Проблема барокко в русской литературе XVIII века
реклама
ЛИТЕРАТУРА И КУЛЬТУРА ПЕТРОВСКОЙ ЭПОХИ 1. Реформы Петра I, их содержание и культурно-историческое значение. 2. Литература Петровской эпохи. 2.1. Проза. 2.2. Проблема барокко в русской литературе XVIII века. 2.3. Драматургия. 2.4. Стихотворство. 3. Феофан Прокопович – просветитель и литератор. 1. Реформы Петра I, их содержание и культурно-историческое значение Один из самых сложных и спорных периодов в истории русской литературы, который условно называют «Петровская эпоха», является переходным этапом от Средневековья к Новому времени и характеризуется обмирщением и демократизацией литературного дела, углублением процесса его «европеизации». Литература Петровской эпохи носила ярко выраженный дидактический характер, служила пропаганде идей раннего Просвещения. В начале XVIII века, в эпоху Петра I (1672–1725), Россия вернулась в число европейских народов, из которых оказалась исключенной в силу трагических исторических событий: татаро-монгольского нашествия. До сих пор не утихают споры «западников» и «славянофилов» о петровских преобразованиях, о путях развития русской нации, русской культуры после Петра. А.С.Пушкин в поэме «Медный всадник» блестяще выразил мысль о противоречивом, сложном характере реформаторской деятельности Петра I: О мощный властелин судьбы! Не так ли ты над самой бездной На высоте, уздой железной Россию поднял на дыбы? («дыба» − средневековое орудие пытки, на котором растягивали тело обвиняемого; «на дыбы» − 1) становиться на задние ноги, 2) подниматься вверх, принимать вертикальное положение, 3) (перен.) резко проявлять несогласие, протест, противодействие). Страна, влекомая неукротимой энергией самодержца, поднималась в муках, в тягостном надрыве к новой жизни. Исследователями отмечается двойственность целей (разрыв с традиционной древнерусской культурой ↔ создание нового единого национального секулярного государства европейского типа) и методов (революционность ↔ укрепление абсолютизма; цивилизация ↔ рабство; прогресс ↔ насилие) петровских преобразований, которые имели огромное значение для судеб русской культуры XVIII века. Важную роль в формировании личности Петра как реформатора сыграла длительная поездка по европейским столицам в 1697–1698 гг., предпринятая им в составе Русского посольства с целью найти союзников для антитурецкой коалиции. Петр ехал без официального статуса, инкогнито, он долго жил среди 1 голландцев и англичан, работал на верфи, знакомился с образом жизни и достижениями европейских народов. Он впервые увидел европейскую цивилизацию во всей ее впечатляющей силе, ощутив ее дух. Именно тогда окончательно оформилась ориентация Петра на западноевропейский путь развития, сопряженная с полным отрицанием уклада старой России, с ожесточенным неприятием русских традиций. Осуществляя преобразования, Петр I стремился выработать какие-то общие принципы, руководствуясь которыми должна была жить обновленная страна, и во многом использовал, приспособил к русским условиям те идеи, которыми жила Европа конца XVII – начала XVIII вв. А это были рационалистические идеи: выдающиеся успехи естественных наук, математики создавали иллюзию, что человеческие возможности неограниченны, что просвещенный, обладающий точными знаниями человек может перестроить, изменить согласно своим взглядам окружающий мир. Христианские идеи блага на небе за страдания на земле, господствовавшие в средние века, уже не удовлетворяли людей. Благо на земле, благо для всех казалось вполне возможным. Философы Нового времени (Спиноза, Локк, Гассенди, Гоббс, Лейбниц) оформили концепцию «общего блага» как великой цели человечества. Двумя непременными условиями достижения «общего блага» являлись: 1) государство и 2) наличие абсолютной власти. Именно тогда идея прогресса через насилие, достижения счастья через принуждение прочно вошла в сознание людей. Петр же видел в насилии чуть ли не единственный способ преображения страны и не раз высказывался по этому поводу. Некоторые его указы, по словам А.С. Пушкина, «кажется, писаны кнутом». Основной принцип, на котором базируются петровские реформы, – принцип полезности. Идеалом Петра I было «регулярное» – правильное, четко организованное и управляемое – государство. Весь смысл деятельности такого государства сводился, во-первых, к изданию многочисленных и подробных законов, регламентов и инструкций, определявших все стороны общественной и многие аспекты личной жизни подданных; и, во-вторых, к подробному и детальному наблюдению за исполнением этих законов и уставов с помощью полиции и других государственных учреждений. На создание новой государственности и был направлен ряд судьбоносных реформ Петра, осуществленных им в первой четверти XVIII века. Военные реформы. Вследствие развязывания войн (1695–1696 гг. – с Турцией; 1700–1721 гг. – Северная война со Швецией; 1722–1723 гг. – Персидская война) ускоренными темпами осуществлялось создание армии нового типа и военно-морского флота. Введенная Петром рекрутская система функционировала в русской армии до 1874 г. (почти 170 лет!). Успехи в Северной войне обеспечили выход России к Балтийскому побережью. Тем самым открылись пути для свободного развития торговых и экономических связей с Западной Европой. 2 Экономические реформы. Страна покрылась сетью мануфактур. Провозглашалась свобода торговли и частного предпринимательства под контролем государства. Административные реформы. На протяжении первой четверти ХVIII в. преобразились структура административного управления страной и порядок судопроизводства. Боярскую Думу (высшее правительственное учреждение XVII в.) сменил Правительствующий Сенат (1711). Система приказов уступила место коллегиям. Учреждена новая столица – СанктПетербург (1712), которая явилась окном в Европу, воплотив мечту Петра о превращении России в морскую державу, располагавшую кратчайшими путями для экономических и культурных связей со странами Западной Европы. Все население страны делилось на податное, т.е. платившее в казну налоги, и неподатное, привилегированное, освобожденное от налогов. К первому относились крестьяне и горожане, ко второму – дворяне и духовенство. Петровская «Табель о рангах» (1722) была значительным шагом в практической реализации просветительских идей (и прежде всего – идеи внесословной ценности личности): закон о делении чиновников всех ведомств на 14 классов устанавливал равенство всех в службе; предпочтение заслуг «породе»; зависимость общественного положения человека от его места в служебной иерархии, которое можно было получать только посредством личной выслуги. Чины в «Табели о рангах» делились на воинские (сухопутные и морские), гражданские (статские) и придворные. Установленный порядок продвижения по службе предоставлял неродовитым дворянам условия для получения высоких чинов, а выходцам из «подлых сословий» – возможности для проникновения в ряды дворянства. Все, кто получал первый офицерский чин на воинской службе, становились потомственными дворянами. На гражданской службе потомственное дворянство предоставлялось с 8 ранга (коллежского асессора). Петр стремился привести в соответствие должность и оказываемый почет, а должности распределять в зависимости от личных заслуг перед государством и способностей, а не от знатности рода («знатность по годности считать», – гласит одна из его резолюций). Однако, вопреки замыслам Петра, в стране очень скоро произошло «отделение» чина от человека и характерной чертой русской жизни стала ее глубокая бюрократизация. В бюрократическом государстве право на уважение и многие реальные привилегии распределялись по чинам. Реформа церковного управления. Включение России в систему европейского культурно-политического ареала потребовало смены ценностных приоритетов, какими отныне должны были определяться нормы духовной жизни высших слоев русского общества. Теократический характер власти, существовавший в Московской Руси, при Петре I отходит в прошлое. Петр последовательно проводил в жизнь идею полного подчинения церкви государству, строжайшего разделения светской и духовной власти. Впервые 3 разграничительная линия между государством и церковью была официально проведена в «Духовном Регламенте» (1719) Феофана Прокоповича, где объяснялся замысел церковной реформы и давалось ее теоретическое обоснование. Феофан Прокопович, ставший правой рукой петровских преобразований, доказывал недопустимость существования какой-либо духовной самостоятельной силы, кроме государственной, самодержавной. Искусными ссылками на историю он аргументировал преимущества коллегиального (синодального) управления церковью в отличие от патриаршей власти. Именно в «Духовном Регламенте» содержалось определение существа царской власти: «Его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответа дать не должен». В 1721 году в России вместо упраздненного института патриаршества был учрежден Святейший Правительствующий Синод (Духовная коллегия) – высший правящий орган русской православной церкви, оказавшийся одним из самых долговечных нововведений Петровской эпохи, ибо Святейший Синод действует и поныне. Главою Церкви («крайним Судией Духовной коллегии») Петр назначил самого себя (ему приносили присягу члены Синода), а президентом Синода – престарелого местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского (поставленного руководить церковными делами после смерти последнего патриарха Адриана в 1701 г.). Фактическим главою Синода был его вице-президент Феофан Прокопович. Таким образом, Петр I окончательно отстранил церковь от вмешательства в прерогативы светской власти. Церковь оказалась полностью лишенной влияния, которое она имела ранее в культурно-идеологической сфере. В том же, 1721-м, году во время празднования по случаю заключения Ништадтского договора Петру от благодарных за мир после долгой Северной войны соотечественников был поднесен титул «Отца Отечества, Великого императора Всероссийского». Петр становится символом обновленной России, и вокруг его личности складывается особая атмосфера возвеличения, граничащая с обожествлением. С культом Петра, с обожествлением монарха в русскую культуру вошло новое для нее явление (чисто русское), которое академик А.