Капицын В. М., доктор политических наук, профессор Идентификация «Запад – Восток» в трансформации национализма и демократии В глобализации все больше государств широко открывается заимствованию культурных образцов. В систему взаимодействия национализма и демократии включаются новые факторы; глобализационные и внутриполитические процессы становятся все более трудно предсказуемыми; обозначается их внешняя виртуальная управляемость, символическая, но выступающая как часть объективной реальности. Усложняются национальные процессы, а вместе с этим и процессы демократизации. Возрастает роль «перекрестной» идентификации людей и общностей и управления идентичностями. Традиционные подходы к исследованию национализма во внутренней политике и международных отношениях не всегда улавливают содержание и тенденции развития обществ, культуры, сознания, настроений. Идентификационный метод и дискурс-анализ более операциональны в решении проблемы релевантности данных, валидности измерений. Дискурсанализ – способ интерпретации событий с соответствующим репертуаром смыслов, способствующим конструированию коллективной идентичности сообщества (мы-идентичности) через соотнесение со Значимым Другим, например, описываемым собирательным понятием «Запад». В ряде исследований подчеркивается влияние идентичности (в частности, работы «Власть идентичности» М. Кастельса, «Машина, творящая богов» С. Московичи). Почему возрастает интерес к изучению идентификации? Классик теории идентификации Э. Эриксон посвятил этим проблемам ряд работ, в том числе исторических: «Молодой Лютер», «Правда Ганди». В традиционном подходе Э. Эриксона идентичность – это чувство личностного (группового) тождества и исторической непрерывности, основанное, с одной стороны, на восприятии себя как тождества и осознании непрерывности своего существования во времени и пространстве, с другой, признания другими этого тождества и непрерывности. Главный фактор сохранения идентичности – историчность. Обладать идентичностью значит ощущать себя неизменным независимо от ситуации; воспринимать прошлое, настоящее и будущее как единое целое. Рассмотрение национализма и демократии в контексте международных отношений с использованием идентификационного метода, применяется редко. Но многие государства развивались и строили свои отношения именно на основе соотнесения (идентификации) с другим государством (блоками государств), влиявших на цивилизацию конкретной страны и международную жизнь в целом. Подобная идентификация включает конкуренцию образов разных Значимых Других. Поиск Значимых Других был по-своему актуален еще для Древней Греции, Рима, Македонии, Персии (древние греки, деля мир на эллинов и варваров, искали свою идентичность). Близкие к современности образы Востока и Запада возникли значительно позднее: после Великих географических открытий при делении открытых земель на Indias Occidentales) и Indias Orientales. В Индии исторически значима идентификация с Великобританией, Пакистаном, Китаем; в Пакистане – Великобританией и Индией. Япония соотносит себя с Китаем, Кореей, Россией, а также Западом, особенно США. В Германии давно среди конкретных стран немцы соотносили себя с Великобританией, Францией (Западом) и Россией (Востоком). Г. Рормозер считает, что путь России в Европу лежит через Германию, «соединяющую обе части нашего континента». Это – интересный момент для характеристики соотношения национализма и демократии. На постсоветском и постсоциалистическом пространстве дихотомия «Запад – Восток» продолжает влиять на ход демократизации и модификации национализма, и нередко осложняет формирование национальной «мыидентичности». Для Украины остается в качестве Значимого Другого Россия, но усилилась ориентация на ЕС и США. Идентификация части населения Украины с блоком НАТО толкуется политической элитой как достаточное основание для присоединения к этому блоку, что, однако, может привести к усилению федеративной идентификации Востока и Запада страны и, возможно, даже расколу. Молдавия соотносит себя с Румынией, Россией, Украиной, ЕС; при этом ориентация на Румынию и ЕС усиливала идентификацию жителей Приднестровья с Россией. В Грузии ориентация на США и НАТО усиливает пророссийскую идентификацию Абхазии и Северной Осетии. Не снят с повестки дня вопрос об идентификации жителей Джавахетии и Аджарии в Грузии. Свои внутренние идентификации по линии «Запад – Восток» проходят в Эстонии, Латвии, Польше, Германии, Испании, Болгарии, Киргизии, Казахстане, Иране, Ираке, Афганистане. Активнее этот разлом стал проявляться в Турции после прихода к власти Президента Эрдогана, активно использующего ресурс идентификации с территориями и народами, входившими ранее в состав Османской империи, оживляющего образ Великой Империи. Усложнение