Сизиф Цель занятия Закрепить мысль, что притчи иносказательны и нуждаются в толковании. Посмотреть на примере мифа о Сизифе, как один и тот же сюжет может быть по-разному обработан и интерпретирован, как новые интерпретации делают из мифа притчу. Сизиф (миф) Кун. Изложено по поэмам: «Илиада» Гомера и «Героиня» Овидия. Сизиф, сын бога повелителя всех ветров Эола, был основателем города Коринфа, который в древнейшие времена назывался Эфирой. Никто во всей Греции не мог равняться по коварству, хитрости и изворотливости ума с Сизифом. Сизиф благодаря своей хитрости собрал неисчислимые богатства у себя в Коринфе; далеко распространилась слава о его сокровищах. Когда пришел к нему бог смерти мрачный Танат, чтобы низвести его в печальное царство Аида, то Сизиф, еще раньше почувствовав приближение бога смерти, коварно обманул бога Таната и заковал его в оковы. Перестали тогда на земле умирать люди. Нигде не совершались большие пышные похороны; перестали приносить и жертвы богам подземного царства. Нарушился на земле порядок, заведенный Зевсом. Тогда громовержец Зевс послал к Сизифу могучего бога войны Ареса. Он освободил Таната из оков, а Танат исторг душу Сизифа и отвел ее в царство теней умерших. Но и тут сумел помочь себе хитрый Сизиф. Он сказал жене своей, чтобы она не погребала его тела и не приносила жертвы подземным богам. Послушалась мужа жена Сизифа. Аид и Персефона долго ждали похоронных жертв. Все нет их! Наконец, приблизился к трону Аида Сизиф и сказал владыке царства умерших, Аиду: – О, властитель душ умерших, великий Аид, равный могуществом Зевсу, отпусти меня на светлую землю. Я велю жене моей принести тебе богатые жертвы и вернусь обратно в царство теней. Так обманул Сизиф владыку Аида, и тот отпустил его на землю. Сизиф не вернулся, конечно, в царство Аида. Он остался в пышном дворце своем и весело пировал, радуясь, что один из всех смертных сумел вернуться из мрачного царства теней. Разгневался Аид, снова послал он Таната за душой Сизифа. Явился Танат во дворец хитрейшего из смертных и застал его за роскошным пиром. Исторг душу Сизифа ненавистный богам и людям бог смерти; навсегда отлетела теперь душа Сизифа в царство теней. Тяжкое наказание несет Сизиф в загробной жизни за все коварства, за все обманы, которые совершил он на земле. Он осужден вкатывать на высокую, крутую гору громадный камень. Напрягая все силы, трудится Сизиф. Пот градом струится с него от тяжкой работы. Все ближе вершина; еще усилие, и окончен будет труд Сизифа; но вырывается из рук его камень и с шумом катится вниз, подымая облака пыли. Снова принимается Сизиф за работу. Так вечно катит камень Сизиф и никогда не может достигнуть цели – вершины горы. Из "Илиады" перевод Гнедича Видел я также Сизифа, казнимого страшною казнью; Тяжкий камень снизу обеими влек он руками В гору; напрягши мышцы, ногами в землю упершись, Камень двигал он вверх; но, едва достигал до вершины С тяжкою ношей, назад устремленный невидимой силой, Вниз по горе на равнину катился обманчивый камень. Снова силился вздвинуть тяжесть он, мышцы напрягши, Снова силился вздвинуть тяжесть он, мышцы напрягши, Тело в поту, голова вся покрытая черною пылью. История Сизифа - миф. То есть, повествование понимаемое буквально, "как написано". О чём же оно? Чему оно учит читателя или слушателя? Можем ли мы что-нибудь сказать о чувствах Сизифа? Раскаивается ли он? Страдает ли от своего жребия? Сочувствуем ли мы ему? В эссе Альбера Камю чувствам и мыслям Сизифа уделяется много внимания. Камю пересказывает миф, но видит в нем более, чем просто повествование о наказании