М. Панченко назвал «светской святостью», когда «приостанавливается» святость религиозная и цари уравниваются в духовном плане с отцами Церкви. Впоследствии в России «светскими отцами», духовными наставниками нации самой нацией признаются Поэты – Пушкин, Гоголь, Некрасов, Достоевский, Толстой. Основания «светской святости» заложил Петр своей церковной реформой. Религиозно-культурные реформы. Изменение религиознокультурного сознания протекало параллельно с изменением облика страны и на первых порах носило чисто прагматический характер. Суть религиозно-культурной политики Петра I заключалась в том, что религия и искусство во всех своих видах и проявлениях должны были служить государству и благу нации. Указом Петра (от 15 декабря 1699 года) в России устанавливалось начало нового летоисчисления с 1 января 1700 4 года – от времени «рождества Христова», а не от даты «сотворения мира», как было в Древней Руси: российский календарь, по которому шел 7208 год, начавшийся 1 сентября, приводился в соответствие с европейским. Календарная реформа 1699 года, который длился в русских пределах всего 4 месяца, носила символический характер – это знак европеизации Московской Руси. С конца 1702 г. в Москве, а впоследствии и в Петербурге стала выходить первая русская печатная газета «Ведомости», при помощи которой правительство Петра I разъясняло свою политику и пропагандировало необходимость и важность преобразований, военные успехи России. В ней систематически освещались и события международной жизни. Созданная по инициативе Петра (сам Петр правил некоторые номера и был автором ряда материалов) газета просуществовала двадцать пять лет, оставаясь все эти годы единственным периодическим изданием в России. Важную роль сыграли «Ведомости» в развитии публицистических и документальных жанров в русской литературе. В 1708 году в России был введен гражданский шрифт. Буквы стали выглядеть гораздо проще, их начертание приблизилось к латинскому алфавиту. Для петровского времени характерно глубокое культурное расслоение и соответственно культурное «двуязычие», проявившееся в параллельном существовании в русской словесности кириллицы, сохраненной для церковных книг, и гражданского шрифта, созданного для светских книг. Царь-реформатор рекомендовал светским авторам писать «как в приказах», т.е. «простым» языком. Он сам изобрел новый шрифт гражданской русской печати, предприняв попытку устранения из русской азбуки ненужных, по его мнению, букв и надстрочных знаков («от», «омега», «пси», «юс», «ижица» и др.). Петр санкционировал появление точного, почти без церковнославянизмов и с незначительным количеством иностранной лексики языка, ставшего языком деловой прозы первых десятилетий XVIII века (переводной литературы, русских исторических и публицистических сочинений). Печатные книги стали входить в обиход русской жизни. В целях образования и просвещения осуществлялась массовая посылка молодых людей на учебу за границу, сочетавшаяся с не менее активной политикой привлечения в Россию специалистов из Европы. Создавались светские, преимущественно технические, учебные заведения, где обучали математике, инженерному и военному делу, мореходству и кораблестроению, медицине, горному делу: Инженерная, Навигацкая, Артиллерийская, Хирургическая, Горные (на Урале и в Карелии) школы. Выходила из печати научно-учебная литература (более 600 наименований). С 1714 г. во всех губерниях открылись «цыфирные» школы, где обучение грамоте, арифметике и началам геометрии должны были проходить не только дворянские дети, но и «ребятки изо всяких чинов людей» (кроме крепостных крестьян). В крупных городах существовали епархиальные школы для детей священнослужителей, в провинциях – гарнизонные школы для солдатских детей. До Петра в России было лишь одно высшее учебное заведение – 5 Славяно-греко-латинская академия, образование в ней носило церковный характер, светских школ вообще не было. В 1715 г. Петр учредил Морскую академию на базе Навигацкой школы, открытой в 1701 г. В год смерти (1725) Петр I подписал указ об организации Академии наук – «собрания ученых и искусных людей» (в январе 1724 г. царь утвердил ее устав; в проекте предусматривалось привлечение крупнейших ученых Европы). При Академии наук в Санкт-Петербурге были открыты университет и гимназия. Основание Академии наук как бы увенчало титанические усилия монарха (уже посмертно) по распространению в стране просвещения. Однако, хотя в целом ситуация в сфере образования коренным образом изменилась, согласно достоверным статистическим данным, которыми располагает современная наука, «в петровскую эпоху, когда европеизация достигла апогея, грамотность русского населения напротив понизилась: силы нации были отвлечены на флот, регулярную армию, постройку новой столицы и т.д.» (А.М. Панченко). Существенные изменения претерпел быт русских дворян. Петр приказал сбрить бороды и запретил носить долгополое и широкорукавное традиционное древнерусское платье (считая, что такая одежда стесняла движения и мешала в работе). С 1718 г. в Санкт-Петербурге для приобщения российского дворянства к европейской культуре стали организовываться ассамблеи – общественные увеселительные собрания (главными развлечениями во время которых были танцы, шахматы и шашки, рассуждения и дружеские разговоры), где верхи общества проходили школу, по выражению А.М.Панченко, «секуляризированного и западнически ориентированного бытового поведения». Благодаря ассамблеям женщина освобождалась от «теремного затворничества» и получала возможность вступать в непринужденные отношения с противоположным полом. Новые нормы общения регламентировались переводными учебниками и практическими пособиями. Письмовник «Приклады, како пишутся комплименты разные» (1708) содержал образцы писем, галантных и деловых. В учебнике хорошего тона «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению, собранное из разных авторов» (1717) были представлены новые идеалы цивилизованного светского поведения и воспитания, сословного достоинства. При Петре «Юности честное зерцало» печаталось трижды, что свидетельствует об огромном спросе на него. Неизвестный составитель этого сочинения воспользовался несколькими иностранными произведениями, из них он перевел те части, которые считал полезными русскому читателю: правила поведения молодых людей в семье, в гостях, в общественных местах и на службе. «Юности честное зерцало» внушало дворянской молодежи скромность, трудолюбие, послушание, учтивость и благоразумие. Вот некоторые из рекомендаций: «отца и матерь в великой чести содержать»; «в доме ничего своим именем не повелевать, но именем отца или матери»; 6 «у родителей речей перебивать не надлежит и ниже прекословить»; на зов родителей отвечать: «что изволите, государь батюшко», или «государоня матушка», или: «что мне прикажете, государь», а не так: «что, чего, што, как ты говоришь, чего хочешь»; «никто себя сам много не хвали и не уничижай и не срами»; «всегда недругов заочно, когда они не слышат, хвали, а в присутствии их почитай и в нужде их им служи, также и о умерших никакого зла не говори»; «не бывай празден, от лени разум затмится, а тело становится дряхлым и тучным»; «младые отроки должны всегда между собою говорить иностранными языки, дабы тем навыкнуть могли, – а особливо, когда им что тайное говорить случится, чтобы слуги и служанки дознаться не могли и чтоб можно их от других не знающих болванов распознать»; «над ествою не чавкай, как свиния, и головы не чеши; не проглотя куска, не говори, ибо так делают крестьяне. Часто чихать, сморкать и кашлять не пригоже» и т.д. и т.п. Если юноша должен был обладать тремя добродетелями – «смирен, приветлив и учтив», то девице их надлежало иметь значительно больше: смирение, трудолюбие, милосердие, стыдливость (особенно ценилось умение краснеть как признак нравственной чистоты), бережливость, верность, чистоплотность. В 1719 г. была основана Кунсткамера – музей редкостей, в котором наряду с раритетами (чучела, кости вымерших животных и птиц, предметы старины, древние грамоты, рукописные и печатные книги, пушки старинного литья и т.