Л. Шестов

Л. Шестов: экзистенциальная интерпретация
философии С. Кьеркегора
В ноябре 1928 года во Фрейбурге состоялось знаменательное для
Л. Шестова (псевдоним Льва Исааковича Шварцмана) событие: Э.
Гуссерль познакомил его с М. Хайдеггером, но для нас представляет
интерес не знакомство Л. Шестова с М. Хайдеггером, а тот совет,
который был дан Э. Гуссерлем Л. Шестову. Позже последний
вспоминал: «Когда Хайдеггер ушѐл, Гуссерль снова обратился ко мне
и заставил пообещать, что я буду читать Киргегарда. Я не понимал,
почему он так настаивал на моѐм знакомстве с Киргегардом, так как
философская мысль Киргегарда не имеет ничего общего с мыслью
Гуссерля. Сейчас мне думается, что он хотел, чтобы я читал
Киргегарда для того, чтобы я лучше мог понять Хайдеггера» 1.
Первоначальное знакомство с книгами С. Кьеркегора не
произвело на Л. Шестова особого впечатления, но постепенно он
начинает видеть в нѐм единомышленника: «Читаю понемногу из
Киргегарда, действительно, нахожу общее.… Иногда кажется, что он
читал «Апофеоз беспочвенности» или я читал его книги. Разница
только в том, что он, полемизируя с Гегелем, всѐ же хочет
использовать диалектику Гегеля против Гегеля же, и мысль о
беспочвенности ему, вероятно, показалась неприемлимой, даже не
мыслью»2.
Общий тон Л. Шестова о С. Кьеркегоре в тот период, тем не
менее, довольно скептичен: «По-моему, вообще, в Германии как будто
слишком высоко (выделено нами) Киргегарда ценят. Он далеко не так
глубок и силѐн, как думают немцы. И вопреки Буберу, я думаю, что
Ницше много значительнее, чем Киргегард. Правда, я ещѐ не все его
книги прочѐл, но всѐ-таки вряд ли, кажется, я у него найду так много,
как обещал Бубер»3.
Со временем тон меняется: духовные поиски С. Кьеркегора
захватывают Л. Шестова всѐ больше и больше. Осенью 1931 года Он
пишет: «Прошедший год – моя встреча с Киркегардом – был для меня
особенно трудным. И до сих пор ещѐ, каждый раз, когда я вспоминаю
про эту «душу», с которой я столкнулся в своих странствованиях, мне
приходится делать величайшее напряжение, чтоб не свернуть на путь
кантовской критики, который неизбежно ведѐт назад к Спинозе»4. Б.
Фондан вспоминает о встрече с Л. Шестов, работавшим в это время
над статьѐй «В фаларийском быке», где рассматривается тема,
ключевая как для С. Кьеркегора, так и Л. Шестова, - конфликт между
верой и разумом, Авраамом и Сократом, Иовом и Гегелем: «Шестов…
1
Шестов Л. Киркегард и экзистенциальная философия М.: Прогресс – Гнозис, 1992. с. 240
Там же, с. 240
3
Там же, с. 240
4
Там же, с. 241
2
сказал однажды, кода я заметил, что он выглядит похудевшим и
усталым: «Ничего, в это состояние привела меня борьба с
Киргегардом»5.
В декабре 1932 года он читает в Сорбонне курс «Достоевский и
Кьеркегор», и том же году Л. Шестов пишет своему другу Б. Шлѐцеру:
«Киргегард у меня до сих пор не выходит из головы. Мне даже
хочется специально о нѐм написать небольшую статью – ещѐ раз на
тему «Авраам и Сократ».… Не знаю, какое у вас впечатление от книги
Киргегарда, - но у меня всегда оставалось чувство, что, по Киркегарду,
даже сам Бог, в последнем счѐте, бессилен против ужасов бытия и что
ужас не может спорить с непосредственными данными сознания. И
всѐ-таки Киргегард (в этом его огромная заслуга) не переставал
говорить об этих ужасах, которые не могут спорить с данными
сознания. Это, мне кажется, самое замечательное в его
произведениях»6.
