Правительство Российской Федерации

Правительство Российской Федерации
Федеральное государственное автономное образовательное учреждение
высшего профессионального образования
"Национальный исследовательский университет
"Высшая школа экономики"
Факультет: Мировой экономики и мировой политики
Кафедра: Мировой политики
ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА
На тему:
«"Мягкое" противоборство Японии и Китая в Восточной Азии »
Студент группы № АИ-2
Даниленко Дмитрий
Андреевич
Научный руководитель
доцент, к.и.н. Корсун Владимир
Андреевич
Москва, 2014 г.
Содержание
Введение
1) Теоретический аспект изучения "мягкой силы"
2) Японская стратегия "мягкой силы"
2.1 Япония на пути от "жесткой" к "мягкой" силе
2.2 Гибридизация по-японски и "безродный" культурный продукт:
характеристика японской стратегии "мягкой силы":
3) Китайская стратегия "мягкой силы"
3.1 От политики "реформ и открытости" к «гармоничному миру» и
«китайской мечте»
3.2 "Мягкая сила" с китайской спецификой
4) Сравнение китайской и японской "мягкой силы": соперничество или
сосуществование?
Заключение
Приложение
2
Введение
Влияние фактора «мягкой силы» на международные отношения
ощущалось задолго до того, как Джозеф Най в 1990 году ввел этот термин в
научный оборот1. Даже во времена, когда политический реализм властвовал
безраздельно, и вслед за его выдающимся представителем герцогом де
Ришельё военная сила признавалась «последним»2, а то и первым доводом
королей, «мягкие» ресурсы государства обладали способностью создавать и
менять политическую реальность. Так, умозрительные конструкции деятелей
Просвещения, «литературной республики», нашли свое воплощение в
конституции Соединенных Штатов Америки, а Пётр III отказался от всех
приобретений почти выигранной Семилетней войны, будучи поклонником
военного гения Фридриха Великого. Это ли не подтверждает высказывание
американского стратега Збигнева Бжезинского о том, что успешный контроль
над судьбами человечества зависит от философии и культуры: из них
возникают концепции и идеи, которые, в свою очередь, влияют на
политическое поведение людей3?
В современном же мире после окончания Второй мировой войны
постепенно, хоть и не повсеместно, формируется понимание неприемлемости
войны как продолжения политики. Крылатое выражение Клаузевица звучит
все более архаично, и все большую роль в международных отношениях
начинает играть фактор «мягкой силы». Объективные трансформации
международной системы и осознанные Джозефом Наем описательные и
аналитические
ограничения
существующей
терминологической
базы
привели к чрезвычайной популярности понятия «мягкая сила».
Это совпало по времени с процессом структурной перестройки
сложившегося баланса сил в Восточноазиатском регионе. Для прежнего
1
Nye J., Soft power, Foreign Policy, Fall, 1990. pp. 153–171.
Ultima ratio regum
3
Цит. по: Борох О, Ломанов А. Скромное обаяние Китая. // «Pro et contra», ноябрь-декабрь 2007, С. 46
2
3
лидера, Японии, 90-е годы стали "потерянным десятилетием", когда после
коллапса финансового пузыря японская экономика вступила в затяжной
период стагнации. Япония стремительно теряла позиции и влияние в регионе,
будучи не в состоянии сдерживать "возвышение" нового лидера - Китая.
Рост экономического влияния, равно как и наращивание вооружений
со стороны Китая, который играет всё больший вес в региональных
интеграционных объединениях, вызывают закономерную обеспокоенность
Японии4. Очевидно, что пути развития региональной системы будут в
значительной степени зависеть от исхода противостояния двух сильнейших
держав. Между тем, руководствуясь концепцией Джозефа Ная, логично было
бы предположить, что существует и другое измерение этого соперничества борьба за "мягкое" влияние в регионе.
Идея о противоборстве Японии и Китая в сфере "мягкой силы"
разделяется многими исследователями и в настоящее время является
мейнстримом в научной литературе по данной проблематике5. Интерес к
изучению
соперничества
двух
стран
в
терминах
"мягкой
силы"
подпитывается той популярностью, которую получила концепция Ная в
политических и академических кругах Японии и Китая.
Однако, взяв идею о наличии подобного противоборства в качестве
отправной точки нашего исследования, мы намерены поставить её под
сомнение. Это связано с тем, что даже поверхностный анализ основных
характеристик японской и китайской стратегий в этой области выявляет их
Саплин-Силановицкий Ю., КНР - Япония. Кто будет лидером в Восточной Азии? // Азия и Африка
сегодня, №2, Февраль 2007, С.25
5
Катасонова Е.Л. Япония и соперничество "мягких сил" в Азии // Япония в Азии: параметры
сотрудничества, М., 2013; Desideri Nick, Bubble Pop: An Analysis of Asian Pop Culture and Soft Power
Potential, // Res Publica - Journal of Undergraduate Research: Vol. 18, 2013; Hidetaka Yoshimatsu, Identity, policy
ideas, and Asian diplomacy: Japan's response to the rise of China // International Area Studies Review 2012 15: 359;
Ian Hall and Frank Smith, The Struggle for Soft Power in Asia: Public Diplomacy and Regional Competition, Asian
Security, 9:1, 2013, pp. 1-18; Lee Geun, The Clash of Soft Powers between China and Japan: Synergy and
Dilemmas at the Six-Party Talks // ASIAN PERSPECTIVE, Vol. 34, No. 2, 2010, pp. 113-139.; Otmazgin Nissim,
Contesting soft power: Japanese popular culture in East and Southeast Asia // International Relations of the AsiaPacific Volume 8 (2008), pp. 73–101; Yee-Kuang Heng, Mirror, mirror on the wall, who is the softest of them all?
Evaluating Japanese and Chinese strategies in the ‘soft’ power competition era // International Relations of the AsiaPacific Volume 10 (2010), pp. 275–304
4
4
принципиальное различие как в использовании отдельных ресурсов "мягкой
силы", так и в трактовке термина.
Таким образом, мы выдвигаем гипотезу, что стратегии «мягкой силы»
Японии и Китая, ввиду существенных различий влияющих на их
формирование факторов, обладают разным набором отличительных черт,
преследуют разные цели и потому прямо не противостоят друг другу.
Целью нашего исследования является анализ противоборства Японии и
Китая в терминах "мягкой силы". Для достижения названной цели и
верификации выдвинутой гипотезы мы намереваемся решить следующие
задачи: 1) рассмотреть процессы эволюции дискурса "мягкой силы" и
инкорпорации концепта во внешнеполитические стратегии Японии и Китая;
2) выявить характерные черты стратегий "мягкой силы" двух стран; 3)
выделить
факторы,
влияющие
на
их
формирование;
4)
провести
сравнительный анализ стратегий Японии и Китая в сфере "мягкой силы".
Необходимо оговорить, что в рамках данного исследования мы не
ставим перед собой задачу подвергнуть анализу всю совокупность
проявлений "мягкого" влияния Японии и Китая, что представляется трудно
осуществимым ввиду их многообразия. Когда мы говорим о "стратегии
"мягкой силы"", мы подразумеваем план действий в данной сфере на
долгосрочную
официальными
перспективу,
лицами,
артикулированный
институтами
и
и
реализуемый
политическим
руководством
интересующих нас стран. Мы сосредоточим своё внимание лишь на
отличительных
чертах
стратегий
"мягкой
силы",
оставляя
вне
исследовательского поля традиционные элементы публичной дипломатии,
рассмотрение которых никак не поспособствует выявлению взаимосвязи
между выбранной стратегией и (внутри-) внешнеполитическими факторами.
Теоретическую
базу
исследования
составляют
две
концепции:
концепция "мягкой силы" и power transition theory. Последняя предоставляет
удобный для рассмотрения внешнеполитического поведения "восходящей"
державы терминологический аппарат, что имеет значение в первую очередь
5
при анализе китайского кейса. Для нас будут важны главным образом
термины "status quo" держава и "государство-ревизионист" (revisionist
state/challenger). Хотя power transition theory получила своё оформление в
рамках теории реализма и потому всегда воспринималась в отрыве от
концепции "мягкой силы", ведущему китайскому специалисту по "мягкой
силе" Китая Шэн Дину удалось доказать возможность и плодотворность их
совместного использования6.
В своем исследовании мы используем следующие общенаучные
методы: сравнительный анализ, анализ, синтез, обобщение, наблюдение,
индукцию, дедукцию, системный подход.
Структура исследования соответствует поставленным задачам. В
первой главе мы рассмотрим теоретические аспекты изучения "мягкой силы",
остановившись на двух наиболее релевантных задачам исследования
вопросах - это вопрос о природе и об источниках "мягкой силы". Это
позволит нам задать теоретические рамки для дальнейшего анализа различий
в интерпретации термина в китайском и японском дискурсе. Вторая и
третья главы будут посвящены рассмотрению процесса эволюции дискурса
"мягкой силы" в академических и политических кругах Японии и Китая
соответственно. Также, будет дана характеристика китайской и японской
стратегии в интересующей нас сфере. В четвертой главе на основе
выделенных нами факторов, которые предопределили различия данных
стратегий, мы проведем их сравнительный анализ.
Актуальность темы данного исследования связана с глобальным
трендом интенсификации информационных и культурных обменов между
странами, что приводит к повышению значимости компонента "мягкой силы"
в международных процессах. Кроме того, внимание к концепции Джозефа
Ная в Японии и Китае представляется неслучайным. Оно свидетельствует о
наличии проблем и вопросов, решение которых невозможно в рамках
6
Sheng Ding, Analyzing Rising Power from the Perspective of Soft Power: a new look at China's rise to the status
quo power, Journal of Contemporary China, 2010 19:64, 255-272
6
"жесткой силы". Выявление этих проблем возможно на основе анализа
специфики
китайского
и
японского
дискурса,
поскольку
отход
от
оригинальной интерпретации термина Джозефом Наем и акцентирование на
отдельных аспектах концепции обусловлены задачами, которые ставит перед
собой государство. Таким образом, изучение китайской и японской стратегий
"мягкой силы" позволит прояснить, как две страны видят настоящее и
будущее Восточноазиатского региона и себя в нём.
7
1) Теоретический аспект изучения "мягкой силы"
Несмотря на продолжительное и интенсивное изучение "мягкой силы",
теоретическая сторона концепции разработана достаточно слабо7. Как
справедливо отмечает Ли Кын, "хотя введение Джозефом Наем концепта
"мягкой силы" открыло новые горизонты в понимании некоторых до того
скрытых аспектов международных отношений, таких как бесконфликтные и
ненасильственные способы влияния, сам концепт не был основан на хорошо
продуманной теоретической базе"8. Это обстоятельство не только приводит к
затруднениям исследователей, каждый из которых вынужден в той или иной
мере предлагать свою трактовку термина и его содержания, но и облегчает
задачу критиков концепции.
Поскольку в задачи нашего исследования не входит всесторонний
анализ теоретических разработок в рамках концепции "мягкой силы", мы
позволим себе остановиться лишь на двух вопросах, которые кажутся нам
наиболее релевантными.
Первый из них - вопрос о природе "мягкой силы" и её отличительных
особенностях по сравнению с "жесткой силой". Этот вопрос может
показаться сугубо теоретическим, однако он принципиален, поскольку
между двумя полюсами, выявление которых достаточно очевидно, - военной
силой и культурой государства - лежит пространство самых различных
политических действий и ресурсов. И зачастую исследователь сталкивается с
"пограничными" ситуациями, когда отнесение определенного явления к
"жесткой" или "мягкой" силе представляется затруднительным.
Gallarotti G.M., Soft power: what it is, why it’s important, and the conditions for its effective use // Journal of
Political Power, 4:1,
8
Lee Geun, A Theory of Soft Power and Korea’s Soft Power Strategy // Korean Journal of Defense Analysis, 2009
7
8
Очевидно,
что
совокупный
потенциал
влияния
государства
тождественен сумме "мягкой" и "жесткой силы"9. Однако относительно
границ этих компонентов в научной литературе существует две точки зрения.
При классификации ресурсов "мягкой" и "жесткой" силы первая группа
исследователей
руководствуется
дихотомией
"материальное
-
нематериальное" (tangible - intangible), где к "материальному" относятся
ресурсы "жесткой силы", а к "нематериальному" - "мягкой". Представители
второй группы предлагают поведенческую трактовку "мягкой силы" и
делают акцент на её ненасильственном характере, основываясь на дихотомии
"привлечение - принуждение" (co-opt/attraction - co-erce).
Однако, при использовании каждой из этих классификаций по
отдельности мы вынуждены делать оговорки. К примеру, если принять
противопоставление "материального" и "нематериального", то приходится
вынести за скобки "угрозу", которая является символической проекцией
использования военной силы, и безусловно относится к "жесткой силе". С
другой стороны, классификация по характеру воздействия - "привлечение принуждение" - приводит нас к спорному вопросу о правомерности
отнесения материальной помощи к ресурсам "мягкой силы". В этом вопросе
среди исследователей нет единого мнения.
При
разграничении
внешнеполитический
ресурсов
на
"принуждающие" ("co-ercе") и "побуждающие к сотрудничеству" ("co-opt")
для Джозефа Ная существенным является различие между "[материальным]
стимулированием" ("inducement") и "привлекательностью" ("attractiveness")10,
причем первое относится к "жестким", а второе - к "мягким" ресурсам. В этой
связи возникают сомнения, в какую категорию определить "официальную
Это упрощающая трактовка, так как взаимовлияние этих компонентов может быть не суммой, а
произведением, где "жесткая сила" - постоянная величина, а "мягкая сила" - коэффициент. Такую точку
зрения предлагает Хуан Жэньвэй (см. 3 главу исследования)
10 "Существует несколько способов повлиять на чужое поведение... принудить их угрозами, стимулировать
деньгами, или вы можете привлечь их и побудить желать того же, что и вы" - "there are several ways to affect
the behaviour of others . . . coerce them with threats, induce them with payments, or you can attract and co-opt them
to want what you want" - Nye, J. (2004) Soft Power: The Means to Success in World Politics. New York: Public
Affairs. Перевод мой - Д.Д.
9
9
помощь
развитию",
"привлекает"
она
или
"подкупает"?
Излишняя
субъективность подобной классификации является её слабой стороной.
Этот вопрос представляется существенным, когда мы говорим о
внешней политике Японии и Китая. Так, в случае Японии, некоторые
исследователи уверенно называют ОПР "краеугольным камнем" японской
"мягкой силы"11. Мы бы с большей осторожностью подошли к подобной
классификации. В нашем представлении, поскольку "страны-реципиенты
отдают себе отчет в том, что принятие помощи означает увеличение влияния
страны-донора"12, здесь следует говорить скорее о принципе quid pro quo,
нежели о "мягком" привлечении. Чересчур расширенное толкование "мягкой
силы" может привести к полному размыванию понятия, из которого будет
исключаться, пожалуй, только прямая военная агрессия.
Как мы видим, и та, и другая классификация упирается в
необходимость детально оговаривать, какие ресурсы, по мнению автора,
относятся к "мягкой силе". Мы предприняли попытку объединить две точки
зрения в рамках одной классификации с использованием кругов Эйлера
(рис.1).
11 "pillar of Japanese “soft power”" - Peng Er Lam, Japan’s Quest for “Soft Power”: Attraction and Limitation //
East Asia (2007) 24, p. 356
12 "... recipients realize that accepting aid means giving donor countries influence" - Yee-Kuang Heng, Mirror,
mirror on the wall, who is the softest of them all? Evaluating Japanese and Chinese strategies in the ‘soft’ power
competition era // International Relations of the Asia-Pacific Volume 10 (2010), p. 290
10
Рисунок 1 - Классификация ресурсов "мягкой" и "жесткой" силы
Предложенная нами классификация также предусматривает ситуации,
когда явления и объекты, традиционно относимые к ресурсам "жесткой
силы" - экономическая и военная мощь государства, могут быть также
причислены
к
"мягкой
силе"13.
