Исторические судьбы идей Огюста Конта: трансформация позитивизма в русской И.А. Голосенко

И.А. Голосенко
Исторические судьбы идей Огюста Конта: трансформация позитивизма в русской
социологии XIX-XX веков
Голосенко И.А. Исторические судьбы идей Огюста Конта: трансформация позитивизма в
русской социологии XIX-XX веков // Социологические исследования, М., 1982, №4,
октябрь-ноябрь-декабрь, с.146-152.
Всякий, кто основательно исследовал историю социологии, сталкивался с фактами,
свидетельствующими о влиянии одной страны на другую. Изучение «чужих» идей в новом
национальном контексте интересно со многих точек зрения. Прежде всего это дает
возможность глубже проникнуть в сущность заимствованных теорий, оценить их в более
широких межнациональных рамках. Далее. Такой материал помогает уяснить стимулы
имманентного развития отечественной социологии: идейную перекличку, подражания,
полемику с зарубежными специалистами, споры вокруг разных интерпретаций их взглядов,
т.е. то, что Г. Тард называл «поединком идей». Это в свою очередь позволяет определить
степень зрелости, развитости науки в стране, ее готовность и умение подключиться к
достижениям мировой научной мысли [1]. И наконец, последнее: возникшие на другой
национальной почве, заимствованные идеи в период их усвоения, проверки и массового
внедрения особенно наглядно оттеняют социальную заданность, соответствие запросам
времени.
Распространение идей О. Конта, Г. Спенсера, Л. Уорда, Э. Дюркгейма и других
западных социологов в научных кругах России связано с целым комплексом факторов:
каналами и масштабами коммуникации (публикации переводов работ в журналах, обсуждение
их в прессе и на заседаниях научных обществ, личная переписка русских ученых с
социологами разных стран); взаимодействием западных и отечественных традиций и
установок и т.д. Исследование печати, многочисленных архивных документов, проливающих
свет на проникновение взглядов зарубежных социологов в Россию конца XIX - начала XX
веков, - важная историко-социологическая задача.
Рассмотрим некоторые из перечисленных связей на примере распространения идей
О. Конта. Чем обусловлен выбор этого автора? Прежде всего тем, что он общепризнанный
родоначальник позитивизма и многое в истории мировой буржуазной социологии XIX в. так
или иначе перекликается с его именем.
Глубокое влияние Конт оказал на развитие русской немарксистской социологии. Свое
отношение к этому ученому выразили представители практически всех ее направлений,
поэтому литература о нем обширна Надо отметить, что в научных кругах России всегда
внимательно следили за деятельностью зарубежных социологов, оперативно переводили и
комментировали их сочинения. Если сопоставить число рецензий, статей, монографий,
посвященных наиболее известным западным социологам тех лет, с количеством работ,
переведенных на русский язык, то соотношение между этими показателями будет
следующим- Конт - 43/5, Cпенсер - 36/38, Уорд - 19/5, Тард - 36/16, Зиммель - 22/21
Дюркгейм - 30/91.
Как видим, Конт занимает первое место по количеству откликов и одно из
последних - по числу переводов. Оба обстоятельства могут быть объяснены только при учете
теоретико-методологического содержания его наследия и определенных социальных
координат - цензурных репрессий, отношения властей и т.п. Попытаемся более подробно
рассмотреть эти зависимости, их хронологические рамки, внутреннюю логику.
Нами не учитывались работы, в которых идеи названных социологов использовались
и оценивались лишь мимоходом и частично, а также те отклики русских специалистов,
которые появлялись за границей, например очерк Е. Де-Роберти «Конт и Спенсер».
1
1
Анализ отечественной литературы «на темы Конта» позволяет выделить два (хотя и
несколько условных) периода. Первый начинается с середины 60-х годов XIX в. и
продолжается почти 30 лет.
До 60-х годов, вспоминал позднее Н. Карев, «знакомство с Контом в России носило
незначительный и поверхностный характер» [2, с.3], однако, когда в 1865 г. в печати
появились обстоятельные обзоры Д. Писарева, Э. Ватсона, В. Лесевича и др., ситуация резко
изменилась. Наступившее время во многом отличалось от предыдущих лет: набирал силу
процесс становления новой классовой структуры пореформенного общества, что было тесно
связано с кризисом традиционных идеологических систем, бурным развитием гуманитарных
и естественных наук, напряженными философскими исканиями. В течение 70-х годов в среде
русской интеллигенции значительно увеличилось число приверженцев позитивизма в
социологии, было опубликовано множество популярных работ на темы «Что такое
позитивизм», «Искусство, философия и религия с точки зрения позитивизма»,
«Собственность на землю», «Эмансипация женщин в свете позитивизма», в которых идеи
Конта изложены применительно к конкретным условиям русской действительности.
