…Он был ребенком, рождённым в послевоенное время и с момента зачатия, непорочного, как и всё, что происходило в советской россии, был обречён на серую жизнь в красной стране. Внешне он был ни в чём не хуже и, что важнее, не лучше других – с алой тряпкой, повязанной на тощей шее, с белой застиранной рубашкой, может быть не столь чистой, как его помыслы, но добротно сшитой и отечественной. Родители заботились, чтобы он всё делал во благо родины – и учился, и работал, и трудился на субботниках, и стихи читал про Первомай, и шнурки завязывал правильно. Он что-то читал, о чём-то думал, может быть имел какие-то мечты. Он иногда играл во дворе с такими же образцовыми советскими детьми, он никогда не курил, ни разу в жизни не попробовал спиртного и выражался исключительно правильно, без всякого мата. Он, наверное, был обычное дитя своего времени. Вот только по полжизни проводил, подпирая серый кирпич стены старого дома в центре города… 1 1950-е - Фё-ё-дор! – крик некрасивой вожатой прокатился по двору и стих, утонув в зарослях сирени на другом его конце. Вожатая на пару секунд замолкла, прислушиваясь и, не услышав ответа, набрала в лёгкие побольше воздуха и разразилась новым криком: - Где ты, Фё-ё-дор?! Ответа не было. Вожатая нахмурилась, стиснула зубы и про себя решила выпороть мерзавца крапивой. Видимо кровожадные намерения отразились на её скуластом лице, потому что стоящие рядом малыши в красных пилотках, до того мирно о чём-то бормотавшие, разом смолкли и встали, как можно прямее. - Кто его видел последним? – грозно спросила вожатая у своих подопечных. Ответом ей было молчание. Брови вожатой опустились ещё ниже, зубы скрипнули. - Всех выпорю, - хрипло пообещала она. – Всех до единого, если и дальше в молчанку играть будете. Ну?! - Он к Серому дому пошёл, - раздался тоненький голосок за спиной. Вожатая рывком обернулась на звук. Позади стояла девочка лет двенадцати. Поймав на себе разъярённый взгляд вожатой, она смертельно побледнела и замолкла на полуслове. Та же, кинулась к ней, крепко впилась в плечи своими острыми пальцами и прошипела: - Зачем?! Когда?! Сразу, почему не сказала, а?! - Он мне по секрету сказал, - пролепетала девочка. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. - У тебя от товарищей секретов быть не должно, - заученно рявкнула вожатая. – Будешь наказана! А щас все быстро за мной! Выводок послушно последовал за утицей, на ходу вздыхая от облегчения. Вожатая шагала стремительно, далеко выбрасывая ноги и смотрелась бы со стороны комично, не будь в её походке торжествующей злобы. Хотя сама она назвала бы это не иначе, как праведным гневом. Он действительно был там, у Серого дома. Маленький мальчик – пионэр пионэром – в красной пилотке и галстуке, стоял, уронив голову и упёршись руками в стену. Вокруг него собралась толпа зевак, все смотрели, переговаривались, кто-то выражал неодобрение, ктото крутил пальцем у виска. Никто не вмешивался, только бабушки на скамейке призывали найти родителей. - Ах, вот ты где, лодырь! – крикнула вожатая и, кинувшись к нему, наотмашь ударила скрученной алой косынкой чуть ниже колена. Мальчишка взвыл от боли и схватился за ногу, а та грозно надвигалась на него, не прекращая орать: - Отлыниваешь, значит?! Старшим помогать не хочешь?! Да как тебе не стыдно-то, а?! Родители, небось, работают, как проклятые, а он лентяйничает… - Я город держу! – выкрикнул ей в лицо мальчик. – Я город держать должен! - Что-о? – воскликнула вожатая, и глаза её расширились в недоумении. - Тише, Зин, - на плечо ей уверенно опустилась чья-то рука. – Оставь его. Я тебе сейчас всё объясню. Вожатая обернулась. Рядом