В письме М. Буберу Л. Шестов формулирует одну из своих
ключевых тем, которая возникает в «споре» С. Кьеркегором: разум и
есть библейский змей, искусивший человека: «…вы, как Киркегард
(сочинениея которого я изучал последние три года), могли бы сказать:
«Я не могу связать определѐнной мысли с библейским
змеем».Действительно, нам, наследникам эллинской культуры, почти
невозможно рассуждать иначе… Грехопадение означает, что все мы
по власти «змея». Киркегард чувствует лучше, чем кто-либо другой,
эту ужасную зависимость: отсюда его непобедимая «серьѐзность»…
Чем старше я становлюсь, тем больше чувствую, что в библейском
сказании нам открывается чрезвычайно важная и глубокая истина. Но
власть змея над нами столь велика, что мы не в состоянии воспринять
эту истину»7.
В письме к Б. Шлейцеру Л. Шестов признаѐтся, что С. Кьеркегор
стал одним из «властителей» его дум: Начал писать доклад о
Киркегарде. Дьявольски трудно и страшно волнует. Ни один из
писателей мне не был так близок, как Киркегард (выделено нами), - ни
один, насколько я знаю, так страстно и беззаветно не искал в Св.
Писании ответа на свои вопросы. От Гегеля и от «греческого
симпозиона» он ушѐл к Иову и Аврааму, от разума к Абсурду и
Парадоксу»8.
К этой актуальной для него теме Л. Шестов неоднократно
возвращается и других книгах, прежде всего в «Киргегард и
экзистенциальная философия», где он обращается к произведению С.
Кьеркегора «Повторение», в котором юный друг Константина
Констанциуса вместо того, чтобы обратиться к всемирно известному
5
Там же, с. 241
Там же, с. 242
7
Там же, с. 243
8
Там же, с. 244
6
философу «прибегнул к частному мыслителю, одно время
обладавшему всеми благами мира, а затем отрешѐнному от жизни…. к
Иову, который не возвышался на кафедре и не ручался за истину своих
положений, подкрепляя доказательства жестикуляцией, но сидел на
куче пепле и скоблил себя черепками, бросая между делом меткие
замечания и намѐки…. в тесном кружке Иова, его жены и трѐх его
друзей, где слова истины якобы раздавались величественнее,
радостнее и правдивее, чем на греческом пиру»9.
Л. Шестов различает умозрительную и экзистенциальную
философии, первая начинается с удивления, вторая – с отчаяния.
Умозрительная философия рождается из страха перед Ничто: «страх
пред Ничто заставляет человека искать прибежища и защиты в знании,
т.е. у несотворѐнных, ни от кого не зависящих, всеобщих и
необходимых истин, которые, как нам представляется, могут оберечь
нас от случайностей произвола, разлитых в бытии»10. Знание, идущее
от библейского змея, искусившего человека, подчиняет себе волю
человека, лишает его свободы, редуцируя свободу лишь к выбору
между добром и злом, такая философия по Л. Шестову, порабощает
человека, утверждая, что даже Бог подчинѐн закону Необходимости,
законам разума и бессилен перед ними. Экзистенциальная философия,
по Л. Шестову, придерживается другого принципа: для Бога возможно
всѐ, она «стремиться прорваться через воздвигнутые разумом
очевидности к свободе, при которой невозможное становится
действительным»11.
Таким образом, для Л. Шестова одним из ключевых проблем
экзистенциальной философии становится проблема отношения разума
и веры, проблема, сохраняющая свою актуальность со времѐн
рождения христианства, и, соответственно, на чьей стороне истина: на
стороне «всех» и их «трусости» (то есть разума) или тех, кто дерзнул
взглянуть в глаза безумию и смерти?
Умозрительная философия своими корнями уходит в
античность: Платон в диалоге «Федон» указывал, что величайшее
несчастье, которое может с человеком, это если он станет
ненавистником разума. Экзистенциальная философия в лице С.
Кьеркегора, по Л. Шестову, бросает вызов разуму, и это главное
отличие экзистенциальной философии от умозрительной. С. Кьеркегор
уходит от Гегеля к Иову, от Сократа к Иову, от Разума к Абсурду.