процесса идентификации по линии «Восток – Запад» характерно сейчас для Ливана, Египта, Ливии, Туниса, Сирии, Йемена. Во многих государствах все это преломляясь во внутренней (усиление правых, в том числе националистических, партий) и во внешней политике, приводило к новым проявлениям «незападных демократий». Значение идентификационного анализа актуализируется в восприятии соотношения локальности, территориальной целостности и внешнего влияния. Образы и матрицы идентификации включаются в конструирование политико-правового оформления не только внутренних локальных ареалов, но и территорий государств, а также внешнеполитических конфигураций. А. Ослон по результатам проект «Георейтинг» 2000-е гг. отметил: «Территориальная целостность – всего лишь следствие гораздо более фундаментального фактора: присутствия «целостности» в умах большинства населения». Удержание «целостности» в социальной реальности возможно, если это понятие переживается как что-то значимое, желательное, («целостность может быть реальной, если она реальна в воображении миллионов людей и дорога им»), а также содержит в себе образ пространства, которому все государственные, политические, экономические, военные, социальные, информационные и прочие процессы когерентны». Онтологическая основа такой идентичности – соединение в исторически сложившемся пространстве таких составляющих как территориальность, население, духовность и агентность (интеллектуальный и экономический потенциал). Поэтому здесь мы видим усиление обусловленности национализма, причем восприятие целостности государства довольно противоречиво связано с идентификацией «Запад – Восток». В одних случаях наблюдается последовательное усиление национализма в контексте благоприятного восприятия «Запада» (ЕС, США, НАТО) как Значимого Другого. В других – определенное дистанцирование от «Запада» и демократии в ее «западническом» и глобализированном варианте. Применение идентификационного метода и соответствующего дискурс-анализа предполагает учет современный дискуссий об историчности и модерности идентичностей. Последнее также проливает свет на соотношение национализма и демократии. В ключе абсолютизации историчности и национализма «работает» примордиалистский подход (в частности, у Ю. Бромлея), в соответствии с которым идентичность – внутренняя и постоянная структура, корни которой в интерпретации своего происхождения в контексте этноса и культуры. Но в условиях глобализации актуализируется модерность идентичности, в том числе её гражданский компонент, предполагающий подвижность «воображаемых сообществ»: «Европа – это не географический объект, а воображаемое пространство, творимое нашими ментальными картами, … с текучими границами, …основа которых скорее идеология и политика, нежели картография» (Дж. Марсиа). Исследователи отмечают, что социальная коммуникация во все большей степени перемещается в виртуальный мир всемирной Сети, которая через свое функционирование создает техническую базу для вовлечения в коммуникацию все большего количества людей, что определяет ее действительно массовый характер. Процесс виртуализации общественной жизни, массовая сопричастность людей к виртуальной реальности предопределяет доминирование тенденции дивергенции, которая приводит к ослаблению социокультурных связей и децентрации системы в целом. Виртуальная реальность становится посредником в отношениях человека с окружающим миром, а часто и заменяет его, становясь исключительной средой человеческого бытия, способствует расширению восприятия модерности идентичностей, в том числе приводит к новым взаимодействиям этнической и гражданской идентичностей. В этом ключе следуют конструктивистские подходы, когда идентичность представляется конструктом в подвижном социальном пространстве. Возникают инструменталистские подходы: происхождение этнических чувств переводится в символический капитал при достижении конкретных целей. За рассуждениями об идентичностях открываются выходы на международные тенденции. В частности, возникают концепции «сильных» и «слабых» («маргинальных») цивилизационных идентичностей и культур в зависимости от обеспечения воспроизводства социокультурной и территориальной целостности общества. «Сильные» культуры сумели сохранить исторический подход к национально-государственной идентификации, сочетая историю, иерархизм с модерностью и ситуационностью, воспитывая уважение к целостности государства и порядку, воспроизводя «наступательную» идентичность. Слабые общества, не обеспечивающие воспроизводство национально-государственной идентичности, основанной на самобытных социокультурных матрицах, превращаются в некий придаток обществ с «сильными» идентичностями, в резерв для «разборки» на «модули» для поддержания «сильных» культур.