стоял высокий голубоглазый паренёк, чем-то неуловимо выделяющийся из прочих пионэров. Впрочем, на шее у него тоже был аккуратно завязанный красный ошейник. - Ты уж постарайся, Лёш, - ответила она, но тон её смягчился. - Постараюсь, - улыбнулся паренёк. – Федька у нас теперь горнист, вот и забежал ко мне за инструментом. А меня бабка за кефиром отправила, пришлось ему ждать, бедняге. - А что ж ты без кефира-то? – спросила Зина дрожащим голосом. - Да не было его, - не моргнув глазом, ответил Лёша. – А сетку я дома забыл по глупости. - А горн, - недоумевала вожатая. – Горн где? - Так в доме, где ж ему быть ещё, - усмехнулся Лёша. – Вынесу сейчас. Он скрылся за скрипучей дверью подъезда и вскоре вернулся с отливающей медью дудкой в руках. - Держи, - протянул он горн сидящему с обиженным лицом Федьке. Тот без особого энтузиазма принял инструмент. - Зин, на танцы сегодня вечером пойдём? – предложил Лёша, параллельно делая подопечному знак, чтоб тот убрался с глаз долой. - Не знаю Лёш, - отозвалась Зина. – Нас старухе Абрамовой помогать отправили. Управимся до вечера-то? - Управимся, - пообещал Лёша и ободряюще улыбнулся. – Верно, Федька? Мальчуган предпочёл промолчать. Когда они пришли домой к старухе, ему выпало мыть полы в самой большой и пыльной комнате. - Ладом мой, - грозно заявила бабка. – Плохо вымоешь – перемывать заставлю! Федька не спорил. Полы он вымыл на два или три раза, но вредная старуха всё равно осталась недовольна. Не слушая её ворчание, Федька выбежал прочь и помчался назад, к Серому дому. Уже вечерело, и на город опускались сумерки, когда он остановился у стены и вновь почувствовал ладонями шершавый кирпич… 2 1970-е - Дай мне напиться железнодоро-ожной воды! – не то пропел, не то проорал сидящий за решёткой напротив лохматый субъект в унизанных феньками руках. Его такие же волосатые друзья громко рассмеялись, кто-то одобрительно засвистел. - А ну заткнулись, - гаркнул дежурный мент и для значимости ударил ребром ладони по столу. – Позор на теле Советской Родины, мля! - Совок, ты, поганый, - смеясь, ответил певец. – Жлоб. Серость. Мент поднялся и, под испуганным взглядом младшего товарища, пару раз сунул кулаком в зазор между прутьями решётки. Певец ловко уклонился и расхохотался менту в лицо. - Дубинкой бы тебя по почкам, - с ненавистью процедил мент. – Да много больно, разбежитесь ещё как тараканы, когда открывать начну. - Слыхали, пиплы, какой у нас начальник грозный?! – крикнул певец и остальные одобрительно загудели. - Попадёшься ты мне ещё, выродок, - пообещал мент. – Вот тогда поговорим. Фёдор только вздохнул. За этими бессмысленными перебранками он наблюдал уже четвёртый час. Именно столько времени прошло с тех пор, как его поймали на улице два человека в штатском и увели в участок за безделье. В свои двадцать восемь Фёдор всё ещё нигде не учился и нигде не работал. В участке было многолюдно, однако всё это обилие народу являлось отловленными на местном Стрите хиппанами. Как понял Фёдор, они протестовали против войны во Вьетнаме, но советская милиция не оценила их энтузиазма. - Ну а ты, раздолбай, чё на работу не устроишься? – обратился мент к Фёдору, видимо устав препираться с хиппами. – Или тоже, вон как этим, идеология не позволяет? - Я работаю, - ответил Фёдор, глядя в холодные стального цвета глаза мента. - Да? – удивился мент. – А я тогда чего делаю? - Не знаю, - сказал Фёдор. – Но я работаю. - И где же ты работаешь? – поинтересовался мент, не прекращая буравить Фёдора взглядом. - Я город держу, - гордо ответил тот. Волосатики за решёткой одобрительно загоготали. «Во даёшь, чувак!» - выкрикнул