο- обозначает усиление выраженной в корне способности жить и сопротивляться
гибели, поэтому автаркийным греки называли не любые вещи, но живые существа в их полноте и
неущербности, их тела, органы, функции и беспрепятственные отправления тела или, например, недра земли
как живую, родящую силу (см., напр., Aesch. Cho. 757; поэт 6 в. до н. э. цит. у Платона: Epist. 310a4–10; ср.
πανταρκής – всесильный: Aesch. Pers. 855). Позднее прилагательное «автаркийный» становится синонимом
для «достаточный», сохраняя, однако, связь с медицинским контекстом (несколько сот раз встречается у
Галена), а существительное (αὐτάρκεια и τò αὔταρκες) используется только в философском языке. У
Демокрита и прилагательное, и существительное засвидетельствованы по два раза в диетико-гигаенических
рекомендациях, из которых вырастает особое этическое отношение к внешним благам: «При автаркии пищи
ночь никогда не бывает слишком длинной» (fr. 209, 1 DK); «Пребывание на чужбине учит автаркии образа
жизни: ячменная лепешка и соломенная подстилка – вот самые сладкие лекарства от голода и усталости»
(246, 1). Автаркийными у Демокрита бывают также естество (природа), противопоставленное случаю, и
трапеза как дар умеренности, а не роскоши (fr. 176,2; 210, 2). Поздние источники приписывают полагание
автаркии целью жизни также софисту Гиппию (Suda) и Гекатею Абдерскому (Clem. Strom. II 184, 10 St.), но
терминология в обоих случаях едва ли аутентична. Авторство Демокрита для термина косвенно
подтверждается появлением этого редкого слова в знаменитом 17-м письме Гиппократова корпуса, где
воспроизводится якобы слышанная Гиппократом речь самого философа. Демокрит противопоставляет
безграничному рвению вожделения «созерцание благодаря автаркии изобильной природы – всеобщей
кормилицы». Демокрит – автор нескольких полемических терминов этики: если толпа именует счастье «благодемония» («благодолие») (εὐδαιμονία) или «благо-случай» (εὐτυχία), то Демокрит придумывает термины,
которые помещают источник счастья внутрь человека – благо-душие (εὐθυμία) и благо-состояние (души,
εὐεστώ). Автаркия также была неологизмом и морфологическим (существительное, а не прилагательное), и –
главное – семантическим. Αὐτο – в термине Демокрита дает не усиление, а точность, отсутствие выхода за
строго ограниченные пределы, тем самым автаркия у него обеспечивает минимальные жизненные
потребности и имеет коннотации естественности. «Природное богатство» тождественно «автаркии образа
жизни», богатство равно аскезе, в чем и заключен вызов общепринятым представлениям. Мерцающий смысл,
с амплитудой значений от «абсолютной полноты» до «аскетического минимума», делает проблемой
понимание термина в каждом данном контексте.
Платон только однажды обратился к «Демокритову» термину, завершая рассмотрение удовольствия и
разумности (Phileb. 67а7): благо есть нечто совершенное и достаточное, удовольствие же и разумность не
блага, ибо «лишены автаркии, то есть силы (δύναμις) совершенного и достаточного». Т. о. Платон задал
противоположную по сравнению с Демокритом семантическую перспективу автаркии с опорой на
традиционное общеязыковое значение, согласно которому в термин вкладывается идея максимума, а не
минимума. В «Тимее» автаркийно «тело космоса» – живого бога: оно устроено так, чтобы получать пищу от
себя самого и не нуждаться ни в чем; космос автаркиен и духовно, его душа простирается из центра и все
объемлет, так что он может пребывать в общении с самим собою и познании себя (Tim. 33e, 68d). В
позднейшей метафизической и теологической традиции – от Хрисиппа (fr. 604,7) и Тимея Локрского до
неоплатоников и христианских богословов продолжена эта платоновская линия: автаркия как синоним
абсолютного бытия, абсолютной божественной полноты и прежде всего как атрибут Бога перешла
впоследствии в апофатическую теологию. Всякое сознательное использование слова в философских
контекстах после Демокрита и Платона будет иметь дело с выбором между заданными ими альтернативами
или их примирением и согласованием.