К
примеру,
экономические
модели
современных Китая и Японии могут рассматриваться как ресурсы "мягкой
силы". По той же логике, военное превосходство государства может быть
привлекательным для других стран в зависимости от того, в каких
отношениях они состоят с государством-транслятором "мягкой силы". К
примеру, перед началом Второй мировой войны японские милитаристы были
вдохновлены достижениями гитлеровской Германии в военной сфере14. В
обоих случаях речь идёт не собственно об экономических или военных
ресурсах, а об их проекциях в "сфере идей". В то же время, "угроза", лежащая
в "сфере идей", остается за пределами "мягкой силы", поскольку мы
Радиков И., Лексютина Я. "Мягкая сила" как современный атрибут великой державы // Мировая
экономика и международные отношения, №2, 2012, C. 20
14
Berger Th. Japan in Asia: a Hard Case for Soft Power // Orbis. 2010. V. 54. Is. 4. P. 568.
13
11
учитываем характер политического взаимодействия - "привлечение" в
противовес "принуждению".
Мы также считаем важным в свете данного исследования рассмотреть
вопрос о том, какие компоненты составляют "мягкую силу". Джозеф Най
выделяет три главных элемента: культуру, политические ценности и
внешнюю политику. Между тем, мы отдаем предпочтение более выверенной
структурно классификации Джулио Галларотти (таблица 1)15, который
предлагает на первом этапе разделить источники "мягкой силы" на две
категории, внешние (international) и внутренние (domestic), а затем внутри
этих категорий рассматривать отдельные компоненты.
Внешние
Внутренние
Уважение
международных Культура
соглашений, норм и институтов,
 Сплоченность общества
союзнических обязательств
 Уровень жизни
Поддержка
 Свобода
принципа
многосторонних
отношений
(мультилатерализма),
осуждение
 Возможности для реализации
человеческого потенциала
односторонней внешней политики
 Толерантность
(унилатерализма)
 Привлекательность
Готовность
поступиться
образа
жизни
краткосрочными
интересами
национальными Политические институты
ради коллективной
 Демократия
выгоды
Либерализация
внешней политики
 Конституционализм
экономической
 Либерализм/Плюрализм
 Эффективность бюрократии
Gallarotti G.M., Soft power: what it is, why it’s important, and the conditions for its effective use // Journal of
Political Power, 4:1, p.30
15
12
Таким образом, эффективность использования "мягкой силы" зависит
от того, насколько сбалансировано распределены её внешние и внутренние
источники в государственной стратегии. Если государство располагает
привлекательной идеологией и культурой, однако её внешнеполитическое
поведение приходит с ними в противоречие, вряд ли следует ожидать
значительного наращивания его "мягкого" влияния.
В
этом
свете
примечательно,
что
конкретное
содержание
и
расстановка приоритетов в рамках этих двух категорий при практическом
использовании в государственной стратегии "мягкой силы" может
существенно варьировать в случае отдельно взятых стран. Так, как мы
увидим, когда будем говорить об особенностях дискурса "мягкой силы" в
Японии и Китае, соотношение внешних и внутренних источников в этих
странах
имеет
тенденцию
к
смещению
в
сторону
последних
с
мнения
о
акцентированием на культурной составляющей.
Китайские
исследователи,
придерживающиеся
первостепенном значении культурного компонента, приводят в качестве
примера внешнеполитическую линию администрации Джорджа Буша
Младшего. По их мнению, хотя проводимая ей политика была предельно
жесткой и односторонней и ощутимо негативно повлияла на международный
престиж Соединенных Штатов, это никак не сказалось на привлекательности
культуры и образа жизни американцев. Профессор Фан Чанпин (Fang
Changping) отмечает, что "главная причина упадка американской "мягкой
силы" связана с тем, "что Америка делает", в то время как то, "чем Америка
является"
по-прежнему
привлекательно,
и
именно
это
позволяет
Соединенным Штатом сохранять лидерство в сфере "мягкой силы" [курсив
мой - Д.Д.]"16.
Представляется, однако, что подобный структурный дисбаланс в
использовании внешних и внутренних источников "мягкой силы" приводит к
Fang Changping, “Comparison of Chinese and U.S. Soft Power and Its Implications for China,” Shijie Jingji Yu
Zhengzhi, July 1, 2007. Цит. по: 52)
Glaser B.S., Murphy M.E., Soft Power with Chinese Characteristics: the
Ongoing Debate, p. 14
16
13
двойственному восприятию государственной политики. Если государство
преследует в первую очередь цель распространение привлекательных
элементов культуры, это, безусловно, может найти отклик у потребителя
культурного продукта. Однако, при этом неизбежно страдает собственно
политическая составляющая, которая играет главную роль в складывании
международного имиджа государства. Это приводит к формированию
феномена
"раздельного
непротиворечивого
мышления"17,
или
двойственного
"двоемыслия",
восприятия
если
страны,
использовать
терминологию Джорджа Оруэлла. Для нас данное обстоятельство будет
особенно существенно, когда речь пойдёт о японской стратегии "мягкой
силы", где мы наблюдаем похожую ситуацию.
Понимание
негативных
последствий
несбалансированного
использования элементов "мягкой" и "жесткой" силы, а также "внешних" и
"внутренних" ресурсов "мягкой силы" привело к формулированию Джозефом
Наем концепта "умной силы"18, которая должна представлять собой
органичное сочетание двух предыдущих. Катализатором разработки этого
термина как раз явилась неоконсервативная политика администрации
Джорджа Буша и вторжение США в Ирак в 2003 году. Термин приобрел
особенно широкую огласку после того, как был принят на вооружение
администрацией Барака Обамы.
В нашей работе мы сознательно исключаем концепцию "умной силы"
из исследовательского поля по двум причинам. Во-первых, этот концепт
является частью в первую очередь американского дискурса "мягкой силы" и
редко используется в исследованиях по Восточной Азии. Во-вторых, сама
идея сбалансированного использования и "мягкой", и "жесткой" силы
государства лежит на поверхности и мало что дает для понимания природы
Термин применяется преимущественно в психологии.
Об "умной силе" см. Nye J., Soft Power: The Means to Success in World Politics, 2004; Nye J., Get Smart:
Combining Hard and Soft Power // Foreign Affairs, Vol. 88, No. 4 (July/August 2009), pp. 160-163; 47) Ernest J.
Wilson, Hard Power, Soft Power, Smart Power // Annals of the American Academy of Political and Social Science,
Vol. 616, Public Diplomacy in a Changing World (Mar., 2008), pp. 110-124
17
18
14
"мягкой силы" и для прояснения некоторых теоретических аспектов её
изучения.
Наконец, мы бы хотели отметить, что предложенная Джулио
Галларотти классификация, как и концепция Джозефа Ная, носит ярко
выраженный западоцентристский характер и рассматривает ценности
"свободного
толерантность,
мира"19
(демократия,
индивидуализм)
как
либерализм,
конституционализм,
общечеловеческие.
Между
тем,
очевидно, что в случае Китая набор внутренних источников "мягкой силы"
будет принципиально отличаться, в особенности в том, что касается
политических институтов. Безусловно, это будет накладывать ограничения
на положительное восприятие китайской "мягкой силы" в западных странах,
однако имеет существенно меньшее значение в случае некоторых других
стран (например, России). Это приводит нас к мысли о необходимости при
практическом анализе обращать внимание не только на специфику странытранслятора, но и страны-реципиента "мягкой силы".
Итак, мы рассмотрели два теоретических вопроса, которые играют
существенную роль при практическом изучении "мягкой силы" и имеют
прямое касательство к предмету нашего исследования - это вопросы о
природе и об источниках "мягкой силы". Задав теоретические рамки для
анализа, мы можем перейти к рассмотрению специфики дискурса "мягкой
силы" в Японии и Китае.
Free world - появившись в эпоху "холодной войны", этот термин до сих пор активно используется во
внешнеполитической риторике США.
19
15
2) Японская стратегия "мягкой силы"
2.1 Япония на пути от "жесткой" к "мягкой" силе
Экономический гигант, культурный карлик
После
превращения
Японии
в
экономическую
супердержаву
ключевым ресурсом ее внешней политики являлась «официальная помощь
развитию»
(ОПР),
представлявшая
собой
комплекс
субсидий
и
низкопроцентных займов соседним развивающимся странам региона, в
первую очередь КНР и странам АСЕАН. Массированные потоки средств по
программам ОПР20 были призваны если не обеспечить лидерство, то, во
всяком случае, распространить влияние Японии в регионе и облегчить
проникновение японского бизнеса в страны-реципиенты.
Эта политика получила оформление в концепции «гусиной стаи»
(«flying geese»), декларировавшей ведущую роль Японии в экономическом
развитии региона, за которой следовали соседние страны. В сфере экономики
своих целей она достигла в полной мере: в 70-80-е годы производственные
мощности были вывезены из Японии в «новые индустриальные страны», где
японский бизнес мог пользоваться относительными преимуществами этих
стран, в частности, дешевой рабочей силой.
Вместе с тем, японская экспансия в восточноазиатские страны
наделила Японию негативным имиджем «экономического животного»21,
хищно использующего протекционистские меры для того, чтобы выжать
максимум из более слабых экономик. В дальнейшем необходимость смены
инструментов внешней политики была осознана, когда японская экономика
вошла в период стагнации. Как справедливо отмечал Джозеф Най,
В теоретической части мы подробно рассмотрели вопрос о правомерности отнесения программ подобных
ОПР к ресурсам "мягкой силы".
21 Peng Er Lam, Japan’s Quest for “Soft Power”: Attraction and Limitation // East Asia (2007) 24, p. 349
20
16
традиционные ресурсы внешней политики, «hard power», иными словами,
«кнут» и «пряник» обходятся государству куда дороже, чем «soft power».
Именно этим, а также экономической конъюнктурой 80-90-х годов
объясняется переориентация Японии на формирование и использование
«мягкой силы». В 2007 газета "Asahi Shimbun" констатировала эту
необходимость: "Поражение нации во Второй мировой войне заставило
Японию забросить свои военные амбиции и вместо этого стремиться к
экономическому росту. [Но вот] экономическая мощь Японии угасла, и
главная задача для нее сейчас - решить, как довести до совершенства ее
"мягкую силу".22
До
второй половины
80-х
годов многие эксперты
отмечали
несоответствие между неоспоримым статусом Японии как экономической
супердержавы и ее культурным изоляционизмом. В то же время этот самый
статус являлся элементом "мягкой силы"23: для таких стран, как Сингапур,
японская модернизация в эпоху Мейдзи, восстановление экономики после
Второй мировой войны и достижение западного уровня жизни становились
притягательной моделью, примером для подражания24.
Это положение иллюстрирует то, что до определенного момента
единственным японским интеллектуальным продуктом, востребованным вне
Японии, были книги по японскому бизнес-менеджменту, пользовавшиеся
колоссальной
популярностью
в
Соединенных
Штатах25.
Также
примечательно, что японский язык в период экономического роста Японии
22 The nation’s ... defeat in World War II made Japan abandon its military ambitions and seek economic growth
instead. Japan’s economic power has peaked out, and the challenge today for this country is how to polish and best
its “soft” power - Asahi Shimbun ‘Soft power: strive to be a “caring” nation so as to help others that are less
fortunate’, 23 May 2007.
23 "Экономическая модель и мощь государства могут быть и ресурсом "мягкой силы". В этом случае они
влияют на желание других стран сотрудничать с процветающей державой, поскольку это может означать
прямые финансовые выгоды. Успешная модель экономического развития способна оказывать магнетическое
влияние на другие, и прежде всего, развивающиеся государства. Более того, в роли ресурса "мягкой силы"
могут выступать не только фактическое состояние экономики той или иной страны, но даже
прогностические оценки перспектив ее развития". - Радиков И., Лексютина Я. "Мягкая сила" как
современный атрибут великой державы // Мировая экономика и международные отношения, №2, 2012, C. 20
24 Yee-Kuang Heng, Mirror, mirror on the wall, who is the softest of them all? Evaluating Japanese and Chinese
strategies in the ‘soft’ power competition era // International Relations of the Asia-Pacific Volume 10 (2010), p. 290
25 Nye J. Soft Power: The Means to Success in World Politics, 2004. P. 87
17
изучался преимущественно для изучения японского опыта ведения бизнеса и
налаживания деловых контактов с японскими предпринимателями.
Уже после реорганизации японской стратегии "мягкой силы" на основе
популярной культуры заместитель министра иностранных дел Японии
Онодэра Ицунори заметил по этому поводу: "...было время, когда бизнес был
главной мотивацией для иностранцев учить японский язык. Но сегодня люди
учат японский, потому что хотят читать японскую манга, играть в японские
видео-игры и читать книги об играх до того, как их переведут" 26. Здесь
можно обнаружить много общего с современной ситуацией с китайским
языком.
Это обстоятельство показывает ограничения, с которыми
сталкивается исследователь при попытке напрямую связать "мягкую силу"
государства и количество изучающих его язык. Как мы можем видеть, само
по себе изучение языка не предполагает лояльности изучающего к культуре,
ценностям, и в особенности к внешнеполитической линии страны-носителя.
Известный
японский
писатель,
лауреат
Нобелевской
премии
Кэндзабуро Оэ сокрушался по поводу такого положения родной культуры:
«Вы все, конечно, знаете, чем замечательна автомашина Honda, - обратился
он к своим зарубежным читателям с горечью. - Но нас, японцев, мало
волнует Honda. Нас больше беспокоит то, что наша культурная жизнь вам
практически неизвестна!»27. Чтобы преодолеть это досадное противоречие
японские
власти
инициировали
активную
пропаганду
японской
национальной культуры за рубежом. Именно с этого времени начинается
экспорт японского «национального колорита»: Запад узнал о гейшах,
самураях, горе Фудзи и дзэн-буддизме.
26 "years ago, business was the main motivation for foreigners to learn the Japanese language. But nowadays,
people learn Japanese because they want to read Japanese manga, play Japanese games and read books on games
before they are translated" - Цит. по: Yee-Kuang Heng, Mirror, mirror on the wall..., P. 296
27 Цит. по: Катасонова Е.Л. Япония: поп-дипломатия и поп-культура // Мировая экономика и
международные отношения, № 2, Февраль 2009, C. 56
18
Опыт экспорта «национального колорита»
Основание в 1972 году Японского Фонда ("Japan Foundation") под
управлением Министерства иностранных дел Японии было призвано
исправить сложившуюся ситуацию культурной изоляции. Организации,
подобные Японскому Фонду, такие как Институт Гёте, Институт Сервантеса,
Британский совет, фонд "Русский мир", можно назвать традиционным
инструментом публичной дипломатии. Эти культурные центры имеют своей
основной задачей распространение языка и культуры государства за его
пределами. Будучи сформированы под эгидой государства, они чаще всего
отличаются консервативностью в том, что касается транслируемого
культурного продукта.
Так, со времени своего образования и до инкорпорации популярной
культуры в государственную стратегию "мягкой силы" Японский Фонд
представлял на суд международной общественности преимущественно
традиционные формы японского искусства28: "аристократический" театр но,
более "буржуазный" театр кабуки29, традиционную аранжировку цветов
икэбана, чайную церемонию, гравюры укиё-э, игру Го. Для западного
потребителя это выглядело интригующе, но мало чем отличалось от того
набора японского колорита, который покорил жителей Европы после
прибытия "Чёрных кораблей" в бухту Урага. Оставалось неясным, что может
предложить миру современная Япония.