ктото. Мент, не обращая на них внимания, испытующе сверлил Фёдора взглядом, пытаясь понять, издевается тот или говорит серьёзно. Наконец, придя к какому-то выводу, он устало произнёс: - В дурку тебе надо, а не к нам. Всем вам в дурку надо. Больная страна, больные люди. Вылечить бы, да как… - и, сокрушённо опустившись на стул, принялся жадно пить воду из стоящего на столе графина. - Дай мне напиться железнодоро-о… - вновь заорал певец и мент, резко метнувшись с места, в сердцах плеснул в него водой. Хиппы вновь заржали и в этот момент дверь отворилась, и вошёл представительный мужчина лет тридцати на вид, в костюме и с портфелем в руке. - Здравствуйте, Алексей Львович, - поприветствовал его мент и собрался встать, но мужчина остановил его движением руки. - Сиди, Андрей, - произнёс он. – Не утруждайся. Потом посмотрел на диковатых хиппанов за решёткой. - Буянят? – спросил он почти сочувственно. - Буянят, - подтвердил мент. - Ничего, - сказал мужчина. – Это поправимо. Тут он заметил Фёдора и всплеснул руками: - Ну, надо же! Кого я вижу! Федька, ты то, как здесь очутился? Неужто с этими наркоманами связался? - Статья о тунеядстве, - сказал мент. – Безработный он. - Я работаю, - вмешался Фёдор. – Я город держу. - Ты лучше язык за зубами держи, - рявкнул мент. - Спокойно, Андрей, - осадил его Алексей Львович. – Вот что. Выпускай этого товарища немедля. Мент вынужден был подчиниться. Не говоря ни слова, а, только неприязненно поглядывая на Фёдора, он отпер дверь и выпустил его. - А ты, друг мой ситный, иди-ка, садись ко мне в машину и дожидайся там. Вернусь – будем думать, куда тебя определить. Фёдор кивнул и пошёл куда велено. В дверях он столкнулся с крупногабаритным молодцем в форме. Кое-как протиснувшись, он, наконец, вышел на улицу. Следом за первым здоровяком спешили остальные. Ни в какую машину он, конечно, не сел, а торопливо зашагал по тротуару в сторону ставшего давно родным серого здания… 3 1990-е В закрытое окошко ларька постучали, требовательно и властно. Фёдор, уже подсчитавший наличку и собравшийся было уходить, насторожился. Интуиция и здравый смысл вовсю вопили, что в такое время потенциальные покупатели по улицам ходить боятся. Открывать Фёдор не торопился, но когда ударили снова, на этот раз с силой и явным намерением выбить ставни, втянул голову в плечи и просипел: - Кто? - Конь в пальто, мля! – ответили снаружи мерзким голосом. – Крыша твоя, мля! Открывай, твою мать! - Какая крыша? – не понял Фёдор. - Да ты, я смотрю, совсем фишку не рубишь, - раздалось снаружи. – Или чё, башню сорвало от страха? Открыл, я те говорю! Последовал ещё один удар и Фёдор, вынужден был открыть ставни. На него смотрела бритая под совершеннейший нуль горилла в спортивном костюме «адидас». Об умственных способностях гориллы весьма нелестно отзывались чёрные солнцезащитные очки, которые она нацепила на себя в одиннадцать вечера. - Дверь, говорю, открывай! – заорала горилла и сунула в окошко пудовый кулак. – Дверь, а не ставни, мля! Фёдор торопливо распахнул дверь, и в ларьке моментально стало тесно, потому что внутрь тотчас проникли ещё две таких обезьяны. Обе шумно выдыхали воздух и сквернословили, одна сгребла Фёдора за грудки. - Бабки давай, - отчётливо выдохнула она пополам с перегаром. - Какие бабки? – удивился Фёдор, разглядывая жёлтые, давно не чищенные зубы обезьяны. - Мля, чё ж ты такой не понятливый-то, - сокрушённо произнесла горилла. – Ну мани, капусту, бабло, деревянные… - и заметив непонимание в глазах Фёдора добавила: Деньги. Фёдор сунул руку в карман штанов и вытащил пачку купюр, перетянутых резинкой. Это была дневная выручка. Горилла