Неудивительно поэтому, что интерес к позитивизму и Конту быстро распространился в
широких кругах читающей публики.
Взгляды Конта трактовались русскими социологами в этот период несколько
романтически. Он воспринимался как апостол новой науки и основанных на ней реформ, как
враг рутинерства, догматизма и теологии. Вот почему русские идеологи мелкобуржуазного
толка видели в нем опору в борьбе против официальной «народности», остатков
крепостничества и православного провиденциализма [3, с.10]. Встревоженные этим
обстоятельством власти уже в конце 60-х годов запретили выдачу книг Конта из
государственных библиотек.
Идеи Конта об исторической неизбежности замены власти военного общества
промышленным, церковных сословий учеными, монархий республиками напоминали столпам
русского самодержавия утопический социализм и вызывали откровенную вражду и
неприязнь. Все попытки издать «Курс позитивной философии» на русском языке в 1866, 1867
и 1886 гг. натолкнулись на категорический цензурный запрет, гласивший: социологический
позитивизм Конта «разрушает господствующие верования и поэтому ложно трактует природу
общества», служит лишь «целям пропаганды материализма» [4]. И не случайно, первый
специальный курс лекций по социологии Конта был прочитан в 1877 г. не в университетских
аудиториях, а в доме известного киевского профессора И.В. Лучицкого. Несмотря на
административно-полицейские неприятности, обсуждение этой серии лекций было доведено
до конца.
Каково же теоретико-методологическое толкование Конта русскими социологами? Его
последователи во всем мире разделились на три группы: первую, просуществовавшую
недолго, составили правоверные ученики-контисты, вторая, близкая к ним группа считала, что
истинный позитивизм отличает только «Курс позитивной философии», а последняя, самая
обширная, трактовала все работы Конта по-разному, эксплуатируя одни постулаты и отвергая
другие, внося в социологию новые приемы и принципы. Основная масса русских социологов
входила в состав третьей группы.
Фрагментарность и диффузность влияния Конта обусловлена в первую очередь
глубокими внутренними противоречиями всей его системы, в которой была предпринята
попытка соединить воедино явно альтернативные установки: идею исторического
«прогресса» Кондорсе и Тюрго; идею «порядка» реакционных писателей эпохи реставрации
Де Местра и Де Бональда; а также идею «позитивной» реконструкции человечества
Сен-Симона. Кроме того, трактовка наследия Конта русской социологией была связана с тем,
что последняя в указанное время переживала фазу бурного становления [5, с.14-15].
Противоречия и неувязки системы Конта не только облегчали ее постоянную ревизию,
но и способствовали сохранению влияния в разных, иногда острополемизирующих
направлениях, например органицизме и субъективной школе, т.е. обеспечивали долгую
2
«научную традицию Конта» (Н. Кареев) в русской социологии. Не стоит гадать, понравилось
бы Конту подобное отношение к его идеям. Сам он часто повторял: «Во всех науках, в
частности в обществоведении, метод еще важнее конструкции». Конечно, методы и
результаты научной деятельности неразрывны, но суть этой мысли понятна. И тут следует
заметить: признание идей Конта в разных национальных социологиях XIX в. есть лишнее
доказательство того, что ему удалось (хотя и противоречиво) синтезировать ряд главных
тенденций социальной философии предшествующего столетия и предложить несколько
собственных плодотворных идей. Среди последних влияние на русскую науку оказали:
разграничение законов развития и функционирования; поиск факторов, определяющих не
только историческое изменение, но и интеграцию, стабильность социальных систем;
признание методологического единства естественнонаучного и социального знания и
трактовка в данной связи социологии как «естествознания общества».