д.) хранились монстры (уроды: младенцы с тремя ногами и двумя головами, овца с четырьмя глазами и двумя языками и т.п.). Первые экспонаты для музея Петр приобрел, когда совершал заграничное путешествие 1697–1698 гг. Над музеем, на втором этаже, размещалась библиотека. Ко времени смерти Петра она насчитывала около 11 тысяч томов и являлась одной из самых богатых в Европе. Кунсткамера и библиотека были открыты для бесплатного обозрения и пользования. Обоим учреждениям царь с самого их возникновения придавал просветительский характер. Для того чтобы привлечь посетителей в Кунсткамеру, специальным царским указом предписывалось каждому из пришедших в музей бесплатно подносить рюмку водки. Секуляризация («обмирщение» общества, независимость его духовной жизни от церкви) способствовала возрастанию в светской культуре роли искусства слова, воспринявшего культурно-историческую функцию традиционной церковной литературы – носительницы общественной нравственности, хранительницы социальной гармонии. В Петровскую эпоху происходила смена писательского типа: писательство было выведено за круг обязанностей ученого монашества. Писатель, сочиняющий по обету или внутреннему убеждению, сменяется грамотеем, пишущим по заказу или 7 прямо «по указу». Это самый распространенный писательский тип петровского времени. Литературе позволялось выполнять не только практические функции, которые Петр считал важнейшими. Она должна была также развлекать. Писатель стал частным человеком, частный человек стал писателем. За этим превращением последовала «реформа веселья» (по выражению А.М.Панченко): были сняты запреты на смех и на любовь. Преобразования Петровской эпохи сделали Россию великой европейской державой. В России появились всесторонне образованные люди, знакомые с последними достижениями европейской цивилизации, у которых зародилось новое мировосприятие и самосознание. Однако, как известно из истории, русский культурный архетип оказался настолько мощным и устойчивым, что в результате петровской реформаторской деятельности в России произошел разрыв между этнической (духовно-религиозной) и национальной (секулярной) культурами. Государственно и культурно доминирующим сословием стало дворянство. Новая европеизированная культура, с такими ее основными качествами, как практицизм и светская направленность, оказалась чужда простому народу, хотя деятели Петровской эпохи любили подчеркивать общенародный смысл осуществляемых в тяжких трудах реформ. Современный исследователь В. М. Живов в своей книге «Язык и культура в России ХVIII века» (М., 1996) заключает, что результатом «сословно-кастовой стратификации общества, закрепленной петровскими реформами», стало «беспрецедентное культурное размежевание общества» и формирование «собственного культурного языка» у разных социальных групп. В Петровскую эпоху в русской культуре, и в литературе в частности, зачиналось многое из того, что воплотилось и получило завершение в течение последующих столетий. 2. Литература Петровской эпохи 2.1. Проза Петр I видел главный инструмент преобразования России в создании светской цивилизации, в ее материальном процветании, основанном на развитой экономике и передовой технике, а слово должно было служить прежде всего делу. Широкое, по тем временам, распространение получили переводы с европейских и древних языков, в основном научного или практического характера (учебники и практические пособия по математике, военному делу, праву, «политесу», в том числе «Приклады, како пишутся комплименты разные», «Юности честное зерцало»), а также переводные авантюрно-рыцарские романы. Для пропаганды идеи государственного переустройства путем прямого воздействия на народ Петр I, не любивший романов и поэзии, обратился к церковному ораторскому искусству и к его прославленным, признанным людьми мастерам. Видными церковными деятелями и ораторами петровского времени были Димитрий Ростовский, 8 Стефан Яворский, Феофан Прокопович, Феофилакт Лопатинский, Гавриил Бужинский. Призванные царем-преобразователем на архиерейские кафедры в России с Украины, они стали создателями русской идеологической ораторской прозы. В проповедях этих и других церковных иерархов, зачастую отредактированных самим Петром, теоретически обосновывалась идея о том, что монархи суть «Бози и Христы». Сравнения Петра с Христом встречаются в «Приветствии Петру» Д. Ростовского, в «Слове о победе над королем Швеции под Полтавою» и «Слове благодарственном» (по случаю взятия Выборга) Ст. Яворского, в сочинениях Ф. Прокоповича («Панегирикос, или Слово похвальное о преславной над войсками свейскими победе…», «Слово похвальное о Баталии Полтавской») и Ф. Лопатинского («Служба благодарственная о великой Богом дарованной победе под Полтавой»). В проповедях Г. Бужинского (слово «В похвалу СанктПетербурга и его основателя, государя-императора Петра Великого», «Похвальное слово, произнесенное в празднуемый в 52-й раз день рождения всепресветлейшего и державнейшего Петра Великого…») доказывается, что в Петре воплотился божественный промысел. Традиционные речи («похвальные слова») церковных проповедников приобретали светский публицистический характер. В жанре тенденциозной «политической проповеди» осуществлялось единение духовной и светской литературы в прославлении новой государственности и в создании императорского культа. В публицистике наиболее активно протекал процесс осознания человеком того времени своего изменившегося положения в обновленном мире. Именно публицистика становится формой идеологического утверждения новых начал государственной жизни, с ней были связаны основные достижения в области литературы. При этом одной из отличительных особенностей развития публицистики этого периода является ее тесная связь с практикой церковного проповедничества. Официальные проповедники Петровской эпохи вошли в историю литературы как яркие и талантливые публицисты. Их проповеди, произносившиеся в присутствии царя или лиц его окружения, не могли не заключать в себе откликов на происходящие в стране события, давая им определенную трактовку, естественно в положительном для официальной политики духе. По существу высшие иерархи православного духовенства включались Петром I в проведение его преобразований, становясь идеологическими сподвижниками царя. Проповеди представителей высшего духовенства, затрагивавшие политические события времени (военные успехи Петра и проводимые им преобразования) служили наглядным образцом осознания в умах современников тех новых реалий, которые определяли новый лик России. Проповедническая традиция петровского времени во многом предопределила содержательный пафос поэзии и прозы эпохи классицизма. Еще одной разновидностью прозы Петровской эпохи была бытовая проза, ориентированная на переводные романы, – светские анонимные «гистории» (повести). Образцами этого нового типа русского сюжетного 9 повествования служат «Гистория о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли», «Гистория о храбром российском ковалере Александре и о любителницах ево Тире и Елеоноре», «Гистория о некоем шляхетском сыне, како чрез высокую и славную свою науку заслужил себе великую славу и честь и ковалерский чин и како за добрые свои поступки пожалован королевичем в Англии». В них нашли отражение новые веяния русской жизни. Наибольший интерес, с этой точки зрения, представляет «Гистория о российском матросе Василии Кориотском…», явившаяся переделкой переводной «Гистории о гишпанском шляхтиче Долторне». Сын мелкого дворянина Василий Кориотский, получив родительское благословение, отправляется на модную в то время службу матросом, быстро овладевает знаниями в Кронштадте и едет в Голландию «для наук арихметических и разных языков». Острый ум, изворотливость и знания позволяют Василию добиться успеха в любой обстановке, куда забрасывает его судьба. Он блестяще выполняет коммерческие поручения голландского купца, у которого квартировал, не растерялся и на острове, где оказался у разбойников, обнаруживших в нем «молодца удалого и остра умом». Разбойники тут же избрали Василия своим атаманом. Перед плененной разбойниками флорентийской королевной герой выступает в новом качестве – он галантный кавалер, в тонкости постигший правила светского обхождения и сумевший покорить ее сердце. В конечном счете Василий освобождает пленницу, преодолевает множество препятствий, становится названным братом австрийского императора, женится на королевне и живет «в великой славе». Герой этой и других повестей-«гисторий» типичен для своего времени: незнатный молодой человек (чаще всего – обедневший мелкий дворянин), обученный наукам и «политесу» (вежливости, хорошим манерам). Судьба его тоже типична: он достигает счастья, богатства, высокого положения в обществе благодаря не своему происхождению, а личной инициативе, «разуму», «наукам» и т.