богов. Какой новый смысл придает писатель известному мифу? Миф о Сизифе. Эссе об абсурде. (отрывок) Альбер Камю Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема - проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Явился Меркурий, схватил Сизифа за шиворот и силком утащил в ад, где его уже поджидал камень. Уже из этого понятно, что Сизиф - абсурдный герой. Такой он и в своих страстях, и в страданиях. Его презрение к богам, ненависть к смерти и желание жить стоили ему несказанных мучений - он вынужден бесцельно напрягать силы. Такова цена земных страстей. Нам неизвестны подробности пребывания Сизифа в преисподней, мы можем представить только напряженное тело, силящееся поднять огромный камень, покатить его, взобраться с ним по склону; видим сведенное судорогой лицо, прижатую к камню щеку, плечо, удерживающее покрытую глиной тяжесть, оступающуюся ногу, вновь и вновь поднимающие камень руки с измазанными землей ладонями. В результате долгих и размеренных усилий, в пространстве без неба, во времени без начала и конца, цель достигнута. Сизиф смотрит, как в считанные мгновения камень скатывается к подножию горы, откуда его опять придется поднимать к вершине. Он спускается вниз. Сизиф интересует меня во время этой паузы. Его изможденное лицо едва отличимо от камня! Я вижу этого человека, спускающегося тяжелым, но ровным шагом к страданиям, которым нет конца, В это время вместе с дыханием к нему возвращается сознание, неотвратимое, как его бедствия. И в каждое мгновение, спускаясь с вершины в логово богов, он выше своей судьбы. Он тверже своего камня. Этот миф трагичен, поскольку его герой наделен сознанием. О какой каре могла бы идти речь, если бы на каждом шагу его поддерживала надежда на успех? Сегодняшний рабочий живет так всю свою жизнь, и его судьба не менее трагична. Но сам он трагичен лишь в те редкие мгновения, когда к нему возвращается сознание. Сизиф, пролетарий богов, бессильный и бунтующий, знает о бесконечности своего печального удела; о нем он думает во время спуска. Ясность видения, которая должна быть его мукой, обращается в его победу. Нет судьбы, которую не превозмогло бы презрение. В этом вся тихая радость Сизифа. Ему принадлежит его судьба. Камень - его достояние. Если и есть личная судьба, то это отнюдь не предопределение свыше, либо, в крайнем случае, предопределение сводится к тому, как о нем судит сам человек: оно фатально и достойно презрения. В остальном он сознает себя властелином своих дней. Сизиф, вернувшись к камню, созерцает бессвязную последовательность действий, ставшую его судьбой. Она была сотворена им самим, соединена в одно целое его памятью и скреплена смертью. Убежденный в человеческом происхождении всего человеческого, желающий видеть и знающий, что ночи не будет конца, слепец продолжает путь. И вновь скатывается камень. Я оставляю Сизифа у подножия его горы! Ноша всегда найдется. Но Сизиф учит высшей верности, которая отвергает богов и двигает камни. Эта вселенная, отныне лишенная властелина, не кажется ему ни бесплодной, ни ничтожной. Каждая крупица камня, каждый отблеск руды на полночной горе составляет для него целый мир. Одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека. Сизифа следует представлять себе счастливым. сердце человека. Сизифа следует представлять себе счастливым. Похож ли Сизиф из стихотворения Михаила Орлова на Сизифа Камю? Сизиф Михаил Орлов. Не то глупец, не то пройдоха. Всё тот же камень день за днём Он тащит на гору. Эпоха Вся, впрочем, выросла на нём. Как он, стоическим упорством Хочу теперь себя продлить, Согбенный образ непокорства