Вот почему все «пионеры» русской социологии, выступавшие на этом поприще в конце
60-х - начале 70-х годов (В. Лесевич, А. Стронин, Е. Де-Роберти, П. Лавров,
Н. Михайловский, С. Южаков, П. Лилиенфельд, Л. Оболенский) в той или иной форме
пытались выяснить степень духовного родства с позитивизмом. Иными словами, каждый, кто
для квалификации своих знаний использовал термин «социология», не забывал о том, что они
сформировались под влиянием Конта. Разные направления (географический детерминизм,
организм, субъективная школа и др.) читали его на свой лад, стараясь отбросить то, что
казалось лишним, т.е. в теоретическом самооправдании преобладал избирательный подход
(серьезной исторической критики Конта еще нет). Не входя в детальное изложение этих
перекличек и односторонних заимствований, ограничимся перечислением некоторых
принципов, постулатов и элементов концепций Конта, реализуемых в русской социологии
рассматриваемого периода: принцип «среды» (Л. Мечников), принцип целостности и статики
(А. Стронин, П. Лилиенфельд), разделение труда (Н. Михайловский, С. Южаков),
классификация наук (Н. Михайловский, И. Андреевский, Е. Чижов), учение о социальной
патологии (Л. Оболенский), онтологический и методологический аспекты деления общества
на «статику» и «динамику» (М. Филиппов, Н. Рожков, Н. Кареев, М. Ковалевский,
Н. Михайловский), сравнительно-исторический метод (М. Ковалевский, Н. Кареев). Помимо
этих аспектов исследовались биография и духовная эволюция Конта, суть методологической
программы его социологии, законы «трех стадий», их логическая взаимосвязь и фактическая
обоснованность и т.д.
Следует отметить одно важное обстоятельство, зафиксированное и самой русской
печатью: не только упомянутые элементы системы Конта, но и то, что он высказывал
мимоходом, зачастую метафорично, подвергалось проверке, доводилось до неких
теоретико-методологических пределов, иногда до тупика [6].
Вот, вероятно, почему нет более или менее однозначной оценки наследия Конта
представителями разных направлений философской, социологической и публицистической
мысли. В истории социологии мы не найдем другой такой же парадоксальной фигуры, о
взглядах которой ее последователи, равно как и противники, одновременно говорили бы
взаимоисключающее. Например, приверженец П. Лавров и философские противники
А. Козлов, Вл. Соловьев, Б. Чичерин считали его материалистом, в то время как сторонник
М. Ковалевский и противник Н. Чернышевский называли идеалистом.
Подобный разнобой мнений не должен, однако, умалить положительной роли Конта в
развитии общественной науки той поры. Так, весьма существенно влияние его идей на
исследовательскую практику смежных с социологией гуманитарных наук, в частности
истории [7]. Становление знаменитой русской «исторической школы нового времени»,
научные достижения которой, как известно, были высоко оценены классиками марксизма,
происходило с явным учетом «заветов Конта» о необходимости целостного анализа
общественной жизни, поиска корреляций между экономическими, политическими,
религиозными и другими системами общественных отношений в ходе их исторической
эволюции. Каждая стадия социокультурного развития (теологическая, метафизическая и
3
позитивная) имела, по Конту, специфическое материально-хозяйственное обоснование,
преобладающий тип социальных институтов и соответствующий им вариант массовых и
индивидуальных чувствований, мотивов, устремлений. Вместо знаменитых фраз, анекдотов,
описаний деяний «великих личностей», принятых в традиционной историографии, русские
историки-позитивисты (Кареев, Лучицкий, Ковалевский и др.) стали искать за идеями и
личностями действия масс и социальных групп, функционирование и эволюцию
учреждений - хозяйственных, политических, административных и т.п. Этот путь
исследования оказался весьма плодотворным.
Второй период осмысления идей Конта (конец XIX - начало XX в.) отличается от
предыдущего. Прежде всего прекратились полицейско-цензурные преследования. Было
разрешено издание его работ, хотя и далеко не всех. В 1898 г. в виде приложения к переводу
книги ученика Конта Ж. Риголажа опубликована часть вступительных лекций «Курса
позитивной философии». В течение следующих двух лет вышла новая часть; правда вместо
задуманных всех шести томов выпущено только два первых - по философии математики,
астрономии и физики2. В 1910-1913 гг. Н. Ковалевский издал ряд работ Конта и о нем [8]. В
этот период политические акценты в восприятии Конта явно переместились. Все чаще
подчеркивался консервативный характер его идеологии и затушевывались нигилистические
настроения в отношении метафизики и теологии. И не случайно такой умеренный журнал, как
«Вопросы философии и психологии», объявил о конкурсе научных работ с премиями имени
Вл. Соловьева и... О. Конта.
Русская социология, достигшая к тому времени известной зрелости, перешла к
академической канонизации Конта, общая тональность которой приблизительно такова: в
одних случаях для измерения можно пользоваться метром, в других - только единицами веса;
Конт предложил нам лишь первую меру, и, хотя этого явно недостаточно, важность ее
неоспорима [9].
Новый тип критики строился теперь с учетом как предыстории идей Конта, так и
уроков всей мировой социологии в течение нескольких десятилетий после его смерти.