п. Типична и форма этих произведений, где своеобразно соединились традиции и мотивы русского фольклора, повестей XVII века, деловой прозы Петровской эпохи и западных романов. Язык «гисторий» характеризуется неупорядоченным сочетанием книжной (церковнославянской), разговорной и заимствованной лексики и фразеологии. Это светские произведения, их сюжеты вымышлены и развиваются по линии раскрытия характеров главных героев, чья судьба – результат их поступков, а не действия неизбывного рока (ср.: «Повесть о Горе-Злосчастии», «Повесть о Савве Грудцыне»); центром внимания в них становится человек сам по себе. В «гисториях» начинает оформляться идеал нового литературного героя, включающий светские элементы: жизненная активность, деятельный труд, стремление к научному знанию, образованию, к благосостоянию, развлечениям, путешествиям… Сюжет, который основан на похождениях сына, покинувшего отчий дом, в принципе не нов. Но если в 10 литературе XVII в. похождения сопровождаются неудачами и раскаянием блудного сына, возвращающегося к покинутым устоям, то в петровское время герою повести, воспитанному в новых условиях, повсеместно сопутствует признание. Новый литературный герой – это успешная инициативная личность с новым, светским мировоззрением; «частный человек», обладающий частной жизнью, правом выбора образа действий и поведения вне церкви, вне этикета-«чина» («чин» поведения был выработан религиозной идеологией в соответствии с социальной принадлежностью человека, «благочиние» вплоть до XVIII в. считалось одним из основных человеческих достоинств). Ставший жить не по домостроевской мудрости, поправший устои патриархального быта, он не только не терпит крах в жизни (как Молодец или Савва Грудцын), а наоборот, преуспевает в ней, выходит победителем из всех жизненных трудностей. Авторы русских повестей начала XVIII в. уже совсем не так, как было принято раньше, эстетически оценивают явления жизни. И в частности, совершенно по-новому разрабатывают любовную тему. Официальная литература XVII в. рассматривала любовь не иначе, как проявление греховности человеческой плоти, «падение блудное» (см., например, «Повесть о Савве Грудцыне»). В «гисториях» же любовь понималась в ренессансном духе: как естественная страсть, присущая человеку, толкающая его на подвиги и служение даме. Любовь нового героя далека от любви«похоти», которую древнерусские повести призывали всячески подавлять. Речь теперь идет о высоком чувстве, облагораживающем героя, раскрывающем такие его качества, как храбрость, находчивость, остроумие, преданность, честность и т.п. Стремление к внешней красоте сурово осуждалось религиозной идеологией и противопоставлялось «внутренней красоте». Новым героям свойственна внешняя красота (они всегда «зело прекрасны»), сочетающаяся с умом и образованностью и дополняющаяся музыкальностью. Значимая композиционная особенность повестей Петровской эпохи ― включение в них песен-«арий», которые по ходу действия исполняются героями. Эти «арии» ― типичные образцы ранней русской любовной лирики. В них сочетаются черты ренессансного и барочного стилей (аллегоризм, гипертрофированная эмоциональность, упоминание античных богов или богинь: Купидона, Марса, Фортуны и др.). В повестях петровского времени впервые начали складываться некоторые характерные черты романа, они сыграли значительную роль в дальнейшей эволюции русской прозы XVIII века: Ф. Эмин, М. Чулков, М. Комаров, В. Лёвшин унаследовали и развили их повествовательную манеру. 11 2.2. Проблема барокко в русской литературе XVIII века Проблема барокко – одна из самых запутанных в литературоведении (не только в русском, но и в мировом). В научной литературе утвердилась мысль о том, что барокко в России в XVIII в. существовало. Но разные исследователи по-разному отвечают на ключевые вопросы: насколько органично барокко для русской культуры? Какие писатели и произведения относятся к барокко? Какова его связь с классицизмом? Барокко (итал. – «странный», «неправильный», «вычурный»; «жемчужина или раковина неправильной формы») – стиль в западноевропейском искусстве XVI–XVII вв.; в России – искусство «переходного периода» (середины XVII–первой половины XVIII вв.), принявшее на себя культурно-историческую функцию Ренессанса, но продолжавшее средневековые культурные традиции. Для представителей литературы барокко характерен интерес к усложненной художественной форме: цель барокко – исторгнуть изумление. Оригинальность произведения провозглашалась его важнейшим достоинством, а необходимыми чертами – трудность восприятия и возможность различных истолкований. Художественное направление, стиль в широком смысле определяются мировоззренческими принципами. Барокко зародилось как искусство Контрреформации (иначе – католицизма). Оно явилось реакцией на кризис гуманистических идеалов Возрождения, но не отвергло великих гуманистических идей Ренессанса. Наоборот, обострился интерес к человеку, мятущемуся в тисках неразрешимых религиозных и этических противоречий. Фундаментом барокко стали философский скептицизм и моральный релятивизм, утопические и мистические учения. Основание идеологии барокко составили три принципа: «Memento mori» («Помни о смерти»); «Vanitas» («суета») – сокращение от библейского выражения «Vanitas vanitatum et omnia vanitas» («Суета сует и всяческая суета»); «Varietas» («пестрота, превратность, соединение несоединимого»). Первые два из них связаны с идеями шаткого, временного положения человека на земле и, следовательно, неценности земной жизни, всего сущего, ибо вечное блаженство, подлинную жизнь человек обретает только в загробном мире. Оборотной стороной этих мрачных настроений было стремление к гедонизму, к сиюминутному наслаждению («наслаждайся, пока жив, – ведь смерть за спиной!»). В барочных произведениях культивируется светский эротизм. Поэзия для некоторых литераторов становится забавой, «поэзией для глаз»; стихотворения пишутся в зримых очертаниях: в форме креста, чаши, ромба, сердца, звезды, бокала и т.п. Такие стихи-«картины» заключали в себе некий «секрет», который читатель должен был разгадать, чтобы понять «назидание» автора. Большое значение придавалось и начертанию букв, стихов, расположению поэтических строк, что соответствовало представлению о стихотворении как о картине мира и о 12 поэтической строке как о магическом словесно-образном ряде. Применялся и акростих – стихотворение, в котором начальные или конечные буквы строк образуют слово, фразу или имя, часто служащее посвящением. Литература барокко широко использует эмблемы – аллегорические рисунки, тайный смысл которых раскрывается в сопутствующих им изречениях и стихотворениях. Так, например, изображение лампы с надписью: «Если наливать масло», – символизировало необходимость наград за верную службу и т.д. Эмблемы, многозначно сопрягающие слово и образ, восходят к древнейшим истокам риторики и к средневековому художественному мышлению. Третий принцип связан с идеей избранности общества, которому это искусство доступно, что, прежде всего, сказалось на особенностях стилистики барокко, обусловив такие его черты, как: витиеватость, вычурность, намеренное затемнение смысла текста, речей, фраз, слов; усиленное использование многочисленных тропов и фигур (главным образом метафор, неожиданно сопоставляющих явления бесконечно далекие); "остроумие", понимаемое как ухищренные словесные изыски, доступные только "посвященным"; обильное употребление различных парафраз, антитез, аллюзий и аллегорий (в том числе из античной мифологии, Библии, средневековой литературы); перемежение мистических образов с натуралистическими описаниями. Литература (и в особенности – поэзия) барокко предстает литературой для немногих, для посвященных, избранных, просвещенных, а не «грубой черни». В литературе барокко сформировались национальные варианты («школы»): в Италии сначала маньеризм («вычурный» стиль), затем маринизм (по имени теоретика и поэта Дж. Марино); в Испании – гонгоризм (по имени поэта Луиса де Гонгора-и-Арготе); во Франции – прециозная поэзия и проза; в Англии – эвфуизм (по имени героя романов Джона Лилли «Эвфуэс, или Анатомия остроумия» и «Эвфуэс и его Англия»), который оказал огромное влияние на Шекспира (среди примечаний к его пьесам нередки примечания типа «Непереводимая игра слов»); в Польше – сарматизм; в Германии – «вторая силезская школа» и т.д. Т.