Тысячелетия хранить. Почему поэт говорит об "образе непокорства"? Непокорство перед чем или перед кем? О каком "стоическом упорстве" может идти речь? Камю обсуждал миф, давал ему свою трактовку. А мифоложка Макса Фрая не пытается ничего объяснить, писатель "просто пересказывает" миф своими словами. В чем он отклоняется от исходного сюжета? Какие детали/аспекты мифа оказываются за кадром? Какие новые герои появляются? Сказки и истории. Мифоложки. Макс Фрай Иногда Сизифу бывает позволено передохнуть. То есть не сразу бежать вниз по склону горы за укатившимся камнем, а присесть на вершине, достать бутылочку пивка, баночку с молодой картошкой, вынуть из-за пазухи нагретый солнцем, солёный от пота помидор. Выпить, перекусить, закурить неспешно после сладкой, сытой отрыжки. А камень — что ж, камень пусть полежит внизу. Никуда не денется. Впрочем, Сизиф нет-нет, да и взглянет вниз: как там камень? Понимает, что нет дураков присваивать такое сомнительное сокровище, но всё равно немного нервничает. А вдруг? В часы отдыха Сизифа иногда навещают дети и внуки. Приносят гостинцы, глядят сочувственно, жалеют старика. Впрочем, сам Сизиф совершенно уверен, что они уважают его упорство и, возможно, даже завидуют. Только виду не подают. – Смотрите на меня, дети, – снисходительно говорит он. – Смотрите и учитесь. У всякого человека должно быть своё дело. Без дела жизнь становится пустой и никчёмной. Вы уже взрослые, а ни у кого из вас ещё нет ни камня, ни горы. Мне стыдно за вас, шалопаи! «Шалопаи» соглашаются с Сизифом, наперебой хвалят его упорство, говорят, что такого огромного камня и такой высокой горы ни у кого в мире больше нет. Наспех сочиняют утешительные новости, рассказывают о завистливых пересудах соседей, восхищённом шёпоте юных дев, высокопарных клятвах пылких мальчишек, которые якобы мечтают поскорее вырасти и повторить судьбу Сизифа. Они хорошие дети и не станут огорчать старика. Как вы думаете, рассуждения Камю и мифоложка Фрая протовостоят или дополняют друг друга? Какие новые интерпретации возникают для так пересказанного мифа? А миф ли это? Можно ли отнести этот текст к жанру притчи? В следующем тексте Сизиф также бесконечно поднимает на вершину горы камень... В следующем тексте Сизиф также бесконечно поднимает на вершину горы камень... Сизиф и два мудреца Автор? Однажды два мудреца проходили мимо горы, к вершине которой тащил свой камень Сизиф. Один мудрец, глядя на Сизифа, заметил: – О, да, в жизни всегда есть место выбору: делать то, что хочешь, или то, что не хочешь. Этот человек выбрал второе. – Его заставили заниматься этой работой обстоятельства, – ответил другой мудрец, – увы, выбора у него не было. – Был! – воскликнул первый мудрец. – Он мог или подчиниться обстоятельствам, или нет! – Но если бы он не подчинился, его бы за это жестоко наказали! – возразил другой мудрец. – А разве, следуя чужой воле, он наказан не более ужасно, чем если бы он не подчинился? – спросил первый. Этот разговор услыхал Сизиф. – Эй, вы! – прокричал он мудрецам, – вы это о чём? И не стыдно вам, бездельникам, лицемерить? Да, жизнь моя тяжела. Однако я ею доволен. Ибо если не можешь изменить обстоятельства, измени к ним своё отношение и радуйся тому, что назначено тебе судьбой. Это и есть мой выбор. Сказав это Сизиф, дотащил глыбу до вершины, но она в очередной раз сорвалась и с грохотом полетела вниз. – Ну и дурак же ты, Сизиф, – ответил ему первый мудрец, – наверное, твой отец слишком хорошо приучил тебя к труду. А к любому делу с умом подходить нужно. Что ты всё тащишь и тащишь наверх этот камень? Неужели ещё не