В. Хвостов, А. Лаппо-Данилевский, М. Ковалевский, К. Тахтарев и др. стремились дать
целостный анализ контовской системы, в отличие от первого периода, когда идейные
противники основное внимание уделяли его философским концепциям, а сторонники —
социологическим взглядам. Самые серьезные работы нового периода, не потерявшие
информационного значения до сих пор, принадлежат неокантианцу Лаппо-Данилевскому и
последовательному позитивисту Ковалевскому. Рассмотрим их более подробно.
Обстоятельный очерк Лаппо-Данилевского, высоко оцененный представителями
различных направлений русской социологии, открывается обзором сочинений, посвященных
изложению или критике идей Конта. Существенным пробелом этой библиографии автор
считает, что в ней не вскрыта «история возникновения» позитивизма и не выяснено, насколько
методологически обоснованно Конт применил свою гносеологию к «построению
социологии», без чего любая критика или похвала в адрес последнего неизбежно страдают
односторонностью [10, с.396-397]. Для решения этих задач Лаппо-Данилевский подробно и
доказательно рассматривает разные формы идейной зависимости философских,
психологических и социологических воззрений Конта от французских энциклопедистов и
английских эмпириков XVIII в. Особенно интересным получился тот раздел очерка, где
разбирается непосредственно социология Конта, в которой выделены четыре
теоретико-методологических принципа: «среды», «единообразия человеческой природы»,
«консенсуса» и «эволюции» - и оцениваются их гносеологические возможности с точки
зрения неокантианской методологии. Лейтмотив анализа - выяснение глубинных
противоречий Конта. Надо сказать, что об этом писали и раньше. Так, Соловьев, Чичерин,
Лавров, Михайловский и др. обращали внимание на странное соединение материализма и
В переводе и комментариях этих томов приняла участие большая группа крупных русских
ученых — естественников, обществоведов и философов - А. Лаппо-Данилевский, К. Тимирязев,
Д. Менделеев, И. Гревс, Н. Лосский, Н. Кареев и др.
2
4
идеализма, объективных методов и «долженствования», отмечали расхождения между
ранними и поздними работами Конта, абстрактное, внеисторическое толкование предмета
социологии и ее междисциплинарных связей с биологией, историей и психологией. Но если
предыдущая критика стремилась либо сгладить эти противоречия, либо лишь догматически
констатировать, не объясняя их генезиса, то Лаппо-Данилевский пытается найти
исторические и гносеологические корни данного явления. Таковыми он считает
некритическое преклонение Конта перед материализмом Просвещения и нигилизм в
отношении к немецкой классической философии, прежде всего к Канту. Главный
методологический просчет Конта, по мысли автора, в том, что тот не пытался создать теорию
соотношения своих четырех принципов, сведя все богатство связей между ними лишь к связям
«консенсуса» (порядка) и «эволюции», природа которых при подобной однородной редукции
только затемнялась, оставаясь непонятной без введения еще одного принципа - «социального
взаимодействия». Вот почему в статике Конт смог лишь бегло наметить некоторые проблемы,
а эволюцию трактовал неоднозначно, прибегая к разным толкованиям (телеологическому,
механистическому и т.п.). Второй просчет Конта - натурализм и механицизм его
построений - «напрасно пытаясь построить биологическую психологию, он, конечно, не мог
дать и социальной физики» [10, с.488-490].
Исследование Ковалевского сделано в другом ключе. Как и Лаппо-Данилевский, он
опирается на обширнейшую литературу о Конте, постоянно цитируя работы его
последователей — Л. Леви-Брюля, Г. Грубера, Ж. Дюма и др. Но при этом основной источник
обобщений не столько сами сочинения Конта, сколько переписка последнего с учениками и
друзьями (некоторых из них Ковалевский знал лично). Этот вторичный материал не только
удачно дополняет приводимые тексты Конта, абстрактные выводы которых иллюстрируются
фактами из политической жизни Европы тех лет, но и показывает, как Конт корректировал ряд
положений под влиянием критики со стороны своих корреспондентов. Из переписки мы
узнаем, что Конт познакомился с трудами Гегеля и Канта в 1824 г., когда основная схема его
построений уже сложилась, и что он весьма высоко оценил последнего. Однако дальнейшее,
более углубленное знакомство с немецкой философией было им прервано по совету эмпирика
Д. Милля [11, с.142]. Примечательно, что вывод Лаппо-Данилевского о пагубности
односторонней связи принципов «консенсуса» и «эволюции» вследствие неразработанности
теории их взаимодействия с другими принципами, фактически повторяет и Ковалевский, но
приходит к этому другим путем - через анализ политических симпатий и антипатий Конта,
особенностей личной судьбы ученого и эпохи, в которую он жил. Признавая относительность
и шаткость некоторых взглядов Конта, очевидных на фоне последующих достижений
общественных наук, Ковалевский тем не менее считал его подлинным «творцом научной
социологии» и полагал, что «поднимаемые ныне вопросы и предлагаемые решения в
зародыше или уже в более или менее развернутом виде могут быть найдены еще у Конта» [11,
с.204]. Эту мысль Ковалевский неоднократно повторял в своих социологических обзорах и
всячески пропагандировал. И действительно, целый ряд центральных положений теорий
Л. Уорда, Ф. Тенниса, Э. Дюркгейма был откровенно заимствован у Конта, причем
обсуждение взглядов этих авторов в русской печати неизбежно выводило на Конта и вновь
привлекало внимание к нему. Подобный интерес - также одна из особенностей второго
периода осмысления наследия Конта в России. Для русской социологии той поры характерна
сильная ретроспективная ориентация, формирование отечественной истории самой
социологической науки.