Вместе с тем, культурные ценности, или «национальный колорит»
нации при трансляции в другую культурную среду могут вызывать реакцию,
обратную ожидаемой. При исследовании "мягкой силы" и формировании
стратегии необходимо помнить о том, что "мягкая сила" - это не абстрактный
28 Peng Er Lam, Japan’s Quest for “Soft Power"... pp. 355-356
29 Об особенностях формирования вкусов городского сословия в период Эдо см.: Peter Burke, Worldviews:
Some Dominant Traits // Culture and society in Renaissance Italy, 1420-1540, 1972
19
"имидж" государства. Понятие "имидж" по сравнению с термином "мягкая
сила" проигрывает в том, что оно не имеет направленности. Между тем, мы
считаем, что стратегия "мягкой силы" всегда должна иметь определенный
вектор. Культурный импульс, называемый "мягкой силой" исходит из
определенной
точки,
государства-транслятора,
а
значит,
обладает
некоторыми заданными культурно-историческими особенностями этого
государства характеристиками. Но после этого он не растворяется в воздухе,
а достигает государства-рецепиента и отдельных потребителей. Поэтому при
анализе мягкой силы необходимо помнить, кто является "целевой
аудиторией" и кому адресован тот или иной элемент "мягкой силы".
Как нельзя лучше это иллюстрирует пример описанной выше японской
стратегии «мягкой силы». Несмотря на то что Запад с охотой и энтузиазмом
принялся познавать «тайны Востока», для стран восточноазиатского региона
такая подача своего культурного продукта была заведомо обречена на
провал. Во-первых, «восточная экзотика» вряд ли могла вызвать здесь
ажиотаж. Во-вторых, подчеркнуто японский продукт нес с собой негативные
коннотации, о которых мы упоминали выше – «милитаризм», «оккупация»,
«экономическое животное». Даже в случае Запада эта стратегия продажи
«товара» имеет два ограничения: демографическое («восточной экзотикой» в
чистом
виде
интересуется
лишь
относительно
узкая
прослойка
интеллектуалов) и качественное (быстро происходит пресыщение таким
продуктом).
20
"Национальная валовая крутость": поп-культура на службе государства
Названные
ограничения
обусловили
переориентацию
японской
культурной политики в сферу молодежной массовой культуры. Отныне
японские власти взяли курс на раскрутку Японии как бренда (Brand Japan) и
продвижение образа «крутой» Японии (проект «Cool Japan»)30, в работе над
которым принимали участие специально созданные при государственной
поддержке экспертные группы. В 2002 году сначала в «Washingtonpost», а
затем и в видном журнале «Foreign policy», посвященном международным
отношениям, вышла статья Дугласа МакГрея «Japan`s Gross National Cool»
(«Валовая национальная крутость Японии»)31. Афористичное и в то же время
меткое словосочетание быстро вошло в научный оборот. Пришло понимание,
что в японской внешней политике наступила новая эра, и падение темпов
роста ВВП Япония, претерпевшая «ребрендинг», намерена компенсировать
за счет «ВНК».
Публикация статьи МакГрея имела без преувеличения решающее
значение для формирования дискурса японской "мягкой силы" в самой
Японии и за ее пределами. Без сомнения, сам термин "мягкая сила" стал
известен японскому научному сообществу сразу после выхода статьи
Джозефа Ная32, однако рассмотрение японской популярной культуры как
потенциального элемента "мягкой силы" Японии вошло в моду только после
статьи МакГрея. Дэвид Лини высказывает предположение, что своей
популярностью эта статья обязана не только "изобретательностью" автора,
придумавшего меткий звучный термин, но и тем фактом, что он был
американцем33. Действительно, как пишет сам МакГрей, который провел три
30 Об этом, к примеру: “Cool” Japan's Economy Warms Up - Economic Research Department Japan External
Trade Organization (JETRO); Daliot-Bul M., Japan Brand Strategy: The Taming of ‘Cool Japan’ and the Challenges
of Cultural Planning in a Postmodern Age // Social Science Japan Journal Vol. 12, No. 2, 2009, pp 247–266
31 McGray Douglas, Japan's Gross National Cool // Foreign Policy, No. 130 (May - Jun., 2002), pp. 44-54
32 Nye J. Soft power, Foreign Policy, Fall, 1990. pp. 153–171.
33 "Indeed, vocal approval from Americans seems to have been extraordinary important to Japanese discussions of
the role of Japanese popular culture, far beyond any measurable economic impact" - Leheny David, A Narrow Place
21
месяца, путешествуя по стране и беседуя о популярной культуре с ее
представителями в Японии, художниками, режиссерами, дизайнерами,
музыкантами, "все они с удивлением приняли идею о силе [влияния]
японской [культуры] за рубежом. Они были очень невысокого мнения о
[величине] своей аудитории"34.
После
современной
того,
как
японской
возможность
культуры
была
использования
артикулирована
популярности
американцем
МакГреем, на японской политической арене главным апологетом этой идеи
стал тогда министр иностранных дел Японии Таро Асо. В апреле 2006 года
он произнес речь в токийском районе Акихабара, известного как Мекка
поклонников аниме и манга. Господин Асо отметил: "Если вы заглянете в
любой магазин в Китае, нацеленный на продажу товаров для отаку35
[поклонников аниме и манга - прим. мое - Д.Д.], вы увидите, что стены
магазина увешаны всевозможными японскими статуэтками, какие вы только
можете представить... У нас в руках сердца молодых людей во множестве
стран, и не в последнюю очередь в Китае"36. Здесь же зашла речь о
формировании положительного имиджа Японии: "Какое образ всплывает в
воображении человека, когда он слышит слово "Япония"? Это светлый,
положительный образ? Тёплый? "Клёвый"? Чем больше подобных образов
появляется в головах людей [из других стран], тем легче Японии
распространять свои взгляды в долгосрочной перспективе. Иными словами,
to Cross Swords: Soft Power and the Politics of Japanese Popular Culture in East Asia,” // Peter Katzenstein and
Takashi Shiraishi eds., Beyond Japan: The Dynamics of East Asian Regionalism (Cornell University Press, 2006), p.
221
34 "I spent three months last year traveling around Japan, interviewing artists, directors, scientists, designers and
culture mavens. Many of them seemed surprised at the idea of Japanese cultural might abroad. They tended to think
very little about foreign audiences". McGray Douglas, Japan's Gross National Cool // Foreign Policy, No. 130 (May
- Jun., 2002), p. 48
35 В современном японском языке слово "отаку" имеет множество значений и часто употребляется с
негативной коннотацией. В широком смысле оно обозначает вообще человека, страстно увлеченного чеголибо, в более узком - поклонника отдельных элементов современной культуры. К нему близко относящееся
к реалиям американской жизни слово "nerd".
36 “If you take a peek in any of the shops in China catering to the young otaku (nerdy)-type manga and anime fans,
you will find the shops’ walls lined with any and every sort of Japanese anime figurine you can imagine. ....We have
a grasp on the hearts of the young people in many countries, not the least of which being China” - Цит. по: Peng Er
Lam, Japan’s Quest for “Soft Power”: Attraction and Limitation // East Asia (2007) 24, p. 350
22
японская дипломатия [будет] способна продвигаться вперед, шаг за шагом, и
приносить всё лучшие результаты"37.
Важно заметить, что несмотря на то, что популярная культура была
"принята на вооружение" японским правительством, она не стала от этого
"государственной". Государство лишь использовала уже сформировавшийся
и показавший свою силу культурный контент. Это имеет принципиальное
значение, так как чрезмерная государственная опека, стремление произвести
"идеологически верный" культурный продукт могут иметь печальные
последствия для этого продукта, особенно учитывая характеристики
современной культуры.
Внимание к дискурсу "мягкой силы" внутри страны, как отмечает
Дэвид Лини, говорит скорее не о реальном повышении влияния Японии в
регионе, а о том, как японское правительство видит регион и себя38.
Логика Дэвида Лини позволяет взглянуть на феномен "мягкой силы"
под новым углом зрения. Мы позволим себе развить его идею и пойти в
нашем рассуждении несколько дальше.
Существование дискурса "мягкой силы" и повышенное внимание к
этим сюжетам уже сами по себе являются ресурсами "мягкой силы". В
психологии существует феномен, назваемый "эффектом Пигмалиона" или
"самоосуществления
пророчества":
ожидания
личностью
реализации
пророчества во многом определяют характер её действий и интерпретацию
реакций окружающих, что и провоцирует самоосуществление пророчества. В
случае "мягкой силы" это означает следующее. Если влияние фактора
"мягкой силы" и не было столь значительным до определенного момента, то
обращение к нему на высшем политическом уровне и действие акторов в
соответствии с предположением, что этот фактор значим, уже создает ту
37 What is the image that pops into someone’s mind when they hear the name ‘Japan’? Is it a bright and positive
image? Warm? Cool? The more these kinds of positive images pop up in a person’s mind, the easier it becomes for
Japan to get its views across over the long term. In other words, Japanese diplomacy is able to keep edging forward,
bit by bit, and bring about better and better outcomes as a result. - Ibid, p.351
38 "...what is most remarkable about the sudden interest in Japanese popular culture's political role in Asia is what it
reveals about how the Japanese government views the region and itself" - Leheny David, A Narrow Place to Cross
Swords..., pp.232-233
23
действительность, в которой "мягкая сила" повышает политический вес
Японии. Происходит объективизация субъективного.
Парадоксально, что к такой мысли не пришел сам Джозеф Най, хотя он
использует ту же логику в своей статье об опасениях международного
сообщества,
связанных
с
возвышением
Китая:
"...для
аналитиков,
занимающихся проблемами безопасности, будет важно не спутать их
упрощающие теории с реальностью, избежать вводящих в заблуждение
исторических аналогий (как, например, с Германией) и не допустить, чтобы
преувеличенные
страхи
создали
ситуацию
самоосуществления
пророчества"39.
В следующем разделе мы рассмотрим отличительные черты японской
стратегии "мягкой силы" и её важнейшего компонента - гибридного
культурного продукта.
39
"...it will be important for security analysts not to mistake their simple theories for reality, to avoid misleading
historical analogies (like the one to Germany), and to avoid letting exaggerated fears create a self-fulfilling
prophecy" - Nye J., The Challenge of China // How to Make America Safe: New Policies for National Security / ed.
Stephen Van Evera, Cambridge, MA, 2006, pp. 73-77
24
2.2 Гибридизация по-японски и "безродный" культурный продукт:
характеристика японской стратегии "мягкой силы":
Одной из основных тенденций последнего десятилетия в области
экономического
сотрудничества
в
Восточноазиатском
регионе
стало
заключение ряда двусторонних соглашений о свободной торговле (ССТ)
между странами АСЕАН и ведущими экономиками региона – Китаем,
Японией
и
Южной
Кореей.
Сложное
переплетение
двусторонних
обязательств породило так называемый эффект «spaghetti bowl», который с
одной стороны отражает повышение взаимозависимости стран региона в том,
что касается торговли и инвестиционных потоков40, но вместе с тем
вскрывает проблемы, связанные с отсутствием полноценной интеграционной
группировки. Несмотря на некоторые успехи в этом направлении, такие как
создание в 2005 г. Восточноазиатского саммита, можно констатировать
сохраняющуюся слабость межгосударственного сотрудничества, финансовых
и политических институтов, расхождение основных акторов в видении
будущей региональной архитектуры41.
Замедленность интеграционных процессов, а также низкую степень
институционализации многостороннего сотрудничества нельзя объяснить
только причинами экономического характера, к примеру, значительными
различиями в социальном и экономическом развитии стран региона. Не
последним по важности препятствием на пути этих процессов является
трагический опыт взаимоотношений между странами в XX столетии. Это
утверждение
может
показаться
дискуссионным,
поскольку
Европа
послевоенного периода страдала от того же исторического комплекса, между
тем именно она предложила миру самую успешную на данный момент
модель интеграции. Однако необходимо заметить, что Восточная Азия
Костюнина Г. М. Регионализация Восточной Азии: истоки и основные модели. С. 41
Hook G., Where are the Boundaries? Japan's Role in Multilateral Fora in East Asia. // Материалы
Международной научной конференции «Япония в Азиатско-тихоокеанском регионе». М., 2009, С. 8;
40
41
25
представляет собой пространство в значительной степени более гетерогенное
в культурном, конфессиональном и политическом плане.
Историческая
память
восточноазиатских
народов
заставляет
с
неизменной настороженностью относиться к интеграционным инициативам
Японии, которые порождают реминисценции к эпохе японского милитаризма
и идеологическому концепту «Великой Азии»42. Япония так и не достигла
взаимопонимания по вопросу о признании японских военных преступлений
на оккупированных территориях с Китаем, Кореей и другими жертвами
японской агрессии43. Это обстоятельство заставляет общественность и
политических лидеров названных стран предельно остро реагировать на
любые намеки на проявление национализма со стороны японских
политиков44. Ежегодные визиты премьер-министров Японии к храму
Ясукуни, где захоронены тела японских солдат, в том числе военных
преступников класса A, публикация школьного учебника истории, якобы
обеляющего действия Японии во Второй мировой, позирование премьера
Синдзо Абэ в истребителе с номером "731"45 и его же спорные высказывания
по проблеме "женщин для утешения"46 - все эти эпизоды сопровождались
живыми проявлениями возмущения в странах, пострадавших от японской
42 Стапран Н.В. Ключевые особенности интеграционных процессов в Азиатско-Тихоокеанском регионе //
Материалы Международной научной конференции «Япония в Азиатско-тихоокеанском регионе». М., 2009,
С.29; Otmazgin Nissim, Contesting soft power: Japanese popular culture in East and Southeast Asia // International
Relations of the Asia-Pacific Volume 8 (2008), p. 79
43 Внимание прессы и исследователей к этой проблеме остается высоким ввиду учащения конфликтных
ситуаций, связанных с наследием Второй мировой войны, в последние несколько лет: Yamazaki, Jane. (2006)
Japanese Apologies for World War II: A Rhetorical Study. New York: Routledge.; Burger, Thomas. U. (2007) The
Politics of Memory in Japanese Foreign Relations. // Japan in International Politics: the Foreign Policies of an
Adaptive State edited by Thomas U. Berger, Mike M. Mochizuki, and Jitsuo Tsuchiyama. Boulder/London: Lynne
Rienner Publisher, pp.179-211.; Breen, John ed. (2007) Yasukuni, the War Dead and the Struggle for Japan’s Past.
London: Hurst & Company.; Lind Jennifer, Sorry States: Apologies in International Politics. Ithaca/London: Cornell
University Press, 2008.
44 Aurelia George Mulgan, Why Japan can't lead // World Policy Journal, Vol. 26, No. 2 (Summer, 2009), p.103
45 Номер самого одиозного отряда вооруженных сил Японии времен войны, печально известного
чудовищными опытами на живых людях. - Spitzer Kirk, Sorry, But Japan Still Can’t Get the War Right // Time,
20 May 2013. [Электронный ресурс] - http://nation.time.com/2013/05/20/sorry-but-japan-still-cant-get-the-warright/
46 ianfu (慰安婦), "comfort women" - эвфемизм для обозначения китайских, корейских и японских женщин,
которые были принуждены работать в военных борделях («станциях утешения») - Kelts Roland, The Identity
Crisis That Lurks Behind Japan's Right-Wing Rhetoric // Time, May 31, 2013. [Электронный ресурс] http://world.time.com/2013/05/31/the-identity-crisis-that-lurks-behind-japans-right-wing-rhetoric/#ixzz2diCtYvo6
В статье говорится о недавнем заявлении мэра Осаки Тору Хасимото по данной проблеме, в котором
прозвучало сомнение, что эти женщины действовали по принуждению, и что государство санкционировало
существование подобных "станций".
