6 ДРЕВНИЙ МИР

2006.04.001
6
ДРЕВНИЙ МИР
2006.04.001.
ПРОТИВ
«НЕИЗМЕННЫХ
ЗАКОНОВ»:
СПАРТАНЦЫ МЕЖДУ ТРАДИЦИЕЙ И ОБНОВЛЕНИЕМ.
CONTRO LE «LEGGI IMMUTABILI»: GLI SPARTANI FRA tradizione e innovazione / A cura di Bearzot C., Landucci F. – Milano: Vita e
pensiero, 2004. – VIII, 270 p. – (Contributi di storia antica; 2) (Storia
ricerche).
Ключевые слова: Древняя Спарта, посл. треть V – пер. пол. IV в. до
н.э., некоторые проблемы политической истории эпохи начавшегося кризиса ликурговой модели спартанского полиса.
Сборник посвящен некоторым проблемам политической истории Спарты эпохи начавшегося кризиса ликурговой модели
спартанского полиса. Одним из его проявлений явился феномен
«сильной личности», стиль жизни, моральные установки, политические взгляды и интересы которой все более вступали в противоречие с традиционными ценностями гражданской общины Спарты.
Именно этот аспект кризиса главным образом и рассматривается в
представленных в сборнике работах итальянских и французских
историков.
Сборник открывает статья Ч. Беарзо «Спартанцы “идеальные” и спартанцы “аномальные”». Как отмечает автор, в античной
традиции, повествующей о событиях последней трети V – первой
половины IV в. до н.э., военно-политическая элита Спарты отчетливо распадается на две группы, различающиеся своими моральноэтическими принципами, моделями поведения и, вместе с тем, подходами к проблемам внешней политики. К группе лидеров условно
«традиционного образца» Ч. Беарзо относит таких хорошо извест-
2006.04.001
7
ных представителей политического руководства Спарты, как цари
Архидам II, Павсаний II и Агесипол, а также наварх Калликратид.
В группу деятелей условно «инновационного типа» она включает
эфора Стенелаида, наварха Лисандра и царя Агесилая II. Для первых, как подчеркивает автор, характерна приверженность традиционным моральным ценностям sophrosyne и dikaiosyne, сдержанность и самоконтроль. Во внешней политике они были сторонниками панэллинского баланса сил, основанного на разделе сфер
влияния, и сдерживания гегемонистских амбиций Спарты. Уважая
свободу и автономию греческих государств и стремясь сохранить
сложившийся еще в эпоху архаики имидж Спарты как защитницы
свободы и врага «империализма» и тирании, «традиционалисты»
рассматривали спартанскую гегемонию только как один из инструментов панэллинской политики. В отличие от них политики
второй группы отличались этическим индифферентизмом, склонностью к новшествам и военным авантюрам. Внешняя политика
деятелей «инновационного типа» отличалась империалистическими чертами и фактически воспроизводила «афинскую модель»
эпохи архэ.
Таким образом, заключает автор, противоречия между двумя
типами политиков были обусловлены главным образом разными
представлениями о гегемонистской роли Спарты в Греции. При
этом на деле и те, и другие были готовы поступиться моральными
принципами в интересах государства. Характерным примером, с
точки зрения Ч. Беарзо, является описанный у Ксенофонта эпизод
коварного захвата фиванского акрополя Кадмеи спартанским командиром Фебидом, осуществленного им по личной инициативе,
без санкции государства. Поступок Фебида вызвал моральное осуждение спартанских властей, но был оставлен без последствий в
силу несомненной выгоды для Лакедемона (с. 30–32).
Статья П. Карлье посвящена царю Спарты Клеомену I, рассказ о котором в «Истории» Геродота позволяет также реконструировать некоторые аспекты политической истории Спарты конца
архаического периода. Как отмечает автор, конфликт между Клеоменом и его соправителем Демаратом в 506 г. до н.э. под Элевсином, сорвавший военную кампанию против Афин, инспирировал
реформу, которая усугубила и юридически закрепила решением
damos’a спонтанно возникавшее неравенство двух спартанских ца-
8
2006.04.001
рей. В результате более популярный и влиятельный из них (в данном случае Клеомен) становился инициатором внешней политики
Спарты и верховным главнокомандующим в случае войны, тогда
как сфера полномочий другого царя в основном ограничивалась
исполнением религиозных обрядов и участием в разного рода официальных церемониях (с. 52).
Политическая судьба победителя персов в битве при Платеях
в 479 г. до н.э. спартанского регента Павсания рассматривается в
статье М. Нафисси. Как отмечает автор, изложение этого сюжета у
Фукидида хотя и не отличается полнотой, остается наилучшим рассказом об обстоятельствах падения регента. Доказательства «мидизма» Павсания (т.е. его сговора с персами), по-видимому, были
сфабрикованы. Однако вызывающее поведение регента давало основания приписывать ему грандиозные политические амбиции.
Призрак тирании правителя, посаженного на трон персами, дал повод спартанским властям, опасавшимся реакции оскорбленного их
недоверием «потомка Геракла», осудить на смерть несостоявшегося руководителя государственного переворота (с. 90).
