О реальных механизмах рекрутинга политических элит

О реальных механизмах
рекрутинга политических элит
В.Э. Багдасарян
Предложенную А.И. Соловьевым модель можно было бы определить как
романтическую демократию. Что предлагается в качестве практической рецептуры? Выборность, зависимость исполнительной власти от представительной,
независимость судов, устранение политической цензуры, сокращение политических назначенцев. Но все это уже было. Весь это набор рекомендаций хорошо
известен по опыту реформирования второй половины 1980-х гг. Тогда общество оказалось охваченным неким выборным синдромом. Что получили в итоге? Бурно расцвели клановые группировки, криминалитет чуть ли не открыто
вводит своих назначенцев во власть, формируются механизмы этнического
лоббирования. Для сравнения, в 1986 г. представительство национальных меньшинств в ЦК КПСС составляло 24,7%, а уже в 1990 г. — 46%. В общем, иллюзии
демократизации системы элитаристских ротаций тогда провалились. Сегодня
предлагается эксперимент повторить. Но не окажутся ли последствия этого экспериментирования еще более катастрофичными?
Политическая элита в действительности нигде и никогда не формировалась
демократическим путем. Тезис о необходимости демократизации часто использовала контрэлита против существующей элитаристской группировки.
Формирование элит в реальности во все исторические времена имело нишевый, закрытый характер. Везде оно определялось наличием различных фильтрационных институтов. В Европе в Средние века это были монашеские ордена.
На Востоке роль своеобразного политического фильтра принадлежала религиозным школам. В Новое время появляются различного рода политические клубы. Фильтрационные функции исторически принадлежали (и есть основания
полагать, что по-прежнему принадлежат) институту масонства. Учитывая реальную дороговизну политических выборов, существует и определенный финансовый фильтр элитаристского отбора.
Для обнаружения скрытых за ширмой демократии истинных механизмов
рекрутинга элит достаточно обратиться к опыту США. Фильтрационные институты элитаристского отбора — реальность американской политической
жизни.
С одной стороны, это родовые кланы. Два Буша, два Клинтона, ранее — два
Адамса, клан Кеннеди, клан Рузвельтов… Все это плохо соотносится с классическим представлением о демократии.
Другой американский элитаристский фильтр представляют религиозные
институты. Еще М. Вебер свидетельствовал об их регуляционной значимости
в жизни американцев. Переезжая в любой город США, человек, который занимается публичной деятельностью, первым делом идет регистрироваться в
ПРОБЛЕМНЫЙ АНАЛИЗ И ГОСУДАРСТВЕННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
119
Научная дискуссия
существующую религиозную общину. Такая регистрация служит негласным
общественным пропуском (фильтром). Без этого успех человека в публичной
сфере невозможен.
Религиозная структура американского общества имеет, судя по официальным социологическим данным, следующее представительство: 51,3% — баптисты, 23,3% — католики, 16% — те, кто не разделяют взглядов никакой религии
или придерживаются индивидуальных религиозных представлений; наконец,
протестантские меньшинства — 7–8%. Однако конфессиональная принадлежность американских президентов совершенно не соотносится с указанными
пропорциями. Львиная доля их за новейшую историю США представляют
именно 7–8% протестантского меньшинства. Гувер и Никсон — квакеры, Эйзенхауэр и Рейган — пресвитериане, Буш-старший, Форд, Рузвельт — епископальная англиканская церковь, Джонсон — церковь Христа. Можно говорить
об определенной тенденции. За последние 50 лет известны три случая, когда,
вступая в активную политическую деятельность, будущий президент резко менял религиозную принадлежность, переходя из одной общины в другую, — это
Эйзенхауэр, Рейган, Дж. Буш-младший. Случайно ли? Судя по всем этим фактам, определенная роль религиозных общин США в формировании американской политической элиты является достаточно очевидной.
Третий фильтрационный институт США — элитарные образовательные учреждения. Первую строчку в данном ряду занимает Йельский университет. Там,
еще со студенческой скамьи, формируют американскую политическую элиту
(«правящий класс»). О какой демократии в данном случае может идти речь?