26
оккупации. И если посмотреть на то, как неохотно японские лидеры
корректируют свое поведение по этим болезненным вопросам, это
возмущение можно понять. Стараясь избежать оценочных суждений, скажем
лишь, что в настоящее время Япония без сомнений имеет проблемы с
"имиджем", которые в первую очередь негативно влияют на ее позиции в
регионе47. Как справедливо отмечает Дэвид Фаус, "для того, чтобы Японию
воспринимали как законного поборника демократии и прав человека, она
должна недвусмысленно и бесповоротно порвать с имперским прошлым"48.
Как мы видели, использование традиционных инструментов внешней
политики - дотации развивающимся странам в виде ОПР - не возымели
желаемого результата в деле улучшения "имиджа" Японии.
Напротив, новая стратегия культурной политики быстро доказала свою
эффективность в том, что касается завоевания умов и сердце простого
потребителя: японские продукты массовой культуры оказались широко
востребованными как на Западе, так и в восточноазиатских странах.
Возникает вопрос о причинах такой популярности, которые, по всей
видимости, нужно искать в том, насколько новый культурный продукт
отвечает глобальным трендам.
До
некоторого
времени
понятие
«глобализации»
было
почти
синонимично «американизации» или «вестернизации», что в целом отвечало
культурному влиянию западной цивилизации. Вместе с тем, тенденции
последнего времени позволяют говорить о появлении новых центров,
которые включают в свою орбиту более локальные культурные образования
и действуют в первую очередь на уровне региона. Можно сказать, что
данный
процесс,
обозначаемый
в
научной
литературе
термином
«глокализация» или «глоболокализация» является культурным измерением
глобального тренда в сфере экономики – диалектики глобализации и
47 Peng Er Lam, Japan’s Quest for “Soft Power”: Attraction and Limitation // East Asia (2007) 24, p. 349
48 "for Japan to be perceived as a legitimate proponent of democracy and human rights, it must clearly and
irrevocably cut ties to its imperial past" - Fouse, D. ‘Japan’s value-oriented diplomacy’, International Herald
Tribune, 22 March 2007. [Электронный ресурс] - http://www.nytimes.com/2007/03/21/opinion/21ihtedfouse.4978402.html?_r=0 - здесь и далее перевод мой кроме мест, указанных отдельно - Д.Д.
27
регионализма. Применительно к Японии это явление исследовала известный
японский культуролог Харуми Бефу, которая «настаивала на концептуальном
разделении понятий – «общая» и «локальная», или «специфическая»
глобализация. Под общей глобализацией она понимает процессы, исходящие
из центра, под которым подразумевается Запад. Но, как подчеркивает
ученый, в настоящее время центры могут перемещаться и в другие регионы,
в том числе и на Восток, что порождает свою «специфическую»
глобализацию, которую можно наблюдать на примере Японии»49.
Специфический характер «глокализации» по-японски заключается в
том, что, выступая проводником глобализации в восточноазиатский регион,
японская индустрия массовой культуры не воспроизводит американскую
поп-культуру в чистом виде, но пропускает ее через свой культурный
фильтр. Получающийся продукт можно назвать культурным гибридом, что в
японской социологии обозначается специальным термином «дзассюсэи»,
который относится к любой стороне жизни японского социума, где
происходит смешение западной и национальной культур. Успех японского
гибридного продукта в Восточной Азии обусловлен тем, что он с одной
стороны отвечает культурному коду стран «иероглифической сферы», а с
другой – не апеллирует к исторической памяти восточноазиатских народов и
избавлен от ненужных коннотаций, связанных со всем «японским».
Более того, можно утверждать, что сам феномен гибрида имманентно
присущ
глобальному
тренду
в
искусстве
–
постмодерну,
который
характеризуется эклектизмом и синкретизмом культурного продукта. И в
создании гибридов Япония не знает себе равных. От заимствования
иероглифической письменности из Китая и рецепции неоконфуцианства как
государственной идеологии при сёгунах Токугава до концепции «вакон
ёсаи»50 времен реставрации Мейдзи - Япония всегда имела дело с творческой
переработкой чужеродного элемента. Чрезвычайно удачной в этой связи
49 Катасонова Е.Л. Япония: «культурная глобализация» или «глокализация»? // Азия и Африка сегодня, №
9, Сентябрь 2008, C. 67-74
50 Букв. «японский дух, западные знания»
28
представляется фраза Дугласа МакГрея, который делает акцент на
способности японцев аккумулировать, перерабатывать и перенаправлять
культурные потоки: «Япония знала, что такое постмодерн, еще до того как
это стало трендом»51.
Более спорной с точки зрения улучшения имиджа Японии в
восточноазиатских
странах
представляется
другая
важнейшая
характеристика японского культурного продукта, идущего "на экспорт". В
своей монографии52 о глобализации в культуре Ивабути Коити предлагает
термин "mokokuseki", который обычно переводится на английский как "no
nationality" или "stateless". Речь идет о продукте, лишенном видимой связи со
страной-производителем, и национальная принадлежность которого не
может быть легко установлена. В имеющейся в нашем распоряжении
литературе мы не нашли устоявшегося перевода этого термина на русский
язык, а потому предлагаем эпитет "безродный", отдавая себе, впрочем, отчет
в том, что он имеет нежелательный оттенок53.
Вопрос о том, как гибридный или вовсе "безродный" культурный
продукт может иметь политические импликации, остается открытым.
До настоящего времени роль популярной культуры в современном
мире оценивалась преимущественно применительно к двум сферам социокультурной и экономической. Между тем, значение этого феномена в
формировании политической реальности вызывает скептические настроения
у большинства исследователей и представителей СМИ. В отношении попкультуры как одного из ключевых элементов японской стратегии "мягкой
силы" на данный момент нет ясного понимания ее эффективности для
повышения политического влияния Японии в регионе. В этом смысле
показательно следующий отрывок из статьи в "Asahi Shimbun": "Когда
51 «Japan was postmodern before postmodernism became trendy” - McGray Douglas, Japan's Gross National Cool
// Foreign Policy, No. 130 (May - Jun., 2002), p.49
52 Iwabuchi K., Recentering Globalisation: Popular Culture and Japanese Transnationalism. Durham, NC: Duke
University Press, 2002
53 Стоит заметить, что и английский перевод "stateless" не является универсальным и может вводить в
заблуждение относительно истинного значения. И в том, и в другом случае необходима отсылка к
японскому термину.
29
премьер-министр или видный политический деятель делают провокационные
замечания, которые вызывают недоверие или гнев, Япония очень быстро
теряет свою привлекательность"54.
Таким образом, получается, что какой бы восторг ни вызывала
современная японская визуальная культура (аниме и манга) у зарубежного
потребителя, в вопросах имиджа последнее слово всегда остается за
традиционной дипломатией. В своей статье Елена Катасонова обращает
внимание на занимательный казус: южнокорейские школьники, "которые
создают многочисленные сайты, посвященные японской поп-культуре,
помнят генеалогическое дерево всех японских звезд кино и режиссеров и в то
же самое время пишут достаточно эмоциональные антияпонские сочинения
на выпускных экзаменах по поводу спорных с Японией территорий" 55.
Другие исследователи также отмечают спорный, двойственный характер
восприятия Японии, особенно со стороны народов Китая и Кореи56.
В своем выступлении бывший премьер-министр Японии Таро Асо,
обращение к популярной культуре как элементу публичной дипломатии
следующим образом: "Причина этого в том, что мир стал гораздо более
демократизированным. То есть общественное мнение оказывается куда
большее влияние на дипломатию, чем прежде. Сейчас мы живем в эпоху,
когда дипломатия на национальном уровне существенным образом зависит
от информационного климата, формируемого обычными людьми. И именно
поэтому мы хотим, чтобы поп-культура, которая так эффективно проникает в
общество, была нашим союзником в дипломатии"57.
54 "When the Prime Minister or leading politicians make provocative remarks that stir mistrust or anger, Japan
quickly loses its attractiveness" - Asahi Shimbun "Soft power: strive to be a “caring” nation so as to help others that
are less fortunate", 23 May 2007.
55 Катасонова Е.Л. Япония: поп-дипломатия и поп-культура // Мировая экономика и международные
отношения, № 2, Февраль 2009, C. 61
56 Пенг Лам говорит о "раздвоенности" ("bifurcation") в восприятии Японии. - Peng Er Lam, Japan’s Quest for
“Soft Power”: Attraction and Limitation // East Asia (2007) 24, p. 349
57 "The reason for this is that the world has become increasingly democratized. That is, public opinion enjoys much
greater influence on diplomacy than before. … What we have now is an era in which diplomacy at the national level
is affected dramatically by the climate of opinion arising from the average person. And that is exactly why we want
pop culture, which is so effective in penetrating throughout the general public, to be our ally in diplomacy” MOFA. Speech by Minister for Foreign Affairs Taro Aso at Digital Hollywood University “A New Look at Cultural
30
Аргументы господина Асо примечательны тем, что в них подспудно
поднимается вопрос об акторности в международных отношениях, который
вскрывает одну из причин непреодолимости противоречий между критиками
и защитниками "мягкой силы". Противоречия эти происходят из того, что эти
два лагеря стоят на различных теоретических и методологических позициях
и по-разному смотрят на роль индивида в международных процессах.
Помимо этого, противоречия вокруг восприятия японской "попдипломатии", как нам кажется, вызваны самим характером современной
японской поп-культуры, о котором говорилось выше. Ее эклектизм и
совмещение
самых
различных
культурных
элементов
упрощают
ее
распространение в глобализирующемся мире, что и было главной причиной
ее инкорпорации в государственную стратегию "мягкой силы". Но
исследователи также часто подчеркивают ее отличие от голливудской
массовой культуры, на примере которой строил свои рассуждения Джозеф
Най, говоря о привлекательности ее ценностей и идей, опорных элементов
"американской мечты".
В случае аниме и манга не так просто определить их идейный
компонент помимо того, что они, несомненно, показывают некоторые
привлекательные черты современного японского общества - к примеру,
высокий уровень жизни и технологические достижения. Ниссим Отмазгин
утверждает, что внимание японских властей к индустрии поп-культуры
вызвано экономическими соображениями, что противоречит акценту,
который делает Джозеф Най на ценностной составляющей58. Несмотря на то,
что "Дораэмон" популярен во всем мире, возникает вопрос, какое видение
будущего он несет?
Но отличительной чертой культуры постмодерна как раз является ее
ироничность и внимание к форме в ущерб содержанию. Постмодерн играет с
Diplomacy: A Call to Japan’s Cultural Practitioners”. (28 April 2006) [Электронный ресурс] http://www.mofa.go.jp/announce/fm/aso/speech0604-2.html. (Последнее обращение - 10 августа 2013)
58 Otmazgin Nissim, Contesting soft power: Japanese popular culture in East and Southeast Asia // International
Relations of the Asia-Pacific Volume 8 (2008), p. 84
31
идеями и образами, устоявшимися клише, которые смешиваются, как в
калейдоскопе, вплоть до полной потери смысла. Именно поэтому при
исследовании современных культурных процессов в Восточной Азии нам
импонирует
подход
японского
ученого
Хиро
Кацуматы,
который
дистанцируется от понятий "идеи" и "ценностей" и оперирует терминами
"образы" и "чувства": "Ключевым в потреблении этих [культурных]
продуктов является то, что [потребители] разделяют общие образы и чувства
посредством обмена этими мыслительными конструктами через границы
национальных государств"59. Ниссим Отмазгин, который, как мы видели
выше, критически отзывался о дефиците идей в японском культурном
продукте,
в
другой
своей
работе
высказывает
мысли,
сходные
с
рассуждениями Кацуматы: "... популярная культура может также играть
конструктивную роль и объединять людей, заставляя их разделять [общий]
опыт, получаемый в результате потребления культурных продуктов...
популярная культура не только поощряет сотрудничество между компаниями
и индивидами, участвующими в процессах [производства этих продуктов], но
также устанавливает новые пространственные рамки для перераспределения
образов, идей и эмоций, которые могут породить ощущения близости и
сопричастности. Нет сомнений, что популярная культура создает особые узы
или особые отношения ... между потребителями"60 - [курсив мой - Д.Д.].
59 "The consumption of these products is all about the sharing of common images and feelings through the
exchange of these ideational elements across national boundaries" - Katsumata H., Japanese popular culture in East
Asia: a new insight into regional community building // International Relations of the Asia-Pacific Volume 12
(2012), pp. 135-136. Эти же идеи развиваются им в другой работе: Katsumata H. and Iida T., Popular culture
and regional identity in East Asia: evidence from the Asia Student Survey 2008, GIARI Working Paper, E-3,
Global Institute for Asian Regional Integration, Waseda University, Tokyo, 2011
60 "popular culture may also play a constructive role in pulling people closer together by providing them with a
shared experience invigorated by the consumption of cultural commodities... popular culture do not only encourage
collaborations between companies and individuals involved in these processes, but also constructs new frameworks
for delivering images, ideas, and emotions, which can invigorate feelings of proximity and belonging. There is very
little doubt that popular culture creates a special bond or a special relationship and a shared experience between
consumers". - Otmazgin Nissim, Does Popular Culture Matter to the Southeast Asian Region? Possible Implications
and Methodological Challenges // Newsletter of the Center for Southeast Asian Studies. Kyoto University, No. 64
(Autumn), 2011, pp. 7-10.
32
В настоящее время главная отличительная особенность японской
стратегии "мягкой силы", гибридный культурный продукт, отвечает веяниям
времени и глобальному культурному тренду постмодерна. К этому следует
добавить имидж «страны победившего пацифизма» и успех экономической
модели, который, хотя и остался в прошлом, еще сохраняет свой потенциал в
сфере наращивания «мягкой силы». Более того, сам японский социум,
показавший сплоченность перед лицом трагедии 2011 года, выступает
важным элементом в этом процессе. Несмотря на спад темпов роста
экономики,
тянущуюся
со
времени
«мыльного
пузыря»
депрессию,
разочарование в японском «экономическом чуде», и эсхатологические
ожидания из-за «тени Китая над Азией»61, Япония продолжает оставаться
супер-урбанизированной и супер-модернизированной страной с чрезвычайно
высоким уровнем жизни и инновационным потенциалом.
Обращение к аполитичной популярной культуре в этом контексте
можно рассматривать как проявление апатии японского социума, обратной
стороны националистической ажитации. Национализм является попыткой
нации заглянуть в себя, осознать свое положение в мире, стать "нормальной
страной" со всеми атрибутами суверенного государства. Поп-культура же
обладает в данном случае пролонгирующим эффектом, позволяющим
оттянуть момент, когда японской нации придется решить, какой будет
Япония XXI века.
Однако, следует признать, что несмотря на попытки некоторых
исследователей культурного компонента развития Восточноазиатского
региона усмотреть политический потенциал в аполитичной массовой
культуре, политические импликации японской стратегии "мягкой силы" пока
остаются неясными.