Проповедь Демокрита, по-видимому, имела своего сторонника в Сократе; и хотя аутентичность его дикции не
может быть доказана, у Ксенофонта из пяти прилагательных «автаркийный» четыре связаны с Сократом:
Сократ считал порочным нуждающегося в других, не автаркийного, человека, полагая, что мудрец тем ближе
к божеству, чем меньше у него потребностей, а божество автаркийно, потому что таковых не имеет; сам
Сократ был «в высшей степени автаркиен», причем это его свойство распространялось не только на
материальную, но и на духовную сферу и в материальной означало умеренность, скромность, а в
интеллектуальной и духовной ровно наоборот – обеспеченность богатством мудрости, знаниями, интуицией
добра и зла (Mem. 1.2.14.5; 2.6.2.2; 4.7.1.3; 4.8.11.11). И у Платона и существительное «автаркия», и три из
пяти прилагательных «автаркийный» вложены в уста Сократа, который применяет это прилагательное только
к человеку, тогда как в устах иных персонажей оно отнесено к космосу и богу (демону).
Мысль о том, что мудрец ни в ком и ни в чем не нуждается и тем подобен богу, стала общим местом
послесократовской философии (особенно кинической и стоической). Возможно, Сократ передал ученикам и
термин Демокритовой чеканки. Автаркия непременно характеризует Антисфена и Диогена. Автаркия
добродетели для счастья – излюбленная максима стоика Хрисиппа и т. д. Внешние «блага», здоровье,
богатство-это и не блага, с этической точки зрения они «безразличное» (адиафора) имогут использоваться
и хорошо, и дурно. Вся кинико-стоическая традиция сосредоточена на индивидуальной автаркии человека,
прежде всего мудреца-философа, как на его духовно-практической гигиене, хотя у поздних стоиков (напр.,
Посидоний, Diog. L. VII, 103; 128) и перипатетиков внешние блага признаются в какой-то мере необходимыми
условиями счастья. Формулировки этой идеи в школьной философии без контекста (как в псевдо-Платоновых
«Определениях») легко могут быть приняты за формулировки экономического принципа, главным образом изза многозначности термина ἕξις (букв. владение, обладание). «Автаркия – это совершенство в приобретении
благ; владение (ἕξις), благодаря которому те, у кого оно есть, сами над собой начальствуют» («Определения»
412 В 6 cл.). Однако определение автаркии как «ἕξις с широтою свободного довольствования чем угодно,
находясь меж нищетой и роскошью» (Stob. 2.7.25.47) ясно обнаруживает контекст не экономики, а
нравственной философии (ср. у ап. Павла: «Я научился быть автаркиен в тех обстоятельствах, в каких
нахожусь; знаю, как жить в нищете, знаю, как в изобилии», Phil. 4.11–12). Есть немалая доля иронии в том, что
принципы индивидуальной свободы безземельных и бессемейных бродяг-интеллектуалов эпохи эллинизма и
империи были приняты в современной науке за хозяйственные принципы крестьянства патриархальной поры.
Для формирования в европейской науке представлений об античной экономической и политической автаркии
важнейшую роль сыграли 1) «Политика» Аристотеля, в начале которой заявлено, что «автаркия – цель и
наилучшее для полиса» и что «совершенный полис обладает пределом всякой автаркии благ», 2) пассаж из
«Государства» Платона, где говорится о происхождении полиса из потребности друг в друге самих по себе
неавтаркийных людей, 3) речь Перикла у Фукидида, где Афины названы автаркийнейшим полисом для мира и
для войны (Thuc, II, 36, 3). Но уже Перикл не сводит автаркию полиса к сумме ресурсов граждан, а трактует ее
как совершенство социальной структуры, сообщающей это качество своим членам. Полис делает «тело»
гражданина автаркийным, дополняя каждого физического индивидуума до состояния полной проявленности
его возможностей: несамодостаточный по природе человек становится самодостаточным в качестве
гражданина. Утопия Перикла у Фукидида противостоит пессимизму Геродотова Солона, у которого «не
автаркии – ное тело человека» (Hdt., I, 32, 8), т.е. сам человек предстает не как часть защищающего его
социума, а один на один с природой, судьбой и завистливыми богами. У Платона в «Государстве» Сократ
также сначала высказывает предположение, что «полис возникает, когда каждый из нас оказывается не
автаркийным, а во многом нуждающимся» (Resp. 369b5–7; ср. Arist. Eth. Nic. 1178b34), но в ходе всего
рассуждения в целом выясняется, что автаркия полиса не сводится к суммированию ресурсов неавтаркийных
по одиночке людей (ср. у Полибия: автаркийные (= воздержные) спартанцы в сумме образуют не
автаркийный, но агрессивный полис: 6.48.7.4) и что устрояет полис действительно другое начало – а именно
справедливость. Аристотель использует слова «автаркия» и «автаркийный» едва ли не больше, чем его
предшественники, вместе взятые. Как систематизатор предшествующего знания в биологических сочинениях
он
использует
медико-физиологическую
автаркию,
в
логических
автаркия
означает
логическую
достаточность, в космологических термин характеризует зримые божества, небесные тела, которые ведут
блаженную и самую автаркийную жизнь; в этических сочинениях автаркия определяет конечное,
совершенное благо и счастье. Аристотель применяет автаркию для обозначения и изобилия, и идеала
скромности. Но главным созданием Аристотеля была автаркия как цель полиса, представляющая собою
совмещение всех автаркий: биологической, этической и космической, а также особой «философской», или
«идеальной».