довольно осклабилась, спрятала пачку и поставила Фёдора на пол. - Порядок, патрон, - пробасила та, что всё ещё стояла у окошка. - А чего так долго, Жорик? – послышался откуда-то снаружи знакомый голос. - Да дебил какой-то попался, - ответила горилла. - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался патрон. – Покажи мне этого твоего дебила. Фёдора выволокли и представили под светлы очи сидящего в салоне джипа респектабельного мужчины в малиновом пиджаке. В правой руке у мужчины была зажата сигара, левая же лежала на колене сидящей рядом мясистой крашеной блондинки. Патрон подслеповато прищурился и брови его удивлённо поползли вверх. - Федя? Ты что ли? Да, верно говорят, Земля круглая. Эх, Федя-Федя, что ж ты тогда меня не дождался-то? Сейчас бы по ларькам не работал. - Это я подрабатываю, - сказал Фёдор. – А настоящая работа у меня другая. - И что это за работа? – заинтересовался Алексей Львович (а это был именно он). - Я город держу, - так же гордо, как и десять, и двадцать лет назад, ответил Фёдор. - Ну да, ну да, - усмехнулся патрон и обратился к своим гориллам: - Видали? Человек город держит, а вы район удержать не можете. Гориллы насторожились. - Шутка юмора, - смилостивился Алексей Львович. – Не напрягайтесь так. Ладно, поехали, что ли. Да и на будущее, Федя, если кто наезжать будет – говори что я тебя крышую. Сразу отвалят. Усёк? - Усёк, - ответил Фёдор. - Ну и ладненько, - удовлетворённо кивнул патрон и джип рванул прочь. Фёдор ещё немного посидел, осмысливая произошедшее, потом поднялся, закрыл ларёк и пошёл по знакомому за два десятилетия маршруту. Серый дом уже ждал его… 4 2010-е - Ну что, Саша, всё ли готово? – поинтересовался старик-мэр у своего первейшего помощника и заместителя. Он заранее знал ответ, потому что в его городе просто не могло быть что-то не готово, его город был всегда безупречен и в безупречности этой не было места изъянам. - Всё, Алексей Львович, - кивнул зам. – Всё как положено – дороги отремонтированы, знаки установлены, фонари горят, разметка свежая, дворы убраны, дома благоустроены, всё по высшему разряду. - Замечательно, - улыбнулся мэр. – Я знал, что ты меня не подведёшь, Саша. Ну, раз к приезду президента мы готовы, можно, я думаю, и отдохнуть немного. Поехали в ресторан, что ли, жену с собой возьми, развеемся… - Один момент, Алексей Львович, - остановил мэра зам. – Есть одно ма-аленькое недоразумение, которое может испортить весь приём. - Что такое? – спросил мэр недовольно. - Да этот старый дурак, - со вздохом произнёс Саша. – Старый дурак, который каждый день по шесть часов стоит, подперев стену дома. Попадётся на глаза – проблем не оберёмся. Объясняй потом кто, что, зачем, да как. - Да-а, - протянул мэр, потирая подбородок. – О Фёдоре Ивановиче я и не подумал. Ну, молодец, Санёк, что заметил. Оперативно работаешь. Он немного помолчал, разглядывая с балкона укрытую красным покрывалом статую, посреди площади. Заместитель терпеливо ждал. - Вот что, - произнёс, наконец, мэр. – Я к нему сам съезжу. Мы с ним старые, гм, знакомые. Скажу, чтоб не высовывался, он меня послушается. Должен послушаться. - Вам виднее, Алексей Львович, - пожал плечами зам. – Но я бы всё-таки ребят отправил. - Не надо ребят. Саша, - мягко, но настойчиво отказался мэр. – Ценю твою заботу, но я уж сам как-нибудь. Он собрался уже покинуть балкон, но в дверях остановился и протянул, задумчиво: - Хотя пару человек взять с собой не повредит… *** - Федя, ну послушай ты меня, чёрт тебя дери, - объяснял Алексей Львович сидящему перед ним Фёдору. Мэр был старше его, но выглядел намного моложе, чем тот