61 Челлани Б. Тень Китая над Азией и политика США // Россия в глобальной политике, № 6, Том 008, 2010,
C. 161-178
33
3) Китайская стратегия "мягкой силы"
3.1 От политики «реформ и открытости» к «гармоничному миру» и
«китайской мечте»
Джозеф Най вряд ли мог предположить, что его концепция "мягкой
силы", разработанная преимущественно на основе анализа внешней политики
США, обретет столь благодарную аудиторию в среде китайских ученых и
политиков. Растущая мощь Китая в том, что касается "жесткой силы" экономики и вооруженных сил, и её возможные последствия для
регионального и глобального сообщества уже давно стали предметом самого
пристального внимания исследователей. Однако, в течение последнего
десятилетия широко и плодотворно обсуждается компонент "мягкой силы" в
продолжающемся росте Китая.
О том, насколько популярна эта тема в самом Китае, можно судить по
числу публикаций, оперирующих понятием "мягкая сила". Китайский
исследователь Ли Минчжан приводит следующие цифры: за период с 1994 по
2007 год было опубликовано 1211 статей с термином "soft power"62. Кроме
того, показательно, что на 2005-2007 гг. приходится 942 публикации. Это
указывает на пик интереса к данной проблематике, подстёгнутого
интенсивным использованием термина в официальных документах и
выступлениях высшего руководства КПК.
Замечательно также, что этот пик
не сменился стремительным
охлаждением интереса исследователей, как это произошло в Японии. В
случае японской "мягкой силы" складывается ощущение, что собственно
политическая её составляющая уже представляет собой "выработанный
Поиск проводился в крупнейшей базе данных китайской периодики China National Knowledge
Infrastructure (CNKI) - Li Mingjiang, Soft Power in Chinese Discourse: Popularity and Prospect // Soft Power:
China's Emerging Strategy in International Politics / ed. Mingjiang Li, 2009, p.24
62
34
ресурс"
для
существовать
исследователей,
и
преимущественно
журналистских публикациях
термин
в
"мягкая
сила"
культурологических
(а некоторая
продолжает
работах63
задержка между
и
научной
разработкой темы и появлением её в публицистике и средствах массовой
информации - нередкое явление). Между тем, в Китае, хотя и наблюдается
некоторый спад по сравнению с периодом 2005-2007 года, развитие дискурса
"мягкой силы" продолжается, и, по нашему мнению, можно даже ожидать
новой волны обсуждений после речи Си Цзиньпина в январе 2014 года, в
которой он призвал наращивать "мягкую силу" Китая путем распространения
современных ценностей китайского народа64. В этом можно увидеть
возвращение к курсу Ху Цзиньтао в сфере "мягкой силы", а значит, перед
исследователями так или иначе встает вопрос о преемственности или
изменении культурной политики.
Столь масштабная рецепция концепта "мягкой силы" в китайском
научном сообществе и, особенно, на официальном уровне вряд ли была
ожидаема. Однако, ретроспективный анализ причин этого позволяет
объяснить, почему повышенное внимание к этому концепту было не только
не
случайным,
но
стало
закономерным
развитием
теоретического
осмысления места Китая в изменяющемся мире и условий его устойчивого
роста
Здесь так же применима логика Дэвида Лини, которую мы излагали,
когда говорили о японской "мягкой силе". Популярность темы "мягкой силы"
в Китае свидетельствует о наличии вопросов и проблем в процессе развития
страны, которые требуют решения. Она также выступает индикатором
подспудных чаяний политического руководства КНР, помогает понять, как
оно видит будущее и фактическое положение страны в глобальном и
региональном
измерении.
В
связи
с
этим,
рассмотрение
причин
См., например, Denison Rayna, Transcultural creativity in anime: Hybrid identities in the production,
distribution, texts and fandom of Japanese anime // Creative Industries Journal. Vol. 3 № 3, 2010, pp. 221–235
64
Xi:
China
to promote cultural soft power // Xinhua
[Электронный ресурс]:
http://www.china.org.cn/china/2014-01/01/content_31059390.htm
63
35
популярности концепта "мягкой силы" позволит выявить некоторые
характерные черты китайской стратегии, о которых подробно будет сказано в
следующем разделе исследования.
Мы видим несколько причин такой популярности. В первую очередь,
теоретические
разработки
Джозефа
Ная
хронологически
совпали
с
перестройкой глобальной системы после распада Советского Союза. Для
Китая безвременная кончина бывшего "старшего брата" означала не просто
исчезновение с карты огромной страны. Это дало стимул задуматься над
двумя вопросами практического плана. Что послужило причиной краха
Советского Союза? Как не допустить повторение его судьбы для Китая?65
Это также инспирировало китайских исследователей задаться теоретическим
вопросом о взлётах и падениях великих держав66. Ответы на эти вопросы
помогли бы Китаю на его пути к статусу великой державы.
Китайские исследователи сходятся во мнении, что главной причиной
гибели Советского Союза стал критический дисбаланс между его "жесткой"
и "мягкой" силой. По мнению Шэна Чижу (Shen Jiru) из Китайской Академии
Социальных Наук, СССР одно время был равен Соединённым Штатом,
однако "проиграл игру ввиду недостатка "мягкой силы""67. Эта же мысль
проходит лейтмотивом в статье Лю Цзайци: "увеличения одной "твердой
силы" явно недостаточно для того, чтобы Китай избежал прежних ошибок
Советского Союза, ведь ключевой момент заключается в том, чтобы
коренным образом избегать серьезных затруднений в области строительства
и развития "мягкой силы""68.
Именно эти размышления привели к развитию идеи о "совокупной
силе государства" (zonghe guoli), которая стала популярной во время
Габуев А. Гибель старшего брата // Россия в глобальной политике, 28 октября 2012 г. [Электронный
ресурс]: http://www.globalaffairs.ru/number/Gibel-starshego-brata-15721 (дата обращения: 28.04.2014)
66
Glaser B.S., Murphy M.E., Soft Power with Chinese Characteristics: the Ongoing Debate // Chinese Soft Power
and Its Implications for the United States: Competition and Cooperation in the Developing World, A Report of CSIS
Smart Power Initiative, 2009, p.12
67
Shen Jiru, “Do Not Ignore the Importance of Soft Power,” Liaowang, no. 41 (October 1999)
68
Лю Цзайци, "Мягкая сила" в стратегии развития Китая // ПОЛИС. Политические исследования, № 4,
2009, C. 154
65
36
председательства Ху Цзиньтао, когда была инициирована "вторая волна"
обсуждений "мягкой силы". "Совокупная сила государства" представляет
собой сумму экономических, военных и дипломатических ресурсов страны.
Появилась идея о нераздельности и взаимовлиянии "жестких" и "мягких"
компонентов
"совокупной
силы".
Китайские
исследователи
даже
предприняли попытку рассчитать их идеальное соотношение. Интересное
мнение высказывает Хуан Жэньвэй из Шанхайской Академии Социальных
Наук в статье 2003 года: "если "жесткая сила" является константой, то
"мягкая сила" - переменной или коэффициентом, который может умножить
или существенно уменьшить совокупную силу"69. Заметим, что здесь трудно
не уловить сходство с концептом "умной силы" Джозефа Ная, появившимся
примерно в это же время.
Вторая причина популярности концепции "мягкой силы" в Китае
неразрывно связана с вышесказанным и заключается в попытке китайских
идеологов путём наращивания "мягкой силы" преодолеть антикитайские
настроения в среде западных, и особенно американских, теоретиков и
практиков внешней политики. Эти настроение получили оформление в виде
теории "китайской угрозы", которая непосредственно вытекает из power
transition theory, развившейся в русле реализма70.
Из опыта взлёта и падения великих держав, согласно power transition
theory, следует неутешительный вывод о неизбежности войны как средства
регуляции баланса сил в международных отношениях. Быстрый рост
могущества одного государства приводит к нарушению этого баланса. Если
придерживаться реалистской трактовки, появление новой великой державы,
или стремление стать таковой со стороны восходящей державы (rising
Цит. по: Glaser B.S., Murphy M.E., Soft Power with Chinese Characteristics: the Ongoing Debate, p. 19-20
Наиболее оптимистичные прогнозы относительно последствий возвышения Китая выдвигают авторы
следующих исследований: Zhu Zhiqun, Power Transition and U.S.-China Relations: Is War Inevitable? // Journal
of International and Area Studies; Jun 2005; 12, 1; Sheng Ding, Analyzing Rising Power from the Perspective of
Soft Power: a new look at China's rise to the status quo power, Journal of Contemporary China, 2010 19:64; Fravel
М.T., International Relations Theory and China’s Rise: Assessing China’s Potential for Territorial Expansion //
International Studies Review (2010) 12, 505–532; 63)
Kastner S.L. and Saunders P.C., Is China a Status Quo
or Revisionist State? Leadership Travel as an Empirical Indicator of Foreign Policy Priorities // International Studies
Quarterly 56, pp. 163–177, 2012; Kaplan R., ‘Don’t panic about China’, The Atlantic, 28 Jan. 2010.
69
70
37
power), несет в себе угрозу международной безопасности и сопряжено с
крупными войнами.
Неизбежность войны в этом случае продиктована намерениями и
амбициями как набирающего силу потенциального нового лидера, так и
"status quo" державы. Когда становится очевидно, что актуальная мощь
восходящей державы пришла в противоречие с занимаемым ею местом в
международной системе, она стремится путём применения силы изменить
установившийся миропорядок. "Status quo" держава в свою очередь
развязывает превентивную войну, чтобы его сохранить, пока она еще может
это сделать "на своих условиях"71. В рамках этой же концепции
предполагается, что восходящая держава априори является государствомревизионистом (revisionist state), нацеленным на пересмотр сложившейся
системы.
В этом свете Китай предстает типичной восходящей державой и
потому представляет потенциальную опасность для status quo держав и
глобальной системы. Кроме того, несовпадение интересов авторитарного
режима коммунистической партии, который озабочен в первую очередь
сохранением своих позиций, с национальными интересами Китая, по мнению
представителей "наступательного реализма" (offensive realism), выступает
дестабилизирующим фактором72.
Формирование подобных взглядов было с тревогой воспринято в среде
китайских исследователей и политиков, которые пришли к убеждению о
необходимости противодействовать теории "китайской угрозы" с помощью
"мягкой силы". Наращивание "мягкой силы" с этого угла зрения призвано
создать благоприятный имидж Китая и убедить международное сообщество в
том,
что
он
готов
стать
"ответственным
дольщиком"
(responsible
stakeholder)73. Также, в противовес алармистским настроениям были
71
Sheng Ding, Analyzing Rising Power from the Perspective of Soft Power..., p.257
Самый яркий и влиятельный представитель "наступательного реализма" - Джон Миршаймер: Mearsheimer
J.J., "China's Unpeaceful Rise," Current History, Vol. 105, No. 690 (April 2006), pp. 160-162.
73
Термин "responsible stakeholder" часто используется в работах, посвященных возможным импликациям
возвышения Китая, а также в политической риторике Государственного департамента США. Его ввел в
72
38
выдвинуты концепции "Китай как возможность" (China opportunity theory) и
"китайский вклад" (China contribution theory)74.
Таким образом, обсуждения "мягкой силы" в китайском научном
сообществе имели одной из главных своих целей выработку симметричного
ответа антикитайским концепциям. Это обстоятельство позволяет нам
согласиться с мнением некоторых исследователей75, указывающих на
"реакционный" (reative) характер китайской стратегии "мягкой силы, на чем
мы подробнее остановимся в следующем разделе.
Наконец, последняя причина столь пристального внимания к
концепции "мягкой силы", на чем делают акцент китайские исследователи76,
заключается в том, что она гармонично вписывается в систему ценностей
традиционной
китайской
культуры
и
резонирует
с
некоторыми
особенностями китайского менталитета. В подтверждение можно привести
слова знаменитого военного теоретика Сунь Цзы (VI-нач. V в. до н.э.) о том,
что «лучшее из лучшего – покорить чужую армию, не сражаясь».
Кроме того, конфуцианство, даосизм и буддизм, сочетание которых
составляет
принципами,
основу
китайской
провозглашающими
культурного
примат
кода,
"мягкого"
руководствуются
над
"жестким".
Известная даосская мудрость гласит: «в Поднебесной самое мягкое
одерживает верх над самым твердым»77. Характерная для этих религиознофилософских течений система ценностей вращается вокруг представления о
гармоничном сосуществовании индивидов. В рамках этой системы были
оборот Роберт Зеллик, бывший заместитель государственного секретаря США. См. Drezner D.W. The New
New World Order // Foreign Affairs, Vol. 86, No. 2 (Mar. - Apr., 2007), p.41
74
Перевод названия авторский - Д.Д. Концепция "Китай как возможность" исходит из представления, что
дальнейшее экономическое развитие Китая приведет к увеличению возможностей других стран, которые
будут вовлечены в торговые и инвестиционные процессы. С похожих позиций подходят к проблеме авторы
концепции "китайского вклада". Они полагают, что рост Китая способствует развитию Азии и глобальной
экономики, предоставляя возможности для рационального разделения труда, и вносит вклад в решение
проблем бедности в слабо развитых странах. См. Young Nam Cho and Jong Ho Jeong, China's Soft Power:
Discussions, Resources, and Prospects // Asian Survey, Vol. 48, No. 3 (May/June 2008), p. 459
75 Glaser B.S., Murphy M.E., Soft Power with Chinese Characteristics: the Ongoing Debate, p. 23
76 Sheng Ding, Analyzing Rising Power from the Perspective of Soft Power..., p.262; Li Mingjiang, China Debates
Soft Power // Chinese Journal of International Politics, Vol. 2, 2008, p.292
77 Цит. по: Борох О, Ломанов А. Скромное обаяние Китая. // «Pro et contra», ноябрь-декабрь 2007, С. 46
39
сформулированы максимы "уважение через человеколюбие" (yi de fu ren)78,
"мир и гармония" (he)79, "гармония несмотря на различия" (he er bu tong).
Мы также хотим обратить внимание на то, что древнекитайский
военный трактат "Тридцать шесть стратагем"80 помимо модели действий в
условиях прямой конфронтации предлагает пути ухода от неё для сохранения
ресурсов и минимизации потерь. Вот некоторые стратагемы, нацеленные на
избежание конфликта: "бегство - лучшая стратагема"81, " превратить роль
гостя в роль хозяина"82, " прикидываться безумным, сохраняя рассудок"83, "в
покое ожидать утомлённого врага"84.
В каком-то смысле "заветы" Дэн Сяопина, сформулированные в 24
иероглифах и определившие внешнеполитическую тактику "затаившегося
дракона" почти на три десятилетия, показывают преемственность по
отношению к логике "Тридцати шести стратагем". Они предписывают
"хладнокровно наблюдать", "вести себя скромно", "не претендовать на
лидерство", "выжидать в тени", "крепко стоять на ногах"85.
Таким образом, нами были выделены три главные причины
популярности дискурса "мягкой силы" в Китае: 1) осмысление изъянов
политики Советского Союза, приведших к его краху; 2) необходимость
защиты от антикитайских концепций и настроений; 3) органичное сочетание
концепции "мягкой силы" с ценностной системой традиционной китайской
культуры и "стратагемностью" мышления китайцев. Эти причины оказали
значительное влияние на формирование дискурса "мягкой силы" в Китае,
основные этапы которого будут рассмотрены ниже.
78仁 (rén) обычно переводится как "человеколюбие", "гуманность", "достойный".
79和 (hé)
80
Мы используем английский перевод оригинальных стратагем с современной интерпретацией
переводчика: Verstappen S. The Thirty-six Strategies Of Ancient China, 1999
81
Сохранять свои силы, избегая открытого противостояния.
82
Нащупывать вход и продвигаться вперёд, // Пока не достигнешь главенства.