В заключение сделаем несколько выводов. 1) Совершенно очевидно, что сочинения
Конта не были «прочитанной и забытой» книгой, они обогатили русскую социологию,
способствовали росту ее национальной самостоятельности и теоретико-методологической
обоснованности. Не случайна в этой связи обратная зависимость - влияние многих русских
позитивистов (особенно Ковалевского, Де-Роберти и др.) на западную, в частности
французскую, социологическую науку. 2) Идеологические и теоретико-методологические
противоречия системы Конта в силу исторической специфики русских условий
5
(ретроградность властей, нарастающее революционное движение и быстро наступившая
зрелость социологической мысли) стали выявляться, пожалуй, еще быстрее и острее, чем на
его родине, в Англии. 3) Восприятие идей Конта в России прошло несколько стадий: от
простых заимствований и совершенно безосновательных поверхностных оценок типа
«крайний исторический оптимизм» (П. Ткачев), «теоретический скептицизм» (Вл. Соловьев),
«эмпиризм» (М. Карийский), «абстрактный догматизм» (Б. Чичерин) до сложного анализа в
логико-гносеологическом и социальном контекстах (А. Лаппо-Данилевский, М. Ковалевский,
П. Сорокин, Н. Тимашев, Г. Гурвич).
6
Литература
1. Ковалевский М.М. Соперничество немецкого, французского и английского влияний на
русскую интеллигенцию с середины прошлого столетия. - Вестник Европы, 1916, №1,
с.217-218; Кареев Н.И. Основные направления социологии и ее современное
состояние. - В кн.: Введение в изучение социальных наук. СПб., 1903, с.29.
2. Кареев Н. И. Основы русской социологии. - Отдел рукописей ГБЛ, ф.119, п.38, ед. хр.17.
3. В.К. (Кигн В.Л.) Позитивизм в русской литературе. - Русское богатство, 1889, №3.
4. ЦГИА СССР, ф.776, оп.3, ед. хр.301, с.1-6; ед. хр.702, с.22-23; оп.20, ед. хр.827, с.93-95.
5. Кареев Н.И. О. Конт как основатель социологии. - В кн.: Памяти Белинского. СПб., 1899.
6. Лавров П. Задачи позитивизма и их решение. - Современное обозрение, 1868, №5;
7. Смоликовский С. Учение О. Конта об обществе. Варшава, 1881; его же: Изложение начал
позитивной философии и социологии Конта. Варшава, 1886; Филиппов М.М.
Социологические идеи Огюста Конта. - Век, 1883, № 1-2, 4; Л.С. Огюст Конт. - Русская
мысль, 1894, №2.
8. Герье В. О. Конт и его значение в исторической науке. - Вопросы философии и
психологии, 1898, кн.42-45; Бутенко В.А. Наука новой истории в России.
Историографический обзор. - Анналы. Журнал всеобщей истории, 1922, №2.
9. Риголаж Ж. Социология Конта. СПб., 1898; О. Конт. Курс положительной философии.
СПб., 1900, т.1, 2; О. Конт. Дух позитивной философии. СПб., 1910 О. Конт. Курс
позитивной философии. Серия: Родоначальники позитивизма. Вып.4-5. СПб., 1912-1913.
10. Кареев Н.И. Введение в изучение социологии. СПб., 1897; Филиппов М.М. Конт и его
метод. - Научное обозрение, 1898, №3.
11. Лаппо-Данилевский А.С. Основные принципы социологической доктрины О. Конта. - В
кн.: Проблема идеализма. М., 1902.
12. Ковалевский М.М. Социология. СПб., 1910, т.1, гл.VI.
7
8