понял, что не по силам тебе взгромоздить его на вершину? – Это моя Судьба, – ответил Сизиф, спустился вниз и снова покатил наверх камень. – А хочешь, я тебе расскажу, что нужно сделать, чтобы камень сам на гору выпрыгнул? – сказал мудрец. – Сам? Неужели это возможно? – почесал затылок Сизиф, и камень снова полетел вниз. – Подойди ко мне, – позвал его мудрец. Сизиф подошёл к мудрецу, и тот что-то прошептал ему на ухо. Сизиф задумался, глянул на камень, на вершину… – Эврика! – подпрыгнул Сизиф. Он побежал к верхушке горы, стал там на четвереньки, быстро-быстро заработал руками. Из-под его рук во все стороны разлетелась земля. Затем он вернулся к глыбе, покатил её наверх, докатил до вырытой им у самой вершины ямки, взгромоздил глыбу в ямку, и глыба остановилась. Затем Сизиф начал сбрасывать землю с вершины. Она сравнялась с уровнем камня, и камень сам скатился на верхушку горы. Сизиф стукнул себя кулаком в грудь: – Я сделал это! У меня получилось! Спасибо тебе, мудрец, за совет. Теперь я знаю, как закатывать камень на вершину! Сказав это, Сизиф сбросил глыбу вниз, спустился, и, как обычно, снова покатил её наверх. Мудрецы посмотрели ему вслед. – О, да, – вздохнул второй мудрец, – в жизни всегда есть место выбору… Но дело уже совсем не в наказании богов... А в чем? Как бы Вы определили мораль этой притчи (здесь уже нет сомнений, что перед нами притча, а не миф, не правда ли)? Чем похож и чем отличается этот Сизиф от Сизифов, описанных Камю и Фраем? И в заключение текст-шутка. Или, может быть, это тоже притча? А если это притча, то как бы вы могли её истолковать? Ежегодный праздник Иван Матвеев (из сборника "АХИЛЛЕС И ЧЕРЕПАХА") Ахиллес протолкался в первый ряд. Черепаха протянула ему пакет с орешками, и бутылку лимонада: — Сейчас начнется. — Сейчас начнется. Под аплодисменты толпы, на подмостках, рядом с огромным каменным шаром для боулинга, появился человек. Он поднял мускулистые руки: — Друзья! Я рад приветствовать вас всех на нашем ежегодном празднике! Все вокруг радостно заорали и захлопали. — И, традиционно, открывая наши соревнования, я пущу первый Большой Шар!!! — Ура! — восторженно крикнул Ахиллес, — Люблю этот момент. Ты ставки сделала? — Ага, — сказала Черепаха, — Пять кеглей. Букмекеры говорят, он там, на полпути, ямку продавил, шар подскочит, прыгнет раза три, и снесет заднюю часть пирамиды. — Ты смотри, — удивился кто-то справа, — А я на восемь поставил… — Вот, вот оно! — сказал Ахиллес. Человек подошел к Большому Шару, перерезал ленточку (еще один взрыв аплодисментов), и мощно толкнул его. Шар качнулся, гулко помчался вниз по отполированной за долгие годы дороге. Все, затаив дыхание, смотрели вниз. Шар слегка подпрыгнул (толпа дружно ахнула), и сшиб ровно девять кеглей у подножия горы. Черепаха флегматично порвала билетик. — Си-зиф!!!! Си-зиф!!! Си-зиф!!! — скандировала толпа. Сизиф улыбался, и приветственно махал руками, спускаясь к каменному Шару. — Вот, — сказал Ахиллес, — Какое, все-таки, человек дело делает. — Ага, — сказала Черепаха, — Пойдем, у Тантала, говорят, пончики сегодня хорошие. Как вы думаете, почему миф о Сизифе породил столько разных интерпретаций? Дети выбрали написать стихотворение о Сизифе (времени на это задание оставалось 10-15 минут) (Ира) (Женя) №1 Сизиф вздохнул, потёр коленку – Синяк огромный там. Он в пятницу особо долго Работал на горе. «New Year’s Resolution» свой Не мог он позабыть. №2 К Сизифу подошла жена. Всего лишь год после Сизифа Она ведь отдала концы. В руках она держала мясо, Корова эта умерла вчера. Сизиф уселся рядом с камнем, Губами чмокнув, начал есть.