е. барокко получает развитие преимущественно в странах католических, придя на смену Ренессансу (Реформации) и являясь его (ее) антитезисом. Между тем и в православной России, которая в силу своей известной отсталости и некоторой культурной изоляции не переживала стадии Возрождения, сложились условия для появления идеологии барокко, хотя и принципиально иные. Реформы Никона и «старообрядчество» («раскольничество») в середине XVII в. – в какой-то мере типологическое соответствие европейской Реформации и Контрреформации. Типологически на Руси победила Реформация, но победа никонианства не изменила основ церковной идеологии и иерархии. Петр I опять-таки реформировал управление церковью (отменил патриаршество и ввел коллегиальное управление – Святейший Синод), однако самых общих основ церкви и 13 вероучения реформы Петра не потрясали. Ситуация в России была намного мягче, легче, чем в Европе. Именно поэтому барокко на Руси не получило особого распространения, хотя породило ряд выдающихся для своего века явлений, например, придворную «высокую» поэзию Симеона Полоцкого, с одной стороны, оппозиционно-старообрядческое «Житие протопопа Аввакума» – с другой. В России не было Ренессанса, но были заторможенные ренессансные явления, среди которых может быть отмечено и барокко. Барокко в России по своей историко-литературной роли оказалось близким Ренессансу, этому величайшему перевороту в художественном развитии человечества. Оно носило просветительский характер, во многом содействовало освобождению личности и ускорению процесса секуляризации, в противоположность Западу, где в некоторых случаях на начальных стадиях своего развития барокко знаменовало собой как раз обратное – возвращение к церковности. Русское барокко призвано было обслуживать новую секулярную культуру, выражать пафос государственного строительства и идею обожествления царской власти. Принято выделять два этапа русского барокко: московское (патетическая публицистика, проповеди, силлабическая виршевая поэзия второй половины XVII века, творчество Симеона Полоцкого, «Житие протопопа Аввакума») и петербургское («гистории» петровского времени; канты; церковные проповеди Стефана Яворского, Димитрия Ростовского, Феофилакта Лопатинского и др., (но с Феофаном Прокоповичем дело обстоит значительно сложнее: основоположник теории классицизма в России, и в творчестве своем он шел от барокко к классицизму); «школьная» поэзия и драматургия, например, «Слава Российская» и «Слава печальная» Федора Журовского; последнее крупное явление барокко в «высокой литературе» – первый печатный роман в России «Езда в Остров Любви» Тредиаковского, перевод прециозного французского романа Поля Тальмана). Стиль русского барокко характеризуется такими чертами, как аллегоризм, эмблематичность, смешение христианской и античной мифологии, словесные изыски (проявление «изящества ума»), необычная расстановка слов. В русском «умеренном» (по выражению Д.С. Лихачёва) барокко не доминировало, как в западноевропейском, трагическое видение мира и на первый план выходили гедонизм, наслаждение, декоративность. В ходе реформ Петра Россия совершила колоссальный рывок в экономике, преобразованная армия и созданный флот одерживали блестящие победы на суше и на море. В результате резко изменился психологический климат в стране и настроение общества. Отсюда – жизнерадостность русского барокко, сосуществующая с ощущением дисгармонии. Прекрасный пример тому – один из лучших кантов эпохи «Буря море раздымает…». Содержание канта мрачное: буря на море, корабль трещит, рвутся паруса, гибнут матросы, «не служит уж кормило (руль)», – а напев мажорный, оптимистический. Еще один пример – «Застольная песнь» Иоганна Вернера 14 Пауса (Паузе), в которой по принципу «Varietas» соединено пиршественное веселье и мысли о смерти: Для чего не веселиться? Бог весть, где нам завтра быть! Время скоро изнурится, Яко река пробежит: И еще себя не знаем, Когда к гробу прибегаем… «Разорванному» сознанию человека Петровской эпохи соответствовала принципиальная антиномичность искусства русского барокко, сопряженная с возможностью (в условиях петровских реформ) делать акцент на одном из полюсов: оптимизм ↔ пессимизм; гедонизм ↔ религиозный аскетизм; шутовство ↔ трагичность; непредсказуемость ↔ предопределенность; ориентация на широкую аудиторию ↔ искусство для избранных; прозрачность аллегорий ↔ предельный метафоризм. Русское барокко имело «буферное значение»: явилось связующим звеном между уходящей в прошлое древнерусской литературой и русской литературой нового времени. Литература классицизма выросла не на пустом месте. Ее корни – в барочной культуре XVII века, которая в петровское время достигла высшего, хотя и краткого расцвета. В искусстве барокко обновленная русская литература черпала на первых порах средства для художественного отражения перемен, происходивших в государственной жизни и культурном развитии России Петровской эпохи. Академик Д.С.Лихачев с полным основанием писал: «Пётр – типичная фигура русского барокко с его ренессансной ролью в истории России. <…> От барокко в Петре были многие черты его характера: его склонность к учительству, его уверенность в своей правоте, его «богоборчество» и пародирование религии в сочетании с несомненной религиозностью, его доброта и жестокость, и многие другие противоречия его натуры». Переход от барокко к классицизму в России конца XVII–начала XVIII вв. был «безболезненным». По словам Д.С.Лихачева, «…между русским барокко и русским классицизмом нет такой отчетливой грани, как в Западной Европе. Поэтому-то мы часто не знаем, относить ли того или иного автора XVIII века к барокко или классицизму». Сложность вопроса привела к разноречивым мнениям в интерпретации литературного творчества таких писателей, как Феофан Прокопович, В.К.Тредиаковский. Особую позицию в спорах о барокко занял санкт-петербургский историк литературы А.А.Морозов, относя к этому направлению все творчество М.В.Ломоносова. В ломоносовской поэзии – одах, надписях для иллюминаций и фейерверков и т.д. – исследователь выделял те элементы, которые соотносятся с культурой барокко (ее праздничность, насыщенность метафорами, изощренность сравнений, живописность образов, риторичность и т.д.). С точки же зрения В.А.Западова, вполне аргументированной, «ни человеком барокко, ни поэтом барокко Ломоносов ни в один из периодов жизни не был. Тем не менее кое- 15 какие отношения с барокко у него существовали… <…> Впитав в себя как читатель барочную поэтику и стилистику, он в первых своих произведениях допускал рецидивы этой поэтики, хотя основы его мироощущения ничего общего с барокко не имели. Находим мы эти «рецидивы барочной стилистики» в стихах Ломоносова примерно до 1746-го, может быть, до начала 1747-го года. Затем и они из его новых од исчезают, а старые он редактирует, отбрасывая ставшие чуждыми ему барочные стилевые образы». Обеспечив преемственность и единство литературного процесса в России переходного периода, русское литературное барокко открыло возможности для быстрого развития русского классицизма. В этом его историко-литературное значение. Особенно отчетливо черты барокко проявились в драматургии и поэзии Петровской эпохи. 2.3. Драматургия В Петровскую эпоху возникла потребность в возобновлении театра, который, по мысли Петра I, должен был приобщить людей к новой светской западноевропейской культуре и способствовать правильному пониманию ими правительственных мероприятий. В 1702 г. состоялось открытие в Москве на Красной площади «комедийной хоромины» ― общедоступного театра с приглашенной немецкой труппой актеров, возглавляемой Иоганном Кунстом (с 1703 г., после смерти Кунста, во главе труппы встал Отто Фюрст). Основное место в репертуаре театра занимали пьесы на темы античной истории с трагической борьбой между страстью и долгом, чувством и разумом, личным и общественным, мало понятные русскому зрителю. Кроме того, ставились комедии Мольера: «Доктор принужденный» («Лекарь поневоле»), «Порода Геркулесова, в ней же первая персона Юпитер» («Амфитрион»), «Драгыя смеяныя» («Смешные жеманницы»); шли спектакли на темы частной семейной жизни (например, пьеса итальянского драматурга Чиконьини «Честный изменник, или Фридерико фон Поплей и Алоизия, супруга его», тема которой – отмщение поруганной супружеской чести). Театр Кунста – Фюрста был закрыт в 1707 г., поскольку не оправдал надежд правительства Петра I: предполагалось, что со сцены будет разъясняться государственная политика, особенно значение военных побед русских войск, вестись гражданское воспитание, но немецкая труппа могла представить лишь пеструю картину западноевропейских пьес. Неудовлетворенность публичным театром заставила Петра I обратить большее внимание на школьный театр. Школьные театры существовали при Московской духовной академии (Славяно-греко-латинской академии) с 1701 г. и Московской хирургической школе (при «гофшпитале» доктора Н. Бидлоо) с 1706 г. Традиция школьных спектаклей зародилась в КиевоМогилянской духовной коллегии (впоследствии – Киево-Могилянской академии). Школьная драма ХVII в. представляла собой религиозноцерковное произведение на библейские и житийные сюжеты, ставившие 16 целью пропагандировать христианскую религиозную мораль. Сочинителями школьных драм (символико-аллегорических пьес религиозно-церковного характера) были преподаватели поэтики и риторики. В Петровскую эпоху произошла трансформация дидактико-моралистической направленности школьных пьес: в них включались эпизоды, связанные с мирскими политическими событиями; библейские, мифологические, античные сюжеты и образы приобретали злободневное звучание. Усиление публицистического и панегирического характера школьной драматургии