М. Сорди анализирует источники, описывающие три военные кампании спартанского царя Павсания II (в Аттике в 403, в
Элевсине в 402/401 и в Беотии в 395/394 гг. до н.э.) и судебные
процессы над ним в 403 и 394 гг. до н.э. Во всех рассмотренных
эпизодах, пишет автор, Павсаний предстает как вполне консервативный и преданный сторонник традиционной политики Спарты,
враждебный авантюристической политике Лисандра, которая, с его
точки зрения, приносила вред имиджу Спарты в общественном
мнении Греции. «Революционными» могут показаться только его
высказывания по поводу спартанской «конституции», сделанные
им в изгнании и направленные против эфората, поскольку именно
эфоры, поддержавшие в 395 г. Лисандра, по мнению царя, были
главными виновниками кризиса Спарты (с. 125).
В биографии Лисандра Плутарх рассказывает о его попытке
колонизовать Сест, поселив там своих моряков, после того как город был отобран у афинян, а его прежние обитатели изгнаны. Однако его попытка провалилась из-за противодействия спартанцев.
Как отмечает в своей статье Ч. Беарзо, лисандровский проект выглядит как новая, беспрецедентная инициатива политика «имперского типа», направленная на укрепление персональной связи ко-
2006.04.001
9
мандующего с его подчиненными и усиление популярности среди
них. Намерение спартанского наварха заселить Сест своими людьми в качестве частного владения, вероятно, напомнило современникам владычество победителя при Платеях в Византии и дало основание царю Агису II заявить, что в лице Лисандра Спарта обрела
второго Павсания. Тем самым «традиционные» спартанцы выразили беспокойство консервативных политических кругов Спарты
«нетрадиционными» инициативами Лисандра и их возможными
конституционными последствиями (с. 159–160).
Ф. Ландуччи Гаттиони в статье «Спарта после Левктр» отмечает, что среди социальных и экономических проблем спартанской
истории позднего классического и раннего эллинистического периодов одной из наиболее важных остается проблема демографического упадка, знаменитой спартанской oliganthropia («малолюдства»). Впервые она была поставлена еще Аристотелем в «Политике», где он наметил прямую связь между oliganthropia и землевладением в Спарте.
В течение длительного времени, пишет автор, исследователи
считали, что спартанская система землевладения и наследования
контролировалась государством и исключала как раздел земельных
участков (клеров), так и свободу завещания индивидуальных владельцев. В последнее время, однако, все большее признание получает иная модель спартанского землевладения и наследования,
предложенная С. Ходкинсоном. Она предполагает существование
долевого наследования частных владений и, таким образом, дробления их в процессе перехода по нисходящей линии, а также возможность отчуждения (а следовательно, и концентрации) земельной собственности посредством дарения, завещания и брака с наследницей, задолго до известной ретры эфора Эпитадея.
Таким образом, спартанская oliganthropia, как предполагается, была обусловлена не только демографическими, но главным
образом социальными и экономическими причинами. Прогрессирующее падение численности граждан определялось деклассированием многих спартиатов, которые утратили свои земельные наделы, а вместе с ними и гражданское полноправие. Особенно катастрофические последствия в этом плане имело поражение спартанцев
при Левктрах в 371 г. до н.э., когда мессенские илоты обрели свободу с помощью фиванского полководца Эпаминонда. В результате
10
2006.04.001
для многих спартиатов единственным источником существования
становится наемная военная служба, а многие спартанские цари и
командиры превращаются в своего рода «кондотьеров», возглавляя
наемников, значительную часть которых, вероятно, составляли
спартанские граждане, лишившиеся наделов в освободившейся
Мессении.
В данном контексте война Агиса III против Антипатра, наместника Александра Македонского на Балканах, по мнению автора,
могла быть напрямую связана с проблемой тех спартанских наемников, которым после битвы при Иссе в 333 г. до н.э. пришлось
вернуться на родину, где у них не было ничего. Чтобы обеспечить
их землей Агис III попытался вернуть некоторые из утраченных
Спартой территорий Пелопоннеса, но был сокрушен македонскими
войсками. Таким образом, полагает автор, Агис не был последним
героем – защитником греческой свободы от македонской гегемонии, но чем-то вроде кондотьера – предводителя наемников, который, после поражения Дария III, увидел своих людей в беде, лишившимися персидского жалования, и решил поправить их материальное положение (с. 189–190).
Заключительная статья сборника, написанная Г. Мараско, посвящена Клеомену III – последнему выдающемуся царюреформатору Спарты, личность и деятельность которого, по мнению автора, обнаруживают существенное соответствие модели эллинистического царства, несмотря на формально пропагандируемую приверженность идеалам «конституции» Ликурга. Отмена
эфората и радикальная модификация роли двойной царской власти
и герусии означали разрыв с традиционным государственным устройством Спарты, а широкое распространение прав гражданства
соответствовало обычной практике эллинистических царей. В целом, заключает автор, в реформаторской деятельности Клеомена III
хорошо просматривается влияние эллинистических политических
идеалов (с. 207).
А.Е.Медовичев