Первым шагом на пути к Абсурду становится отказ от этики – дара
языческих богов. Зевс даѐт человеку дар: свободу хотеть или не
хотеть. Иными словами, автономная воля человека, порождающая
этику, происходит из этого «божественного» дара. Такая этика сама
создаѐт законы, она не допустит, чтобы осуждѐнное ею не было
9
Керкегор С. Повторение М.: Лабиринт, 2008 с.100
Шестов Л. Киркегард и экзистенциальная философия М.: Прогресс – Гнозис, 1992. с. 214
11
Там же, с. 215
10
осуждено и Богом, если ОН воспротивится, то этика осудит и Его.
Этика, а не Бог решает, что есть добро и зло. Сократ – трагический
герой этики утверждал, что боги не властны над этикой: «богам не
дано самим, как им вздумается, решать, что важно, что не важно: не
потому что-либо свято, что боги его любят, а боги могут и должны
(выделено нами) любить только святое»12. Добро вечно, как разум, оно
не сотворено Богом, создавшем космос, мир, а потому совершенно
независимо от Бога.
Этика не может вернуть убитому горем Иову ни утраченных
стад, ни богатств, ни детей, ни здоровья, она лишь призовѐт отказаться
от утраченного, принять удары судьбы, смириться перед властью
Необходимости, и потому Иов не ищет утешения в этике, он
обращается к Богу, для которого нет ничего невозможного. Он плачет,
проклинает, требует, и «Бог с Иовом сговорились, примирились, и
милость Господня снова почила в шатре…. Иов был благословен, всѐ
было возмещено ему вдвойне 13».
Перед судом этики Авраам, везущий своего единственного сына
Исаака на гору Мориа, чтобы принести его в жертву Богу, –
преступник, сыноубийца, но он переступает границы этики,
осуществляет движение веры. Авраам заносит нож на Исааком,
потому что полагается на Бога: Бог может дать ему другого Исаака,
может вернуть к жизни закланного сына. Через веру он не потерял
сына, а обрѐл его.
Отказавшись же от дара богов – этики, человек, по Л. Шестову,
вступает борьбу с Необходимостью, с которой не борются и боги,
перед которой склонились греческие философы.
Так поступает Иов: «Не тогда проявляется величие Иова, когда
он говорит Бог дал, Бог взял, да будет благословенно имя Господне –
так он говорил вначале и потом уже этого больше не повторял;
значение Иова в том, что он довѐл борьбу до тех пределов, где
начинается вера».
Другим шагом на пути к вере является отказ от разума. У
Платона – сторонника разума, считавшего величайшим несчастьем
стать ненавистником разума, Л. Шестов находит аргументы против
разума: разум не бог, он только демон, рождѐнный Богатством и
Бедностью, а значит, он лишѐн божественного всевластия. Кроме того,
Платон признаѐт, что «мир происходит от смешения разума с
необходимостью», значит, разум лишь отчасти руководит миром,
лишь отчасти поддерживает богов, но против необходимости он
бессилен и внушает всем, что с необходимостью не борются и боги.
Любая попытка бороться с необходимостью объявляется разумом
безумием.
12
13
Там же, с. 146
Керкегор С. Повторение М.: Лабиринт, 2008 с.131
Разум может лишь отказаться от внешнего мира и объявить
отказ победой над необходимостью. С этой целью, по Л. Шестову, был
изобретѐн Сократом и Платоном катарсис: «Катарзис состоит в том,
чтобы как можно больше отделить душу от тела… и, по возможности,
как теперь здесь, долу, так и потом, давать ей жить одной,
освобождѐнной от цепей тела»14. Эту мысль Платона подхватывают
стоики. По словам Эпиктета, Зевс говорит Хрисиппу: «Было бы
возможно, я дал бы тебе в полное распоряжение и твоѐ тело, и все
внешние вещи. Но не скрою, что я даю тебе всѐ это только на
подержание. И так как я не мог дать тебе всѐ это в собственность, то за
это я уделю тебе некоторую часть от нас (богов) – способность
решаться, делать или не делать, хотеть или не хотеть, словом,
способность использовать представления»15. Это единственное, что
может разум противопоставить необходимости.