обусловливалось осуществлением ею важной воспитательной функции, первоначально возложенной на публичный театр Кунста – Фюрста. Нередко такие постановки заключали в своем содержании мгновенные отклики на реальные политические события тех лет, получившие воплощение, например, в пьесах «Ревность православия», «Свобождение Ливонии и Ингерманландии», «Божие уничижителей гордых уничижение» и др. В пьесе «Божие уничижителей гордых уничижение» (1710) аллегорические образы и библейские мотивы символизируют поражение шведов под Полтавой и бегство Карла ХII. В конце спектакля на сцене остаются хромой Лев (Карл был ранен в ногу), Гидра, олицетворяющая измену и предательство гетмана Мазепы, и Орел с гордой надписью: «И хромых и не хромых, и лютых и не лютых смиряем». Постановка всех этих пьес носила торжественный, парадный характер: использовались многообразные световые эффекты, музыка, хоры, балетные номера. Панегирический стиль и пышность оформления школьных спектаклей создавали впечатление грандиозности и необычности зрелищ, для понимания смысла которых требовалась специальная подготовка. Поэтому на московских улицах и площадях в 1690–1720-е годы в честь политических и военных побед устанавливались триумфальные арки с античной мифологией в виде картин и надписей к ним. Антракты между актами школьных драм эпохи «эмансипации смеха» с целью развлечения публики заполняли интермедии (заимствование из западноевропейского театра) – фарсы о любовных похождениях, сатирические сценки бытового содержания о ловком слуге, обманутом муже и т.д. Сюжеты их обнаруживали близость фольклорному репертуару (святочного вертепа, кукольного представления, народной драмы, «лубочного» театра). Интермедии положили начало русской комедии. В школьных театрах ставились не только драмы на библейские сюжеты, но и светские пьесы, непосредственно связанные с современностью. Школьный театр при московском «гофшпитале» доктора Н. Бидлоо впервые представил панегирическую и триумфальную пьесу «Слава Российская», разыгранную в мае 1724 г. по случаю коронации Екатерины I в присутствии Петра и петербургского двора. Автором ее был Федор Журовский, в недавнем прошлом студент Славяно-греко-латинской академии. Им же в связи с кончиной Петра I была написана пьеса «Слава Печальная российскому народу» (1725). В своей «печальной трагедии» 17 Журовский создал впечатляющий образ Петра – «отца отечества». Пьеса была поставлена в театре Госпитальной школы. Как и другие панегирические пьесы, «Слава печальная» статична, в ней нет динамики и почти нет собственно драматического действия. Это доступный политический комментарий, показывающий смятение всего мира по смерти Отца Отечества. Аллегорические персонажи (Нептун, Паллада, Марс, Меркурий, Слава, Персия, Полония, Швеция, Вечность, Истина, Мужество, Премудрость, Благочестие) в условной декламационной форме разъясняют зрителям всю горечь утраты и прославляют Петра ― друга церкви, воина, императора. Пьеса насквозь публицистична и риторична, недаром отдельные ее части написаны прозой, сходной с проповедями той поры, например, со «Словом на погребение Петра I» Феофана Прокоповича. А в стихотворных частях много сходства с «Элегией» В.К. Тредиаковского, в том числе по составу персонажей, что не исключает знакомства с ней автора пьесы. 2.4. Стихотворство Петровская эпоха с ее светским, жизнерадостным началом, с утверждением права человека на земное счастье способствовала расцвету стихотворства. В первой трети XVIII в. еще господствовал силлабический стих (греч. «силлаб» – слог). Главные его признаки – равносложность стихотворных строк, парная женская рифма (т.е. с ударением на предпоследнем слоге). Размеры силлабического стиха различаются в зависимости от числа слогов в строке (были употребительны 6 – 14-сложные стихи); преобладающие формы – 13-сложник с цезурой после 7-го слога (7 + 6) и 11-сложник (5 + 6). Неупорядоченность в расположении ударений делала силлабический стих недостаточно ритмичным, что и привело впоследствии к реформе русского стихосложения. Силлабическая поэзия петровского времени развивалась в формах виршей (говорные стихи, предназначавшиеся для чтения) и книжных песен (напевные стихи, музыкально интонированные, предназначавшиеся и для чтения, и для пения). Вирши (от лат versus – стих) наиболее характерны для школьной лирики. Среди школьных виршей особо выделяется «поэзия для глаз» – со зримыми очертаниями креста, чаши, ромба, звезды, сердца, бокала и т.п. К разновидностям школьных виршей относятся ракообразные стихи (Аки Лот и та мати толика, / Аки Лев и та мати велика) и противопоставительные стихи с печатью «гениального остроумия»: Адам преступ↓ ник Иисус правед↑ 1 3 Трезвенных возненавидь 2 4 Почти гордых 5 люби 6 смиренных заключ↓ небо ает отверз↑ 7 пьяниц дело 8 убегай всецело 18 Стихотворная забава, заключающаяся в сочинении строки из таких букв, которые при чтении слева направо и справа налево дают одно и то же, получила название палиндром, или палиндромон (ее отголоски – напр., у А.Н. Толстого в «Золотом ключике»: А роза упала на лапу Азора). Ведущая роль в развитии русской поэзии второй половины XVII– начала XVIII вв. принадлежала силлабическим книжным кантам (лат. cantus – пение): двух- или трехголосным строфическим песням, исполнявшимся на определенный «голос» (мелодию), но без музыкального сопровождения. Сначала, с середины XVII в., возникают канты духовного содержания, называвшиеся псальмами. Сочинялись они в духовных школах (прежде всего – в Киево-Могилянской духовной академии) и читались публично в торжественных случаях либо распевались учениками в обывательских домах за вознаграждение. Первым датируемым великорусским кантом духовно-нравственного характера явилась «Псалтирь рифмотворная» (1680), которую «стихотворил» иеромонах Симеон Полоцкий, а на музыку положил певчий дьяк Василий Поликарпович Титов. Светские канты – любовные, застольные, сатирические, моралистические, панегирические (или виватные, т.е. заздравные) – появляются с конца XVII в. и в Петровскую эпоху достигают расцвета, постепенно вытесняя духовные. Наиболее распространенными в первой трети XVIII в. были лирические книжные песни любовного содержания, поскольку в новой русской литературе произошла «эмансипация любовной темы» (А.М.Панченко), запрещенной официальной и официозной литературой XVII в. В значительной мере этому способствовали перемены в дворянском быту (изменение отношения к женщине, мода на любовную переписку и галантность поведения, поездки россиян за границу, ассамблеи). В поисках соответствующей формы, в создании поэтического языка любви нарождавшаяся русская любовная лирика обращалась к различным источникам, что послужило причиной неоднородности ее стилистики и эклектичности поэтики: *** Аще бы постоянство пребывало в свете, Любовь тверда и непременна, Еже есть никогда измена, К союзу влекущая в красном бо есть цвете… *** Фортуна злая злости представляет, Благо во злое всегда пременяет, Радости в печал обращает… *** О коль тягость голубю без перья летати, Столь мне без друга мила тошно пребывати. И теперь я, младенка, в слезах унываю, Что я друга сердечна давно не видаю… 19 <…> Точию аз слезами себе утешаю, Своего мила друга часто споминаю. Что ты, любезный друже, мене покидаешь, Никогда мя, горькую, не вспоминаешь? Спомяни мя, сердешный друг, верную девицу, Аки згибшую в темном лесе голубицу, Аз такодже по всяк час тебе споминаю И всегда непрестанно о тебе мысль маю. Устойчивыми признаками книжных любовных песен начала XVIII в. являются церковнославянский язык (в большей или меньшей степени русифицированный) с вкраплениями украинизмов, белоруссизмов полонизмов, варваризмов («як я умираю»; «мушу вспомянути»; «Фортуна здрадлива»; «не сумневайся»; «жаль непомерны и смутком зело безмерны»; «щиро любимого»; «через жарты и смехи»; «радости не маю»; «на иншаго зрети»; «что я спеваю»; «сердце <…> рудою запеклося»; «в любви сопряжен аффектом телесным»; «пороль свой верный»; «позитура твоя меня прелстила» и др.) и двустрочная силлабическая рифмовка. Целый ряд используемых в них изобразительно-выразительных средств близок художественным приемам книжных духовных песен второй половины XVII в. и несет на себе отпечаток школьной барочной поэзии, культивировавшей гедонизм, откровенный эротизм, ухищренные словесные изыски, аллегорическую и мифологическую образность. Очень заметно воздействие фольклора на поэтику и стилистику книжной лирики, состоящее в обилии народно-песенной фразеологии, фольклорных образов, приемов фольклорного происхождения (повторов, психологического параллелизма). Но доминируют в стилистическом облике любовной лирики Петровской эпохи черты утонченной манерности и галантности, слезливости и повышенной сентиментальности, почерпнутые из западноевропейской литературной традиции. На ранней своей стадии русская книжная любовная поэзия носила подражательный характер из-за отсутствия собственного опыта в передаче земных человеческих переживаний: тоски, разлуки, муки неразделенной любви, зарождения и проявления страсти. Образцы новой любовной фразеологии проникали в русскую поэзию из книжной и народной украинской и белорусской песни, из переводной литературы, попадавшей в Россию через Польшу. Помимо кантов, русская книжная песенно-интимная лирика Петровской эпохи развивалась в форме арий (или «песен на миновет»), восходящей к западноевропейским образцам вокального искусства: Воззри на очи како суть смутны от частых их взоров на красоту. Коли б ты знала, не бы так мучила. Вразумись, умились, покинь крушится Уже бо можеши болезнь признати. Сердце, люблю тя, ей, неложно. <…> Ежели возможно изволь сказати, единаго 20 От вас ожидаю: долго ли будеши зле мя Томити, ибо и конца желания не знаю. Прошу, прими совет и дай к любви привет. Вкупе жить – равным слыть, но и пребыть В любви неотменно, слышиши ли, до гроба, Можеш ли отраду дать? Ариями в первой трети XVIII в. принято было называть песни в ритме менуэта, излюбленного танца русского дворянства, которое было привержено идеям европеизации (мода на менуэт захлестнула Европу той поры). В сравнении со светскими лирическими кантами, распространившимися в средних и низших слоях общества, демократическими по содержанию и по форме близкими народно-бытовой песне (в т.