согбенный, морщинистый старик, что сидел напротив него. – Схоронись ты на денёк и не высовывайся! Что, сложно тебе что ли? - Сложно-то не сложно, - прошамкал Фёдор беззубым ртом. – Да токмо как-же город-то? Ить не выстоит поди, рухнет всё. - Выстоит, Федя, выстоит, - убеждал его мэр, понимая, что объяснять Фёдору всю безумность его идей бессмысленно. – Ничего за денёк не случится. Ты только не выходи из дому, а? - Да, пожалуй за день-то ничего и не сделается, - поразмыслив, заключил старик. – Да ведь не могу я, Алексей Львович, никак не могу. Тянет меня к серому дому, тянет неведома сила. - А давай мы тебя в подвал запрём, Федя, а? Давай в подвал? – спросил мэр, озарённый идеей. – Замкнём на день, а потом выпустим. Как тебе? - В подвал? - с сомнением переспросил старик. – Ну, а что ж? Можно и в подвал. Ладно, запирайте. Токмо на денёк не боле. А то как-же он, город-то, без меня. - На денёк, Федя, на денёк, - пообещал Алексей Львович, радуясь, как легко всё разрешилось. – На денёк и выпустим. Поехали… *** - Что-то не нравится мне всё это, - пробормотал заместитель, указывая на тёмное небо. – Гляньте, Алексей Львович, какая буря на нас идёт. - Буря, Саша, - ответил мэр, смеясь. – Нас уже миновала. Уехал президент и доволен остался. А это разве буря по сравнению с ним? Тьфу. - И земля как-то странно подрагивает, - произнёс зам, поразмыслив. – Чувствуете? Словно толчки подземные. - Да ничего я не чувствую, - отмахнулся мэр. – Мерещится тебе, Саша. Ты ещё скажи, что город наш вот-вот рухнет. И обмер. - Что с вами, Алексей Львович? – встревожено спросил зам, увидев смертельную бледность на лице мэра. - Федю, - пролепетал тот. – Федю отпереть забыли… Я ему пообещал день, а уже целая неделя прошла… Зам, благо был человек опытный и много чего видавший, всё понял без слов. Тотчас подали машину. Когда чёрный джип остановился у особняка мэра, земля под ногами и правда начала уже заметно подрагивать. Зам начал говорить что-то о непредвиденном землетрясении, а мэр уже пулей бежал ко входу в подвал. Спустившись вниз, на несколько метров, он как вкопанный остановился у массивной стальной двери увешанной замками и цепями. - Идиоты! - взвыл он, проклиная тех, кто запирал старика. – Да куда бы он делся-то, зачем замков столько?! Подошёл зам и, не говоря не слова, принялся отмыкать замки. Минут пять, пока он делал это нехитрое дело, мэр места себе не находил, а когда упал последний замок, рывком отворил дверь и с поразительной для своего возраста скоростью, ворвался в подвал. Фёдор, уже холодный и начинающий пахнуть, лежал в дальнем углу, свернувшись калачиком. Глаза его были прикрыты, рот приоткрыт, а ноги он крепко обнял руками. Мэр застыл, в немом ужасе глядя на труп. - Мда, нехорошо получилось, - заметил зам. – Мне распорядиться, чтоб ребята за трупом приехали? - Саша, твою мать! – взорвался вдруг мэр. – Ты что не понимаешь, что случилось?! Мы человека убили, слышишь?! Человека! - Полоумного, - хладнокровно заметил зам. – И, между прочим… - Человека! – оборвал его мэр. – Да я ведь его с детства знал! Я ж его выручал всегда! Опекал его! А на старости лет не уберёг… Зам открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут сильно тряхнуло и их ушей достиг грохот зарождающегося где-то под городом землятресения. - Уходить нужно, Алексей Львович, - заявил зам. Сейчас он уже не выглядел таким спокойным. – Немедленно. - Поздно, Саша, - упавшим голосом произнёс мэр. – Поздно. Не сберегли мы его, а значит теперь и он нас не убережёт… А потом потолок рухнул и погрёб под собой Алексея Львовича, его заместителя Сашу и труп Фёдора, человека который держал город…