А как выглядят действующие механизмы рекрутинга правящего класса в
России? Мы сделали попытку провести расчет коэффициента клановости. Клановые группировки в высшей российской власти определялись посредством
анализа биографий представителей политической элиты. Обнаруживаемые
групповые совпадения в анкетных данных позволяли сделать предположение
о наличии структур соответствующих кланов. Показатель, превышающий 10%
кланового представительства, рассматривается как высокий. Применительно к
постсоветскому периоду для определения политической элиты использовались
данные рейтингов ста ведущих политиков России.
До трети (33%) представителей политической элиты в современной России
составляют лица, происхождение или трудовая деятельность которых связаны
с Санкт-Петербургом (Ленинградом). Понятие «ленинградский клан» является
на сегодня достаточно устойчивым в политологической литературе и подтверждается в данном случае статистически.
Известным современным феноменом является широкое выведение на
уровень высшей власти бывших и действующих представителей органов безопасности и силовых правоохранительных структур. Их удельный вес в современной политической элите находится на беспрецедентно высоком уровне,
превышая четверть всего истеблишмента (27%).
Еще более впечатляющим является рост представительства в высшей политической власти лиц, деятельность которых связывалась с банковскими структурами и крупным бизнесом. Уже к 2000 г. численность этой категории превысила треть от состава российского правящего класса. Сегодня этот показатель
120
Выпуск 3 2010
В.Э. Багдасарян
и вовсе достиг 50% всего истеблишмента. Несмотря на реляции о победе над
олигархическим капитализмом образца 1990-х гг., подлинный облик нынешней
власти позволяет констатировать прямо противоположную тенденцию. Финансовая олигархия составляет сегодня реальность современного функционирования и кооптирования российской власти.
Достоверность выполненных расчетов была проверена по персоналиям депутатов Законодательного собрания. Целесообразность такой проверки определялась двумя соображениями: во-первых, возрастала выборка (до 620 человек);
во-вторых, речь шла об органе, формируемом демократическим путем — посредством выборов. Если клановые структуры в нем сохраняются, то рецептура
выборности сама по себе не отменяет действия иных недемократических механизмов рекрутинга. Предположение наглядно подтвердилось. Петербургская группа
составляет 12,9%, а представителей органов госбезопасности — 12,3% депутатов
Законодательного собрания. Это меньше, чем среди ста ведущих политиков. Но
такое уменьшение по мере снижения по пирамиде власти — прогнозируемо. Для
сравнения, представителей вооруженных сил в Законодательном собрании —
6,9%, что почти в два раза меньше, чем «гэбистов» и «эмвэдэшников».
Характерно появление новой клановой группы — «бывшие спортсмены»
(5,8%). На фоне провала России в олимпийском Ванкувере такое их представительство во власти по меньшей мере неоправданно. И особая позиция у представителей банковских структур и крупного бизнеса — 47,9%.
Цифры, полученные применительно к когорте ста ведущих политиков, на
уровне Законодательного собрания фактически совпали. Сегодня циркулируют слухи о покупке депутатских мест в Государственной Думе, называются
суммы… При том что почти каждый второй депутат имеет отношение к банковской или предпринимательской деятельности (т. е. кооптируются в депутатский корпус люди по меньшей мере состоятельные), данное обвинение звучит
достаточно правдоподобно. Институт выборности, таким образом, сам по себе
принципиально не влияет на модель элитаристского рекрутинга. Выборы сегодня достаточно управляемы. За ширмой их в современной России действуют ведомственные и земляческие кланы. Но главное, что определяет основной
принцип рекрутинга элит в Российской Федерации, — это деньги.
Речь, таким образом, должна вестись не о демократизации элитогенеза, а о
создании фильтрационных институтов селекции элит в интересах России. Это
должны быть институты ценностного типа. Они придут на смену ныне действующим фильтрам финансового профиля. В этой трансформации и заключается
путь оздоровления российской государственной власти.
ПРОБЛЕМНЫЙ АНАЛИЗ И ГОСУДАРСТВЕННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
121