ч. многоголосным акапельным исполнением), арии, будучи явлением иной художественной природы, заимствованным из европейской музыкально-поэтической культуры, популярные в социальных верхах, имели камерный (салонный) характер, более претенциозную мелодическую основу. Это предполагало стилистическое изящество поэтического текста, прихотливость его строфического строения, усложненность ритмической схемы песенного стиха, тщательность нюансировки лирического настроения. Арии, в отличие от кантов, исполнялись сольно (или дуэтом) под музыкальный аккомпанемент. Сам способ «произнесения» текстов арий ускорял процесс тонизации песенного силлабического стиха: Несчастная любовь, ты мне велела Любити то, что невозможно есть. Не полно ли душа моя терпела, Не полно ли видал я твою лесть? Хоть ублажаешь, но убиваешь, И сладость твоя всем отрава есть. Не для того ли мне солнце стало, Чтобы огнем своим чернити мя? Не для того ли мня небо видало, Чтобы жестоким мне казатися? Плачу, рыдаю, слез проливаю: Слезы, рыданье и плач вотще… Включение песен-арий в состав «гисторий» Петровской эпохи не сводилось лишь к одному из художественных приемов, а отражало новые веяния в быту образованного дворянства. Среди возможных указываемых исследователями (А.В.Позднеевым, Л.Н.Майковым, В.Н.Перетцем) анонимных авторов текстов галантных и манерных любовных песен – сестра Петра I Наталья Алексеевна («талантливая поэтесса»), молодая цесаревна Елизавета Петровна, камергер двора Екатерины I Виллим Монс, магистр Иоганн Паус. Сентиментальные песни, «вышедшие из Немецкой слободы» (В.Н.Перетц), написанные немецкими буквами по-русски, с их культом изящества, салонной образности, чувствительности тона («Ах, что есть свет и в свете, ах, все противное…», «Вы, забавные часы, где вы девалися?..», «Где ныне те же дни, где их сыскати…» и др.), породили множество 21 подражательных явлений. Из сочинения «песен на миновет» вырастала традиция домашнего музицирования, пользовавшегося большим успехом сначала в аристократических гостиных, затем – за их пределами и постепенно прочно вошедшего в русский городской быт. Есть основания считать «чувствительные» песни-арии, выступавшие модным атрибутом повседневной жизни привилегированного сословия, прообразами русского романса. 3. Феофан Прокопович – просветитель и литератор Идеологом петровской государственности, преданным Петру и его делу, был Феофан Прокопович (1681–1736) – богослов, церковный реформатор и иерарх, выдающийся оратор и публицист, основоположник русского классицизма. В творчестве Феофана Прокоповича Петровская эпоха нашла свое полное и всестороннее выражение. Борьбе за осуществление петровских реформ этот «просветитель в рясе» посвятил свою жизнь и творчество. Елеазар (его настоящее имя, а Феофан Прокопович – имя покойного дяди, ученого монаха) был сыном небогатого украинского купца, рано осиротел. Получив образование в знаменитой Киево-Могилянской духовной коллегии (будущей Киево-Могилянской академии), продолжил его в Польше (с принятием католического пострига и имени Самуил Церейский). Затем в течение трех лет обучался в Италии, в римском колледже иезуитов. Работая в Ватиканском книгохранилище – лучшей библиотеке мира, защитил диссертацию и стал доктором богословия (в 1701 г.). Тайно покинул Рим, совершил путешествие по Германии и некоторое время слушал лекции в Галле, почерпнув здесь философские идеи рационализма и раннего Просвещения. Вернулся на Украину (при повторном крещении взял себе имя Феофан Прокопович) и с 1705 г. приступил к преподавательской деятельности в Киево-Могилянской академии. Читал курсы математики, физики, астрономии, логики, поэтики и риторики. В своих лекциях проявил себя как враг аскетизма, суеверий и религиозных чудес, напыщенности в поэзии и красноречии. В 1709 г. в Киеве Феофан Прокопович приветствовал Петра I по случаю Полтавской победы (произнес речь-панегирик), через 7 лет был вызван в столицу, возведен в сан архиепископа и назначен вице-президентом Святейшего Синода. Личность Прокоповича чрезвычайно сложна и противоречива: жестокий политик, злой гений русской церкви и блестящий полемист, интеллектуал, он являл собой не только тип Петровской эпохи: «монахарационалиста», но и «вечный» тип: талант, служащий власти и силе. Феофан принадлежал к числу образованнейших, умнейших, талантливейших людей своего времени, но был абсолютно лишен совести, принципиальности, честности и во имя карьеры мог совершить любой безнравственный 22 поступок. Едва ли был до и после Феофана иерарх в России, который так ожесточенно боролся с католицизмом, так истово ненавидел иезуитов, хотя римская церковь когда-то приняла его как сына. Стремительная политическая карьера Прокоповича, «типического наёмника и авантюриста» (Г. Флоровский), дважды менявшего вероисповедание, завершилась после смерти Петра опалой. А после вступления на престол Анны Иоанновны Прокоповичу пришлось заискивать перед нею. Но деяния Петра он прославлял до конца своей жизни. Одним из первых в русской литературе (наряду с Федором Журовским) Феофан Прокопович создал образ Петра: строителя Петербурга, героя Полтавской битвы, «работника». Петровские начинания он пропагандировал в проповедях. Его проповеди носят светский характер, они очень гражданственны и патриотичны. Их основные идеи сводятся к следующему: чем Россия была до Петра и чем стала. Прокопович утверждал в проповедях концепцию: «Государь – верховный судия в делах мирских и духовных». Идея первенства светской власти над церковной («Программа Русской Реформации», по определению Г.Флоровского) нашла отражение в «Духовном регламенте» (1719). Идея неограниченной царской власти проводилась в «Слове о власти и чести царской» (1718) и в «Правде воли Монаршей» (1722). Последнее – самое важное и значительное произведение времени Петра I, посвященное вопросам государства и права (в нем оправдывался суд над царевичем Алексеем и утверждалось право государя самому назначать себе наследника). В проповедях Прокоповича затрагивались не только существенные вопросы духовной и светской жизни, но и прославлялись военные успехи России («Слово похвальное о баталии Полтавской», 1717; «Слово похвальное о флоте российском», 1720 и пр.). Сатирический характер проповедей был связан с упоминанием врагов петровских преобразований, с обличением в «папизме» русского духовенства. В ораторских сочинениях Феофана Прокоповича были заложены основы одической поэтики, развитые в творчестве Ломоносова, Сумарокова, Хераскова, Державина. Феофан произнес «Слово на погребение Петра Великого» (1725), в котором были подведены итоги деятельности Петра I; искренняя и глубокая скорбь сочеталась в нем с гордостью за Россию и призывом к продолжению «дел Петровых». Для стиля «слов» Прокоповича характерен эклектизм: обилие иностранной лексики, украинизмов, соседство церковнославянизмов и просторечных форм, влияние латинского синтаксиса. Прокопович стоял у истоков нового для русской литературы жанра «разговоров», который восходит к античному диалогу. В его «разговорах» поднимаются актуальные политические, теологические, нравственные проблемы, при этом делается попытка «оживления» серьезного разговорадиспута за счет введения сниженной лексики, грубоватой шутки, комического эффекта (ощущается влияние русской демократической сатирической литературы, интермедий русского театра). Например, в 23 «Разговоре гражданина с селянином да певцем или дьячком церковным» затронута проблема борьбы сторонников просвещения с людьми, невежественными, противниками знаний, образования. (Ту же проблему поставит и Кантемир в своей сатире I «На хулящих учения. К уму своему»). Феофан Прокопович был теоретиком литературы. В 1705 г. он в курсе лекций «О поэтическом искусстве», который читал в Киево-Могилянской академии (лекции его были основаны на