83
Преуменьшить свои силы или потенциал в глазах противника.
84
Силы, связывающие врага, // Проистекают не из открытого противоборства.
85
Перевод "24 иероглифов" в: Портяков В. Внешнеполитические заветы Дэн Сяопина и их современная
интерпретация // Проблемы Дальнего Востока, №5, 2012, С. 17
40
Эволюцию дискурса "мягкой силы" в Китае можно разделить на три
этапа. Первый этап, или "первая волна" обсуждений "мягкой силы", был
связан с рецепцией концепта в китайском научном сообществе в первой
половине 90-х годов. Начало процессу обсуждений положила статья Ван
Хунина, китайского ученого и политического деятеля, который занимал пост
заместителя директора Центра политических исследований во время
председательства Цзян Цзэминя. Его считают одним из главных участников
разработки концепции "трёх представительств"86. В своей статье 1993 года
вслед за Джозефом Наем Ван Хунин рассматривает три компонента "мягкой
силы": культуру, политические ценности и идеологию, и внешнюю политику
государства. Поскольку именно анализу культурной составляющей затем
будет уделено первостепенное внимание китайских исследователей и
руководства КНР, примечательно, что Ван Хунин считает культуру
основным
источником
привлекательной
мягкой
культурой
и
силы.
"Если
идеологической
страна
системой,
располагает
-
считает
исследователь, - другие страны будут следовать за ней... Ей не придётся
использовать дорогостоящую и менее эффективную "жесткую силу"87.
Можно сказать, что эта статья в определенной мере задала тон дальнейшей
дискуссии. Однако, если идея о примате культурного
компонента
действительно стала мейнстримом в китайском дискурсе, утверждение
автора статьи о возможности замены влияния "жесткой силы" за счет
"мягкой" было оспорено в последующих работах. Как мы указывали выше, в
этом аспекте обсуждений "мягкой силы" возобладала идея о "совокупной
силе государства" и о необходимости гармоничного развития обеих
составляющих.
После статьи Ван Хунина китайские исследователи и представители
политической элиты, за редким исключением88, обходили стороной
концепцию "мягкой силы". Это во многом было связано с кампаниями
86
Sullivan L.. Historical Dictionary of the Chinese Communist Party, 2011, P. 271.
Wang Huning, Culture as National Soft Power: Soft Power // Journal of Fudan University, March, 1993
88
Shen Jiru, “Do Not Ignore the Importance of Soft Power,” Liaowang, no. 41 (October 1999)
87
41
против "буржуазного либерализма" и "духовного загрязнения" китайской
нации, развёрнутыми после трагических событий на площади Тяньаньмэнь
летом 1989 года89. И концепция Джозефа Ная была ожидаемо причислена к
враждебной либеральной политической мысли.
"Вторая волна" обсуждений приходится на председательство Ху
Цзиньтао, когда концепция была не только реабилитирована, но и стала
частью государственной стратегии Китая в области культурной и внешней
политики. Именно к этому времени относятся идеологемы "мирного
развития" и "гармоничного мира". Выработка первой связана с достаточно
примечательным поиском подходящего термина. Катализатором разработки
концепта "мирного возвышения" стали антикитайские настроения в западных
научных публикациях. Впервые этот термин прозвучал в речи Чжэн
Бицзянем (Zheng Bijian) в ноябре 2003 года на Боаоском азиатском форуме
(БАФ). Эта речь получила огласку, и термин был использован в Гарвадской
речи премьера Вэнь Цзябао, а затем Ху Цзиньтао90. Однако, в следующем
году в выступлениях высшего руководства КНР он был заменен на "мирное
развитие". Этот терминологический казус можно объяснить желанием
политической элиты Китая избежать использования понятия "возвышение"
(rise), которое получило негативную коннотацию стараниями западных
теоретиков "китайской угрозы".
В эпоху Ху Цзиньтао концепт "мягкой силы" получил оформление в
качестве составляющей официальной идеологии. Культурный компонент
"мягкой силы" виделся руководству КНР одним из средств достижения
Китаем ранга великой державы и условием конкурентоспособности страны
на международной арене. Показательна в этом отношении речь Ху Цзиньтао
89
90
Sheng Ding, Analyzing Rising Power from the Perspective of Soft Power..., p.263-264
Young Nam Cho and Jong Ho Jeong, China's Soft Power: Discussions, Resources, and Prospects, p. 467
42
2006 года: "Тот, кто одержит верх на поле битвы культурного развития,
получит преимущество в ожесточенной международной гонке"91.
Также приведем слова Ли Шулея из Центральной партийной школы
КПК: "Если говорить прямо, некоторые могущественные иностранные
державы хотят использовать культуру как оружие против других стран, и по
этой причине мы должны со всем усердием наращивать "мягкую силу"
нашей страны"92. В этих словах ясно слышатся отзвуки борьбы против
буржуазного чужеродного элемента и "морального загрязнения" нации
времен Дэн Сяопина.
Таким образом, для китайского руководства сфера "мягкой силы" и
культурное пространство становятся еще одной плоскостью международного
соперничества, в котором Китай не должен проиграть. В этой связи
китайские
исследователи
высказывают
озабоченность
отрицательным
"торговым балансом" Китая в сфере культуры, особенно учитывая
господство Соединенных Штатов в том, что касается киноиндустрии,
сериалов, телевизионных программ, фастфуда и моды93.
При Ху Цзиньтао происходит складывание гибридной идеологии "системы основополагающих социалистических ценностей" ("socialist core
value system") с инфильтрацией традиционных учений - конфуцианства,
буддизма и даосизма. Гуманистические ценности традиционных этикофилософских школ призваны придать внешнеполитической идеологии Китая
общечеловеческое звучание, и одновременно работают на внутреннего
"потребителя"94. Дух патриотизма, реформ и инноваций должны вдохновлять
китайскую нацию95.
91
" The one who takes commanding point on the battlefield of cultural development will gain the upper hand in
fierce international competition" - “Hu Jintao Speech to Literary and Art Circles,” Renmin Ribao, November 12,
2006. Цит. по: Glaser B.S., Murphy M.E., Soft Power with Chinese Characteristics: the Ongoing Debate, p. 15
92
“Soft Power: China Takes Measures to Bolster Its Global Cultural Prowess,” China Media Project Online,
December 19, 2007 - [Электронный ресурс]: http://cmp.hku.hk/2007/12/19/797 (дата обращения: 25.04.2014)
93
Li Mingjiang, China Debates Soft Power // Chinese Journal of International Politics, Vol. 2, 2008, p.293
94
Kingsley Edney, Soft Power and the Chinese Propaganda System // Journal of Contemporary China, 21:78
(2012), p. 911
95
‘Tigao Guojia Wenhua Ruan Shili,’ (‘Upgrading National Cultural Soft Power’), Renmin Ribao (People’s Daily),
December 29, 2007. Цит. по: Li Mingjiang, China Debates Soft Power, p.290
43
В официальном китайском дискурсе "мягкая сила" фактически
синонимична культурной политике, а потому её наращивание направлено на
достижение как внешне-, так и внутриполитических целей. "Для правящей
партии,
-
отмечает
Эдни
Кингсли,
-
формирование
"системы
основополагающих социалистических ценностей" внутри страны является
ключевой пропагандистской целью в области культурного строительства и
было увязано с концептом "мягкой силы""96.
В поиске новых пропагандистских формулировок китайские ученые и
политики
пришли
к
концепту
"гармоничного
мира"
и
его
внутриполитическому аналогу - "гармоничному обществу", которые стали
главными политическими лозунгами эпохи Ху Цзиньтао. "Гармоничное
общество" видится конечной целью политики, направленной на поиск
баланса между экономическим развитием и вниманием к социальноэкономическим проблемам. Концепция "гармоничного мира", озвученная
председателем Ху Цзиньтао на саммите "Азия-Африка" в апреле 2005 года,
призывает к установлению нового международного политического и
экономического порядка, основанного на принципах мультилатерализма и
взаимовыгодного сотрудничества97.
Как видно из провозглашенных Ху Цзиньтао идеалах "гармоничного
общества, руководство КНР уделяет внимание и политическому "месседжу"
в идеологическом концепте, адресованном зарубежной аудитории. Призыв к
"новому порядку", конечно, не должен восприниматься буквально и отнюдь
не означает попытку перестройки международной системы и переход Китая к
ревизионистской политике. Если отмести общие слова о взаимовыгодном
сотрудничестве, в сухом остатке речь идёт об удобной для Китая политикоэкономической среде, которая бы создавала благоприятные условия для его
дальнейшего развития.
"Ruling party's goal of building a ‘socialist core value system’ within the country is a key propaganda objective
in the realm of cultural construction and has been linked to the concept of soft power" - Там же
97
“Hu Calls for Harmonious World at Summit”, China Daily, September 16, 2005.
96
44
В названных концептах также нашел отражение целостный подход к
понятию "мягкой силы" в китайском дискурсе, отличный от изначального
толкования понятия Джозефом Наем и имеющий две сферы применения внутреннюю и внешнюю. Большинство китайских исследователей сходятся
во мнении, что "мягкая сила" должна быть адресована не только
международному сообществу посредством распространения достижений
культуры и публичной дипломатии, но и китайскому обществу98.
Хотя в китайском дискурсе наличествует тенденция уравнивать
понятия "мягкой силы" и "культурной политики", в данном случае можно
говорить о вполне отчетливо выраженном политическом посыле. Среди
китайских исследователей распространено мнение, что "гармоничное
общество" и "гармоничный мир" могли бы стать альтернативой западной
системе ценностей. По их мнению, к таким глобальным проблемам как
бедность, загрязнение окружающей среды и региональные конфликты можно
было бы подойти с позиций гуманистических ценностей традиционной
китайской культуры99.
Несмотря на то, что сейчас концепты "гармоничного общества" и
"гармоничного мира" уже стали анахронизмом ввиду смены руководства
КНР, в целом подход Си Цзиньпина, о котором пойдёт речь ниже,
характеризуется преемственностью по отношению к
идеологическим
находкам эпохи Ху Цзиньтао.
Ко времени председательства Ху Цзиньтао относится также дискуссия
вокруг концепции "Пекинского консенсуса", которая была выдвинута в 2004
году Джошуа Рамо, занимавшим в то время пост старшего советника по
инвестициям компании Goldman Sachs. В своей концепции Рамо исходит из
анализа период экономических реформ в Китае и представления о
возможности
использования
китайского
опыта
как
особой
модели
98
Glaser B.S., Murphy M.E., Soft Power with Chinese Characteristics: the Ongoing Debate, p. 20
Li Mingjiang, Soft Power in Chinese Discourse: Popularity and Prospect // Soft Power: China's Emerging
Strategy in International Politics / ed. Mingjiang Li, 2009, p.6
99
45
экономического развития в развивающихся странах100. По мнению автора, эта
модель более подходит именно развивающимся странам в переходный
период
(in
transition).
Рамо
видит
её
возможной
альтернативой
"Вашингтонскому консенсусу"101, и следовательно, вызовом господству
неолиберальных
"рецептов"
экономического
развития,
которыми
руководствуется, в частности, Международных банк реконструкции и
развития102.
Концепция Рамо получила широкую огласку в основном из-за своего
антиамериканского подтекста. И именно по этой причине политическое
руководство Китая обошло концепцию молчанием, поскольку в противном
случае это означало бы конфронтацию с Соединенными Штатами.
Мы разделяем точку зрения исследователей103, который считают, что
поскольку процесс экономического развития Китая еще не достиг
логического завершения, пока рано говорить о наличии особой "модели
развития", которую можно было бы "экспортировать" в другие страны.
К третьему этапу относится идея "китайской мечты", выдвинутая Си
Цзиньпином вскоре после занятия должности председателя КНР. "Китайская
мечта" представляет отличное от традиционного видение "среднего класса",
она уделяет внимание предпринимательской инициативе и личностному
росту, но вместе с тем не утрачивает коллективистской природы,
характерной для официальной идеологии КПК. Подробнее о внешне- и
внутриполитических задачах, на решение которых направлена концепция
"китайской мечты" будет сказано ниже. По нашему мнению, появление
Ramo J.C., The Beijing Consensus, London: Foreign Policy Centre, 2004 - [Электронный ресурс]:
http://fpc.org.
uk/fsblob/244.pdf (дата последнего обращения: 05.05.2014)
101
Концепция "Вашингтонского консенсуса" была разработана экономистом Джоном Вильямсоном для
решения проблем экономического развития стран Латинской Америки и представляет собой стратегию из
10 пунктов, затрагивающих различные аспекты экономических преобразований.
102
Young Nam Cho and Jong Ho Jeong, China's Soft Power: Discussions, Resources, and Prospects, p. 461-462
103
Kennedy Scott, The Myth of the Beijing Consensus, (paper prepared for conference, “Washington Consensus vs.
Beijing Consensus,” National Taiwan University Center for China, May 30, 2008) - [Электронный ресурс]:
http://www.indiana.edu/~rccpb/Myth%20Paper%20May%2008.pdf (дата обращения: 26.04.2014)
100
46
нового идеологического концепта может инициировать третью "волну"
обсуждений "мягкой силы" Китая.
3.2 "Мягкая сила" с китайской спецификой
Характеристики китайской стратегии "мягкой силы" были так или
иначе затронуты нами в ходе анализа китайского дискурса. В настоящем
разделе мы постараемся развить наши наблюдения и отметить некоторые
новые отличительные черты китайской стратегии.
Инкорпорация
конфуцианства
в
государственную
стратегию
неслучайно. Будучи этатистской философией, конфуцианство делает акцент
на общем в противовес частному, предлагая идеологему государства как
большой семьи, и в этом плане полностью отвечает внутриполитическим
задачам КПК. С другой стороны, при ориентация на международную
аудиторию китайские идеологи совершают интересный с точки зрения
терминологии манёвр: поскольку "социализм" неизменно связывается в
представлениях Запада с временами "красной угрозы" ("red scare"), его
замещение во внешнеполитической стратегии менее одиозным термином
может также оказать положительное воздействие на имидж Китая.
Естественно, это не значит, что Китай в одночасье перестает быть
социалистическим государством, но обращение к традиционной философии
позволит "мягко" легитимизировать авторитарную власть компартии Китая.
Китай делает ставку на сложный концепт идеологического плана с
акцентом на традиционной культуре в противовес современной. В свете
рассмотрения особенностей рецепции традиционных этико-философских
учений в официальной идеологии современного Китая любопытной
представляется стратагема "позаимствовать труп, чтобы вернуть душу". Её
смысл заключается в том, чтобы "взять обычай, технологию, метод или
47
идеологию, которые были забыты или отвергнуты, чтобы применить их в
своих собственных целях; воскресить нечто из прошлого, придавая ему новое
значение, либо вернуть к жизни старые идеи, обычаи, традиции,
интерпретируя их под свои задачи"104.
Таким образом, традиционная культура выступает не просто как
экспортный продукт Китая, она также насыщает и обогащает официальную
идеологию, которая может заимствовать из неё подходящие элементы и
ценности. Очевидно, однако, что такая расстановка акцентов делает
китайский культурный продукт менее динамичным и потому менее
интересным простому потребителю.
Колумнист «China Daily” Пенг Кан, исследуя феномен популярного
корейского клипа «Gangnam style», очень точно определил ограничения,
присущие
этому
компоненту
китайской
стратегии
«мягкой
силы»:
«Государственные организации и предприятия составляют главную силу,
стоящую
за
экспортом
китайского
культурного
продукта.