Разум не в силах понять движение веры, так как вера начинается
там, где заканчивается мышление. Иоханнес де Силенцио – один из
концептуальных персонажей С. Кьеркегора пытается осмыслить
движение веры Авраама, но признается в собственном бессилии: «Я
могу мысленно войти в героя, но только не в Авраама; стоит мне
достигнуть этой высоты, как я падаю вниз, поскольку то, что мне здесь
предлагается, - это парадокс. Но я никоим образом не думаю поэтому,
что вера – это нечто незначительное; напротив, она есть самое
высокое; наконец, со стороны философии нечестно предлагать нечто
иное, что способно было бы занять еѐ место и унижать веру.
Философия не может и не должна давать нам веру, однако она должна
понимать самое себя и знать, что именно она предлагает, и она не
должна ничего отнимать, и уж во всяком случае не должна
обманывать людей, притворяясь, будто это ничто»16.
За этикой и разумом скрывается Необходимость, власти которой
они подчинены: «Разум не только с ней не решается бороться, но весь
– на еѐ стороне…. Он же переманил на еѐ сторону этику, которая стала
прославлять еѐ и оправдывать и требовать от богов и от людей
любовной покорности неотвратимому: человек должен не только
принимать, но благословлять всѐ, что Необходимость ему уготовила, и
в том видеть высшее жизненное назначение»17. Умозрительная
философия существует только в рамках идеи Необходимости,
экзистенциальная философия борется против этой идеи, для неѐ
следующий шаг в вере – это борьба против Необходимости.
Необходимость врывается в жизнь человека как рок, от которого нет
спасения, и сколько бы разум не прославлял свободу, он подчиняется
Необходимости, но для Бога всѐ возможно, настаивают С. Кьеркегор и
14
Там же , с. 32
Там же, с. 33
16
Кьеркегор С. Страх и трепет М.: ТЕРРА – Книжный клуб; Республика, 1988 с. 34
17
Шестов Л. Киркегард и экзистенциальная философия М.: Прогресс – Гнозис, 1992. с. 70
15
Л. Шестов. Языческому фатуму они противопоставляют библейское
откровение, которое утверждает, что для Бога всѐ возможно и
необходимость никак не ограничивает божественную свободу и не
имеет над Ним власти.
По Л. Шестову, идея Необходимости порождена Ничто: «Эта
Необходимость и есть то Ничто, о котором мы принуждены говорить,
что оно существует, ибо, хотя его нигде нет и нигде разыскаьб его
нельзя, оно, загадочным образом, врывается в человеческую жизнь,
калеча и уродуя еѐ, как рок, судьба, жребий, Fatum? От которого
некуда уйти и нет спасения»18. Сама идея существования Ничто
знакома уже греческим философии благодаря атомистам Левкиппу и
Демокриту, отождествлявшим Ничто с пустотой. В споре элеатов,
отрицающих Ничто, с атомистами, греческая философия встала на
сторону последних, более того, стала считать существование Ничто
условием мышления.Даже Платон, по Л. Шестову, отвергающий
учение атомистов, тем не менее, идѐт вслед за ними, он ещѐ
отчѐтливее высказывает мысль атомистов: Ничто превращается в
Необходимость. Далее эта мысль была унаследована умозрительной
философией через Спинозу, отождествившего необходимость и свобод
и утверждающего, что Бог действует только в силу законов своей
природы и никем не принуждается.
Важным открытием С. Кьеркегора Л.Шестов считает открытие
страха человека перед Ничто, Вигилий Хауфниенсий, «автор»
«Понятия страха» отмечает: «Если мы спросим, что является
предметом страха, то ответ будет один: Ничто. Страх и Ничто всегда
сопутствуют друг другу. Но как только вступает в свои права
реальность свободы и духа, страх исчезает. Что собственно есть Ничто
в страхе язычества? Оно есть рок… Рок есть Ничто страха».
Зарождается страх в невинности, у С. Кьеркегора мы читаем:
«Если же м теперь спросим, каков объект этого страха, здесь, как и
прежде, придѐтся ответить, что таким объектом является Ничто. Страх
и Ничто постоянно соответствуют друг другу…. Но как точнее
определить это Ничто в язычестве? Оно есть судьба»19.