изучении Аристотеля, Горация, теоретика Возрождения Жюля Скалигера и др. источников), сформулировал принципы, свойственные классицизму в целом. Трактаты Феофана Прокоповича «Поэтика» (1705) и «Риторика» (1706–1707) – первые значительные памятники русской теории поэзии, сыгравшие важную роль в становлении русского классицизма. Прокопович требует от поэзии серьезной проблематики, высокой нравственности, глубокого патриотизма и художественности. В «Поэтике» а) осмысляется специфика поэтического искусства; б) дается характеристика литературных жанров, в) закладываются основы учения о стилях, г) ставится проблема соответствия содержания и формы; д) на первый план выдвигается дидактическая, назидательная роль литературы (цель поэта – «учить людей, какими они должны быть при том или ином положении в жизни. <…> поэт выказывает свое гражданское учение, словно в некоем зеркале, в деяниях какого-либо героя и, восхваляя, ставит его в пример прочим…»); е) излагается учение о художественном вымысле, или подражании, как способе обобщения действительности (подражание – «душа» поэзии; художественный образ – выражение обобщенного, типического через индивидуальное: поэт должен «в определенных отдельных лицах отмечать общие добродетели и пороки» и изображать событие «не так, как оно происходило в действительности, но так, как оно должно было произойти»; подражание как основа художественного вымысла тесно связано с правдоподобием). Разъясняя свои теоретические положения, Ф.Прокопович часто прибегает к сопоставлению специфики творчества поэта с трудом историка, философа, художника. Для истории литературы наибольший интерес представляет деятельность Прокоповича как драматурга и стихотворца. В 1705 г. им была написана «трагедокомедия» «Владимир». Пьеса рассказывает о водворении христианства на Руси (фабула взята из «Повести временных лет») и сопутствующей этому борьбе князя с врагами новой веры – языческими жрецами и одновременно с самим собой, с неизжитыми еще страстями и приманками языческой жизни. Жанровое наименование «трагедокомедия» связано с тем, что пьеса соединяет в себе и апологию Владимира как реформатора, которому Русь обязана просвещением (=крещением), и 24 осмеяние упрямых и своекорыстных «поборников» невежественной старины (Курояда, Пиара, Жеривола). Серьезные моменты сплетаются с моментами комическими, остросатирическими. Пьеса отличается публицистичностью и дидактичностью – в ней пропагандируются преобразовательская деятельность Петра I и его борьба с защитниками старины, преимущественно с консервативным духовенством. Владимир – историческое уподобление Петра; крещение Руси, протекавшее в борьбе с врагами новой веры, – аналог петровской реформаторской деятельности. «Трагедокомедия» состоит из 5 актов, пролога и эпилога. Она написана силлабическими стихами в соответствии с правилами, изложенными Феофаном Прокоповичем в его курсе поэтики. Эта пьеса явилась большим шагом вперед в развитии русской драматургии. В ней автор 1) отказался от привлечения греко-римской мифологии в пользу языческих божеств, упоминаемых в древнерусских летописях (Лада, Купала, Перун); 2) впервые в русской литературе использовал сюжет из национальной истории, а не из библейских или житийных легенд; 3) продемонстрировал стремление к соблюдению единств (места и времени); 4) разделил персонажей строго на два противоборствующих лагеря (сторонники Владимира: его сыновья Борис и Глеб, Философ, вождь Мечислав, воин Храбрий и противники реформы: Ярополк, жрецы, аллегорические образы бесов); 5) освободил «трагедокомедию» от загромождения символами и аллегориями, типичными для школьного театра его времени; 6) добился четкости и ясности композиции. Пьеса «Владимир» заключает в себе черты, характерные для классицистической драматургии, являясь преддверием трагедий Сумарокова, Ломоносова, Княжнина на темы древнерусской истории. Это первый опыт русской исторической драмы. Образ Владимира – предвосхищение образа просвещенного монарха в классицистической драматургии. Что касается языка пьесы, то он недостаточно чист: в нем церковнославянизмы соседствуют с полонизмами и украинизмами. Перу Феофана Прокоповича принадлежит ряд лирических стихотворений светской тематики, написанных на русском, польском и новолатинском языках. Но в XVIII в. как поэт он был почти неизвестен: при жизни опубликовано на трех выше названных языках всего одно его стихотворение-панегирик («приветство»), самое большое по объему, – «Епиникион» – о победе России в Полтавской битве (1709). Оно положило начало в русской литературе и героической поэме, и торжественной оде. Феофан Прокопович писал преложения псалмов, эпиграммы, элегии, песни. Его называют основателем школы русской эпиграммы. Одним из первых он использовал в поэзии приемы и мотивы народных песен (сближение с народной поэзией – прогрессивная тенденция стихотворства петровского 25 времени). В ранней лирике Феофана Прокоповича (киевского периода) звучат барочные нотки: мифологическая образность, многократное варьирование одной мысли, игра ума, нарочитая декоративность стиха и т.п. («Песенка светская», «Шутка о Венере…»). «Убегай любви» (строка из стихотворения «Песенка светская») – любимая тема Ф. Прокоповича, истоки которой уходят в традиции древнерусской литературы, в поэзию С. Полоцкого. Ряд стихотворений Прокоповича, в которых особенно сильно выражено личное чувство, был положен на музыку, и они часто встречаются в рукописных песенниках XVIII в., но без имени автора, как, например, элегия «Плачет пастушок в долгом ненастьи» (1730). В этом стихотворении впервые в ХVIII в. были использованы перекрестная рифмовка и чередование длинных строк (10-сложников) с короткими (4сложниками): Коли дождусь я весела ведра и дней ясных, Коли явится милость прещедра небес ясных? Ни с каких сторон света не видно, ― все ненастье. Нет и надежды. О многобедно мое счастье! <…> Прошел день пятый, а вод дождевных нет отмены. Нет же и конца воплей плачевных и кручины… Пессимистические настроения стихотворения созвучны трудному положению автора («пастушка» ― духовного пастыря) после смерти Петра I. В иносказательной форме он с глубоким лиризмом передает свои душевные переживания, свою усталость от долгого «ненастья». Стихотворение «За Могилою Рябою» (1711) написано трехстишиями с коротким 8-сложником, который заметно тонизируется и звучит почти чистым хореем: За Могилою Рябою над рекою Прутовою было войско в страшном бою. В день недилный ополудны стался нам час велми трудный, пришел турчин многолюдный… Проникновенно-интимный характер лирики Феофана Прокоповича ставит его выше других поэтов Петровской эпохи. Феофан Прокопович – один из первых русских просветителей, оказавший огромное влияние на развитие Просвещения в России. В его деятельности выражен переход от схоластической образованности XVII в. к «мирской», светской культуре XVIII ст. Образ Феофана-просветителя запечатлен в надписи к его бюсту, сочиненной В.И. Майковым: 26 Великого Петра дел славных проповедник, Витийством златоуст, муз чистый собеседник, Историк, богослов, мудрец Российских стран – Таков был пастырь стад словесных Феофан. *** Культурная политика Петра I, ориентированная на «обмирщение», светскость, способствовавшая открытию ценности человеческой личности, создала определенные социальные и культурные предпосылки для возникновения в русской литературе XVIII века классицизма. Литература Баранкова Г.С. Пьесы Славяно-греко-латинской академии о Северной войне // ХVIII век. Сб. 9. Л., 1974. С. 270―278. Барокко в славянских культурах. М., 1982. Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века: Учебник. М., 2003. Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века. М., 1996. Западов В.А. Проблема барокко в русской литературе XVIII века // Западов В.А. Литературные направления в русской литературе XVIII века. СПб., 1995. С. 5–18. Кулакова Л.И. Очерки истории русской эстетической мысли XVIII века. Л., 1968. Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века. М., 2000. С. 24–37. Лихачев Д.С. Великие стили и стиль барокко // Лихачев Д.С. Избранные работы: В.3 тт. Л., 1987. Т. 1. С. 209–222. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII–начало XIX века). СПб., 1994. Панченко А.М. Русская культура в канун Петровских реформ. Л., 1984. Позднеев А.В. Книжные песни петровского времени // Хрестоматия по русской литературе XVIII века / Сост. А.В.Кокорев. М., 1965. С. 31. Прокопович Феофан. Сочинения. М.; Л., 1961. Развитие барокко и зарождение классицизма в России: XVII–начало XVIII в. М., 1989. Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век. М., 2005. С. 42–157. Русские повести первой трети XVIII века. Исследование и подготовка текстов Г.Н.Моисеевой. М.; Л., 1965. С. 39–56. Сазонова Л.И. Поэзия русского барокко (вторая половина ХVII–начало XVIII в.). М., 1991. Смирнов В.Г. Феофан Прокопович. М., 1994. Травников С.Н. Писатели петровского времени. Литературно-эстетические взгляды. М., 1989. Федоров В.И. История русской литературы XVIII века. М., 2003. С. 23–36. 27