Но
они
сосредоточены на показе древней китайской цивилизации и современного
экономического развития, и не могут продвигать полные иронии и сатиры
продукты вроде «Gangnam style» через официальные каналы. Но культурные
продукты без развлекательной составляющей редко становятся популярны за
рубежом»105.
По мнению многих исследователей, именно консерватизм китайского
культурного продукта и авторитарная опека властей, желающих максимально
контролировать
информационную
среду,
становится
существенным
препятствием для наращивания "мягкой силы". Наиболее радикальные из них
даже ставят вопрос о том, не является ли современная стратегия "мягкой
силы" Китая лишь терминологической вариацией пропаганды: "Пекин не
104
Verstappen S. The Thirty-six Strategies Of Ancient China, p. 63
105 «Government organisations and enterprises are the main force behind the exports of Chinese cultural products.
But these organisations and enterprises are always keen on showing China's ancient civilisation and current
economic development, and cannot promote satires like "Gangnam Style" through official communication channel.
But cultural products without entertainment value rarely become popular in overseas markets». Li Peng, How to
hard
sell
China`s
soft
power
//
China
Daily,
26-10-2012.
URL:
http://www.asianewsnet.net/home/news.php?id=38152 (последнее посещение: 19.08.2012)
48
может избавиться от старых привычек, скрывая информацию, и его
предельно централизованная, подконтрольная государству модель"мягкой
силы" находится в капкане между озабоченностью своим имиджем и
нехваткой
открытости,
[не
что
иное
как]
осовремененная
форма
пропаганды"106.
Не отрицая наличия проблемы, мы все же хотели бы высказать
оптимистичное предположение о том, что открытость информационного и
культурного пространства в Китае будет со временем повышаться. К такому
убеждению нас приводит опыт китайской модернизации в сфере экономики,
когда китайскому правительству удалось постепенно ослаблять контроль над
отдельными секторами экономики и регионами страны и позволять рынку
шаг за шагом отвоевывать позиции у плановой экономики107. Возможно, в
будущем нас ждет новая модель "китайской культурной модернизации".
В
настоящее
же
время
дисбаланс
между
использованием
традиционной и популярной культуры, а также развитием соответствующей
индустрии, следует признать не ошибкой, но осознанным шагом руководства
КПК
и
характерной
чертой
китайской
стратегии
"мягкой
силы".
Консервативную культурную политику можно считать одним из элементов
оборонительной, "реакционной" ("reactive") политики Китая, который таким
образом защищается от "размывания" официальной идеологии в связи с
проникновением чужеродного культурного элемента.
Но дискредитация социалистической идеологии ничто в сравнении с
более глубокими и масштабными изменениями, которые несут с собой
процессы глобализации. Если современный Китай хочет сохранить высокий
темп экономического роста, для которого нужны мобилизационные
106 "Beijing cannot shake off old habits, hiding information and its highly centralised, state-controlled model of
“soft” power is caught between image projection and lack of openness, a form of modernised propaganda" D’Hooghe, I. Public diplomacy in the People’s Republic of China // J. Melissen (ed.), The New Public Diplomacy:
Soft Power in International Relations. London: Palgrave, 2005
107 Об этом, к примеру: Yingyi Qian, The Process of China's Market Transition (1978-1998): The Evolutionary,
Historical, and Comparative Perspectives. Journal of Institutional and Theoretical Economics (JITE) / Zeitschrift für
diegesamte Staatswissenschaft, Vol. 156, No. 1, 17th International Seminar on the NewInstitutional Economics:
Big-Bang Transformations of Economic Systems as a Challenge toNew Institutional Economics (March 2000), pp.
151-171
49
возможности, ему не выгодна перестройка мировоззренческих установок
китайского народа и переход от коллективизма к индивидуализму.
Безусловно, такие сложные системы, как менталитет целого народа,
сформировавшийся
в
процессе
многовековой
эволюции,
достаточно
устойчивы к изменениям. Однако, как показывает опыт Японии, полвека
массированного воздействия глобализационных процессов и развития
консьюмеризма могут привести к глубокой трансформации как образа жизни,
так и социальной структуры общества.
Внимание именно к этому аспекту идеологической и культурной
политики со стороны руководства Китая ясно прослеживается в концепте
"китайской мечты". Как мы отмечали выше, "китайская мечта", как и другие
китайские
идеологические
концепты
последнего
десятилетия
-
это
гибридный проект. Он включает в себя некоторые черты либерализма, такие
как поощрение предпринимательской инициативы, однако в первую очередь
делает упор на коллективистское мировоззрение, на работу во благо
"большой семьи" - всего китайского народа. Хотя в этом концепте ясно виден
отход от эгалитаризма, он всё-таки достаточно специфически трактует
понятие "среднего класса". Укажем также на то, что отход от эгалитаризма в
перспективе может значить и освобождение государства от некоторых
социальных обязательств.
Как и в случае других характерных для Китая Новейшего времени
явлений, индивидуализм в том виде, в каком его преподносит "китайская
мечта",
неизменно
будет
сопровождаться
развёрнутым
эпитетом
"с
китайской спецификой".
Поощрение предпринимательской инициативы и применение понятия
"среднего класса" к китайским реалиям фактически направлено на то, чтобы
идеологически поддержать дальнейшее экономическое развитие Китая и
одновременно оказать сопротивление западному либерализму. Ошибочно
полагать, что китайское руководство решилось на структурные политические
изменения, которые, согласно либеральной концепции, необходимы для
50
роста в условиях рыночной экономики. Понимая неизбежность социальной
трансформации общества, новое руководство Китая решило использовать это
в своих интересах. Делая некоторые уступки на идеологическом фронте, оно
сохраняет незыблемость позиций правящей партии. "Пожертвовать сливой
чтобы спасти персик" (lǐ dài táo jiāng)108.
Таким
политической
образом,
элите
стратегия
страны
"мягкой
продолжать
силы"
Китая
политику
позволяет
идеологического
лавирования в условиях изменяющегося мира и социальной трансформаций
китайского общества. Будучи сформирована как ответ на внешние
(концепция
"китайской
угрозы")
и
внутренние
(распространение
либеральных ценностей и размывание официальной идеологии) вызовы, она
носит преимущественно оборонительный характер. Между тем, как
отмечалось выше, в концепциях "гармоничного мира" и "китайской мечты"
заключен ясный политический месседж и пока не до конца оформившаяся
попытка предложить систему ценностей, альтернативную либерализму. На
данном
этапе
стратегия
"мягкой
силы"
отвечает
общему
внешнеполитическому курсу Китая. Можно отметить её переходный
характер от "реакционной" к проактивной позиции. Мы предполагаем, что с
течением времени, когда Китай почувствует себя достаточно окрепшим, в его
внешнеполитическом
ревизионистские
поведении
черты,
и
будут
всё
стратегия
больше
"мягкой
прослеживаться
силы"
будет
трансформироваться соответственно.
108
Стратагема №11: При неизбежности потерь отдать малое для того, чтобы сохранить большое.
51
4) Сравнение китайской и японской "мягкой силы": соперничество или
сосуществование?
Для нужд сравнительного анализа рассмотренных японской и
китайской стратегий "мягкой силы" вы выделили несколько факторов,
оказавших, по нашему мнению, наибольшее влияние на их формирование.
Такой подход призван сделать анализ более предметным и вскрыть
объективные причины различия стратегий двух стран. Выделенные факторы
охватывают всю совокупность наиболее существенных в свете данного
исследования характеристик как внутри- (специфика эволюции дискурса
"мягкой силы", внутриполитическая ситуация, уровень развития общества
потребления и индустрии популярной культуры, возможность использования
элементов
традиционной
(особенности
культуры),
восточноазиатских
так
и
внешнеполитического
стран-реципиентов
"мягкой
силы",
глобальные и региональные задачи развития государства, роль страны в
крупных
конфликтах)
плана109.
Следует
отметить,
что
поскольку
разработанная нами матрица предназначена для общего случая анализа
стратегии "мягкой силы", применительно к Японии и Китаю затруднительно
дифференцировать такие факторы, как "специфика стран-реципиентов",
"роль страны в крупных конфликтах", "возможность использования
элементов традиционной культуры". Поэтому в случае ясно прослеживаемой
взаимосвязанности и пересечения факторов, мы будем рассматривать
каждый из них в отдельности менее подробно.
109
Сводная таблица представлена в Приложении к исследованию.
52
1) Внешнеполитические цели/ положение в глобальной и региональной
системах
В определении положения Японии и Китая в глобальной и
региональной системах мы используем терминологию power transition theory,
поскольку для нас имеет первостепенное значение, преследует ли
государство сохранение status quo, которое признается приемлемым для него,
или оно готово предложить собственное видение международной системы и
добиваться его воплощения в жизнь. Мы приходим к выводу, что Япония, с
определенными
оговорками,
чувствует
себя
уверенно
в
рамках
установленных международных институтов и союзнических отношений
(Японо-американский альянс). Безусловно, то, что Япония является status quo
державой,
не
отменяет
наличия
у
неё
вполне
определенных
внешнеполитических целей, таких как получение места постоянного члена
Совета безопасности ООН. Она также стремится играть более активную роль
в операциях в рамках союзнического договора с США110 и ищет адекватный
ответ на усиление позиций Китая в регионе. Однако, некоторые акции
последних лет, поддержанные японским правительством, к примеру,
национализация
части
островов
Сэнкаку-Дяоюйдао,
накладывают
существенные ограничения на наращивание "мягкой силы". Япония
транслирует "мягкую силу" в виде популярного культурного продукта, но
действует "жестко". Здесь можно говорить о структурном дисбалансе в
использовании "внешних" и "внутренних" источников "мягкой силы", что
приводит к двойственному восприятию Японии в странах Восточной Азии.
Кроме того, японский культурный продукт не несет в себе каких бы то ни
было политических ценностей и идеалов111, что в первую очередь заставляет
сомневаться в эффективности японской стратегии.
Жуков А.Е. Япония в мире: эволюция самооценки // Япония, открытая миру / Рук. проекта Э.В.
Молодякова. - М.: АИРО-XXI, 2007
111
Peng Er Lam, Japan’s Quest for “Soft Power”: Attraction and Limitation // East Asia (2007) 24, p. 358
110
53
Между тем, Китай находится в состоянии перехода от восходящей
status quo державы к государству-ревизионисту (revisionist state). Можно
сказать, что Китай демонстрирует завидное постоянство, вплоть до
настоящего
момента,
придерживаясь
взвешенной
и
прагматичной
внешнеполитической линии и принципов мультилатерализма.
Однако, выбранный Дэн Сяопином курс на бесконфликтную и отчасти
пассивную внешнюю политику на время включения Китая в мировую
экономическую систему трактуется многими исследователями, как про-, так
и антикитайского толка, как пройденный этап. Как отмечает Сергей Лузянин,
"по мнению ряда китайских экспертов, Китай сегодня уже может "спокойно
выйти из тени" ..., пришло его время предлагать миру свои инициативы"112,
заменяя повестку дня Соединенных Штатов своей. Продолжительное
сохранение курса, характерного для status quo державы, несмотря на
"восходящий" статус Китая, может объясняться в рамках неолиберальной
теории
углублением
взаимозависимости
государств113.
Однако,
есть
основания полагать, что сейчас вы видим лишь начало "восхождения" Китая,
который в будущем может пересмотреть свою внешнеполитическую
стратегию.
Уже сейчас некоторые предпосылки к этому можно проследить в
концептах "гармоничного мира" и "гармоничного общества" эпохи Ху
Цзиньтао. Они основаны на симбиозе социалистической идеологии и
гуманистических ценностей традиционной китайской культуры. Рецепция
отдельных элементов этих концептов в процессе дальнейшего оформления
официальной идеологии может привести к созданию системы ценностей,
которая бы находила отклик в странах, разделяющих с Китаем общий
культурный код, и представляла бы реальную альтернативу либеральным
ценностям.
Лузянин С.Г. Китай между жесткостью и мягкой силой // Радио "Голос России", 18.10.2012 [Электронный ресурс]: http://rus.ruvr.ru/2012_10_18/Kitaj-mezhdu-zhestkostju-i-mjagkoj-siloj/ (дата последнего
обращения: 08.05.2014)
113
Keohane R., Nye J., Power and Interdependence: World Politics in Transition, Boston, 1977
112
54
Что касаемо идеологемы "китайской мечты", как отмечалось выше, она
направлена в основном на решение внутриполитических задач. Однако её
созвучие с концептом "американской мечты" и некоторые либеральные
черты (которые, однако, теряются на фоне сохраняющегося идеологического
каркаса) могут восприниматься западными странами-реципиентами как
готовность руководства Китая к политическим реформам и являться
ресурсами "мягкой силы".
2) Внутриполитическая ситуация
В процессе развития массового сознания японского общества можно
выделить два параллельных тренда, которые внешне противоречат друг
другу, но тем не менее сосуществуют. Это, с одной стороны, рост
националистических
настроений,
и
дальнейшая
инфильтрация
индивидуализма и консьюмеризма в менталитет японцев с другой.
Первый тренд нашел отражение в длительных дискуссиях об отмене
девятой,
"пацифистской",
статьи
конституции
и
о
необходимости
возвращения Японией статуса "нормальной" державы со всеми атрибутами
суверенного государства. Что касается второго тренда, стратегия "мягкой
силы" Японии в её нынешнем виде с акцентированием на аполитичной
"безродной" популярной культуре как раз является проекцией наблюдаемых
процессов. Оба тренда произрастают из кризиса идентичности, который
некоторые исследователи наблюдают в современном японском обществе114.
Как никогда сплоченная после унизительных условий капитуляции во
Второй мировой войне, восхищенная собственными достижениями в период
экономического взлета, после тяжелейшего кризиса начала 90-х годов
прошлого века японская нация, кажется, потеряла внутренний стержень и
утратила ясное видение своего будущего.
114
Kelts R., The Identity Crisis That Lurks Behind Japan's Right-Wing Rhetoric // Time, May 31, 2013.
[Электронный ресурс] - http://world.time.com/2013/05/31/the-identity-crisis-that-lurks-behind-japans-right-wingrhetoric/#ixzz2diCtYvo6 (Последнее обращение: 08.05.2014); Вольпи В., Франко М., Азиатская
экономическая модель и Запад: реванш "невидимой руки", М., 2012
55
Тем
не
коллективистском
менее,
японское
начале
и
общество
вспоминает
демонстрирует
завидное
о
своем
единство
и
взаимопомощь, когда нация оказывается перед лицом трагедии подобной
аварии на "Фукусима-1". Так или иначе, современная стратегия "мягкой
силы" никак не отвечает внутренним задачам Японии и ориентирована лишь
на донесение достижений японской культуры до иностранного потребителя.
Как отмечалось выше, в китайском официальном дискурсе "мягкая
сила" неразрывно связывалась с культурной политикой в двух измерениях внешне- и внутриполитическом. Китайское руководство находится в поиске
некоей
объединяющей
элементов
унифицированной
традиционных
идеологии
этико-философских
с
вкраплением
школ.
Последний
идеологический проект - "китайская мечта" - представляется ответом на
неизбежную социальную трансформацию общества. Китайская политическая
элита стремится перехватить инициативу у либеральной идеологии,
предложив свой вариант общества среднего достатка. Здесь, как и в случае с
внешнеполитическим аспектом "мягкой силы", китайская стратегия носит
оборонительный характер. Кампании против "буржуазного либерализма"
давно прошли, однако задача перестройки официальной идеологии в
соответствии с требованиями времени осталась. Для руководства КПК эта
задача стоит на первом месте в списке приоритетов, поскольку ее решение
является непреложным условием легитимации режима.