Понятие экономической автаркии у Аристотеля не вполне оформлено. Квазиэкономическая автаркия на
глазах вырастает из биологической «диетической» автаркии и тотчас приобретает этическую окраску.
Перечисляя в начале «Политики» различные образы жизни, Аристотель называет кочевников, земледельцев,
охотников и разбойников. Эти образы жизни продолжают ряд травоядных и плотоядных. Номады и
земледельцы – это аналоги разных пород животных, образ жизни определяется способом добывания пищи.
Чем больше способов добывания пищи человек умеет соединить, тем он автаркийнее. И как насыщение –
естественный предел потребления пищи, так и для хорошей в этическом смысле жизни автаркийная
собственность – это собственность, имеющая «естественный» предел. Полисная же автаркия предполагает
удовлетворение нужды не только и не столько в необходимом, сколько в прекрасном-духовное единство
(«согласие») граждан, моральная потребность в справедливости (1252b30). Автаркия полиса основана, по
Аристотелю, на сложной уравновешенности общественной структуры, обеспечивающей, однако, функции
«души», а не «тела» государства: автаркийное бытие он приписывает только тем, кто участвует в
совещательной и судебной власти. Автаркия в полисе аналогична способности организма к поддержанию
своей жизни замкнутого, отдельного существа; услуги рабов, ремесленников, наемных воинов и других
неполноправных категорий населения аналогичны пище, воде и воздуху – всему, что, находясь вне
организма, питает его. Домохозяйство автаркийнее человека, полис – домохозяйства; автаркия полиса, – это
зрелость человеческой общности, достигшая своего полного «природного» развития. По Аристотелю, все
происходящее в соответствии с природой достигает идеального состояния – таков и его совершенный полис,
напоминающий космос из «Тимея», и так же, как космос, не имеющий внутри себя начала разложения,
старения и умирания. В Аристотелевой автаркии начинает слышаться αὐτο- из слов с «философским»,
идеальным значением. За пределами полисной автаркии Аристотель оставил зверя и бога, автаркийных поиному, без включения в полисный организм. После крушения полисной системы, теоретически обоснованной
Аристотелем, именно такого типа автаркия стала предметом моральной и теологической трактовки в
эллинистическую эпоху: автаркия как самоограничение индивидуума, ориентированное на природу, а не на
цивилизацию, и автаркия как абсолютная полнота божества.
В эллинистических философских школах автаркия могла принимать вид апатии, атараксии, апраксии и тем
самым пониматься как исключительно внутреннее состояние, внутренняя свобода, не зависящая от случая и
внешних условий, или допускать разницу между жизнью блаженной и наиблаженнейшей, которая
предполагает наличие и внешних благ (Sen. Epist. 85,18; Cic. Tusc. 5,10,29–30, Acad. 2, 42,131; 4,6,14; Clem.
Strom. 2,133) или друга у перипатетиков и Эпикура. От этого круга представлений отходит Плотин, для
которого автаркией обладает в полной мере только Единое, существующее из самого себя (Εnn. V 3, 17.1 сл.;
VI 9, 6.16 и др.). Ум-нус уже обладает автаркией в меньшей степени, ибо нуждается в мышлении и познании
себя (V 3,13). Если для стоиков равенство себе есть благо, то для Плотина Ум обладает благом и, значит,
автаркиен (V 3, 16,30). Пафос человеческого самоосвобождения исчезает: человек не обладает
самосущностью (VI 8, 12), мудрец не имеет в самом себе основы бытия, и доступная ему автаркия покоится
на его причастности трансцендентному благу (I 4, 4–5; VI 8, 15). Вместо самозамкнутости эллинистического
мудреца мудрец Ямвлиха через молитву участвует в беседе божества с самим собой (De myst. 1.15). Для
христианской мысли не характерна опора добродетели на себя самое. Хотя мученик с его равнодушием к
телесным страданиям похож на древнего киника, но вместо добродетели у него вера. Отрешенность от
дольнего мира строится на вере в мир горний, а не на моральном и интеллектуальном превосходстве
мудреца. История автаркии как идеи представляет собой историю античной антропологии, которая от
представления о тотальной зависимости и несамодостаточности человека перешла к мысли о восполнении