Страх перед Ничто присутствует в душах всех людей, начиная с
Адама, страх приводит к обмороку свободы. Человек, утративший
свободу, парализован и принимает Ничто за непобедимый рок, за
Необходимость. Этот страх необходимо, по С. Кьеркегору, отличать
от душевных болезней, вызванных какими-либо определѐнными
причинами, он ничем не мотивирован, так как: он есть
действительность свободы, как возможность до возможности.
Л. Шестову близка и дорога эта идея С. Кьеркегора, но
выражена, с его точки зрения, она неадекватно: сомнение выражает
утверждение, что «невинность есть в то же время страх». С.
18
19
Там же, с. 87
Кьеркегор С. Страх и трепет М.: ТЕРРА – Книжный клуб; Республика, 1988 с. 191
Кьеркегор, будучи грешным человеком, как любой другой потомок
Адама, ничего не может знать о состоянии невинности.
Рассматривая понятие «страх», считает Л. Шестов, С. Кьеркегор
подменил понятия: он начинает с беспредметного и беспричинного
страха, а затем меняет его на понятие «жуть», но данные слова не
являются синонимами. Духовное состояние, каковым является страх,
подменяется душевным состоянием. Между этими состояниями нет
непосредственной связи, они имеют разный источник происхождения.
Соответственно, такая подмена неправомерна, но, как мы указали
ранее, С. Кьеркегор не редуцирует понятие страха к душевному
состоянию.
Л. Шестов считает, что свобода невинного человека ничем не
ограничена, а сам он лишѐн страха. Страх – результат грехопадения:
«Много говорили о существе первородного греха, но главную
категорию просмотрели: страх. В этом его настоящее определение.
Страх есть посторонняя, чуждая сила, овладевшая индивидуумом,
вырваться он не может из еѐ власти»20.
Библейский змей внушил ложный, но непреодолимый страх
первому человеку перед Ничто. По Л. Шестову, С. Кьеркегор
игнорирует роль змея и тем пытается исправить Библию: он не может
признать, что неведение Адама – первого человека содержало в себе
истину, что плоды с древа познания несли в себе грех. Для Л. Шестова
библейская легенда о змее важна: змей сказал человеку, предложит
ему вкусить плодов с древа познания добра и зла, чтобы открылись его
глаза и стал он знающим, подобно Богу, но вместе со «знанием» вошѐл
в мир грех, а за грехом и зло. Умозрительная философия и ведѐт своѐ
происхождения от древа познания, экзистенциальная – от древа жизни.
Что смог сделать Иов, Авраам, не смог, по Л. Шестову сделать
С. Кьеркегор: «Страх перед Необходимостью и перед судом людей
никогда не покидал Киргегарда. Он знал, что его голос был голосом
вопиющего в пустыне и что условиями, изменить которое ему не было
дано, он обречѐн на абсолютное одиночество и безнадежную
оставленность»21. Отвести змея, по Л. Шестову, не означает вырваться
из его власти, наоборот, означает отказаться от борьбы с ним, сдаться.
С. Кьеркегор, по Л. Шестову, не смог выкорчевать из своего сердца
страха перед вечными истинами и с этим плохо подавленным страхом
подошѐл к последним загадкам бытия – к загадкам знания, веры, греха
и искупления. Он же указывает, что С. Кьеркегор идѐт двумя путями:
первый предложен умозрительной философией, и он остаѐтся в рамках
разума, второй – экзистенциальной. Здесь, на наш взгляд, Л. Шестов
указал на важную особенность кьеркегоровской философии - мыслить
в рамках неклассической рациональности, которая позволяет мыслить
в рамках различных парадигм, дающих несоизмеримые картины мира,
20
21
Шестов Л. Киркегард и экзистенциальная философия М.: Прогресс – Гнозис, 1992. с. 115
Там же, с.
но это отдельная тема, которая будет рассматриваться в отдельной
статье.
Хоть
С.
Кьеркегор
и
называл
свою
философию
экзистенциальной, указывает Л. Шестов, он фактически не дал
определения экзистенциальной философии. Это сделал Л. Шестов в
своей работе «Киркегард и экзистенциальная философия», к которой
мы и обращались, в основном, в нашей статье, именно был один из
тех, кто дал экзистенциальную интерпретацию кьеркегоровской
философии, которая при всей еѐ позитивности на долгое время
заслонила собой возможность других интерпретаций, не менее
интересных, чем экзистенциальная.