3) Прошлое страны / роль в крупных конфликтах
Для Японии милитаристское прошлое является едва ли не самым
серьезным ограничением в процессе трансляции "мягкой силы" в азиатские
страны.
Реминисценции
времен
"Великой
восточноазиатской
сферы
сопроцветания" преследуют современную Японию. Вся популярность
японских культурных продуктов, в частности, аниме и манга, не идёт в
56
сравнение с той волной негодования, которая поднимется в соседних Японии
странах, если японский премьер-министр еще раз посетит храм Ясукуни115.
Казалось
бы,
экспорт
"безродного"
культурного
продукта,
скрывающего своё происхождение, мог бы стать решением этой проблемы116
на это, вероятно, и рассчитывали эксперты, которые разрабатывали "Brand
Japan". Однако, в действительности он лишь порождает в сознании
потребителей два образа Японии - "клёвой", "кавайной" (kawaii) родины
Тоторо и Дораэмона, и образ, основанный на воспоминаниях о Японииагрессоре и на том, что Япония делает сейчас. Здесь мы в очередной раз
наблюдаем негативные последствия несбалансированного использования
внутренних и внешних ресурсов "мягкой силы".
В отличие от Японии, Китай не тяготит бремя истории. Впрочем, и
роль КПК в победе над странами "осевого" блока не педалируется в
выступлениях современного руководства Китая. Однако, часто звучит
напоминание о том, что Китай неизменно "уделял внимание хорошим
отношениям с соседями и стремился к сохранению мира между странами"117.
4) Возможность использования культурно-исторического наследия
В этом отношении сама история выдала Китаю "карт-бланш",
поскольку его традиция взаимодействия с соседними странами в системе
"номинального вассалитета"118 представляет прекрасную иллюстрацию
возможностей "мягкого" влияния. Китай может напомнить об этом, когда
(если) придёт время бросить вызов существующей международной системе.
Peng Er Lam, Japan’s Quest for “Soft Power”: Attraction and Limitation // East Asia (2007) 24, p. 360
McConnell D., Japan’s image problem and the soft power solution // Y. Watanabe and D. McConnell (eds), Soft
Power Superpowers: The Cultural and National Assets of Japan and the US. New York: M.E. Sharpe, 2008, p. 18
117
Борох О, Ломанов А. Скромное обаяние Китая. // «Pro et contra», ноябрь-декабрь 2007, С. 42
118
Корсун В.А. Идентичность с "китайской спецификой" // ПОЛИС. Политические исследования, № 3,
2008, C. 68-79
115
116
57
5) Уровень развития общества потребления и поп-культурной
индустрии
Японское правительство фактически использовало уже оформившуюся
индустрию популярной культуры и лишь взяло её под свою эгиду,
транслируя
поп-культурный
продукт
через
официальные
каналы,
в
частности, Японский фонд.
В случае Китая формирование индустрии сопоставимого масштаба и
имитация
характеристик
чрезмерной
японского
политической
и
продукта
затруднительно
идеологической
опеки.
ввиду
Дополнение
идеологически выверенной культурной составляющей его "мягкой силы"
модным
и
современным
поп-культурным
продуктом,
безусловно,
положительно сказалось бы на имидже Китая. Впрочем, тот факт, что Китай
не сможет в ближайшие несколько лет явить миру свою "Тетради смерти"
или "Код Гиасс"119, незначительно влияет на оценку политических
импликаций его нынешней стратегии "мягкой силы".
6) Специфика стран-реципиентов
В случае западных стран-реципиентов интерес к восточной экзотике,
несомненно,
может
составлять
ресурс
"мягкой
силы".
Однако,
применительно к странам Восточной Азии маркированное происхождение
культурного
продукта
выступает
скорее
недостатком,
нежели
преимуществом. Именно этим обусловлено лёгкое проникновение японского
"безродного" культурного продукта в азиатские страны, в то время как
элементы традиционной культуры имели успех преимущественно в странах
Запада (e.g. японизм).
119
Названия популярных аниме-сериалов.
58
Мы рассмотрели взаимосвязь характерных черт японской и китайской
стратегий "мягкой силы" и ряда факторов внутренней и внешней природы.
Теперь мы можем перейти к формулировке основных выводов в
заключительной части нашего исследования
Заключение
В ходе нашего анализа нам удалось сделать несколько наблюдений,
которые выявляют особенности формирования дискурса "мягкой силы" в
Японии и Китае и рецепции концепта на уровне государства, и внести свой
вклад в разработку методологии исследования "мягкой силы".
Во-первых, мы прояснили вопросы, касающиеся природы и источников
"мягкой силы". Нами были выделены две распространенные в научной
литературе
точки
зрения
относительно
природы
"мягкой
силы".
Представители первой группы исследователей исходят из дихотомии
"материальное - нематериальное", в рамках которой к "материальному"
отнесены ресурсы "жесткой", а к "нематериальному" - "мягкой" силы.
Исследователи,
поведенческую
разделяющие
трактовку
вторую
"мягкой
силы"
точку
и
зрения,
делают
предлагают
акцент
на
её
ненасильственном характере, основываясь на дихотомии "привлечение принуждение". Обе эти классификации связаны с неизбежными оговорками:
"угроза" нематериальна по своей природе, но относится к "жесткой силе",
тогда как дотации и помощь развитию ориентированы на привлечение и
сотрудничество, однако их также следует отнести к ресурсам "жесткого"
влияния. В связи с этим мы предприняли попытку объединить их в рамках
одной классификации с использованием кругов Эйлера (рис. 1).
Предложенная нами классификация удобна тем, что учитывает
возможность непротиворечивого отнесения некоторых ресурсов, таких как
59
военная сила и экономическая мощь государства, одновременно к "мягкой" и
"жесткой" силе. Если в случае "жесткой силы" речь идет непосредственно о
владении экономическими и военными ресурсами, то "мягкая сила"
проистекает из их символических проекции в "сфере идей" (см. схему) восхищения
военными
достижениями
и
экономической
моделью
государства.
Разделение компонентов "мягкой силы" на "внутренние" и "внешние"
способствует пониманию причин неэффективности стратегии, в которой
присутствует дисбаланс между ними. Это было проиллюстрировано нами на
примере
японской
стратегии
"мягкой
силы",
которая
нацелена
исключительно на экспорт популярного культурного продукта и почти не
уделяет
внимания
"мягкому"
внешнеполитическому
modus
operandi.
Неверная расстановка акцентов порождает в сознании реципиента "мягкой
силы" два образа Японии - "кавайной" (kawaii) Японии из аниме и комиксов
манга, и образ, основанный на том, что Япония делает. Как отмечают многие
исследователи120, аниме и манга хороши до той поры, пока очередной член
парламента не посетит храм Ясукуни, возрождая к жизни реминисценции
милитаристского прошлого.
В нашем исследовании мы также выдвигаем предположение о том, что
к анализу механизмов "мягкого" влияния можно подходить с позиций
психологии и феномена "самоосуществления пророчества". Применительно к
"мягкой
силе"
его
можно
трактовать
следующим
образом.
Хотя
политические импликации "мягкой силы" не всегда ясны и осязаемы,
обращение к концепту на высшем политическом уровне и действие акторов в
соответствии с предположением, что этот фактор значим, уже создает ту
действительность, в которой "мягкая сила" имеет вес. Идея объективизации
субъективного близка к постмодернизму, однако её правомерность в какойто степени оправдана тем, что подобной же логикой руководствуется Джозеф
McConnell D., Japan’s image problem and the soft power solution // Y. Watanabe and D. McConnell (eds), Soft
Power Superpowers: The Cultural and National Assets of Japan and the US. New York: M.E. Sharpe, 2008, p. 18;
Peng Er Lam, Japan’s Quest for “Soft Power”: Attraction and Limitation // East Asia (2007) 24, p. 360
120
60
Най, когда говорит о необходимости избежать "самоосуществления
пророчества" в случае концепции "китайской угрозы"121. Наша идея - не
более чем попытка найти новый подход к феномену "мягкой силы" и
приглашение к дискуссии.
Для целей сравнительного анализа стратегий "мягкой силы" Японии и
Китая нами были выделены повлиявшие на их формирования факторы
внешнего (внешнеполитические цели/ положение в региональной и
глобальной системе, специфика стран-реципиентов, прошлое страны/ роль в
крупных
конфликтах)
и
внутреннего
(возможность
использования
культурно-исторического наследия, уровень развития общества потребления
и индустрии популярной культуры, внутриполитическая ситуация и задачи)
происхождения. Также, на основе изучения процесса эволюции дискурса
"мягкой силы" в двух странах мы определили триггеры - события, явления
или лица, выступившие катализатором процесса обсуждения концепта на
политическом уровне. Хотя данные факторы были выделены с учетом
специфики стран Восточной Азии, чем обусловлено, в частности, внимание к
общему историческому прошлому стран-трансляторов и реципиентов
"мягкой силы", предложенная нами матрица122 может быть использована для
анализа других страновых кейсов.
Отличительной особенностью японской стратегии "мягкой силы"
является ясно различимое смещение акцентов с внешних на внутренние
источники "мягкой силы". Причем и последние трактуются предельно узко:
всё внимание уделяется экспорту поп-культурного продукта. Его основными
характеристиками
можно
назвать
гибридность
и
немаркированное
происхождение. Хотя японский культурный продукт снискал популярность и
отвечает глобальному тренду в искусстве, постмодерну, он аполитичен по
своей природе, и потому эффективность его использования в качестве
121
Nye J., The Challenge of China // How to Make America Safe: New Policies for National Security / ed. Stephen
Van Evera, Cambridge, MA, 2006, p. 77
122
См. Приложение
61
ресурса "мягкой силы" спорна. В целом, политические импликации японской
стратегии "мягкой силы" можно считать незначительными.
Дебаты123 вокруг переосмысления наследия Дэн Сяопина между
апологетами курса "24 иероглифов" на пассивный внешнеполитический курс
и сосредоточение на внутреннем экономическом развитии и сторонниками
проактивной позиции и "выхода из тени"124 протекали в том числе в
плоскости "мягкой силы". В терминах "мягкой силы" "выход из тени"
предполагает
выработку
системы
ценностей,
которая
бы
была
противопоставлена либеральным ценностям и апеллировала к странам с
режимом, отличным от либерально-демократического.
В нашем исследовании мы приходим к выводу о "переходном"
состоянии китайской стратегии "мягкой силы", составляющей органичную
часть общего внешнеполитического курса Китая, который находится в
состоянии перехода от status quo державы к государству-ревизионисту
(revisionist state).
Мы
отмечаем
идеологических
некоторые
концептах
"проактивные"
последнего
черты
десятилетия:
в
китайских
концепциях
"гармоничного мира" и "китайской мечты". Между тем, катализатором
развития дискурса "мягкой силы" в Китае послужило в первую очередь
осмысление изъянов политики Советского Союза, приведших к его краху, и
концепция "китайской угрозы". Это приводит нас к мысли о преобладании
"реакционных" (reactive) элементов в китайской стратегии. В особенности
это заметно во внутриполитическом измерении политики Китая в сфере
"мягкой силы". Идеологический проект Си Цзиньпина - "китайская мечта" можно
интерпретировать
как
ответ
на
неизбежную
социальную
трансформацию общества. Имея своей главной целью сохранение и
легитимацию режима КПК, китайское руководство стремится перехватить
Известны как "taoguang yanghui" (быть незаметным) против yousuo zuowei (букв. добиться чего-то):
Glaser B.S., Murphy M.E., Soft Power with Chinese Characteristics: the Ongoing Debate, p. 12
124
Лузянин С.Г. Китай между жесткостью и мягкой силой // Радио "Голос России", 18.10.2012 [Электронный ресурс]: http://rus.ruvr.ru/2012_10_18/Kitaj-mezhdu-zhestkostju-i-mjagkoj-siloj/ (дата последнего
обращения: 08.05.2014)
123
62
инициативу у либеральной идеологии, предложив свой вариант "среднего
класса" - с китайской спецификой.
В сфере "мягкой силы", как и во многих других случаях, чаяния и
прогнозы исследователей и экспертов, равно как и опасения сторонников
концепции
осторожную
"китайской
политику
угрозы", значительно опередили
Пекина.
Избегая
открытой
во
времени
конфронтации
с
Соединенным Штатами, Китай "нащупывает камни при переходе через
реку".
Как мы видим, сравнительный анализ японской и китайской стратегий
"мягкой
силы"
обнаруживает
достаточно
мало
схожих
черт,
что
подтверждает нашу гипотезу об отсутствии противостояния между ними.
Это обусловлено тем, что Япония и Китай ставят перед собой различные
задачи и располагают разными источниками "мягкого" влияния. Мы видим
дальнейшие возможности для исследования в сфере сравнения "мягкой
силы" Кореи и Японии, поскольку они сопоставимы по двум параметрам: по
положению в региональной системе и по наличию развитой индустрии
популярной культуры125.
Популярная культура Кореи как ресурс "мягкой силы" уже получила освещение в некоторых работах:
Катасонова Е.Л. Япония и соперничество "мягких сил" в Азии // Япония в Азии: параметры сотрудничества,
М., 2013; Hayashi Kaori, Eun-Jeung Lee, The Potential of Fandom and the Limits of Soft Power: Media
Representations on the Popularity of a Korean Melodrama in Japan // Social Science Japan Journal Vol. 10, No. 2,
pp 197–216, 2007; Lee Geun, A Theory of Soft Power and Korea’s Soft Power Strategy // Korean Journal of
Defense Analysis, 2009; Корейский исследователь Ли Кын, однако, отмечает, что разработка полноценной
стратегии Кореи в сфере "мягкой силой" - дело скорее будущего, нежели настоящего.
125
63
Приложение
Факторы
Япония
Китай
Внешнеполитические
цели/ положение в
глобальной и
региональной системах
Постоянное членство в
СБ ООН,
обеспокоенность
возвышением Китая/
status quo power
G70, несоответствие
между фактической
мощью и местом в
международных
институтах/ переходное
состояние от rising power
=> revisionist power
Внутриполитическая
ситуация
Два тренда: рост
национализма, рост
индивидуализма
(консьюмеризм)
Социальные проблемы,
необходимость
дальнейшего сплочения
нации, сохранение роли
КПК при развитии рынка
(индивидуализм)
Прошлое страны/ роль в
крупных конфликтах
Агрессор,
«экономическое
животное» (экспансия)
Жертва, победитель
Культурно-историческое
наследие/возможность
использования
Имперское прошлое,
милитаристский уклон
(сёгунат)/ сложно
использовать
Стратагемность
мышления,
социалистическая
фразеология,
неоконфуцианство,
заветы Дэна/ возможно
использовать
Уровень развития
общества потребления и
поп-культурной
индустрии
Высокий / есть
Низкий-средний / в
процессе развития
Специфика странреципиентов
Азиатские страны – с
настороженностью/
враждебностью
Поддержка
развивающихся стран
(ограничено)*
Азиатские страны –
общий культурный код,
поддержка
развивающихся стран
64
Триггер
Статья
«Gross
national
cool», премьер Асо Таро
Распад
Советского
«China
threat
Союза,
Ху
theory»,
Цзиньтао
Характеристика
Аполитичность,
«мягкой силы»
гибридность,
акцент
«безродном
культурном
продукте»
на
Сложный
идеологический
концепт
(конфуцианство,
социализм)
с
политическим
явным
посылом
(мультилатерализм, поддержка
развивающихся
переходное
реакционной
стран),
состояние
от
(reactive)
к
проактивной стратегии
Политические
Незначительные
Средние (есть ограничения)
импликации
65