человека в социуме (полисе), с крушением полиса – к проповеди внутренней свободы от мира, а затем к
преодолению человеческой несамодостаточной природы через слияние с самодостаточным божественным
началом в созерцании, молитве, вере. Новый «экономический» смысл автаркии как хозяйственного
(натурального) уклада в научный обиход ввел немецкий политэконом Иоанн Карл Родбертус, однако и он, и
его последователи приписывали его самой античности. В историко-экономических дискуссиях последней
трети 19 в. (Мейер – Бюхер) экономическое значение становится привычным, а затем, в период между 1-й и
2-й мировыми войнами, переходит в лексику идеологического обеспечения одновременно и изоляционизма, и
экспансии (линия преемства: Родбертус – учитель Бюхера, Бюхер – Хазебрека, Хазебрек-Лаума). В Италии и
Германии, сравнительно недавно объединенных и «самоуправляемых», автаркия, слившаяся с «автархией»
(самоуправление), делается лозунгом, за которым стоит уже «всеохватное мировоззрение» тотального
обособления нации (Фрид). Флуктуация от максимума до минимума сопровождает автаркию и в этой роли
пропагандистского лозунга итальянского и немецкого фашизма: от неограниченных экспансионистских
аппетитов 30-х гг. 20 в. до призыва к немецким хозяйкам весной 1945 готовить «полноценный обед» из того,
что растет в собственном палисаднике. Исходное мерцание смысла потенцировано в европейской культуре
непроясненными (неизученными), а потому многозначительно гулкими высказываниями древних авторитетов.
В результате автаркия становится средством интеллектуального самогипноза, который распространяется не
только на фашистских идеологов (см., напр., Frid F. Autarkie. Jena, 1932), но и на либеральных ученых. Джон
Фергюсон пишет о классической Греции как о «триумфе автаркии», бесконечно расширяя сферу применения
термина: автаркия характеризует у него не только полис и мудреца, но и храм как архитектурное
произведение, и трагедию, и эпиграммы и т. п. (FergusonJ. Moral values in ancient world. L., 1958, p. 133–138).
Автаркия в экономике может обозначать «идеальный» нулевой уровень импорта, по отношению к которому
исчисляется интегрированность страны в мировое хозяйство. Автаркия в политике – установка на изоляцию
страны и исключение ее из мирохозяйственных связей, а также обслуживание этой тенденции –
институциональное, идеологическое и проч.
Литература:
1.
Novak J. L’idée de l’autarcie économique. P., 1925;
2.
Laum B. Die Geschlossene Wirtschaft. Soziologische Grundlegung des Autarkieproblems. Tüb., 1933;
3.
Schörer Ε. Der Autarkie-Begriff im Wandel der Zeit. – «Schmollers Jahrbuch für Gesetzgebung, Verwaltung
und Volkswirtschaft im Deutschem Reiche», 1941, 65 Jg., Heft I., S. 303–338;
4.
Festugière A-J. Autarcie et communauté dans la Grèce antique. – Idem. Liberté et civilisation chez les
Grecs. P., 1947, p. 109–126;
5.
Predähl A. Aussenwirtschaft. Weltwirtschaft, Handelspolitik und Währungspolitik. Gott., 1949;
6.
Wilpert P. Autarkie. – «Reallexicon für Antike und Christentum», Bd. I, 1950, cols. 1039–1050;
7.
Wheeler M. Self-Sufficiency and the Greek City. – «Journal of the History of Ideas», 1955, 16, p. 416–420;
8.
Heiander S. Das Autarkie-Problem in der Weltwirtschaft. В.–München, 1955;
9.
Rich A.N.M. The Cynic Conception of Autarkeia. – «Mnemosyne», 1956, 9, S. 23–29;
10. Adkins A.W.H. Friendship and «Self-Sufficiency» in Homer and Aristotle. – «Classical Quarterly», 1963, 13,
p. 30–45;
11. Hasebroek J. Trade and Politics in Ancient Greece. N. Y., 1965;
12. Warnch W.E. Autarkie (antik), Historisches Wörterbuch der Philosophie, Bd 1. Basel–Stuttg., 1971, S. 685–
690;
13. Gigon O. Antinomien im Polisbegriff des Aristoteles. – Hellenische Poleis, ed. E. Ch. Weiskopf. B., 1974, Bd.
IV;
14. Gaiser K. Das Staatsmodell des Thukidides: zur Rede des Perikles für die Gefallenen. Hdlb., 1975;
15. Austin M.M., Vidal-Naquet P. Economic and Social History of Ancient Greece. Berkley – Los Angeles, 1977;
16. Kidd I. G. Posidonian Methodology and the Self-Sufficiency of Virture. – Aspects de la philosophie
hellénistique. Gen., 1986, p. 1–21.
H.В.Брагинская